Неверный друг и вечно милый! Зарю моих счастливых дней И слезы радости, и клятвы легкокрилы — Всё время унесло с любовию твоей! И всё погибло невозвратно, Как сладкая мечта, как утром сон приятной Но всё любовью здесь исполнено моей И клятвы страшные твои напоминает. Их помнят и леса, их помнит и ручей, И эхо томное их часто повторяет. Взгляни: здесь в первый раз я встретился с тобой, Ты здесь, подобная лилее белоснежной, Взлелеянной в садах Авророй и весной, Под сенью безмятежной, Цвела невинностью близ матери твоей. Вот здесь я в первый раз вкусил надежды сладость; Здесь жертвы приносил у мирных алтарей. Когда твою грозила младость Болезнь жестокая во цвете погубить, Здесь клялся, милый друг, тебя не пережить! Но с новой прелестью ты к жизни воскресала И в первый раз – люблю, краснеяся, сказала (Тому сей дикий бор немой свидетель был). Твоя рука в моей то млела, то пылала, И первый поцелуй с душою душу слил. Там взор потупленный назначил мне свиданье В зеленом сумраке развесистых древес, Где льется в воздухе сирен благоуханье И облако цветов скрывает свод небес; Там ночь ненастная спустила покрывало, И страшно загремел над нами ярый гром; Всё небо в пламени зарделося кругом, И в роще сумрачной сверкало. Напрасно! ты была в объятиях моих, И к новым радостям ты воскресала в них! О пламенный восторг! О страсти упоенье! О сладострастие… себя всего забвенье! С ее любовию утраченны навек! Вы будете всегда изменнице упрек. Воспоминанье ваше, От времени еще прелестнее и краше, Ее преступное блаженство помрачит И сердцу за меня коварному отметит Неизлечимою, жестокою тоскою. Так! всюду образ мой увидишь пред собою, Не в виде прежнего любовника в цепях, Который с нежностью сквозь слезы упрекает И жребий с трепетом читает В твоих потупленных очах. Нет, в лютой ревности карая преступленье, Явлюсь, как бледное в полуночь привиденье, И всюду следовать я буду за тобой: В безмолвии лесов, в полях уединенных, В веселых пиршествах, тобой одушевленных, Где юность пылкая и взор считает твой. В глазах соперника, на ложе Гименея — Ты будешь с ужасом о клятвах вспоминать; При имени моем бледнея, Невольно трепетать. Когда ж безвременно, с полей кровавой битвы, К Коциту позовет меня судьбины глас, Скажу: «Будь счастлива» в последний жизни час, И тщетны будут все любовника молитвы!
Привидение Из Парни
Посмотрите! в двадцать лет Бледность щеки покрывает; С утром вянет жизни цвет; Парка дни мои считает И отсрочки не дает. Что же медлить! Ведь Зевеса Плач и стон не укротит. Смерти мрачной занавеса Упадет – и я забыт! Я забыт… но из могилы, Если можно воскресать, Я не стану, друг мой милый, Как мертвец тебя пугать. В час полуночных явлений Я не стану в виде тени, То внезапу, то тишком, С воплем в твой являться дом. Нет, по смерти невидимкой Буду вкруг тебя летать; На груди твоей под дымкой Тайны прелести лобзать; Стану всюду развевать Легким уст прикосновеньем, Как зефира дуновеньем, От каштановых волос Тонкий запах свежих роз. Если лилия листами Ко груди твоей прильнет, Если яркими лучами В камельке огонь блеснет, Если пламень потаенный По ланитам пробежал, Если пояс сокровенный Развязался и упал, — Улыбнися, друг бесценный, Это я! – Когда же ты, Сном закрыв прелестны очи, Обнажишь во мраке ночи Роз и лилий красоты, Я вздохну… и глас мой томный, Арфы голосу подобный, Тихо в воздухе умрет. Если ж легкими крилами Сон глаза твои сомкнет, Я невидимо с мечтами Стану плавать над тобой. Сон твой, Хлоя, будет долог… Но когда блеснет сквозь полог Луч денницы золотой, Ты проснешься… о блаженство! Я увижу совершенство… Тайны прелести красот, Где сам пламенный Эрот Оттенил рукой своею Розой девственну лилею. Всё опять в моих глазах! Все покровы исчезают; Час блаженнейший!.. Но ах! Мертвые не воскресают.
Тибуллова элегия III Из III книги
Напрасно осыпал я жертвенник цветами, Напрасно фимиам курил пред алтарями; Напрасно: Делии еще с Тибуллом нет. Бессмертны! слышали вы скромный мой обет! Молил ли вас когда о почестях и злате? Желал ли обитать во мраморной палате? К чему мне пажитей обширная земля, Златыми класами венчанные поля И стадо кобылиц, рабами охранение? О бедности молил, с тобою разделенной! Молил, чтоб смерть меня застала – при тебе, Хоть нища, но с тобой!.. К чему желать себе Богатства Азии или волов дебелых? Ужели более мы дней сочтем веселых В садах и в храминах, где дивный ряд столбов Иссечен хитростью наемных пришлецов; Где все один порфир Тенера и Кариста, Помосты мраморны и урны злата чиста; Луга пространные, где силою трудов Легла священна тень от кедровых лесов? К чему эритрские жемчужины бесценны И руны Тирские, багрянцем напоенны? В богатстве ль счастие? В нем призрак, тщетный вид! Мудрец от Лар своих за златом не бежит; Колен пред случаем вовек не преклоняет И в хижине своей с фортуной обитает! И бедность, Делия, мне радостна с тобой! Тот кров соломенный, Тибуллу золотой, Под коим, сопряжен любовию с тобою, Стократ благословен!.. Но если предо мною Бессмертные весов судьбы не преклонят — Утешит ли тогда сей Рим, сей пышный град? Ах! нет! – и золото блестящего Пактола, И громкий славы шум, и самый блеск престола Без Делии – ничто, а с ней и куща – храм, Безвестность, нищета завидны небесам! О дочь Сатурнова! услышь мое моленье! И ты, любови мать! Когда же Парк сужденье, Когда суровых сестр противно вретено И Делией владеть Тибуллу не дано, Пускай теперь сойду во области Плутона, Где блата топкие и воды Ахерона Широкой цепию вкруг ада облежат, Где беспробудным сном печальны тени спят.
Мой гений
О, память сердца! ты сильней Рассудка памяти печальной И часто сладостью своей Меня в стране пленяешь дальней. Я помню голос милых слов, Я помню очи голубые, Я помню локоны златые Небрежно вьющихся власов. Моей пастушки несравненной Я помню весь наряд простой, И образ милой, незабвенной Повсюду странствует со мной. Хранитель гений мой – любовью В утеху дан разлуке он: Засну ль? приникнет к изголовью И усладит печальный сон.