Kitabı oku: «Петезера: станция смерти», sayfa 2

Часть 2. Станция кошмаров

Сейчас, когда на карте мира уже не найти ни следов поселка Снежное, канувшего в небытие после 2010-х годов, ни «Петезеры», мало кто вспомнит о том, как вообще зародилась жизнь на этом ледяном плато. Между тем, история возникновения «Петезеры» начинается еще с довоенных времен, когда на дворе правил 1931 год.

Именно тогда внезапно выяснилось, что дальний север – не такой уж и дальний. И, имея нужное количество техники, пролетарского духа и моральной выдержки, вполне возможно освоить даже его. И даже нужно, ведь под толщей вечной мерзлоты на континенте дремали никем не тронутые залежи никелевой руды. Дело было за малым – найти подходящих людей. И они нашлись.

В число тех, кто составил группу, готовившуюся покорять ледяные пустоши, вошел Дмитрий Рыдыщев – выдающийся русский проектировщик с болгарскими корнями. Вернувшись домой после утомительной вылазки в дикие северные края, Рыдыщев всего за два месяца разработал и утвердил план будущей станции. На чертежах она выглядела практически круглой – все из-за покатых крыш пяти блоков, затянутых светоотражающим материалом для сохранения тепла внутри сконструированных помещений.

Глядя на свои чертежи, Рыдыщев невольно воскликнул: «Пет езера!», что в переводе с болгарского означало: «Пять озер!». На бумагах эксцентричный план Дмитрия Рыдыщева выглядел безупречно. И руководство не стало медлить с его воплощением в действительность.

Пятиблочная конструкция в самом деле напоминала с высоты птичьего полета нечто, отдаленно похожее на маленькие круглые озера. И, когда война наконец миновала, и научная деятельность в большой и могучей стране восстановилась, все члены группы, вновь прибывшие на ледяное плато спустя почти пятнадцать лет и впервые увидевшие постройки, были безоговорочно согласны с Рыдыщевым. Как будто диковинные круглые озера посреди древнего ледника.

Проект станции-порта, возведенной по его чертежам, неизменно напоминал каждому из окон вертолета пять небольших водоемов, приютившихся на белоснежной пустоши. А блестящее покрытие кровли только усиливало этот эффект. «Как будто пять застывших озер», – писал восхищенный Рыдыщев своему боевому товарищу, который лишился на войне правой ноги, а потому физически не мог принять его приглашение и самолично отправиться за полярный круг.

Недолго думая, станцию назвали «Петезера». На тот момент – шокирующий и даже откровенно рискованный проект. Ведь пять корпусов были возведены прямо посреди ледяного плато. Как и поселок Снежное, «Петезера» опасливо опиралась длинными свайными ногами о вечную мерзлоту, вгрызаясь в нее металлическим основанием. С тем лишь отличием, что поселок Снежное располагался на континенте, а «Петезера» – нет.

К концу 1940-х годов это место имело стратегическое значение – рядом на материке активно добывали редкие металлы. Так что «Петезера» выполняла функцию наземного порта. Ледокол «Атлантик», огибавший мыс Дальний Хребет, прокладывал себе путь к заветной добыче, а погрузочная станция «Петезеры» отлично справлялась со своей основной задачей, стабильно превышая требуемый оборот. Доставлять таким образом разработанный никель было и выгоднее с экономической точки зрения, и проще, ведь до железнодорожных путей грузы пришлось бы тащить прямиком через мыс Дальний Хребет. А это не только слишком долго, но еще и совсем неэффективно – проще было передать в нужные руки драгоценный груз прямиком с места его разработок.

Но к концу восьмидесятых рудник иссяк, а вместе с этим пропал и всяческий интерес к ледяным просторам, окружающим «Петезеру». Оказавшись без работы, бывшие сотрудники погрузочной станции массово хлынули в поселок Снежное. Среди них оказался и Виктор Бехтерев со своей супругой Надеждой. А также бывший советский летчик Николай Трофимов. И электрик станции «Петезера» Демьян Резник.

В отличие от многих других, они не уехали из Снежного, а нашли себе новое занятие – рыболовный промысел. Но, к счастью, сидеть долго без работы не пришлось. Потому что как только Советский Союз окончательно развалился, к заброшенной станции «Петезера» начала проявлять повышенный интерес Европейская Научная Организация. И спустя полгода заброшенная полярная база перекочевала в ее официальное владение. А на основном корпусе появилась белая табличка с черными английскими буквами «Petezera Station».

В Снежное хлынули новые люди – геологи, биологи и научные исследователи. И Виктор Бехтерев снова оказался на «Петезере». А немного позже вернулся на свое прежнее место работы и Демьян Резник. Снежное, еще недавно казавшееся местом-призраком, заметно оживилось.

Но потом выяснилось, что никакого чуда местным ждать не стоит. Не будет ни добычи полезных ископаемых, ни нефтепроводов. А вместе с тем – не появится и новых рабочих мест. Все, чем интересовалась группа специалистов, прибывших на «Петезеру» – это пробами льда, наблюдением за популяцией белых медведей и прочими малоинтересными делами. Так Снежное снова оказалось на грани вымирания.

Первыми из группы, высадившимися в поселке, были механик Леон Вольф и оператор буровой установки Адам Аллен. Они прибыли на «Петезеру» в марте 1992 года. Вслед за ними появилась группа, состоящая из гляциолога Саймона Беккета и геолога Милоша Мажковица. Чуть позже в Снежном очутился медик Джафар Сахим. В апреле 1992 вертолет Ми-6 переправил на «Петезеру» биолога и зоолога в одном лице, Анастасию Лисицину, и еще одного гляциолога, специалиста по взятию и изучению образцов льда – Томаса Мортимера. 16 мая группа дополнилась подрывником Марком Бушинером и помощником бурильщика Александром Вознесенским.

Тамара Петрова стала последним, двенадцатым членом новой команды, заселившейся в жилой блок станции «Петезера». Она была местной, перебравшейся на полярную базу из поселка Снежный. Заведующая продовольственным складом по официальным бумагам, а по факту – и повар, и бухгалтер, и уборщица в одном лице.

25 июля 1992 года станция «Петезера» наконец заработала в полную мощь. Этот день в сопроводительных бумагах значится официальным стартом работы международной полярной базы. Группой ученых был составлен подробный и четкий план работ на ближайшие 27 суток, а вся необходимая техника подготовлена и размещена на нужных позициях.

В этот же день, 25 июля, Адам Аллен впервые официально сел в кабину буровой установки «Петезера-31» и сделал все необходимые пробные работы вместе со своим русским помощником, Александром Вознесенским. Добытые образцы льда были незамедлительно доставлены в лабораторный блок станции, где их изучением занялись гляциологи Саймон Беккет и Томас Мортимер.

В этот же день, 25 июля 1992 года, биолог Анастасия Лисицина приступила к отдельной миссии – наблюдениям за популяцией белых медведей, численность которых в этих местах по необъяснимым причинам резко сократилась за последние 17 лет. Лисицина вела свой отдельный журнал и практически никак не взаимодействовала с остальными научными сотрудниками в рабочем плане – она занималась исследовательскими работами самостоятельно.

Вплоть до наступления зимы все на станции «Петезера» текло своим чередом. Группа ученых строго придерживалась утвержденного рабочего графика, все оборудование работало исправно, и Исследовательский Европейский Штаб, ассоциировавший и финансировавший данный проект, исправно получал ежесуточные отчеты о проделанной работе. Казалось, тихой и размеренной жизни на станции «Петезера» ничего не угрожает.

Все резко изменилось 23 декабря. Милош Мажковиц, руководитель научной группы, по неясным причинам не вышел на ежедневную связь с Исследовательским Европейским Штабом в обозначенное время. Он появился в радиоэфире значительно позже – заметно взволнованный, как скажет позже один из руководителей проекта, Анджей Липски.

Милош Мажковиц сбивчиво сообщит о том, что во вчерашних пробах льда, полученных методом сверхглубоких буровых работ, гляциологи Беккет и Мортимер обнаружили нечто […совершенно нетипичное и странное]. Это его дословная фраза. После этого Мажковиц спешно прерывает эфир, попросив руководителя проекта, Анджея Липски, предоставить ему […немного больше времени для того, чтобы провести необходимые дополнительные исследования].

Тем временем, 26 декабря, спустя всего несколько суток после тревожного сообщения Милоша Мажковица, в рабочем журнале биолога Анастасии Лисициной появляется новая запись. Она свидетельствует о том, что местная популяция белых медведей, за которой она вела наблюдение все это время, […ведет себя нетипичным образом и, похоже, чем-то встревожена…]. Проходят еще одни сутки, и поздним вечером 27 декабря Лисицина оставляет в журнале новую запись: [Вся популяция медведей спешно движется на юг, в сторону мыса Дальний Хребет, пересекая плато быстрым темпом. Похоже, животные вынуждены экстренно мигрировать в другое место… Старые и ослабленные особи популяции не успевают за убегающими в странной панике собратьями…].

Утром 29 декабря Анастасия Лисицина решает совершить короткую однодневную вылазку к брошенной млекопитающими территории, чтобы понаблюдать за оставшимися на плато белыми медведями. Помочь ей вызывается Демьян Резник, электрик станции «Петезера».

Вдвоем группа укладывает необходимое снаряжение на сани и отправляется в путь. Перед этим Лисицина оставляет в журнале наблюдений короткую запись: [Я заметила, что оставшиеся на плато белые медведи пытаются сбиться в стаю. Это совсем нетипично для этого вида, ведь медведи по своей природе одиночки и предпочитают держаться на расстоянии друг от друга…].

Вечером 30 декабря, в 22:18 по московскому времени, в рабочем журнале Анастасии Лисициной появляется следующая заметка: […Никаких следов брошенных особей мне обнаружить не удалось. Маловероятно, что старые и ослабленные медведи могли так быстро покинуть свою территорию обитания или, например, отправиться следом за мигрировавшими животными… Свежих отпечатков лап на снегу также не обнаружено…]. Из данного отчета Лисициной создается впечатление, что брошенные на произвол судьбы белые медведи просто провалились сквозь землю или бесследно растворились в морозном воздухе.

[…Должно произойти нечто экстраординарное, чтобы медведи начали собираться в стаю… Я не понимаю, чего они боятся и что здесь происходит. Как и не могу теперь объяснить, куда исчезли те особи, что оставались на леднике.] – этими словами заканчивается отчет Анастасии Лисициной, составленный поздним вечером все того же 30 декабря.

Демьян Резник, проживший большую часть своей жизни на станции «Петезера» и в поселке Снежное, подтверждает опасения Лисициной, когда связывается со своим давним приятелем, обосновавшимся в городке Тышемкаш.

[Он сказал мне, что никогда не видел, чтобы белые медведи вели себя так странно. А ведь в наших местах эти животные – ну что дворовые собаки в больших городах. Я тоже был немало удивлен его словами. А потом, пару-тройку дней спустя, кто-то из местных заметил, что вдоль южной оконечности мыса Дальний Хребет, прямо неподалеку от окраин Тышемкаша, бегут десятки белых медведей. Они прошмыгнули мимо и исчезли из виду уже спустя пару часов. Никто из нас так и не понял, что это было. Они никогда раньше не заходили так далеко на юг…] – это спасательно-разведывательный отряд во главе с Андреем Ливановым узнает уже гораздо позже. Когда от «Петезеры» останутся лишь обугленные обломки.

Несмотря на странное поведение диких животных, работа группы геологов и гляциологов на полярной базе по-прежнему продолжается. Новые образцы извлеченного льда, по словам Мажковица, вызывают у команды ученых все больше вопросов. Однако никто на «Петезере» не может объяснить, что именно они находят в многовековых ледяных пластах – для анализа атипичных фрагментов не хватает необходимого оборудования. Лабораторный комплекс на станции просто не предназначен для таких серьезных исследований.

Анджей Липски и остальные члены Исследовательского Европейского Штаба обещают Мажковицу и членам его группы доставить на «Петезеру» все необходимое оборудование для лабораторных работ в помощь группе гляциологов, изучающих собранные образцы льда. Однако не ранее наступления весны. Поскольку, прежде всего, доставку такого дорогостоящего груза необходимо тщательно спланировать, подготовив всю необходимую документацию и отчеты. А, во-вторых, погодные условия у мыса Дальний Хребет сейчас делают невозможными любые срочные и внеплановые доставки грузов. Милош Мажковиц принимает условия руководства – с большой неохотой, что стоит отметить.

Однако вскоре группе удается найти выход из сложившейся ситуации – в медицинском блоке полярной станции находится достаточное количество аппаратуры и простейших реагентов для того, чтобы провести стартовые опыты. Мажковиц решает не затягивать с исследованиями, и просит медика Джафара Сахима посодействовать ему в этом. К изучению нетипичных фрагментов льда подключается и биолог Анастасия Лисицина.

2 января 1993 года образцы льда переносят из лабораторного блока в медицинский, располагающийся в жилом секторе «Петезеры». Их изучением кропотливо занимаются гляциологи Саймон Беккет и Томас Мортимер, врач Джафар Сахим и биолог Анастасия Лисицина. Во главе исследовательских работ стоит геолог Милош Мажковиц. Который твердо убежден в том, что эти странные вкрапления, таящиеся глубоко под льдиной – совсем не по его части. Это определенно не следы каких-либо пород, не фрагменты грунта или полезных ископаемых. Команда опытных гляциологов находится не в меньшем замешательстве.

Казалось бы – при наличии самого необходимого оборудования и лабораторных реактивов, такая квалифицированная команда специалистов с легкостью разгадает тайну атипичных фрагментов, обнаруженных в глубинных слоях ледника. Однако чуда не происходит. Никто из пятерки ученых не имеет ни малейшего представления о том, что именно они обнаружили во льдах и чем являются эти странные вкрапления.

В тот же день, 2 января, в медблоке заводят новый журнал. Он посвящен непосредственно экспериментам, которые пятерка исследователей день и ночь проводят над загадочными фрагментами, извлеченными из образцов ледника.

Журнал подписан рукой Милоша Мажковица и ведется лично им – он не только берет на себя роль руководителя новосформированной группы, но и несет полную ответственность за все данные и их достоверность, которые будут выявлены в ходе ряда лабораторных испытаний. Остальным членам команды в журнале необходимо делать лишь одно – оставлять свои подписи в знак согласия с выводами Мажковица в конце ежедневного отчета.

Таким образом, под каждым лабораторным анализом в новом журнале неизменно чернеет столбик из пяти разных подписей. А именно: Мажковица, Беккета, Мортимера, Лисициной и Сахима.

Примечательно, что 6 января под очередной записью Милоша Мажковица не хватает одной подписи. Почему-то не удается обнаружить подтверждение того, что с новыми данными лабораторных исследований была ознакомлена и согласна биолог Анастасия Лисицина. 7 января ситуация повторяется. Подписи Лисициной в журнале исследований нет.

8 и 9 января 1993 года в лабораторном журнале уже всего две подписи – самого Милоша Мажковица и медика Джафара Сахима. Что случилось с остальными членами группы Мажковица и почему они внезапно перестали принимать участие в экспериментах – ответов на эти вопросы эксперт спасательной группы Андрей Ливанов так и не сумел найти. Позже он выдвинет предположение о том, что трое из научной пятерки Мажковица на тот момент, возможно, уже были мертвы. Или пропали без вести. Но все это – лишь гипотезы.

А дальше вопросов становится только больше. Ранним утром 10 января со станции «Петезера» поступает сигнал о «белом шуме». Это означает, что по каким-то причинам полярная база отказывается принимать извне или же передавать любые сообщения со своей территории. При этом в кратком сопутствующем сообщении электрик Демьян Резник просит относиться к этому […легко и без неуместной паники, поскольку это вынужденная временная мера, вызванная погодными условиями и определенными техническими неполадками…].

В то же время, изучение его голосового сообщения, подвергшегося тщательному анализу спасательно-разведывательной группы Ливанова, а затем – и специалистам из союза европейских стран, достоверно показало, что мужчина заметно нервничал, оставляя это послание. И даже более того – был сильно напуган. Его голос был неровным и скачкообразным, а дыхание – прерывистым и поверхностным. Так разговаривают люди, когда пытаются подавить или же скрыть охватившую их панику.

Затем эта же европейская комиссия как следует изучила и сообщение, оставленное Виктором Бехтеревым, которое он попытался передать за несколько часов до гибели «Петезеры». И здесь команду экспертов ожидал настоящий шок. После того, как запись была тщательно очищена от всевозможных помех и отфильтрована благодаря сверхтехнологичному и инновационному (на тот момент) оборудованию, выяснилось, что старший механик полярной базы никого не звал на помощь. Напротив, он умолял не приходить на «Петезеру».

Вот как в действительности звучало его последнее, предсмертное сообщение: «Работники станции находятся в смертельной опасности… Смертельная опасность… Для всех нас… Не приходите… Вы слышите меня… Не приходите сюда…».

А дальше – обугленные от череды тщательно спланированных взрывов останки Адама Аллена в кабине буровой установки «Петезера-31» и обезображенные трупы Бехтерева и Сахима в заблокированном изнутри медицинском блоке со странными сквозными отверстиями в черепах. И миллион вопросов.

Вот почему тайна «Петезеры» годами не давала научному сообществу покоя. Вот почему неравнодушные к этой трагедии люди пытались самостоятельно собирать улики – те немногочисленные крохи, которые остались после взрывов на полярной станции. И те, которые некоторым, особенно удачливым, всплывали на глаза во время частного расследования и поисков истины.

То, что мы имеем сейчас – в большей мере лишь ничем не подтвержденные теории, построенные на обрывках уцелевшей информации. На тех самых страницах обугленных научных журналов «Петезеры». На психологических портретах каждого из двенадцати сотрудников станции. И некоторых странностях, которые порой всплывали по мере распутывания этого сложного, а порой – по-настоящему мистического клубка.

Так что прежде, чем отправляться в январь 1993 года за поисками вероятной истины, сначала и нам придется изучить те крохи, что удалось собрать спасательно-разведывательной экспедиции Ливанова и европейской комиссии. А еще – заочно познакомиться поближе с каждым погибшим членом команды «Петезеры», чтобы лучше представлять себе их характер, возможную мотивацию и наиболее вероятную модель поведения в той или иной ситуации.

Это будет очень странное путешествие – путешествие в жизни совершенно чужих и незнакомых для вас людей, которых давным-давно нет на этом свете.

Часть 3. Призраки «Петезеры»

Жизнь в поселке Снежное настолько уникальна, что очень сильно отличается даже от жизни в городке Тышемкаш, расположенном южнее. Поселок, как уже говорилось ранее, состоит из зданий на свайном фундаменте – а если быть точнее, преимущественно из трехэтажных многоквартирных домов.

Так как здесь действуют несколько иные законы, чем во всех остальных частях региона, приобрести квартиру в Снежном или же получить в ней прописку вы не сможете. Все недвижимое имущество принадлежит АКСАР, и люди не могут свободно распоряжаться жилплощадью, в которой проживают.

Однако в этом кроются и отдельные весомые преимущества. Прежде всего, с самого начала основания поселка и вплоть до его неминуемого исчезновения, прибыть в Снежное и поселиться здесь мог совершенно любой гражданин страны. Причем – совершенно бесплатно. Новоприбывший мог выбрать для себя любую квартиру из тех, что пустуют, свободно заселиться в нее и даже получить местную регистрацию. Достаточно было заполнить простую форму, указав свои паспортные данные, номер дома и желаемых апартаментов, планируемый срок пребывания на территории поселка, а затем направить этот документ в ближайшее отделение АКСАР.

Так как электроснабжение и система отопления в северном регионе – дело весьма затратное, и обыкновенному рабочему классу сложно было потянуть подобные коммунальные расходы, АКСАР ввел целый ряд гуманитарных мер, позволяющих свести траты на жизнеобеспечение региона к минимуму.

Так, по состоянию на 1991-1996 годы, большую часть платежей погашал сам АКСАР из фонда регионального бюджета. Таким образом, жителям Снежного и еще некоторой части сел, раскинувшихся южнее мыса Дальний Хребет, ежемесячно приходилось оплачивать лишь 30% от расходуемых ими тепло- и энергоресурсов.

В городе Тышемкаш дела обстояли несколько иначе. Так как он располагался заметно южнее, а рабочих мест в нем было несравнимо больше, АКСАР ограничился лишь 47% самоличного погашения расходов на коммунальные услуги. А потому жить в Тышемкаше было хоть и комфортнее, но заметно дороже.

После закрытия рудников по добыче никеля, в Снежном и прилегающих селах выживать стало куда сложнее, чем раньше. Поэтому раз в год, во время нереста лосося, большая часть оставшихся в Снежном людей перебираются на несколько месяцев в Оглодыш – небольшую рыбацкую деревеньку в паре сотен километров восточнее города Тышемкаш. В те времена, когда никаких разрешений на отлов лососевых видов еще не требовалось, это была прекрасная возможность подзаработать неплохие деньги. Настолько неплохие, что при скромных расходах этого хватало вплоть до следующего рыболовного сезона.

Именно этим и занимались Виктор Бехтерев со своей супругой Надеждой. А затем, по окончании очередного сезона отлова, супруги неизменно возвращались в ставший для них родным поселок Снежное.

Когда по промерзлым окрестностям пронесся слух о том, что заброшенной станцией «Петезера» внезапно заинтересовалось западное научное сообщество, поселок моментально воспрянул духом. Многие старожилы наивно полагали, что где-нибудь неподалеку вновь начнутся разработки никелевых рудников, а вместе с этим появятся такие необходимые здесь рабочие места.

Виктор Бехтерев, по словам Надежды, воспринял эту новость с особенным восторгом. Ведь он провел на полярной станции, ни много ни мало, большую часть своей сознательной жизни. Вернуться туда, где ты исправно трудился так много лет, увидеть, как вновь оживает место, к которому ты успел прикипеть всем сердцем – еще недавно об этом стареющий Бехтерев мог лишь мечтать.

[Что бы там ни было, я вернусь на станцию, Надежда…] – твердо заверил он супругу, как только стало очевидным, что кружившие вокруг «Петезеры» слухи вскоре грозятся обернуться воодушевляющей реальностью. Бехтереву было не так уж важно, кто и как именно планирует использовать новоприобретенную базу. Он был горячо убежден в том, что ему там непременно найдется место. Так и вышло.

По словам Надежды, старший механик буквально оживал на глазах. Он с нетерпением отсчитывал дни до того момента, когда сможет наконец погрузить свои немногочисленные пожитки в вертолет Ми-6 и снова очутиться на полярной станции. Он грезил этим. «Петезера» снилась ему каждую ночь – ожившая, будто восставшая из пепла после всеобщего забвения. Его старая приятельница, несправедливо покинутая в снегах и зовущая его обратно.

К огромному огорчению и даже откровенному разочарованию Бехтерева, супруга не собиралась разделять с ним его восторг. Более того, Надежда регулярно пыталась донести до мужа здравую мысль о том, что уже ничего на «Петезере» не будет так, как прежде – во времена их быстротечной молодости. Она утверждала, что даже если станцию удастся воскресить, это будет совсем иная реальность. Ведь, очевидно, «Петезера» интересовала зарубежное научное сообщество исключительно как объект для проведения новых исследований.

Но Виктора Бехтерева это ничуть не смущало. Главное было совсем не это. Вернуться на станцию – вот чего жаждала его душа. И не важно, какая именно жизнь будет кипеть на полярной базе на этот раз. Важнее то, что она там вновь появится. Остальное – пустые детали. Бехтерев казался одержимым этой идеей. И все считал дни до предстоящего отлета.

Безусловно, Надежда испытывала радость, заметив, как резко воспрянул духом ее первый и единственный мужчина. Казалось, все в нем мгновенно оживилось – взгляд, походка, даже голос его стал немного другим.

Но женщина никак не могла отделаться от какой-то смутной тревоги. Чего-то неясного, терзающего ее душу изнутри. Как будто кошки скребли у нее под сердцем каждый раз, когда Бехтерев заводил разговор о долгожданном возвращении на «Петезеру». Но Надежда никак не могла понять причину своей озабоченности, а потому попросту пыталась от нее отмахиваться.

[…Я размышляла так: я ведь уже совсем немолода, а в этом возрасте любые перемены, даже положительные, могут пугать и вызывать внутреннее беспокойство. Пожилым людям тяжело начинать все заново, им уже не хочется никаких свершений, а хочется только покоя. Этим я себя и утешала…] – расскажет она позже Андрею Ливанову, глотая слезы.

А еще через день она с горечью добавит, что, должно быть, сама была виновата в этом. Ведь, по признанию Надежды Бехтеревой, она так и не решилась подарить супругу ребенка. Сначала было не до того – оба работали так много и упорно, что под конец дня валились с ног от усталости. Нужно было заработать достойные деньги, чтобы обеспечить будущее детей. Да и рожать ребенка в таких немыслимых условиях супруга Бехтерева не решалась. Здесь и взрослому сложно выживать. Что говорить о младенце? Каким бы обернулся ее быт? Об этом женщина боялась даже думать.

А потом, когда рудник неожиданно иссяк и все пошло прахом, Надежда внезапно осознала, что они с мужем – уже далеко немолодая пара, а вдобавок все их многолетние накопления в один злосчастный день обернулись бесполезными фантиками. Настала пора тотального отчаяния.

Жизнь словно пронеслась мимо них, сухо махнув на прощание костлявой дланью. И Бехтерева невольно удивлялась тому, как много лет, оказывается, они с мужем оставили здесь, в этих суровых, вечно заснеженных местах. Десятилетия промелькнули как один миг. И осталась лишь ледяная пустота. И внутри, глубоко в сердце, и снаружи, сколько хватало глаз.

Снежное медленно, но неотвратимо погибало. И больше других страдал от этого Виктор Бехтерев. Мужчина не мог принять болезненную мысль о том, как жестоко обошлась с ним судьба. Все его мечты так и остались мечтами. А жизнь просто взяла и рухнула в один момент, оставив его обессиленным и растерянным.

Когда «Петезеру» окончательно закрыли и все разъехались кто куда, в поселке Снежное стало так одиноко и тоскливо, что, по словам Надежды, оставшиеся люди пытались всеми силами сбиваться в кучки. Немногочисленные жители безостановочно ходили друг к другу в гости, а некоторые пожилые люди даже переезжали к своим знакомым из других домов. Улочки Снежного неотвратимо пустели, а в сердце Бехтерева все больше сгущалась тьма отчаяния. Когда от поселка осталась одна только улица – Продовольственная, он едва не сошел с ума от горя.

Помог рыбный промысел – именно он вытащил семью из нищеты и позволял супругам отвлекаться от тягостных мыслей хотя бы на один-единственный сезон, полностью переключаясь на работу. Оглодыш в буквальном смысле давал возможность Виктору Бехтереву держаться на плаву и не опускать руки.

[Я сказала тогда Виктору – давай уедем, здесь больше ничего нет. Это место умерло. Мы больше не сумеем устроить здесь свою жизнь. А он… Он так посмотрел на меня и ответил: «Надя, а куда ехать? Куда? Мы тут с тобой провели всю жизнь. Вся она здесь, все наши годы. Некуда нам бежать, некуда. И ее я не брошу»… Это он так о станции говорил… Как будто о живом человеке. Наверное, он был в чем-то прав – у нас в самом деле ничего не было и уезжать нам просто оказалось некуда. Вот и остались здесь… А какие мечты и планы были в самом начале…] – вспоминала опечаленная вдова.

Она несколько раз умоляла мужа уехать и покинуть Снежное, но каждый раз он только сурово покачивал головой. Создавалось впечатление, что брошенная и позабытая всем миром «Петезера» – это все, что у него осталось. Его неудачное, опустошенное детище. Пристанище его разбитых надежд и напрасных ожиданий, узником которых он стал.

[…Она ему снилась почти каждую ночь. И за завтраком он рассказывал, как мы, еще такие юные, только прибывшие сюда, обустраивали нашу квартиру на Продовольственной… Ему снились обрывки наших минувших дней. Наше ушедшее прошлое. Он говорил об этом с такой печалью в голосе… Мое сердце разрывалось на куски…] – рассказывала Бехтерева, показывая Ливанову старые черно-белые снимки из семейного альбома в поблекшем бордовом переплете. Снимки, на которых совсем юные супруги беззаботно улыбались неизвестному фотографу, прижимаясь друг к другу и пряча щеки и лбы в смешных меховых шапках. Такие уже давно никто не шьет и не носит.

В день, когда супруга провожала Бехтерева к вертолету Ми-6, готовящемуся переправить его на базу «Петезера», она едва сдерживала слезы. Несмотря на радостное возбуждение, охватившее старшего механика и его горящие счастьем глаза, Надежда по-прежнему терзалась тревожными предчувствиями.

Вечером того же дня, когда Виктор Бехтерев связался со своей женой, оставшейся в Снежном и сообщил ей, что он несказанно рад вновь оказаться на полярной станции, он был вынужден прервать свой воодушевляющий монолог – сильная нервозность женщины читалась в ее немногочисленных ответах, и Виктор понял, что его супруга с трудом сдерживает непонятный ужас. Поэтому он был вынужден отложить на потом свои полные восторга рассказы. Вместо этого он твердо пообещал Надежде, что в скором времени попросит для нее безлимитный пропуск на «Петезеру», чтобы встревоженная женщина могла навещать его в любое время и самолично убедилась в том, что никаких поводов для опасений нет.

Бехтерев сдержал свое обещание. Уже в марте того же года руководитель научной группы, Милош Мажковиц, выдал старшему механику специальный пропуск для его супруги. Согласно которому она могла посещать полярную станцию так часто, как сама того пожелает, однако оставаться на ней не дольше семи дней кряду за одно посещение.

Разумеется, этот пункт был не более чем условностью, предостерегающей нахождение на стратегическом объекте посторонних людей. В реальности никто не следил за тем, как долго Надежда оставалась на «Петезере», и даже если время ее пребывания на станции превышало требуемые семь суток, это никого не волновало и не вызывало ровным счетом никаких проблем.