«Братишка, ты весь день лежишь!
Письмо любовное строчишь?» -
Меня окликнула сестрёнка и
Усмехнулася тихонько.
Я улыбнулся ей в ответ,
Но не сказал ни слова,
Как-будто звукам дал обет
Сберечь их для другого.
Я потрясён был глубоко
Случившимся со мною.
Я не хотел такой судьбы
Рождённому герою.
Данилу прочил долгих дней,
С его женой Алиной
Хотел вести их жизни след
До самыя седины!
А тут за рифмою во след
И с образом не споря,
Был вынужден прервать их жизнь
По чьей-то словно воле.
Я ничего тогда не знал
Про вёсла и каштаны
И осторожно отложил
Блокнот тот странный.
Сестра пришла меня позвать
В соседнее купе играть,
Чтоб до обеда скоротать время.
И я не мог ей отказать
И с полки стал скорей сползать,
Неся секрета своего бремя.
Отец – с братишкой.
Мама – с книжкой.
Сестра – с коробкою под мышкой,
В которой и была игра.
Всё было просто, как всегда.
И снова не было обмана
И без заметного изъяна
Жизнь текла.
Точней плыла -
Поправить вдруг мне захотелось.
И тут же всплыли вслед за правкой
Две лопасти весла.
Я посмотрел на маму с книжкой,
На папу с маленьком братишкой,
Сказал сестре: «Давай пойдём»
И первым выступил в проём
Двери, дарившей свежий воздух
Вагонной коридорной полосы,
И вид на змейку чёрную у бойлера
Чай наливавшей девушки косы.
Толчок в плечо,
Сеструхи хитрый взгляд
Происходящее перевели в обряд.
Мне оставалось только выпить яд.
И я признаться, этого желал,
Мне в сердце холодом вошёл кинжал
Реальности иной,
Что захотела познакомиться со мной.
«Ты помнишь, мы с тобой когда-то
Просили старого солдата,
Чтобы укрыл нас от дождя,
И провели в избе три дня.
И как трещала тихо печка,
И как горела ночью свечка,
Как дождь стучал по окнам,
И как ты вся промокла,
Когда в рубашке вышла в сад?
Соседи думали, все спят.
А мы не спали.
Помнишь, Варя»?
«Я помню всё, Максим.
Давай в купе дверь затворим.
Дети ушли, уснул сынишка.
Я положу на столик книжку».
И двери затворились обе.
Разъединилися миры,
Ушедшей в грёзы старины
И нового начала.
Неслышной тенью от причала
Под иву спряталась весна,
Плетя канву дневного сна.
Втроём, в проходе между полок
Стояли мы, и миг был долог,
И близость не смущала нас.
В её руках три кружки чая,
Рессор качанью отвечая,
Качались в такт.
Волнением свои пленяя,
Во внешней воле растворяя
Молчанья пакт.
Как шёпот тёплого дыханья,
Слова невинного признанья
Слетели с губ:
«Простите, Вам не сложно будет
Освободить для этих судеб
Тот край стола?»
Сестра мне снова улыбнулась,
И инстинктивно повинуясь
Я отступил.
Соседка, с лёгкостью воздушной,
Лесной пичуги простодушной
Поставила наш чай.
И на запястье, промелькнувшем невзначай,
Мне показалось я увидел
Не может быть!
Там были вместе два бобра,
И в шубе цвета серебра,
Один – на запад обращён,
Другой – востока видел сон.
Мы сели. Я – один. Они – напротив.
«Я – Наташа.
Уже два дня – соседка Ваша».
И я впервые посмотрел в её глаза.
Они сияли словно бирюза
В огранке патиновой собранных волос.
Своё в ответ я имя произнёс:
«Глеб».
«Знаю, – был её ответ, -
Что ж, Глеб, у нас в стаканах – чай.
И мы хотели поиграть».
Сестрёнка улыбнулася опять.
«Бери любой.
Мы трое связаны судьбой
В вагоне этом.
При этом
Можешь отказаться
И за отказ не волноваться.
Тебе решать, что пить
И с кем играть».
Признаться, не того я ждал.
Когда порог переступал.
«А ждал ли Ты кого-то?» –
Спросил меня вдруг кто-то.
«Ты, кого-то?» – знакомый голос повторил.
Я взгляд поднял и уловил
В Наташиных глазах вопрос.
Вопрос никто не произнёс.
Его читал в её глазах.
Ответ нашёл в её руках.
Она протягивала чай:
«На вот, возьми. Не отвечай».
Теперь звук и источник звука