Kitabı oku: «Дитя цветов», sayfa 6

– Нет, вы не несерьёзный, вы – сумасшедший. Вы не понимаете, что ваше поведение абсурдно.

– Док, весь наш мир абсурден.

– Если вы не согласитесь сотрудничать, я буду вынужден пойти другим путём, просто ограничив вашу свободу насильно.

– Вы этого не сделаете.

– Да с чего вы взяли? Вы действительно, словно ребёнок!

– Знаете, – проговорил Михаил, немного улыбнувшись, – ведь это является комплиментом. – Только ребёнок может знать, ощущать суть вещей.

– Так, – твёрдо обрубил врач. – Ступайте-ка в палату. Мой рабочий день заканчивается. Поговорим с вами завтра.

Михаил попрощался и послушно вышел из кабинета. Перед тем он взял ручку из кабинета врача.

На следующий день, они встретились на том же месте вновь. После недолгого разговора по неизвестным причинам Николай всё же дал своё согласие на освобождение Михаила от обследований и медицинского надзора при условии, что тот откажется от своей затеи именно в том исполнении – некрасивая смерть. Сам Николай озвучил в последней беседе желание уйти на пенсию, на что Михаил ответил одобряюще, сказав ему, что тот наконец сможет задуматься о вечном.

На, мягко говоря, странный поступок Николая, почему-то никто не обратил особого внимания.

Михаил же оставил для него записку содержащее следующее:

«Вы говорили, что я веду себя, словно ребёнок, и тогда я ответил, что это великий комплимент. Если вы всё же читаете мою записку, то я постараюсь здесь объяснить вам, что подразумевал тогда.

Знаете, Пикассо потратил полжизни на то чтобы научиться рисовать как ребёнок, может это что-то скажет вам. Только ребёнок наделён правильным восприятием, способным ощущать суть вещей. Ребёнок прекрасно понимает, вернее, ощущает шедевры Пушкина и всех иных хороших поэтов и писателей. Но вот какая вещь происходит в нашем мире: на уроках литературы часто дают задания, суть которых – понять и пересказать то, что автор вложил в произведение. Это ужасно деструктивные упражнения. Чтобы передать то, что вложено было гениальным автором в своё творение, нужно переписать его от начала и до конца. Ученику предоставляется задача вычислить мораль книги, то есть, – перелить море в стакан. Именно это и убивает смысл прочитанного, убивает душу произведения и делает из бесконечного детского разума, оперирующего чувствами, обыкновенный канцелярский рассудок, который будет способен, по итогу, только к шаблонной деятельности и решению задач по типу: «Завод в этом месяце выпустил столько – то, надо всё распределить, подсчитать и далее. Понимаете, когда мирское болото начинает убивать душу, индивидуальность и радость целостности с прекрасным и бесконечным? Это скоро всех вас и уничтожит.

Музыка, великая музыка – невербальный язык. А вербальная речь, рассудок не могут вместить в себя и охватить то что есть сама суть. Разум, поэзия, чувства – они могут познать или хотя бы на мгновение прикоснутся к нематериальной эфирной субстанции, являющейся самым центром всего, основанием и фундаментом мироздания. Я говорю о разуме как о высшей форме мыслительной деятельности, схватывающей единство двух полюсов, двух противодействующих сил, крайностей, которые рассудок разводит в стороны. Именно разум отличает нас от животных, ведь и животное можно научить решать задачки, выдрессировав перед тем. Человек привыкает жить логикой материальной плоской – ребёнок же, пока разум и душа его не развращены, способен ощущать мир именно на уровне чувств, которые гармонично сопрягаются с невербальным, бесконечным и светлым. Почему я часто говорил о классической музыке? Она – это то, что способно открыть дверь на свободу, где есть только бесконечный золотой океан.

Люди сами по-закрывались в своих мрачных комнатушках, теперь дрожат, боятся, страдают. А многие перестроили восприятие, как вы мне советовали в тот день, когда я оказался в вашем кабинете впервые, перестроили его, закрыв глаза на свои страдания. В этих комнатушках, они стали такими же, как и запачканные в чёрном мазуте стены их темниц. Выйдя на свет, говорю сейчас о том, что стоит выше искусства, они будут либо пустыми куклами, не смеющими пошевелится, либо будут стараться уйти от света, потому, что тот их разрушает, может, даже заставляет страдать и плакать.

Я, конечно, понимаю, как для вас звучат мои слова. Не знаю, стали ли вы читать мою записку, созданную из обрывков того громадного, что не было озвучено. Эти обрывки – слова, которые уже не могут остаться немыми. Я всегда пытался задерживать их, но некоторые просто так и рвутся из меня. Следствие моего долгого молчания – всё сказанное мной кажется вам кривым, жалким и пустым. Раз уж вы прочли мою записку, может, когда-то вы меня сможете понять, вместо того, чтобы обвинять в сумасшествии».

На этом записка обрывается.

Михаил послушался последнего совета врача и, когда вернулся к себе в квартиру, снял с люстры петлю. Некрасивым показалось ему это зрелище при входе в комнату.

В последние мгновения своей жизни он был свободен, как никогда, преданный в объятия воздуха.

Николай останется с мыслями о том, что только сумасшедший может покончить с жизнью из-за своих иллюзий и будет совершенно прав в своём умозаключении.