Kitabı oku: «Семья для мажора», sayfa 2
Тело отзывается напряжением и возбуждением.
Встав из-за стола, собираюсь принять звонок.
– Сколько раз я должен повторять, что не хочу видеть телефоны за столом?
Посмотрев на отца, бросаю:
– Может до тех пор, пока я не скажу, что мне до лампочки твои хотелки?
– Кирилл! – Роняет вилку мать. – Извинись. Сейчас же.
Смотрю в глаза отца, в стотысячный раз отмечая их холодную голубизну.
Никогда в жизни я не знал от него ласки.
Он не таскал меня с собой на футбол, не проводил со мной выходные, не интересовался моими успехами. Все это решетило мою грудь, как осколки гранат все эти годы, а сейчас…. мне доставляет удовольствие бросать ему вызов.
Глядя на него сверху вниз, жду.
– Тогда выйди вон, – кивает себе за спину. – И дверь прикрой. В моем доме правила мои. Построй свой, и будешь там командовать.
Порывшись в кармане джинсов, достаю ключи от “вранглера” и бросаю их на стол.
– Это авансом, – поясняю, направляясь к двери.
– Кирилл! – слышу голос матери и игнорирую.
Глава 7
Кирилл
Сунув в карманы руки и застегнув куртку под самый подбородок, быстро двигаюсь по улице к проспекту. Мокрый снег вперемежку с дождем распугал даже собачников, хотя на этой улице прохожие встречаются редко. Мои соседи имеют сто пятьсот вариантов чем занять вечер, и прогулки под фонарями вдоль двухметровых заборов сюда не входят.
Глядя вперед, вижу круглые фары знакомого фиолетового “смарта” и, несмотря на то, что хочу слинять из дома больше всего на свете, я сегодня очень хреновый собеседник.
Слова отца толкают под зад даже сильнее, чем порывы ветра за спиной. Предложение “завести свой дом” я слышу так давно, что перестал воспринимать всерьез, но именно они рождают во мне какую-то холодную решимость, которой до этого дня не хватало злости или еще чего-то адского. Того, от чего пальцы у меня в карманах сжимаются в кулаки, а по челюсти пляшут жилы.
Завести свой дом?
Что ж, почему бы и нет, твою мать.
Игнорируя мокрые капли на щеках, включаю свой мозг и начинаю думать. Хладнокровно, как никогда в жизни. Думаю, будто получил по подкорке мощным электрошокером, от которого все мое нутро вдруг стало в позу и отказывается сдаваться.
С этим состоянием моего “я” мы знакомы давно. Сколько себя помню, побеждать в любых начинаниях было для меня азартным и тупым приходом, независимо от того, за что я брался. Мне всегда хватало упрямства любое дело доводить до конца, даже то, за которое я брался из-под палки.
Гребаная неудовлетворенность всем, что меня окружает, стала офигенной проблемой моей жизни в последний месяц. Лишь то, что почти две недели этого месяца я провел в компании Стаса и сноуборда в трех тысячах километров от этого города и от своих родителей – помогло мне не наследить основательно. И в городе, и в доме.
Крошечная фиолетовая тачка делает оборот через сплошную линию и тормозит по мою правую руку. Открыв дверь, сажусь в салон и с чертыханиями пытаюсь воткнуть в него свои ноги.
– Гамбец! – рычу, как обычно.
Это игрушка, а не тачка, и кататься в ней – насилие над моей психикой.
Салон наполнен запахом цветочных духов. Приятно, но ситуацию не спасает.
– Уууу… – смеется Таня. – И тебе привет. – Наблюдает за мной с обворожительной полуулыбкой.
Светлые волосы собраны в высокий хвост. На лице немного макияжа, включая яркую бордовую помаду. Яркая девушка. Потрясающая во всех смыслах, но поцеловать ее снова спустя шесть лет мне не дает дебильный внутренний стоп-кран, который я сам и сорвал, когда объяснил ей – что недавно расстался с девушкой и… твою мать, еще не готов к новым отношениям, как бы тупо это не звучало.
Мы друзья.
С ней легко, и башка ясно работает. Я ничего не обещаю, она тоже. Офигенный сценарий.
Сложив на груди руки и почти вплотную подтянув к ней колени, говорю:
– Привет.
Откинув голову, прикрываю глаза. Машина трогается под мелодичный Танин смех:
– Встал не с той ноги?
– Я не с той родился, – отвечаю ей.
– Преувеличиваешь! Все с тобой нормально.
– Спасибо.
– Честно-честно. Куда хочешь поехать?
Сделав глубокий вдох, раздумываю пару секунд, а потом говорю:
– Ты говорила, у вас в Центре города помещение сдается в аренду?
У ее семьи несколько мелких бизнесов и куча недвижки по всему городу.
– Да, сдается.
– Можешь показать? – Открыв глаза, смотрю на то, как по стеклу лупят холодные капли.
Час-пик, и движение дохлое. Пробки – это еще один раздражающий меня фактор.
– Что, прямо сейчас? – Удивляется Таня.
– Да. Так что, можешь?
Смотрю на нее, постукивая пальцем по колену.
– Эмм… – задумывается она. – Нужно позвонить.
– Окей.
Десять минут спустя она кладет трубку и объявляет:
– Доедем до риэлтора, ключи возьму.
– Класс. – Киваю.
– Хочешь открыть бизнес? – интересуется, поглядывая на меня между маневрами по двухполоске.
– Может быть, – отвечаю расплывчато.
Пока я и сам не знаю, чего конкретно хочу, все будет зависеть от того, сколько мне удастся собрать “инвестиций”. Прикидывая возможности своей бабули, понимаю, что этого будет в любом случае мало.
– Пфффф… – проведя по волосам рукой, проваливаюсь в свои мысли.
Таня не мешает этому процессу. Просто делает погромче музыку и тихо подпевает, мурлыча себе под нос.
Час спустя ее “смарт” паркуется на исторической улице, где собрано дофига инфраструктурных объектов города, включая маленький сквер и клуб “Колизей”, вид которого вызывает у меня желание отвернуться в другую сторону.
Уже по фасаду понимаю, что помещение десять из десяти.
Мозг подкидывает варианты, как это место можно использовать, но все они упираются в грандиозный ремонт, а это критически увеличивает стоимость любого проекта.
Бродя вдоль больших окон, рассматриваю потолок с торчащими трубами и старый, просто древний плиточный пол, который, тем не менее, отлично сохранился, потому что клеился на цемент, а не на сопли.
– Есть идеи? – Слышу осторожный вопрос за спиной.
– Кое-что, – отвечаю, не желая пока вдаваться в детали.
– Я никому не скажу, – вздыхает Таня.
– Я знаю. – Смотрю на нее, обернувшись. – Нужно подумать.
– Ясно, умник.
– Докинешь меня до Стаса?
– Легко. – Крутит на пальце ключи.
К девяти вечера движение разгружено, и до квартиры брата мы долетаем за десять минут.
Прощаясь с Таней, первым делом говорю:
– Можешь придержать это место неделю?
– Задатком приходи на мой день рождения, – отвечает она. – В субботу. В “Барабулю”.
– Лады, – киваю, берясь за дверную ручку.
– Пока? – кусает она губу, посылая мне осторожный, но очень говорящий взгляд.
Блин.
Я мало что помню о ее губах, но… контакт с ними будет настоящим свинством, потому что у меня в заднице здоровенный шип, который сегодня зудит особенно сильно.
– Пока, – выбираюсь из машины, набирая Стасу.
У меня есть ключи от его хаты, так что я могу там зависнуть, даже если его нет дома.
Дома его нет и, судя по голосу, он опять в загуле на пару дней.
– Переночую у тебя, не приводи телок, – прошу его, осматривая стоянку перед домом.
Его “порш” припаркован прямо у подъезда.
– А куда мне их, блин, приводить? – возмущенно блеет он.
– Ключи от тачки у тебя с собой? – игнорирую, заходя в подъезд.
Возня и полупьяное ворчание:
– Нет. На тумбочке посмотри. Она мне завтра вечером нужна. Тебе надолго?
– На пару часов, – вызываю лифт. – Нужно в одно место съездить.
– Ладно, пофиг…
Кладу трубку и сжимаю ее в ладони.
Добравшись до квартиры, раздеваюсь и брожу по коридору, психуя от того, что собираюсь завтра сделать.
Глава 8
Аня
– Пожалуйста. – Ставлю на стол горячий кофейный стакан и сопровождаю его автоматической улыбкой.
– Спасибо. – Улыбается мне парень с той стороны прилавка.
Забирает стакан и направляется к выходу.
Под звук дверного колокольчика достаю из кофемашины металлический рожок и стряхиваю в мусорное ведро остатки кофейной гущи. Ополоснув рожок под краном, возвращаю его на место, после чего протираю столешницу и выхожу из-за прилавка.
Мой желудок проснулся еще пару часов назад, но если еще вчера я думала о еде с отвращением, то сегодня думаю о ней с гигантским аппетитом.
Если это означает, что мой организм готов жить дальше, то моя голова с этим не совсем согласна. Она все еще сопротивляется и ставит под сомнения любые мои решения. Меня это достало, поэтому прошу свой внутренний голос заткнуться хоть на десять минут.
Подойдя к двери, через стекло выглядываю на улицу.
Мимо кофейни в обе стороны носятся машины, поднимая брызги из талого снега и грязи. Люди снуют по пешеходному переходу, и уже зажглись фонари.
Снимаю с двери табличку с надписью “открыто” и достаю из кармана фартука ту, что с надписью “технический перерыв”. Повесив ее на крючок, закрываю дверь на замок.
Сегодня меня гложет ужасное чувство вины перед дедом за то, что все эти недели изводила его нервы своим ужасным поведением. Я знаю, что все эти недели он почти не спал и не ел. Просто ходил по дому такой же тенью, как и я. Кажется, я наконец-то созрела для “взрослого” разговора. Еще месяц назад вопросы моей прописки и недвижимости были для меня далеким космосом, до которого мне вообще не было дела. Мы никогда не обсуждали, а мне было не до того. Заглянуть в будущее я могла максимум на перспективу в месяц, и то если постараться.
Направляясь к подсобке, печатаю деду сообщение и предлагаю притащить ему из кофейни какой-нибудь десерт. Попытка восстановить равновесие так себе, но ведь нужно с чего-то начать.
– Ты точно обязана это делать? – ворчливо спрашивает Алёна, когда вхожу в “служебное помещение”.
Роясь в картонной коробке у стола, она извлекает оттуда бумажную гирлянду из красных и розовых сердечек, которая, судя по всему, просто бесконечная.
– Да. Я же здесь работаю, – напоминаю ей.
– Ну, знаешь, ты же не рабыня. Ты вообще-то кассир. – Потрошит она коробку.
Запустив в нее руки, вываливает на стол кучу красно-розовой атрибутики ко Дню всех влюбленных, который наступит через неделю.
Подойдя к ней, цепляю пальцем сложенный “фонарик” в виде большого сердца на веревочке и равнодушно его рассматриваю.
– Тут хорошо платят, – говорю подруге. – Мишуру развесить не проблема.
– Да уж, не проблема, – буркает она, бросая на стол пластиковую табличку с английской надписью любовь.
Если она думает, что вид всех этих украшений вызывает у меня внутреннее отторжение, то это не так. В самом деле, у меня есть проблема посерьезнее, чем встретить День Святого Валентина с разбитым сердцем. Оно сжимается в ответ, потому что мне вдруг не нравится называть свою проблему “проблемой”. Многие называют это “чудом”, но только мне в девятнадцать такие чудеса… не нужны.
Посмотрев на меня, Алёна думает пару секунд, а потом бормочет:
– Ты сегодня хорошо выглядишь. Правда, я не придумываю.
Молча кивнув, черчу пальцем крестик на краю стола.
– Выспалась, – пожимаю плечом.
Это правда.
Я спала, как убитая, будто не спала неделю. На самом деле, я весь месяц спала кое-как. Наверное, я была глупой, когда решила, что могу справиться в одиночку. Правда, та поддержка, которой бы мне действительно хотелось, та, о которой тайком мечтаю каждую ночь, она мне недоступна.
Это больно ранит в груди, но я пытаюсь жить с этой чертовой раной.
– Ты… ммм… записалась к врачу? – осторожно переводит Алена тему.
– Угу.
– Может окажется, что ты не беременна, – воодушевленно предполагает она.
– Эмм… – смотрю на нее с безнадегой. – Вряд ли…
Симптомы такие яркие, что у меня нет сомнений.
– Это… чувствуется? – Кусает она губу.
В ее глазах забавное любопытство. Кажется, я что-то вроде подопытного кролика, но ее любопытство сильнее, чем мои “раненые чувства”. На самом деле я не в обиде. Мне бы тоже было любопытно, поменяйся мы местами.
– Эммм… еще как…
Стараюсь звучать безразлично, но все это пугает и… ужасно волнует. Я хочу поделиться…
– Ооо… ясно…
– В животе будто сквозняки, – говорю беспечно. – И грудь… в общем, она стала огромная…
– Вот так бонус, – тихо посмеивается Алёна.
– Да, шикарный. Оставь все это, я после закрытия сама развешу. Хочу поесть. – Направляюсь к холодильнику, чтобы достать контейнер со своим обедом.
– Ладно, – вздыхает она. – Можно вопрос?
– Угу.
– Ань… вы… поссорились?
Прикрыв глаза, открываю холодильник.
– Эмм… долгая история… мы расстались, и он не виноват.
– Слабо верится, – цедит мрачно.
– Ты его не знаешь… – говорю так тихо, что это больше похоже на шепот.
Я знаю, к чему она клонит, но я… уже все решила. Я не собираюсь ему говорить. Я уже столько всего наделала, что боялась бы сознаться даже под пытками.
У нее звонит телефон, и по короткому разговору я понимаю, что ей пора.
– Ник приехал, – говорит, шурша курткой.
– До завтра. – Бросаю на нее взгляд через плечо.
Надев куртку, она посылает мне виноватый взгляд и направляется к выходу.
Каждый раз, когда ее парень всплывает в том или ином разговоре, она будто чувствует себя виноватой. Будто она виновата в том, что у нее есть парень, которого любит она и который любит ее.
Усевшись на стул, жую свой обед даже не разогревая. Я так голодна, что меня это не смущает. Покончив с едой, пихаю контейнер в пакет и заглядываю в зеркало, чтобы поправить дурацкую “таблетку” у себя на голове. Головной убор, который терпеть не могу, но он идет в комплекте с фартуком, и мне платят в том числе за то, чтобы я все это носила.
Прочитав сообщение от деда, возвращаю телефон в карман и решаю подсыпать зёрен в лоток кофемашины, когда за спиной звенит колокольчик.
Роняю пакет и замираю статуей. По ребрам колотит подпрыгнувшее к потолку сердце, потому что, хлопнув дверью, к кофейню заходит Дубцов.
Я понимаю это раньше, чем он сбрасывает с головы капюшон. Раньше, чем произносит хоть слово.
Смотрю на него молча, разрываясь между желанием нырнуть под прилавок и стоять на месте.
На нем расстегнутая зеленая парка до колена, черная водолазка и синие джинсы. В черных волосах легкий бардак.
Он на ходу небрежно обводит глазами помещение и смотрит на меня в упор, остановившись перед прилавком.
Будто загнанный в угол кролик, смотрю на него снизу вверх. Я совсем не коротышка, но в нем почти два метра, и даже на шпильках я смотрю… боже… смотрела на него снизу вверх.
Он тоже смотрит.
Обводит глазами мое лицо и задерживает их на моем идиотском головном уборе. Меня мучает желание сорвать его с головы, но я все еще не могу пошевелиться.
Его лицо мало что выражает, но главное, чего на нем нет – это удивления.
Он пришел сюда целенаправленно.
От понимания у меня подкашиваются колени.
Он пришел…
Как узнал, что я здесь?!
У меня была куча времени, чтобы думать о том, как я буду без него жить, и сейчас мне хочется что-нибудь разбить, потому что ему не стоило приходить. Не стоило, черт возьми!
– Ты хотела поговорить? – произносит ровно.
От волнения у меня колит в груди.
Желание довериться ему такое острое и жалящее, что я боюсь, как бы мой рот не начал говорить сам собой. Но в голове отчаянно бьется бескомпромиссное напоминание: он уедет в столицу. У него практика в крупной ИТ-компании. Ему двадцать один. Ему не нужен ребенок. Он уедет, а я останусь. Один на один с его матерью!
В эти секунды, пока моя ужасная логика прокручивается в мозгу, я любуюсь его лицом. Пытаюсь нащупать его запах среди запаха кофейных зёрен.
Его брови вопросительно выгибаются.
– Я… – прочистив горло, выталкиваю из себя. – Хотела извиниться…
– Извиниться? – повторяет сухо.
– Да… – выпаливаю. – Извинения – это тяжело. Знаешь, не только для того, кто их приносит. Принимать извинения тоже нужно уметь.
– То есть, я не умею? – интересуется ровно.
– По-моему, нет.
Запрокинув голову, он смотрит в потолок и тихо посмеивается.
Глядя на его точеный подбородок, сглатываю и нервно мну край своего фартука.
Несмотря на то, что меня душат эмоции, я понимаю, что сейчас… мы кажется поссоримся, и это черт знает что.
Опустив подбородок, тычет им в меня:
– Ну, ладно. Давай попробуем. За что ты извиняешься?
Пффф…
Почему с ним так трудно?!
Потому что он это он.
Нести всю эту чушь невыносимо тяжело, но я уже в ней по-колено.
– За то, что… так вышло, – смотрю в его упрямые глаза.
– За то, что “прошла любовь”? – уточняет. – За такое что, извиняются?
Нелепость этой фразы рождает ком в горле. То, что из всего сказанного мной, он ухватился именно за нее, терзает душу.
– Я хочу извиниться, – настаиваю.
– Окей. Извинения приняты.
– Давай дружить… – прошу его очень тихо.
Я знаю, что он пошлет меня куда подальше, но мне нужно иметь возможность хотя бы здороваться с ним время от времени. Зачем? Потому что я больная.
Глубоко вдохнув, он смотрит на меня с деланной задумчивостью, но в ту секунду, когда его глаза касаются моих губ, живот взрывается мурашками.
Быстро подняв глаза, Дубцов бросает:
– Легко. Это все?
Только получив этот ответ я понимаю, что в тайне ждала другого. Если он согласен “дружить”, то это разве не безразличие? Я бы не смогла быть ему другом. Никогда. Я бы не смогла находиться рядом с ним не имея возможности касаться во всех возможных смыслах. Делать с ним вещи, которые мы делали. Только так я хочу его себе! Всего целиком!
– При покупке двух капучино, десерт в подарок, – проговариваю хрипло.
Вспышка, которая проносится в его глазах, останавливает сердце.
– Сними эту хрень с головы. Дружеский совет.
Мои щеки вспыхивают.
Развернувшись, он шагает к двери, а я кусаю до боли губу, боясь крикнуть ему вдогонку что-нибудь соразмерное. Если я это сделаю, то ни о какой “дружбе” речи быть не может. Когда-то я думала, что нет ничего хуже, чем сходить по нему с ума безответно, но “дружить” с ним будет просто чертовой пыткой, потому что быть с ним паинькой теперь я, кажется, разучилась. Кажется, только с ним я бываю такой – не паинькой. Почему? Не знаю!
Его характер злит, цепляет, манит меня, как… мотылька.
Вздрагиваю, когда за Дубцовым закрывается дверь.
Накрыв ладонью свое правое запястье, нащупываю его подарок через рукав свитера.
Оставшееся до закрытия кофейни время все валится у меня из рук. О том, чтобы развешивать дурацкие сердечки даже не думаю.
Я думаю только о том, как в его черных глазах блеснули те молнии, от которых меня трясет.
Выбирая для деда десерт, я понимаю, что взвинчена достаточно, чтобы не растерять своего намерения поговорить с ним о том, на что в своей жизни я вообще могу рассчитывать.
Выйдя из автобуса, продираюсь к дому через порывы ледяного ветра, от которого спирает дыхание.
Мне придется до ночи зубрить лекцию к пятничной контролькой, но даже несмотря на это, раздевшись, я направляюсь прямиком на кухню.
Расположившись за столом, дед погружен в чтение книги. То, как он сдвигает очки на самый кончик носа, всегда меня смешило. Я люблю его. Сильно. Сейчас все годы, которые мы провели вместе, кажутся мне ярким калейдоскопом. Мы никогда не ссорились. Ни одного раза в жизни. Я и сейчас не собираюсь этого делать. Он дал мне слишком много, чтобы я могла на него злиться.
На нем футболка и пижамные клетчатые штаны. Но, как и раньше, он не ложится спать, пока меня не будет дома.
– Привет. – Пройдя в кухню, ставлю на стол пакет с его пирожным.
– Чайник вскипел. Присядь, – просит с грустной нежностью, отложив в сторону книгу.
Выдохнув, опускаюсь на стул и спрашиваю:
– Дед… наш дом… ммм… не наш?
На его лице удивление. Уверена, он не ожидал от меня такого вопроса, и я прячу от него глаза, ведь деньги и все, что с ними связано – тема, которую мы никогда не поднимали. Нам не всегда хватало, но мы научились жить очень экономно. Просто, так вышло, что я умею очень хорошо считать.
Помолчав, он цокает:
– Не наш? Как не наш?
Наверное, он подзабыл, что мне уже не десять. И что я не хрустальная.
– Он нам не принадлежит? – спрашиваю, водя пальцем по клеенке.
– Пум-пу-пум… – тянет.
Собравшись с силами, поднимаю на него глаза.
Потерев ладонью подбородок, он пытается делать безмятежный вид, но я вижу беспокойство в его выцветших голубых глазах.
– Нас разве кто-то гонит?
– Нет… – отвечаю тихо. – Но у нас что, больше ничего нет?
– Ну, почему же, – отвечает с расстановкой. – Кое-что есть. А что, пора тебе поинтересоваться. Я тоже хорош.
– Ты не волнуйся. – Накрываю его ладонь своей. – Ладно?
Его подбородок вдруг начинает подрагивать.
Похлопав меня по руке, бормочет:
– М-да… м-да… Я сюда приехал в двадцать пять.
– Угу, – отвечаю.
Я знаю, что дед с женой и детьми, моим дядей и моим отцом, приехал сюда из другой страны, только тогда все это была одна большая страна.
– Жилье выделили мне служебное, как семейному. Арендованное, но нам и этого вот так было, – проводит пальцем по горлу. – Так и жили. Потом бабушка твоя умерла. Потом Союз распался. Потом родители твои погибли. С документами я долго маялся. Гражданство нужно было менять. Родина моя далеко, затянулось все… И дом из-за этого… профукал… м-да… на приватизацию не успел.
– Угу…
– Ты не переживай, там у меня квартира есть. Только документы восстановить надо. Мы с Мишей, дядькой твоим, уже третий год бьемся.
– О… ясно… – выдыхаю, не зная чувствовать ли облегчение.
– Не бросят они тебя, в случае чего, – говорит убежденно. – У нас с Мишей уговор.
В случае чего?
Не хочу думать про этот случай.
– Ясно…
Погладив меня по голове, он растроганно повторяет:
– Ты не волнуйся. Все хорошо будет… нас никто не выгоняет. Аренду, ее продлить можно. Договоримся.
– Угу…
Выдохнув, кладу голову на его плечо и закрываю глаза.
Если час от часу не легче, то это мой случай.
Глава 9
Кирилл
– Сядь, пожалуйста. – Поставив на подоконник лейку для цветов, мать указывает рукой на стул с обратной стороны своего рабочего стола.
Тон ее голоса и резкость движений намекают мне на то, что зря я рассчитывал поболтать о том о сем.
Бросив на пол рюкзак, усаживаюсь на стул и вытягиваю под столом ноги.
– Где ты ночевал? – интересуется как бы между прочим, опускаясь в белое кожаное кресло напротив меня.
На ее пальце кольцо с большим бриллиантом. В детстве мне нравились ее украшения. Одно я даже попробовал проглотить, слава Богу, отцовский водитель мимо проходил и успел вытрясти его из меня до того, как случилась “трагедия”.
– У Стаса. – Скрывать мне нечего.
– А позавчера? – Постукивает по столу ногтем.
– Там же, – отвечаю ей.
– Сынок. – Кладет на руки подбородок и смотрит на меня со вселенской усталостью. – У тебя что, дома своего нет?
– Кхм… – Чешу кончик носа. – Хороший вопрос.
– Кирилл, не говори глупостей. Я поговорю с отцом. Кажется, этот конфликт зашел слишком далеко. Извинишься, и мы про все забудем.
– Нет, – говорю на каком-то внутреннем автопилоте.
То, от чего еще пару недель назад я предпочитал дистанцироваться, теперь стало делом принципа.
Извинения…
Перед глазами встает ангельское лицо и окружении рыжих, как ржавчина, кудрей. Цвет, от которого я тащился. Твою мать. Я и сейчас тащусь.
На фиг ее.
В жопу извинения.
– Кирилл…
– Нет, – повторяю, отрывая глаза от поверхности стола и переводя их на мать.
Сжав губы, напряженно смотрит на меня в ответ.
– И как это понимать? – спрашивает строго. – Ты что, ушел из дома?
– Видимо, да, – пожимаю плечом.
Правда, не мешало бы съездить “домой” и забрать кое-какую одежду, но показываться там даже на пять минут мне вдруг до ломоты в костях не хочется.
Молчим, и я позволяю ей делать какие угодно выводы.
– Отец тебя содержит, – вдруг говорит она. – Ты должен понимать, что это накладывает на тебя обязательства быть хотя бы благодарным. А это значит, что ты не можешь просто уйти из дома, тем более… – делает она паузу. – По-английски. По отношению ко мне это тоже некрасиво.
Согласен, не красиво.
Её глаза выискивают в моих ответное понимание.
Распределение моих “карманных” всегда занималась она. Но я достаточно большой, чтобы понимать – это его деньги. Нас всех содержит он. И я был бы пустозвоном и брехуном, если бы сказал, что его деньги мне не нужны. Еще неделю это так и было. Механическое движение по накатанной, где я имею то, что имею, за счет соблюдения определенных правил, но сейчас… в этот момент “истины”, соблюдение тех самых правил вызывает у меня настоящую душевную блевотину.
Посмотрев в окно, собираюсь принять самое сложное решение за всю свою сознательную жизнь, не меньше. Если проиграю, крушение будет эпичным. Ползти на брюхе туда, где твоего крушения ждут с распростертыми объятиями – значит затолкать свою гордость в собственную задницу, а это гораздо больнее, чем кажется. Я делал это столько раз, что знаю, о чем говорю.
– Думаю, я в состоянии сам себя содержать, – говорю, повернув к ней голову.
– Кирилл, – рыкает с угрозой. – Не дури! Тебе еще год учиться, у тебя практика весной. Все это денег стоит. Это твое будущее!
Мое будущее… возможно, я с ним халатен, но мой внутренний конфликт оказался сюрпризом даже для меня. Кажется, у меня сорвало какой-то клапан, отвечающий за чувство самосохранения.
– До весны еще дожить нужно, – встав со стула, забрасываю на плечо рюкзак.
– Я тебе даю неделю, – тычет она в меня пальцем. – Неделю погуляй и возвращайся домой. Извинишься и…
– Нет, – обрубаю.
– Кирилл!
Выйдя из кабинета, вижу молоденькую секретаршу в приемной деканата, которая с самой первой встречи смотрит на меня, как на сочный кусок мяса. Не припомню, чтобы сказал ей хоть пару слов за последние полгода, но ее это не напрягает, потому что, как и всегда, она мне улыбается.
Забрав с вешалки свою куртку, выхожу в коридор и надеваю ее на ходу. Я посещаю не так много занятий в универе, в основном потому что умею договариваться с людьми, поэтому, спустившись по лестнице, прохожу через турникет и шагаю под февральский дождь.
На стоянке, как и договаривались, меня ждет черный “БМВ” Ника Баркова.
Заняв переднее пассажирское, говорю ему “привет”.
– Угу. – Роется он в своем телефоне.
– Адрес скинул тебе сообщением. – Пристегиваю ремень, растекаясь по сиденью.
– Момент… – лепит на приборную панель телефон и заводит машину.
С Барковым мы знакомы давно. Его отец крупный предприниматель в городе, так что мы часто пересекаемся на разного рода “тусовках”. От юбилеев до рождения первенцев. Вообще-то, с подачи Ника я попал в городской хоккейный чемпионат в состав команды “городского бизнеса”, в которой его отец состоит уже лет десять. Меня туда приняли нежно и с зеленым светом. Взяли нападающим прямо после первой тренировки.
Судя по всему, с хоккеем мне придется подзавязать, потому что оплачивать свое членство в ближайшее время для меня будет проблематично.
Полчаса спустя Ник вышагивает вдоль окон Таниного помещения.
Положив руки в карманы куртки, спрашивает:
– И че ты думаешь?
Прислонившись плечом к стене, делюсь мыслями:
– На той стороне дороги клубешник. Думаю, здесь можно замутить кафешку для тех, кто идет туда или оттуда. Только нам с тобой нужно будет здесь фейсами постоянно светить в качестве рекламной акции. Может, даже за баром постоять.
– Клич бросить в тусовку, – продолжает он мою мысль, осматривая потолок.
– Угу, – смотрю на улицу, складывая на груди руки.
– А по деньгам что?
– Думаю, ремонт нужен по минимуму. У Тани есть один дизайнер, может вот это все, – имею ввиду облупившиеся стены и торчащие из потолка трубы. – Вписать в интерьер…
Подумав пару секунд, называю ему примерную стоимость этой затеи.
Для Баркова подъемной будет и гораздо большая сумма, а вот для меня – нет. Я еще не говорил с бабулей, но прекрасно представляю ее возможности.
Баркова я выбрал не только из дружеских соображений. Вообще-то, нифига не из дружеский. Может я расчетливый говнюк, но я выбрал его, потому что, если кому-то вздумается ставить мне палки в колеса, отец Никиты будет моим громоотводом.
Одно дело пихать палки в колеса мне – неоперившемуся сосунку, но другое дело ставить палки в колеса Игорю Баркову.
И мой хладнокровный расчет работает, потому что, протянув мне руку, Барков-младший объявляет:
– Я в деле. С отцом нужно перетереть.
– Подбросишь до Набережной? – Прошу его, застегивая куртку.
– Ага. Только сначала Алёну из универа заберем, – кивает он.
Глава 10
Кирилл
Добежав до машины под пулеметной очередью мелкого града и дождя, забираемся с Ником в “бмв”.
Сажусь на заднее сиденье, переднее оставляя его девушке.
Не помню, чтобы когда-то ей не дал, но ее неприязнь ко мне физически ощутима.
Это странно, потому что я не сделал нихрена плохого ни ей, ни ее чокнутой подружке.
Если бы я мог извлечь Калинину из своего мозга вместе со всеми воспоминаниями о ней, я бы так и сделал. Полную перепрошивку памяти.
Холодный укол под ребрами заставляет поерзать.
Чтобы о Калининой не думать, мне понадобится трепанация черепа.
Сжимаю в кулак руку и упираюсь им в губы, пока машина трогается, выруливая на проспект.
Друзья.
Почему бы и нет.
Не все ли равно?
Не думал, что когда отнимают то, что очень хочется – это так приканчивает нервные клетки.
– Че девушке подарить на День всех влюбленных? – слышу вопрос Ника с переднего сиденья.
– Без понятия, – отвечаю хрипло.
Я знаю, что подарил бы своей, если бы она меня не отшила.
– Пффф… – откинув голову, смотрю в потолок.
Таня предложила встретиться в кафе и обсудить “мою бизнес стратегию”.
Особой стратегии у меня нет. Весь расчет на то, что народ потянется туда, где тусоваться модно, а модно тусоваться там, где тусуется универские блогеры и золотая молодежь.
Машина съезжает с проспекта и сворачивает на узкую подъездную дорожку нашего ВУЗа, которая упирается в стоянку перед главным корпусом.
К этому времени тяжелые дождевые капли лупят по крыше так, что уши закладывает.
– Зараза… – бормочет Барков, рассматривая то, что творится за лобовым стеклом.
Постукивая по колену телефоном, разминаю шею.
Через секунду двери машины с противоположной от меня стороны почти синхронно открываются, и внутрь вваливаются два визжащих тела.
Переднее сиденье занимает, без сомнения, Алёна, а на заднее рядом со мной падает “фиолетовая куртка”, без сомнения, твою мать, знакомая слишком хорошо, чтобы мое нутро не отозвалось мгновенно.
– Ник! – визжит Алёна. – Помоги! – Протягивает ему свои руки в мокрых до нитки варежках.
Скосив глаза, вижу, как Аня… Калинина сбрасывает с головы капюшон и дует на замерзшие дрожащие руки.
Волосы собраны в пучок на макушке, и те тридцать секунд, пока мое присутствие остается незамеченным, тупо любуюсь на плавную линию ее щеки и подбородка.
– Нас чуть не смыло… – хохочет Алёна и замолкает на полуслове, как будто резко вырубили громкость, когда видит меня.
– Салют, – приветствую кисло.
Дернув головой, Калинина смотрит на меня, распахнув зеленые глаза.
От ветра кожа на щеках покраснела, и губы выглядят алыми.
У меня никогда не было проблем с влечением, когда смотрел на нее, и месяц спустя нихрена не изменилось.
– Привет, – говорит еле слышно.
Отвернувшись, смотрю в окно, за которым по стоянке носится народ.
