Kitabı oku: «Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3», sayfa 3
– Жив, комиссар? – протягивает руку интендант, – Как это ты тут с таким боровом сошелся?
– Ага! Спасибо Володя! Ну и катавасия… на меня такой хряк баварский свалился, я думал раздавит в лепешку! Аж кости все хрустнули. Хорошо их кормят однако… Такие туши по полям бегают! Не то, что мы, скелеты ходячие.
– Тогда берем оружие и деру! Совсем жарко становится. Они нас в кольцо пытаются взять. Надо спешить…
– Тут еще один!
Храмов поднимается, покачиваясь, находит пистолет и три раза стреляет в упор начинающего приходить в себя от нокаута первого немца. Тот сразу опрокидывается…
– Ну все, пошли! – торопит Желтовский, – Потом еще придем. Их тут хватит для отстрела не на один день…
И они, как призраки, растворяются в густом мраке.
…Когда за спиной смыкаются камни и они зажигают лучину провода, запыхавшиеся, переводят дух и ошалело улыбаются друг другу.
– Сходили… вернулись! – усмехается Храмов, осматривая ссадины и порезы, – Сейчас за нами музыка заиграет, минометная! Уже трескотня пулеметная по всем окрестностям. Расшевелили осиное гнездо… Пусть постреляют в пустоту черную ночную! Меньше останется!
– Это да! Пусть боезапас тратят… Но главное пшеницу набрали. И ячменя еще… Будет что печь и из чего варить. Немного, но все-таки! Кому-то порядком поможет. На одной воде и сахаре далеко не уедешь.
Храмов наклоняется, садится на валун и смеется…
– Ты чего? – недоумевая спрашивает Желтовский.
– Пацаны ровней ходят, никогда не попадаются, уже с месяц! А мы увальни, напоролись! Еще и прямо в патруль башкой въехали! Это же надо… Цирк настоящий!
– На то они и пацаны. Чтоб как мыши юркнуть! Я в детстве куда только не лазил… И в сады и огороды чужие, и на заводские территории, и за портовые заграждения! Чего только не было. Вот пригодилось… через столько лет! Хорошее детство было, полезное! Многому научились! Все сгодилось на войне. А насчет патрулей – тут не всегда угадаешь! Кому как повезет. При всей осторожности.
– Ну что, доволен, интендант? – щурится от света лучины Храмов, – Покоцал фрицев? Скольких ты уложил?
– Получается троих точно… Пока шел! Может зацепил еще кого, когда отстреливались. Темно было!
– Силен. Теперь успокоился немного? Не будешь в самоволку бегать? По охраняемым садам и огородам? Все-таки это уже не детские забавы и не пустое озорство! Тут подзатыльником и шлепком по заднице не отделаешься! Здесь жизнь на кону! Нам повезло еще… Они грамотно нас окружали. Я это даже нутром почувствовал, как зверь, которого охотники загоняют. Сегодня подфартило, выскочили! А один шаг не туда – сам понимаешь…
– В ближайшую неделю не буду! – хитро щурится Желтовский, – А там поглядим…
Глава 5
В притихшей казарме Немцов почти не мигая, как в трансе, смотрит на пламя горелки из снарядной гильзы….
– О чем задумался, Коля? – подсаживается рядом Волошенюк, – С тобой все в порядке? Не заболел?
– Полный порядок! Все в ажуре… Свет вот впитываю по крупицам, смотрю на него и душа поет. Завораживает… Забываешь обо всем, что здесь с нами происходит. Какой он все-таки прелестный и безмерный. Он словно танцует! Радостно так… В последнее время чувствую как мрак в меня вливается, заполняет почти до глотки… Рвет изнутри! Липнет везде как клейка сеть или трется об кожу, как взлохмаченный зверь, давит отсутствием пространства, черный бездонный Монолит! Как будто тонешь… В пучине адской. Что за сила здесь обитает?
– Сила она наверно вообще одна! – замечает Волошенюк, – только меняет одежды и маски, как актер в театре! И имя ей сама Жизнь! Все ее игры и наблюдаем в изобилии…. И пытаемся понять и ее и себя!
– А как же Смерть? Боль, утраты… Пороки и преступления разные? Всякая гнусность и змеиная ложь?
– Ее теневая сторона! Все мы отбрасываем тени… И носим Бездну внутри! И способны и на высокое самопожертвование и на бессмысленную жестокоть. Когда руду плавят, всегда шлак остается! Когда возделывают урожай, остается грязь. Так и здесь… Мир – это процесс, становление, движение вперед! А при каждом движении есть и сопротивление, и заблуждения. Без этого видимо никак!
– Все равно неправильно это. Свет с мраком не сочетается никак! Жизнь должна быть цветущей, без изъянов и боли… А тут словно болезнью пораженное! Живое должно постоянно двигаться. А у нас как огромный корабль, который в трясине увяз…
– Страдания тоже чему-то учат. Дают бесценный опыт. Корректируют курс! Заставляют работать над собой. Раздвигают границы привычного наконец. Дают посмотреть на себя со стороны.
– Это все хорошо, если не переборщить! Если на краю обрыва стоять и раскачиваться все сильнее, рано или поздно вниз рухнешь… Или чем дальше и глубже в воду заходить, не умея плавать, кроме предсмертного дна ничего больше не увидишь!
– Да пусть хоть что перед нами встает! Сколько бы ни было! Тут все от силы человека зависит… Какие бы испытания и катастрофы не сваливались, даже если все разъяренные дикие силы на него обрушаться! Есть в нас что-то такое особенное глубоко внутри, перед чем любая природная мощь отступает… Наши предки на утлых кораблях в шторм пускались и побеждали морскую стихию и себя самих. Вот на них и надо равняться.
– Замечательно, когда есть на чем плыть! Или на что опереться… У нас кроме мрака и голых камней и нет ничего! Ни одной доски для какого-нибудь судна или даже лодки! Так что у нас как-то по-другому складывается, Толик! Мы больше в волнах тьмы болтаемся, еще удивительно долго. Просто чудо какое-то!
– Чудес не бывает! Есть наша воля и способности. И благоприятные условия. Тогда и выстраивается гармония с внешним миром, когда получается все легко. Вот и зовем это Удачей и Чудом! На самом деле это результат предыдущей кропотливой работы…
– Нет в тебе романтизма, Толя! Все то, ты пытаешься объяснить и разложить по полочкам, а нужно ли это! Может что-то должно оставаться Тайной и в этом вся прелесть Жизни?
– С чего ты взял? Я за смелые и необычные проекты! Только без суеверной шелухи! Любое явление должно опираться на разум. А разные смутные призраки только смущают рассудок и ведут на болотные тропы, как в сказках…
– Мечты, даже самые сумасшедшие, дают простор для свершений, окрыляют, если хочешь… Заставляют переживать обычные вещи по-новому! Раскрашивают полотно серой обыденности яркими цветами…
– Только чтоб они пустыми и бесплотными не оказались! Излишние мечтания и томные чувства, тоже ни к чему хорошему не приведут! По мне так лучше больше дела, поменьше зефирных грез… Из сладкой дремы, сам по себе паровоз не появится, и хлеб на стол сам не свалится! Тут серьезно поработать придется! Так что, если что-то хотим получить, необходима блистающая как молния мысль и действие! Вот формула на все времена…
– Чего вы там галдите, как чайки на пирсе? – с лежанки недовольно приподнимается Чернышов, – Дайте поспать! Скоро на пост заступать, а вы разорались, как радио в выходные! Никакого покоя нет. То фриц бомбит, то вы кудахчите, как девицы на лавочке… Сил нет! Еще и время на пустую болтовню находите, шли бы куда-нибудь, занялись чем полезным!
– Мы тихо… Спи уже! – улыбается Немцов, – Если тут не разговаривать, так совсем умом помешаться можно. Здесь нужно всегда тонус поддерживать естественно-человеческий. А то мигом во мрак обернешься… И моргнуть не успеешь! Бдительность самого себя необходима. Об общении тоже не забывать! И беседовать с кем угодно, хоть с камнями….
– Точно! Это очень важно. – поддерживает Волошенюк, – Нас сейчас это только и связывает, пока еще что-то лопочем друг другу, а то разлетимся по углам, как искры от костра. И быстро потемнеем, как эти глыбы угрюмые… Тут грань между Жизнью и Смертью очень тонкая… Только шагни не туда!
– Да ну вас! – прячется в темноте нар Чернышов, – Сейчас начнете всякую лабуду собирать! От скуки… Вот ведь неймется людям ночью! Все я спать! Шепчитесь там, только не во весь голос! Отдохнуть надо перед дежурством…
– Да мы и так как мыши, Леша! -улыбается Немцов, – Давай, закрывай уже глазки и посапывай уже! Уносись во сне, где светло и красочно, и где есть что пожевать… Потом расскажешь!
– Замечательно бы было через сон отсюда вырваться, улететь к своим! На тот берег… Быстро и незаметно для врага! – мечтательно произносит Волошенюк, – Может когда-нибудь люди так научатся?
– Это из области магии! – скептически хмыкает Немцов, – Там чего только нет… И шапки-невидимки, и сапоги-скороходы и скатерть самобранка! Нам бы она больше всего не помешала, чтоб поесть досыта, хоть раз…
– Раньше и тарантас без лошади, и телефон были немыслимы, из сферы фантазий и колдовства! Про электричество и авиацию я вообще молчу! Однако теперь это обыденные вещи… Кто знает, куда еще шагнет наука!
– Ковер-самолет тебе надо выписать, Толик! – доносится из темноты голос Чернышова, – Вместо «Илюшки»! Пулемет на узорчатую роспись поставишь, и будешь строчить по фрицу, только бороду не забудь отпустить длиннющую как у восточных колдунов, до полноты картины! Ты ведь как раз стрелок-бомбардир по специальности, вот и дерзай, громи врага под волшебными облаками! Ох, вы сказочники! – зевает Алексей, – Послушаешь, так и как тепло становится, как дома…
– Ты вроде спать собирался? – смеется Волошенюк, – Что уже желание пропало? Интересно стало?
– Уснешь тут с вами, полуночниками! Горазды языками чесать, народ смущать…
– Утро уже! На часы глянь… Солнышко поди уже выкатилось в своей огневой мощи и величии! – отмечает Немцов, – Вся природа пробуждается, а ты дрыхнешь, как медведь в берлоге…
– Да тут ночь всегда! Солнце оно может, где и катается, но только не у нас! – ворчит Чернышов, – Подземное царство мрака и вечного холода! Обитель мертвых… Преисподняя в чистом виде! Может попы и правы насчет ада? Где ж тогда Рай?
– Рай у нас внутри… – неожиданно заявляет Волошенюк, – Это наше самое настоящее, наша суть, это наши поступки, то что мы делаем! То что можем и должны, и даже сверх этого… Тот свет который несем в мир! То лучшее, что мы способны дать другим…
– Это что мы ангелы что ли, по-твоему? – усмехается Немцов, – Сильно приторно и старорежимным нафталином попахивает, какой-то поповщиной несет, не по-комсомольски! И вообще у нас с этой пернатой братией цели разные. Они охмуряют людей, как сон напускают соблазнительный и коварный, а мы наоборот просвещаем и ведем к новым горизонтам.
– Может и ангелы, отчего нет? По небу тоже умеем летать! – усмехается Волошенюк, – Только крылья у нас стальные, а не куринно-пушистые, и вместо сердца, что? «Пламенный мотор»! Может мы, и покруче их будем! Засунь в наше подземелье этого херувимчика, я бы посмотрел на него! Через пару часов умчался бы к себе, под облака! На пуховые эдемские перины… А мы уже не одну неделю во мраке красным пламенем горим! И еще сможем…
– Да мы все сможем! – потягивается, разводя руки в стороны Чернышов, – Только дай цель! Мы ее мигом в прорези мушки поймаем. И ни архангелы, ни бесы, нам ни чета… Мы – строители новой эры Коммунизма! «Мы наш, мы новый мир построим…» И никто нас не остановит, никакая фашистско-буржуйская мразь!
– У нас врагов еще много! – задумывается Немцов – И сила у них тоже приличная! Немало придется приложить усилий и времени, пока мы эту гадость с земли выведем…
– Зато какой будет результат! – подмигивает Волошенюк, – Мир станет прекрасным садом, вернется к изначальной Красоте и Счастью! Никто никого не будет убивать и мучить… Вот тогда мечта всех нормальных людей и осуществиться!
– Славно мы заживем после Победы, ребята! – потягивается Чернышов, – Города возведем лучше прежнего! Заводы громадные, машины новые… Вся прогрессивная мысль найдет в нашем обществе свое полное воплощение! Все изменится кардинально. Все известные блага будут доступны. Люди будут наслаждаться тем, что создали! Каждый день будет праздником! Нам и ангелы позавидуют, ежели они есть, где… Мы невозможное и невообразимое сделаем повседневностью!
– По сравнению с этим подземельем, любой день, любое место райскими кущами покажется… – задумчиво вздыхает Немцов, – Когда же наше заточение кончится?
В дрожащем мареве тьмы раздается крадущийся шорох. Слышится шарканье и «журчание» осыпающегося песка… Все оборачиваются. Вбегает запыхавшийся Скибин.
– Братва! Наши фрицев бомбят! Айда наверх к амбразурам… Дело мировой важности есть! Подсобить надо… Да поживей вы! Чего вялые такие?
– Десант что ли? – вскакивает с лежанки Чернышов, – Дождались? Ты уверен?
– Что там, Ваня? – поворачивается Волошенюк, подхватывая трофейный автомат, – Наступление началось?
– Неужели наши? – замирает Немцов, – Канонаду слышно было, высадка штурмовых отрядов началась?
– Не совсем! Давайте за мной… По дороге все объясню! Некогда сейчас трепаться!
– Ух ты, какой загадочный и суровый! – собирается Волошенюк, засовывая гранаты за пояс, – Вас какая сегодня муха укусила? Один сонный как бирюк ворчит, другой весь взбаломошный, как дельфийский оракул вещает смутными фразами. Все такие интересные становятся!
– Что еще за оракул? – бросает Немцов, застегивая шинель, – Изъясняйся по-русски! А то не поймешь тебя порой, то ли ты шутишь, то ли серьезно что-то говоришь…
– Древнегреческий… Потом расскажу! – осматривает амуницию Волошенюк, – Это область забытой религии. Созвучной кстати, этим местам… Тут античности больше чем современности!
– Утро чудес и сказок! – зевает Чернышов, – Забытые боги, химеры подземные, фрицы, загадки мрака! Чехарда какая-то! Будто я еще сплю!
– Может и спишь! – смеется Немцов, – В нашей катакомбе особо не отличишь, где сон, где явь… Все смешивается!
– Сейчас проснемся! Если хороший бой предстоит, – глаза Волошенюка загораются неистовым огнем, – там весь туман в голове сразу рассеется…
– Ну что все? Готовы? – поторапливает Скибин, – Тогда живо за мной! Двигаем к посту №3, не отставайте!
Вскоре, оставив позади извитый и темный теряющийся путь к выходам, курсанты присоединяются к группе своих товарищей, которые высунувшись из узких расщелин, напряженно во что-то всматриваются.
– Ну и? – вопросительно смотрит на Скибина Волошенюк, – Давай рассказывай, зачем ты нас сюда гнал как Макар телят при виде волка? И что должно произойти потрясающего, я кроме голой степи и торчащих вдали в окопах фрицевских стволов и касок, ничего не вижу!
– Самолеты наши замечаешь, в воздухе? – указывает пальцем на группу кружащихся в небе советских бомбардировщиков, Скибин, – Вон там, южнее города?
– Ну да, обычная картина, наши часто налеты на фашистов устраивают, – скептически вздыхает Волошенюк, – и обстрелы с берега! Мы уже привыкли к этому… Десанта после этого, как правило, не случается!
– Горит там не слабо! Керчь 2, станцию бомбят, не иначе… – предполагает Чернышов, – И хорошо работают, ребята! Одно загляденье… Удары очень точные, понятно даже отсюда!
– Ага! Железную дорогу… Фашистские эшелоны со всех их смертоносным содержимым! – добавляет Немцов, всматриваясь в поднимающиеся столбы черного дыма, – Ну мы это давно знаем Ваня! В чем интрига?
– Что вы за народ! Привыкли, знаем, умеем, не такое видали! Надо из всего извлекать стратегическую пользу! Слушайте сюда…
Мы когда на этом посту с братвой сидели, заметили одну очень интересную закономерность. Каждое утро после восхода солнца из-за горы Митридат выскакивает одно-два звена истребителей или бомбардировщиков и обрушивает огонь на фашистские коммуникации. Обработав немецкие объекты, выходя из атаки, наши самолеты делают маневр, и уходя от зенитных батарей, идут прямо на нас, то есть на Аджимушкай, а потом уже возвращаются на Кубань. И так всегда!
– И что? – смотрит в упор на товарища Волошенюк, – Нам, от этого какой прок? Они к нам не садятся и даже не видят нас, скрытых каменным панцирем. При всем желании нас не обнаружить. Надо быть волшебником, чтобы сквозь камни что-то разглядеть.
– Вот именно… Что не видят! – замечает Скибин, – В этом вся соль…
– Вань, ты изъясняйся поконкретней, – недовольно произносит Чернышов, – я что-то тебя ни хрена понять не могу! Ей-богу! Чего мы тут в скалах сидим, торчим головами как грибы на опушке, практически на поверхности, рискуя быть обнаруженными со всеми вытекающими последствиями? Ближе к делу…
– Да я тоже пока не понимаю суть нашей прогулки! – поддерживает Немцов, – Ради чего стоило бежать марафонскую дистанцию? По кривым коридорам, сбивая ноги о камни? Чтоб на наши самолеты поглазеть?
– Так и надо чтоб они нас увидели! – улыбается Скибин, – С рацией все глухо… Нас не слышат, а здесь совсем другое.
– И как? – напрягается Волошенюк, – Кто нас из под облаков разглядит, мы тут как жуки в темной трещине ползаем! Захочешь, не увидишь…
– Увидят, если сигнал подать! – вспыхивают глаза Скибина воодушевляющим огнем, – И все продумать!
– Каким образом? – застывает Чернышов, – Костер тут не разведешь, да и светло уже… Что еще может быть?
– Ракеты… – торжествующе выпаливает Скибин, – Все просто! Обычные сигнальные ракеты! Никаких выкрутасов.
– А это не дезориентирует наши выходы? – задумывается Волошенюк, – Хорошо бы с командирами согласовать. А то такая самодеятельность против всего гарнизона обернуться может…
– Мы уже в штаб ходили, нам дали добро, даже похвалили! – поясняет Скибин, – Поэтому нам нужно лишь поймать момент, когда самолеты пойдут на нас и дать залп…
– Надеешься, нас увидят? – задумчиво пожевывает травинку во рту Немцов, – Ракету могут и за немецкую принять! За сигнал к атаке, боевой тревоге, или еще чего… Как-то неубедительно.
– Попробовать стоит! – воодушевляется Волошенюк, – Дело стоящее… О нашем существовании всего не знают, но догадываются точно. Нужно дать знать, что мы еще живы и сражаемся!
– А то без этого не ясно… – ворчит Чернышов, – У нас каждую ночь так полыхает, что наверно на Дальнем Востоке видно, или на Марсе, что бой жесточайший идет. Тут невооруженным глазом видно, что кто-то бьется! Не фашист же сам с собой хлещется огнем, и себя снарядами нашпиговывает… Все сопки изрыты!
– Все обманчиво! Особенно издалека… Одно слышать отголоски и делать что-то вслепую, другое – получить ясную весть, что здесь базируется подземное соединение – твердо заявляет Волошенюк, – Может фриц просто карьеры рвет для строительства укреплений или расстрелы неугодных устраивает? Понять сложно без точных данных.
– Шансов мало, что нас даже так заметят, – размышляет Немцов, – но раз уж собрались… Будем сигналить чем можно, авось и удастся!
Самолеты, проскользнув в клубах дыма, будто пропадают совсем. Но через какое-то время выныривают из-за горы носящей имя боспорского царя, и стремительно направляются к каменоломням. Курсанты вжимаются в скалы, затаив дыхание. Поблескивающие в лучах солнца машины, уклоняясь от огня фашистских зениток, набирают высоту…
Могучими стальными птицами они разрезают легкую дымку утреннего тумана и разворачиваются на вираже…
– Вань давай уже! – беспокоится Волошенюк, – Это проскочат мимо! Потом опять караулить…
– Нет. Еще рано. Я все рассчитал! – выдавливает из себя Скибин, сжимая в руках ракетницу, – Все особенности данного участка. И тут важно не промахнуться во времени. И угол обзора из кабины…
– У них поворот от солнца! – сообщает Немцов, – Сложно им будет что-либо разглядеть, еще и при том, что зенитки их поливают…
– Смотрю и глазам не верю! – восклицает Скибин, – Самолеты наши, родные! Давно ли мы такого же корпуса касались рукой! Фюзеляж сверкает в лучах солнца! Крылья, звезды… Почему же мы здесь, а не с ними, в небе? За что нам так? Аж слезы наворачиваются, братцы!
– У нас особый путь выпал! – замечает Чернышов, – Но наше небесное от нас никуда не уйдет! Я в этих камнях оставаться не хочу… Когда вся эта подземная канитель закончится, на деревьях буду сидеть, как птица! Подальше от земли, поближе к облакам и солнцу!
– Это точно! Я бы после наших катакомб вообще бы земли не касался! – мрачно усмехается Немцов, – Висел бы как дирижабль, впитывал бы в себя Свет и простор…
– Да, замечательная мысль, только рано или поздно все равно на землю спуститься придется! – смеется Волошенюк, – Мы ни к чему не принадлежим, живем на границе всех стихий, такая уж у нас доля… Человеческая! Ну что Ваня? Ты там не задремал? А то мне кажется я уже твой храп слышу!
– Сейчас! Я смотрю угол удобный… Учитываю скорость и высоту! Я все еще не забыл, что я штурман! Мрак подземный мои навыки не забрал! А вот сейчас пора…
Скибин неестественно выгнувшись как какой-то запутавшийся удав, высовывается из расщелины, и тщательно прицелившись стреляет. Красная ракета, шипя и оставляя за собой причудливый дымный след, змеей вырывается вверх….
Звено самолетов проходит близко, в зоне видимости, но не одна машина не отклоняется от курса и не подает никаких признаков заинтересованности красными сигнальными огнями.
– Что-то никак! – констатирует Чернышов, – Хотя выстрел отменный, лучше не сделаешь…
– Братки, родненькие! Летчики… Мы здесь! – почти кричит Скибин по щекам и заросшему подбородку парня текут слезы… – Туточки мы сидим! Гляньте вниз хоть разок…
– Эх, за ними бы сейчас! – мечтательно выдавливает Чернышов, – Всего какие-то сотни метров и считанные минуты времени и мы на свободе!
– Только дразним себя бесплотными фантазиями! – сокрушается Немцов -Одна вспышка на фоне ближайшего пожарища и разрывов зениток, капля в море.
Скибин хмуро перезаряжает ракетницу и, выждав момент, стреляет еще раз, уже по другой траектории, как бы в перекрестье…
Красная вспышка и дымовой шлейф стелется прямо по курсу самолетов, но те упрямо идут в своем направлении, словно ничего не происходит. И внизу в принципе ничего не может быть…
– Уходят! – вертит головой, следя за движением проносящихся машин, Чернышов, – Красиво идут, но от нас! Напрасно все…
– Очень быстро все происходит! – вздыхает Немцов, – Там бы за приборами успеть уследить и за огнем противника, а не за нашими фейерверками! Счет на секунды идет…
– Давай еще ракету! – распаляется Волошенюк, – Еще успеем!
– Все! Нет больше…
– Не густо… Что ж делать? – обводит всех грустным взором Немцов, – Чего еще придумать?
– Стрелять, не услышат! – щурится от восходящего солнца Волошенюк, – Надо как-то помаяковать им… что ли!
– А, черт бы все побрал! – вскакивает Чернышов, – Гулять так гулять! Где наша не пропадала… Сколько можно по углам, как насекомые прятаться? Надоело! Пошло все… Играй гармонь! Душа гуляй… Поехали, пацаны!
– Ты чего? – оборачивается Волошенюк, – Что творишь, Лешка?
Чернышов быстро скидывает шинель, снимает гимнастерку, потом белую рубаху, рвет ее, нанизывает на штык винтовки и выдвигается вперед, в нейтральную зону обстрела.
– Ты куда? С ума сошел? – пытается остановить Немцов.
– Прикройте если что! – сухо бросает Чернышов, и, высунувшись из темноты расщелин, начинает неистово размахивать своим флагом в разные стороны. Звено стремительно проносится прямо над каменоломнями, где затаились курсанты. Тени самолетов ложатся на рваные камни, гул двигателей заставляет дрожать вековые скалы. Стальные тела стремительно проносятся мимо и уходят ввысь…
Пулеметная очередь со стороны немецкий окопов поднимает фонтан острых секущих каменных осколков. Чернышов скатывается вниз.
– Жив? Не зацепило? – подхватывает товарища Волошенюк, – Ты, куда полез вообще, чудила?
– Хрен знает… Может и цепануло где! – выдыхает исцарапанный Чернышов, глядя в одну точку, – Ну что там?
– А ничего… – напряженно смотрит в небо Немцов, – Прошлись над нами и до дому подались! Говорил же я…
– Попытаться стоило! – наваливается на выступ скалы Скибин, – Завтра еще попробуем, ракеты только раздобыть надо!
Но неожиданно один истребитель, отколовшись от всей группы и сделав круг, снижается и приветственно машет крыльями, в знак того, что их поняли и увидели. Красные звезды на крыльях сияют вспыхнувшей надеждой…
– Они заметили! Они нас «услышали»…. – кричит почти истерично Скибин, – Ура, братцы! Теперь и помощь будет! Получилось!
– Они вернутся! —твердо произносит Волошенюк, – Теперь надо караулить каждый день… Ждать вестей и помощь с того берега! Наших заветных ласточек…
– Ура! – как будто порывом ветра, дружно и воодушевленно прокатывается над изрытой взрывами степью.
Но уже через считанные минуты каменоломен скалы содрогаются от обрушившегося шквала взрывов.
Начинается бешенный минометный обстрел… Земля вздыбливается как разбушевавшийся ретивый конь. Темные столбы поднимаются закрывая все пространство, разнося вокруг ошалевшую бурю каменных и железных смертоносных осколков… Периметр, где засели курсанты, тщательно обрабатывается фашистскими батареями, квадрат за квадратом, смешивая камень, землю и огонь в единый дикий смерч уничтожения, не оставляя никаких шансов.
Но курсанты вовремя ныряют под землю, в спасительный мрак катакомб… Посылая фашистам добрые порции проклятий.
– Зашевелились, суки! – бросает Чернышов, скатываясь по откосу темного прохода, – Ночью наше время… Мы вам рыло то почистим!
– Разошлись то как! Не понравилось… – улыбается Волошенюк, – Мы еще вам не такое организуем! Попляшите, как бесы в аду!
– Пусть камни крошат… Мы вглубь уходим, во тьму! – оглядывается Немцов, – Нас не достанешь! Камень крепкий, а мрак нас никогда не выдаст! Друг он нам теперь, боевой и самый надежный…
– Еще одна победа, братцы! – едва не подпрыгивает от радости Скибин, – Наконец-то, то нас услышали и увидели! Мы теперь не одни…
