Kitabı oku: «Моше и его тень. Пьесы для чтения», sayfa 5
Один вопит: «Эй, чудо сотвори!»
«Спаси себя, ты, царь! – кричит другой,
Кривя усмешку. – Призови отца
Себе на помощь, ежели не хочешь,
Чтоб плоть твою сглодало вороньё!»
А третий воет: «Возопи к отцу
И сообщи ему, что сын повержен
И попран – на посмешище врагам!»
(Поёт)
Насмешки – колко, мелко
Стучатся в грудь: «Впусти!»
Звучит, звучит сопелка —
Из цаплиной кости, —
Той, сумасшедшей цапли,
Испившей яд луны.
И звуков злые капли
Вольны, больны, сильны.
Присутствующие подхватывают:
Вольны, больны, сильны…
На сцене, друг за другом, появляются танцующие Лазарь, Иуда, Три легионера, повторяющие слова Первого Музыканта и исчезающих вместе с ним за занавесом:
Вольны, больны, сильны…
Холодный лунный свет вновь медленно уходит, освещая сцену привычным дневным светом. Постепенно зрители видят сидящего и кидающего кости Иешуа.
Пауза.
7.
На сцене появляются Мария, а вслед за ней Иаков.
Мария: Ты слышал?.. Слышал?.. Опять эта музыка и эти музыканты!
Иаков: Тебе это послышалось, мама.
Мария: Они играют свою музыку с тех пор, как Иешуа стал видеть те ужасные сны… С тех самых пор.
Иаков: Говорю же тебе, что они тебе привиделись!
Мария: Если бы ты знал, какие нехорошие предчувствия скребут у меня под сердцем, то не говорил бы так. (Иешуа) Ты тоже ничего не слышал?
Иешуа (бросая кости): Нет, мама.
Мария: Это похоже на вой плакальщиц, которые провожают в последний путь покойника.
Иешуа: Мама…
Мария: Молчу. Молчу. Молчу. (Вслед за Иаковом, медленно опускается на скамейку).
Иешуа, швыряет кости.
Иаков: Шесть и три.
Иешуа бросает.
Иаков: Три и одна.
Иешуа: Не слепой. (Швыряет).
Иаков: Две четверки.
Иешуа: Да перестань же, наконец!
Мария: Иаков!
Иаков: Я ничего не делал!
Иешуа: Ничего, кроме того, что мешаешь мне сегодня с утра, как будто в доме мало работы!
Мария: Мальчики, мальчики. Не ссорьтесь.
Иаков: Никто и не ссорится.
Мария: Как будто я не слышу… (Прислушиваясь). Постойте-ка… Мне кажется, что кто-то к нам стучит.
Иаков: Тебе опять мерещится, мама.
8.
На пороге появляются два соседа – Первый и Второй.
Первый сосед: Мир дому вашему.
Второй сосед: Мир дому вашему.
Мария: Так вот кто это стучал!.. (Иакову). А ты говоришь «померещилось»… (Соседям). Садитесь, садитесь, где хотите.
Соседи присаживаются.
Второй сосед: Вы слышали уже?
Мария: О чем?
Первый сосед: О постоялом дворе…
Второй: О том, который у поворота на иерихонскую дорогу.
Первый: Римские солдаты…
Второй сосед: Сожгли его вчера под утро.
Первый: Вот именно. Сожгли и всех убили.
Второй: Почти тридцать человек, не считая верблюдов, овец и ослов.
Мария: Господи, за что?
Первый сосед: Как говорят, в отместку за убийство какого-то солдата.
Второй сосед: Или за то, что кто-то ограбил их транспорт с провиантом… Кто нынче разберет?
Мария: Вот напасть-то какая… Неужто тридцать?
Первый сосед: И не говори, соседушка. Говорят, что они так кричали, когда их резали, что слышно было даже в Шхеме.
Второй сосед: Этого, конечно, не может быть, но так говорят.
Первый сосед: А еще я слышал, что им всем выпустили кишки и заставили душить ими друг друга… Можете себе представить?.. Самым счастливым оказался тот, кто был последним, потому что его просто убили мечом.
Второй сосед: Говорят, кто-то уже и пословицу такую придумал – «Кричать как в Шхеме», хоть это, конечно, не смешно.
Мария: Какой кошмар! (Иакову). Иди и помоги отцу.
Иаков: Ну, мама.
Мария: Я кому сказала?.. И не забудь закрыть загон.
Недовольный Иаков, ворча, уходит.
(Повернувшись к Иешуа). Ты слышал?
Иешуа (швыряя на стол кости): Да, мама.
Мария: И все равно пойдешь.
Иешуа: Мама…
Мария (соседям): Видите, какой? Упрямый, как наш осел. Весь в отца.
Второй сосед: Если говорить серьезно, то я бы, например, еще сто раз подумал, прежде чем отправиться в Иерусалим, да еще в такое тревожное время… Зачем напрасно рисковать?.. Конечно, Всемогущему лучше знать, что нам надо делать, но ведь и тебе голова на плечах дана не просто так.
Первый сосед: Подумай хотя бы о разбойниках, которые не боятся даже римлян. Хорошо, если они хотя бы не убьют, но уж обчистить обчистят за милую душу.
Второй сосед: А римские патрули на каждом шагу?.. Они не станут разбираться, кто прав, кто виноват, а враз поднимут на копья!
Первый сосед: Говорят, перед Иерусалимом поставили военные посты и проверяют всех подряд.
Второй сосед: А демоны, от которых нет спасения?.. Да, стоит тебе чуть отойти от дороги, как они сбивают тебя с ног и перекусывают горло, как это было в прошлом году со вдовцом из соседней деревни.
Первый сосед: А бесы, которые живут в расщелинах скал и заводят путников в пустыню?.. Ей-богу, уж лучше сидеть дома, где тебя никто не обидит.
Мария (Иешуа): Слышал?
Иешуа (бросая кости): Да, мама.
Второй сосед: Одним словом, надо сто раз подумать прежде, чем отправляться в такое рискованное путешествие…
Первый сосед: А еще того лучше, никуда не ходить совсем… Ты ведь не думаешь, что для того чтобы поговорить со Всемогущим, тебе обязательно надо тащиться в Иерусалим, как будто Всемогущий не может поговорить с тобой там, где только пожелает?.. Или ты думаешь, это трудно для того, кто может за пару минут поменять местами Синай и Хорив?
Мария: Я уже говорила ему все это, да только разве он послушает родную мать?
Иешуа: Мама!..
Мария: Молчу. Молчу. Молчу.
Иешуа швыряет кости.
Первый сосед: И вот еще что, сынок. Если вдруг так случиться, что Всемогущий все-таки откроет для тебя свои уши, то постарайся не забыть тогда и про нас.
Второй сосед: Мы ведь все-таки соседи. Верно?
Первый сосед: Вот именно… Скажи Всемогущему, пускай заставит этих чертовых торговцев снизить цену на горох и просо, да заодно уж и на рис… Немыслимо иметь такие цены и не умереть с голоду!
Второй сосед: Да и на гречу тоже бы не помешало.
Первый сосед: И на гречу тоже… И пусть не возят к нам шерсть с побережья. Ее у нас у самих столько, что не продашь и за год.
Второй сосед: А вот с мукой, наоборот, неважно. Тем более что римляне съедают столько, что ой, ой, ой!
Первый сосед: Конечно. Скажи Ему, сынок, и насчет муки тоже.
Второй сосед: И масла.
Первый сосед: И масла… И пускай понизят, не медля, цены на мясное. А то все это просто какое-то разорение!
Второй сосед: Сплошной разбой, ей-богу.
Первый сосед: Если не хуже
Второй сосед: И кстати, не забудь еще про соль.
Первый сосед: Про соль и перец… Куда, скажи, без них?.. Но цены, цены, ой, ей, ей!
Второй сосед: И про налоги!.. Чуть не забыл!.. Пускай скостит налог на императора, на печь, на скот, на душу!
Первый сосед: На дым, на воду, землю, и торговлю, – на все, что превращает жизнь в проклятье и при этом еще норовит отобрать последнее… (Иешуа). Запомнишь?
Иешуа: Постараюсь.
Первый сосед: Уж сделай такую милость, сосед… Быть может, это шанс, который выпал и больше не случится никогда. (Соседу). Ну, что, пойдем?
Второй сосед: (поднимаясь вслед за Первым). Пойдем, пожалуй.
Первый сосед: Прощай, хозяйка. (Иешуа). Иешуа, прощай. И будь там поосторожней.
Иешуа: Прощайте.
Второй сосед (Иешуа): Не забывай. И если Всемогущий вдруг пожелает ответить на твою молитву, то вспомни сразу нас.
Мария (поднимаясь): Пойду вас провожу.
Второй сосед: Право же, не стоит.
Мария: Пойдемте.
9.
Соседи и Мария уходят. На сцене остается Иешуа, бросающий кости. Долгая пауза. Слышен только стук костей. Наконец, появляется Мария.
Мария (опускаясь на скамью). И так сегодня целый день. Одни приходят, другие уходят. Ничего не успеваю сделать.
Иешуа: Зачем ты их пригласила, мама?
Мария: Да что ты, сынок?.. Даже и не думала… Они просто проходили мимо и зашли, что называется, на огонек.
Иешуа: Мама.
Мария: Ну, хорошо, хорошо… Я их пригласила, чтобы они отговорили тебя от этой глупой затеи… Теперь ты доволен?
Иешуа: Ты ведь знаешь, что я иду туда совсем не по своей воле.
Мария: Ты же не думаешь, что мне будет легче, если тебя распнут не за какую-нибудь ерунду, а за то, что ты слушаешь во сне небесные голоса?
Иешуа: Нет, мама. Я так не думаю.
Мария (негромко): Знаешь, иногда мне кажется, что чем ближе Всемогущий к какому-нибудь человеку, тем больше этого человека ненавидят окружающие. (Помедлив). Вот почему иногда мне кажется, чтобы было бы лучше, если бы Он совсем нас покинул.
Иешуа: Мама!..
Мария: Молчу. Молчу. Молчу. (Смолкает).
Небольшая пауза.
А помнишь, как однажды, когда тебе еще не было и трех, мимо проходил римский патруль и ты выбежал за ними, а когда я догнала тебя и потащила домой, то ты стал рыдать и вырываться, как будто у тебя отняли любимую игрушку?
Иешуа: Да, мама.
Мария: А один из патрульных достал из мешка лепешку с медом, отломил кусок и дал его тебе. А твой отец закричал из окна, что это нечистое, но, слава Богу, солдаты уже ушли и не видели, как их лепешка полетела в грязь.
Иешуа (швыряя кости): Да, мама, я помню.
Мария: А помнишь, как ты отнял у соседского Шломо новые сандалии и пустил их плавать в море, так что они скоро уплыли и никто их больше не видел… Сосед чуть с ума ни сошел, когда узнал об этом, и полдня просидел, ожидая, когда они приплывут назад… Пришлось нам раскошеливаться на новые сандалии. А тебе тогда только исполнилось четыре годика.
Иешуа: Да, мама. Конечно, я помню.
Мария: А как ты спрятался в бочку и чуть не захлебнулся? (Смеется). И куда только все это уходит?.. Твой смех, твой плач, твои игрушки?.. Как будто кто-то огромный прячется днем в море, а ночью выходит и поедает все вокруг, – и любовь, и надежду, и нежность, и красоту, а вместо этого дает нам старость, болезни, морщины возле глаз, отдышку, седину и неминуемую смерть.
Небольшая пауза. Иешуа молчит.
(Поднимаясь). Пойду, помогу отцу. А потом хочу починить твой плащ. Он совсем уже потерся.
Иешуа: Да, мама.
Мария идет, останавливается возле занавески и смотрит, как Иешуа бросает кости. Долгая пауза.
Мария (негромко): Иешуа…
Иешуа (не отрываясь от игры): Что?
Мария: Ничего. (Уходит).
10.
Небольшая пауза. Из сгустившейся по углам темноты появляется Сатан.
Сатан: Какие славные у тебя соседи, Иешуа. Нет, просто чудо, а не соседи…Тебе не кажется, что весь Израиль охотно бы подписался под всем, что они тут наговорили?
Иешуа (швыряя кости): Сгинь, демон.
Сатан: Ты сердишься?.. Напрасно… Тем более что я ведь намекал тебе, что не все в мире обстоит так просто, как кажется.
Иешуа: А что бы ты делал на моем месте, демон?
Сатан: Скажу тебе со всей откровенностью, праведник, – ничего…
Иешуа: Прекрасное решение.
Сатан: Вот именно… А знаешь, почему?.. Да потому, что Небеса прекрасно знают все и без нашей с тобой помощи. И все, чего они ждут от тебя сегодня, это чтобы ты со смирением принял от них все то, что они тебе пошлют, а не привередничал бы, как привередничал этот старый дурень по имени Лазарь, от которого только и требовалось – сидеть и ждать, когда его позовут, а не скандалить на все Царствие Небесное, словно последняя пьянчужка!
Иешуа: О чем ты, демон?.. Я не понимаю.
Сатан: Сейчас поймешь… (Обернувшись и повышая голос). Эй, актеры!.. Начинайте, начинайте!.. Рассказ про Лазаря с моралью и поучением, которую легко поймет и простофиля. (Уводя Иешуа со сцены). Пойдем, чтоб не мешать.
11.
Привычный дневной свет быстро отступает, позволяя окутать сцену мертвым лунным светом. В то время как Иешуа и Сатан исчезают, на сцене появляется Христос в маске, а за ним – Лазарь.
Христос:
Кто – сей, кого пугается толпа?
Нездешний взгляд внушает ужас ей.
Кто – сей? Один, со смертно-бледным ликом?
Кто движется – подобно жеребёнку
Пред стаей хищной?
(Входит актёр в маске Лазаря)
Лазарь:
Он изъял меня
Из власти тлена. Я есмь тот, кто умер.
Но воскрешён. Я – Лазарь.
Христос:
Ты был мёртв.
Теперь, на день четвёртый, воскрешён.
И ты – не будешь насмехаться надо мной.
Лазарь:
Четыре дня мой гроб мне домом был.
Я, смерть приняв, лелеял тишину,
Когда с толпою шумной ты пришёл
И, отвалив пещерный камень,
Извлёк меня на свет.
Христос:
Да, я позвал: «Встань, Лазарь!
Выходи!» И вышел ты,
Объятый тканью и с лицом закрытым.
Лазарь:
Ты отнял смерть. Отдай свою – взамен.
Христос:
Я жизнь даю!
Лазарь:
Но я желаю смерти!
Живым – я был всегда тобой любим,
Когда ж болезнь свела меня в могилу,
Я думал: «Наконец настала тишь!
Забьюсь под камень в серую пещеру!»
Я умер и не видел ничего,
Пока ты не открыл нутро могилы.
«Встань, Лазарь! Выходи!» – ты вымолвил
И тем – меня извлёк на Божий свет.
Так – кроликов из тайных нор мальцы,
Несчастных, вырывают. А теперь,
Когда, под крики злобные, бредёшь
Ты к смерти, я пришёл сюда
И говорю: отдай мне смерть свою!
Христос:
Но смерть я победил. И всем умершим
Воскреснуть суждено.
Лазарь:
Как видно, – правда,
Всё, что я слышал. Думалось: умру,
Когда иссякнут мне отпущенные годы.
Кто в силах был нарушить сей закон?
Теперь – иное дело: яркий свет
Твой разрушает всё уединенье,
Что смерть даёт.
Ты рушишь тишину,
Что так ждала душа моя – навеки.
Христос:
Я исполняю волю Моего
Отца.
Лазарь:
И это значит – не свою.
Я знал свободу лишь четыре дня…
Взбирайся на Голгофу, только взгляд
Отвороти от Лазаря, который
Не может обрести себе могилы,
Хоть обыскал все бездны. Дай дорогу,
Дорогу Лазарю, что должен отправляться
В пустыню, чтоб найти покой среди
Ветров ревущих, одиноких птиц…
(Уходит)
Христос в маске исчезает вслед за Лазарем.
На какое-то время мрак заливает сцену.
12.
Пауза, в продолжение которой из тьмы появляется сидящий за столом и швыряющий кости Иешуа, затем Мария и Иаков.
Иешуа (швырнув кости на стол, сквозь зубы): Каков проныра!.. Что станет, интересно, с миром, в котором все захотят укрыться в смерти, вместо того, чтобы пройти ее насквозь, как проходят утренний туман?
Мария (появляясь на пороге вместе с Иаковом): Ты с кем-то разговаривал сейчас или мне это показалось?
Иешуа: С самим собой, наверное.
Мария: И снова ничего не слышал?
Иешуа (бросая кости): Если ты о тех музыкантах, которые ты слышишь сегодня целый день, то ничего.
Мария: Как это странно…Я слышу их так отчетливо, как будто они играли у меня за спиной.
Иаков: И я тоже.
Мария (понизив голос): А однажды, я даже разобрала какие-то ужасные слова. Как будто это были погребальные причитания плакальщиц, которые кричали и били в бубны, чтобы отогнать злых духов…
Иаков: Ты это уже говорила.
Мария: Да, я помню. (Оборачивается, что-то услышав). Вот, слышите? Слышите? (Прислушивается). Мне кажется, я слышу стук.
Иаков: И я.
Небольшая пауза. Все смотрят на занавес, на пороге которого, наконец, появляется Иаир – Начальник синагоги, старец преклонных лет.
Иаир: Мир дому этому…
Мария: О, господи, как напугали!.. (Со смехом). Господин Иаир… Это вы?
Иаир: Дверь был открыта. Я постучал, но видимо негромко… Надеюсь, я не очень помешал?
Мария: О чем вы говорите, господин Иаир!.. Садитесь… Проходите и садитесь… Мы рады вам, когда б вы ни пришли.
Иаир опускается на скамейку.
Иешуа (швырнув кости): Бьюсь об заклад, что вы случайно проходили мимо… Почему-то сегодня все норовят пройти мимо нашего дома и при этом – совершенно случайно…
Мария: Иешуа!
Иешуа (подражая Марии): Молчу. Молчу. Молчу.
Мария: Не обращайте на него внимания, господин Иаир… Это он у нас так шутит, негодник.
Иаир: Что ж, если шутка уместна, она всегда найдет радушный прием у тех, кто ее понимает. А что касается меня, то я решил зайти, чтобы напоследок кой о чем поговорить с нашим путешественником… Ты ведь едешь завтра, сынок?
Иешуа: Да, господин. С рассветом.
Мария (поднимаясь): Раз вы по делу, то не станем вам мешать.
Иаир: Поверьте, это ненадолго.
Мария: Не спешите, господин Иаир, не спешите… А будет время, то попеняйте моему старшему, чтобы он больше думал о старых родителях, чем о путешествиях туда, где его никто не ждет.
Иешуа: Мама!
Мария: Молчу. Молчу. Молчу… Пойдем, Иаков.
Иаков: Ну, мама!..
Мария: Пойдем, тебе сказали. (Уходит, уводя с собой Иакова.)
Небольшая пауза. Иешуа бросает на стол кости.
Иаир: И кто же выиграл?
Иешуа: Как всегда, господин Иаир. Случай.
Иаир: Это известный ветреник.
Иешуа: А между тем, это всего лишь другое имя Всемогущего, которое Он надевает, чтобы никто не подглядел его секретов.
Иаир: Вот как? (С негромким смехом). Похоже, в последнее время, ты говоришь одними загадками, сынок.
Иешуа: Только тогда, когда хочу спрятать от посторонних глаз свои секреты.
Иаир: Надеюсь, это ко мне не относится… Странно было бы прятать свои секреты от того, у кого когда-то сидел на коленях и дергал за бороду… А кстати, насчет секретов, сынок… Куда ни зайдешь, везде все только и говорят про твой отъезд. Все так встревожились, словно ты едешь не в Иерусалим, а в страну мертвых… Не поможешь, случайно, отгадать эту загадку?
Иешуа: Разве это загадка, господин?.. (Швыряя кости). Люди всегда найдут себе предмет для разговора. Тем более тогда, когда вокруг них ничего не происходит.
Иаир: А разве вокруг ничего не происходит?.. Или ты не слышал, что римляне устроили вчера на постоялом дворе?.. По-твоему, этого мало?
Иешуа: Вы правы, господин. И все же, если понадобится, я повторю это снова.
Иаир: Но почему?.. Почему?
Иешуа (понизив голос, почти шепотом, словно опасаясь, что его услышат): Потому что пока мы воюем, убиваем, торгуем, обманываем соседей и хороним своих мертвецов, единственное, что происходит в мире – это то, что, Царство небесное вдруг приблизилось к нам так, что до него уже можно, при желании, дотронуться рукою… Все прочее, это только пустые отговорки тех, кто не хочет видеть того, что Небеса уже стучат в его двери, чтобы напомнить о себе и своем присутствии.
Иаир (помедлив): Вот, значит, чем ты их кормишь, сынок… Теперь я, кажется, понимаю, почему эта толпа лентяев ходит за тобой, открыв рты.
Иешуа: И, похоже, вам это не очень-то по душе, господин?
Иаир: Скажу тебе без утайки. Когда бы я хотел внести среди народа смуту и раздор, то стал бы проповедовать ему именно то, что проповедуешь сегодня ты… Уж не обижайся, милый.
Иешуа: А между тем, я только повторял то, что сегодня знает каждый. Слепые прозревают, глухие слышат, немые глаголят, хромые ходят, а ведь все это и значит, что Царство Небесное так близко, что уже можно услышать, как скрипят, открываясь, его ворота.
Иаир: Мне кажется, ты что-то позабыл, сынок… А как же Тора?.. Та, которую нам дали Небеса, чтоб мы сверяли с ней свои поступки, мысли и надежды? Скажи мне, разве чудесам должны мы доверять свою жизнь, и разве в них мы ищем защиту в трудные дни нашей жизни?
Иешуа: Легко кричать в толпе таких же, как и ты. Но трудно устоять одному перед неправдою, чье имя легион.
Иаир: О чем ты?.. Я не понимаю.
Иешуа: О том, что для большинства людей Тора скорее служит подпоркой, без которой они не знают ни куда им следует идти, ни того что им следует делать.
Иаир: А я тебе скажу на это простую истину, которой поклонялись и наши отцы, и отцы наших отцов, и те, чьи имена мы уже забыли… (Почти шепотом). Того, кто не оставит Тору, никогда не оставит Всемогущий…Что скажешь, миленький, на это?
Иешуа (неожиданно резко): Пойдите и расскажите это все тем, кто встретился вчера на постоялом дворе с римскими мечами… Или вы, действительно, забыли, что к каждому из нас когда-нибудь приходит час, когда Господь уходит прочь от человека, словно специально оставляя его без поддержки и требуя при этом, чтобы он сам взял на себя ответственность и за свою жизнь, и за свое спасенье, движимый лишь одной любовью к Тому, кто вывел нас когда-то из Египта? А это значит, что Всевышний ждет от нас не одного только хорошего знание Торы, а кое-чего еще.
Иаир: Опомнись, Иешуа! Что за дело нам до тех, кого оставил Бог?
Иешуа: Что, никакого?.. А я-то думал, что Бог дорожит каждой овцой из своего стада, так что стоит отбиться хотя бы одной из них, как Он уже спешит на поиски, в дождь, в грозу, в туман, сбивая ноги в кровь, срывая голос…
Иаир: Он милостив лишь к тем, кто исполняет Божью волю!
Иешуа: И все же я останусь при своем. Не из упрямства, – Боже сохрани, а только потому, что сам не раз во время сна или молитвы ловил себя над том, что я стою один перед Всевышним, без всякой помощи, совета и поддержки, а Он, меня благословляя в путь, не спрашивал, знаю ли я Тору и исполняю ли все заповеди, – а просто благословлял меня войти в тот ад, который мы привычно называем «жизнью» – тот ад, которым каждый проходит только сам…
Иаир: Мне кажется, ты близок к кощунству.
Иешуа: Коль так, то мы кощунствуем со Всемогущим на пару… Мне кажется, что так же, как и я, Он не очень любит большие сборища, шум, гам, толпу, веселие и крики… Нет, в самом деле! Подумайте, что проку от того, кто исполняет все, что требует Закон, но в чьем сердце живут лишь пустота, неверие, неправда?.. Что проку от того, кто знает наизусть всю Тору, но позабыл давно о милосердии, сострадании и любви? Что толку Всемогущему от нас, когда не может Он найти приюта в нашем сердце, прочь изгнанный жестокосердием и лицемерием людей?
Иаир: Остановись, безумный!.. (Понижая голос) Что ты, что ты?.. Неровен час, нас кто-нибудь услышит!.. Подумай лучше сам о том, что Всемогущий не избрал ведь не тебя и не меня, но Он избрал Израиль! А это значит, что нам следует склониться сначала перед Всевышним, затем пред Торой, а после перед народом, чью святость подтвердил Всевышний, когда его избрал… Народ, а не фантазии, которым нет числа.
Иешуа: А как же человек? Тот, кто в молитве ежедневной ждет, что Небеса ответят, наконец, его стенаньям? Или ты полагаешь, будет справедливо смотреть на него, как на подсобный материал, равно неважный Богу, ангелам и людям?. Неужто, правда, Он несправедлив?
Иаир: Не нам судить о божьей справедливости, сынок. Он Бог, а мы – только разбитые горшки, лежащие у его ног… Или ты и вправду думаешь, что этот человек может быть угоден Небесам?.. Этот лживый, ничтожный, глупый, не знающий сегодня вечером – проснется ли завтра утром?.. Что, если наслушавшись твоих речей, он вдруг засомневается в величии и истинности Торы?.. Представь себе, какой хаос тогда начнется, потому что каждый станет толковать Писание вкривь и вкось, как захочет. И чем мы тогда окажемся лучше презренных римлян, у которых куда ни плюнешь, обязательно попадешь в какого-нибудь божка? (Поднимаясь со скамейки). Но нас тогда ждут вещи и похуже, Иешуа… Что может помешать тому, кто, усомнившись в Торе, захочет себя поставить вместо Бога и себе самому воздавать почести и приносить жертвы?.. (Негромко смеется). Представь себе – сто тысяч богов!.. Не много ли для такой маленькой страны, как наша?
Иешуа (глухо): И все же только он один, – страдающий, слепой и одинокий, – способен среди прочих голосов расслышать вечный голос Неба.
Иаир: Не станем больше спорить, Иешуа. Время гонит прочь… Не провожай меня. Хочу еще зайти к Марии…(Идет к выходу). Прощай, сынок. (Уходит).
Иешуа: Прощайте, господин.
Небольшая пауза. В глубине сцены показывается Сатан.
Сатан: Ты слышал? Слышал?.. (Смеется). Вот так начальник!
Иешуа: (возвращаясь к костям): Я слышал, демон.
Сатан: А хочешь знать, куда он сейчас направился, этот ваш начальник синагоги?
Иешуа: Я знаю, демон.
Сатан: Вот именно. Писать донос. Да не куда-нибудь, а прямехонько в Иерусалим. А знаешь, на кого?
Иешуа: (швыряет кости): Отстань.
Сатан: Ты угадал опять…(Оборачиваясь). А впрочем, подожди… Я слышу музыку… (Прислушивается). Ну, так и есть… Вот, слышишь?
Откуда-то издалека раздается музыка. Обыкновенный свет гаснет, уступая место мертвому лунному свету, который заливает сцену.
Уйдем, чтоб не мешать… Ну что же ты?.. Поторопись скорее.
13.
Сатан и Иешуа исчезают.
На сцене появляются Первый Музыкант.
Первый Музыкант:
Толпа отпрянула от бледного лица,
Что кажется больным и ждущим смерти.
Вот – Марфа, три Марии и иные,
Кто живы лишь Его любовью, вкруг
Креста сгрудились. Правая рука
Его протянута, и горестные губы
Руки касаются, и слёзы, оросив
Протянутую руку, пали. Вот
К Его стопам кровавым, сбитым, чёрным
Приникли жены, косы распустив
И волосами длинными стирая
И кровь, и грязь – с босых любимых ног.
(Поёт)
Когда своей Единый
Любови их лишит,
Пушинкой лебединой
Любовь их улетит;
Пером недвижной цапли,
Цедившей свет луны
Как яд – по сладкой капле
Впуская смерть во сны.
Христос:
Я чувствовал касанья их волос
Лишь краткий миг. Потом – они исчезли,
Бежали прочь. Вся улица – пуста,
Как будто вымел ужас…
Первый Музыкант: Как будто вымел ужас…
Играет и уходит.
Второй Музыкант: Как будто вымел ужас…
Играет и уходит.
Третий Музыкант: Как будто вымел ужас…
Играет и уходит.
Длится пауза.
14.
Призрачный лунный свет гаснет.
Один за другим на сцене появляются Иаков, Иешуа и Иосиф. Идут, переглядываясь, словно не понимая, что с ними только что случилось.
Иаков: Что это?.. Мне вдруг привиделось, как будто я в загоне для овец, о чем-то блею, но меня никто не слышит. А потом все овцы разбегаются, а я остаюсь один. И это днем!.. Чудеса.
Иосиф: А мне привиделось, как будто овечьи шкуры напали на людей и нам пришлось бежать от них скорее в горы, где было холодно и сыро… Приснится же такое, в самом деле!
Иаков: Я слышал, что пробравшись ближе к дому демоны посылают людям всякие видения, слепя глаза песком и пылью.
Мария (Иешуа): А ты?.. Что-нибудь видел?
Иешуа (швыряя на стол кости): Какой-то странный сон. Как будто на кресте распяли римляне овцу, и будто эта овца я сам.
Мария: Спаси тебя Всевышний! (Останавливаясь на пороге). А мне приснилось, что приехала сестра и всем принесла подарки. А потом я вспомнила, что она уже четыре года, как в могиле и заплакала. (Вытирает глаза ладонью).
Иаков: Мама!
Мария: Все, все, все!.. Уже молчу. (Иакову). Пойдем со мной, поможешь мне с водой.
Иаков: Ну, мама!
Мария: Шагай без разговоров. (Исчезает вместе с Иаковом).
Иосиф: И я пойду. Если тебе что-нибудь понадобится, то я на заднем дворе. (Уходит)
Иешуа (швыряя кости): Да, папа.
Пауза.
Иешуа швыряет кости.
Из темноты появляется закутанная в черное фигура, которая бесшумно скользит по сцене. Свет в комнате становится тусклым и мерцающим.
Привлеченный скользнувшей тенью, Иешуа быстро оборачивается.
Иешуа: Кто тут?
Фигура останавливается в глубине сцены, у занавеса.
Эй!.. Кто ты?.. Мне кажется, что я тебя не знаю…
Фигура медленно идет по сцене.
(Вспоминая). Хоть, впрочем, подожди…
Фигура едва заметно кивает.
(Почти шепотом) Не может быть… (Приглядываясь). Постой, постой, постой… Я вспомнил, кажется, сейчас одну историю. Она о том, как много лет тому назад я заболел, да так, что все уже решили, что скоро я умру. А я и правда, был совсем как мертвый. И только раз, открыв глаза, увидел, как кто-то в черном медленно склонился надо мной и вдруг дохнул таким ужасным хладом, что инеем покрылись рядом стены и воду в бочке черный лед сковал… (Негромко.) Так это ты?
Не отвечая, фигура медленно идет по сцене. В полумраке едва виднеется ее лицо.
Ты – Смерть… Я угадал?.. Ну, не молчи же!
Смерть едва заметно кивает.
Ну, что за день сегодня, слава Небу!.. Зачем, скажи, ты здесь?..
Смерть молчит. Небольшая пауза.
Ну?.. Скажешь что-нибудь?
Смерть (глухо, издалека): Я здесь, чтоб рассказать тебе о смерти.
Иешуа: Что?.. Мне о смерти?.. Вот так чудеса!.. По-твоему, я что-нибудь не знаю?
Смерть: Бьюсь об заклад, такого – никогда.
Иешуа: Бьют об заклад?.. Так ты еще игрок?
Смерть: Не хуже прочих.
Иешуа: Что ж тогда мы медлим? (Бросает кости) Давай сыграем, если ты не против…
Смерть: Как скажешь, человек.
Иешуа: Я ставлю на кон мой рассказ о встрече с Небесами, рассказанный без хитрости и без утайки, – все так, как было в час, когда Господь отверз мне слух… Согласен?
Смерть: А ты шутник!.. Что ж, пошучу и я. (Понизив голос, почти шепотом). Ведь это, согласись, тоже хорошая шутка, поставить на кон одну историю, которая, возможно, уже подстерегает нас и ужасом, и болью, и разлукой, перед которыми не устоит никто…
Иешуа: Бог милостив, – авось и устоит.…Ну, что ж, давай, бросай, не мешкай.
Смерть: После тебя.
Иешуа: Так ты еще и суеверен… Как знаешь. (Швыряет кости.)
Какое-то время игрока смотрят на выпавший результат.
Смерть: Ты сжульничал! (Сердито.) Ей-богу, сжульничал! Клянусь, я видел, как эти кости завертелись и легли, тихонько откатившись в сторону, как будто бы живые!.. Не знаю, как это у тебя получилось, Иешуа, но только меж людей зовется это жульничеством!
Иешуа: Боюсь, что все претензии тебе придется изложить не мне, а Небесам, поскольку я всего лишь исполнитель их священной воли. А от себя скажу, что ты мне проиграл, а значит, как условились мы прежде, ты должен рассказать мне, что эта за история, которую боится даже Смерть… Рассказывай, рассказывай, не медли…
Смерть (неохотно): Что ж, слушай. Уложусь всего в два слова… (Делает два шага к Иешуа, но ближе не подходит, оставаясь в темноте). Ты думаешь, наверное, со всеми прочими людьми, что разрушаю я все то, что в мире было, есть и только будет… Без жалости, без слез, без сострадания… Ты думаешь, что смерть подобна камню, бесчувственному камню у дороги, не знающему ни вчера, ни завтра, ни сегодня… Что смерть глуха к мольбам и уговорам, готовая лишь разрушать и портить.
Иешуа: А разве нет?
Смерть: Боюсь, вы все позабыли простую истину, смертный. Истину, которая гласит – прежде чем что-то разрушить, надо что-то построить… Не правда ли?…Вот почему прежде чем осенью дерево стряхнет свои старые листья, оно дает силу набухнуть почкам и зеленеть новым… И когда ты слышишь детский смех или шепот влюбленных, знай, что это шепчет сама смерть, и что она где-то совсем рядом, совсем близко, так что временами тебе приходит странная мысль, а что если все это есть только смерть, – вечно стоящая у тебя за спиной, и меняющая свои обличья и голоса, чтоб было легче захватить добычу?
Иешуа: И в чем беда?
Смерть (помедлив, глухо, издалека): Мне снился сон…
Иешуа: Смерть видит сны? Забавно… И о чем же?
Смерть: Мне снились три распятых на крестах.
Иешуа: Похоже, это я уже где-то слышал… Нет, в самом деле. Во сне иль наяву… Сейчас уже не помню.
Смерть: Один из них был ты.
Иешуа: Спасибо за приятное известье… (Швыряет кости.) Так в чем загвоздка?
Смерть: Беда укрылась там, где рано или поздно, вдруг явится безумный человек, распятый на кресте, но не желающий спускаться вниз, доколе Бог Всевидящий не обратит свое вниманье и на него, и на его страданья. Пока же – как гласит предание – случись такое – и прервется связь времен, и Преисподняя окажется вдруг Раем, и мир пойдет совсем другим путем, пока безумец на кресте все так и будет виснуть год за годом, столетье за столетьем и вечность за вечностью самой…(Издали, совсем тихо). Мне страшно, человек.
Иешуа: Похоже, ты действительно боишься.
Смерть: А ты бы не боялся?.. Когда построенное тобой за десять тысяч лет вдруг зашатается и рухнет в Преисподнюю?.. Хотел бы я тогда услышать, какие песни ты об этом запоешь!
