Kitabı oku: «Реалити-шоу «Замок»», sayfa 5

Глава 13. Контакты с аборигенами

Местные жители, те самые, которые так правдиво изображали напуганных тараканов, общаться со мною отказались, уверенно бледнея, краснея и закатывая глаза в ответ на любой вопрос. Соответственно, предоставить мне план этого хуторка они тоже отказались. В общем, пришлось идти куда глаза глядят.

И вот уж не знаю, то ли я с детства отличалась повышенным косоглазием, то ли еще что, но прямо я шла исключительно до ближайшего перекрестка, ну а после этого наугад поворачивала направо или налево (Ллевеллин, кажется, уже был готов меня прибить), надеясь, что за следующим поворотом я увижу хоть что-то новое. Увы. Если предположить, что создатель мира был художником, то демиург этой деревни, не мудрствуя лукаво, воспользовался ксероксом.

Неожиданная удача ждала меня, когда я уже потеряла всякую надежду. Новый поворот и…

В конце улицы, резко уходившей вниз, блеснула голубая лента реки. Ура! Хоть какое-то разнообразие!

Люди так любят обманывать. Чаще всего – себя.

Честно говоря, я всегда искренне считала, что в наше время, когда космические корабли бороздят просторы Большого театра… пардон, не та опера. В любом случае – в наше время такое словосочетание, как «ручная стирка», давно ушло в прошлое. Ага, щазззз!

Впереди, на полуразрушенных деревянных мостках, молодая девушка полоскала белье. Рядом стояла грубо сплетенная корзина, до краев наполненная вещами. Девица неловко повернулась, и корзина, задетая локтем, бойко ухнула в воду. Прачка испуганно ойкнула, потянулась за вещами. И рухнула вслед за корзиной, с головой уйдя под воду.

Господи, да какая ж здесь у них глубина?! У самого-то берега?!

Ллевеллин, не раздумывая, рванулся мимо меня к утопающей, прыгнул в воду. Всего через несколько мгновений кашляющая девушка была вытащена на берег. Она некоторое время судорожно похватала ртом воздух, затем наконец отдышалась и, не обращая внимания на то, что с нее льет в три ручья, радостно повисла на шее Ллевеллина.

– О, спасибо вам, благородный господин! – завизжала недоутопленница. – Вы спасли мне жизнь, и моя благодарность будет воистину безгранична!

Не поняла?! На что это она намекает?!

Не надо было ее вылавливать.

Покрасневший как маков цвет Рыцарь судорожно пытался расцепить ее руки. Безрезультатно.

Так. Пора мне вмешаться, иначе…

Какая ревность?! Какая, на фиг, ревность, я вас спрашиваю?! Она же просто сейчас задушит моего Ллевеллинчика! Ну, в смысле, не совсем уж моего, но все-таки. Вы поняли, да? Я спасаю Рыцаря от удушения. Не более того!

Я осторожно приблизилась к этой странной композиции под названием «Ллевеллин, застывший статуей и не знающий, куда ему деть руки, мучительно соображает, как вежливо послать даму далеко и надолго» и, похлопав девицу по мокрому плечу, сообщила (она наконец соизволила оглянуться, но на шее у моего Рыцаря висла по-прежнему):

– Девушка, у вас уже все вещи уплыли.

Девица, вместо того чтобы заняться своими прямыми трудовыми обязанностями, смерила меня ледяным взглядом и, не расцепляя рук, холодно поинтересовалась:

– А вы, собственно, кто такая?!

Не, нормально, да?! Вешается на МОЕГО Рыцаря и еще чего-то от меня требует!

– Гелла, Хозяйка Замка, – мрачно сообщила я. Фамилия, я думаю, здесь не требуется.

Девица как-то мгновенно побледнела, став одного цвета с давно уплывшим бельем, и соизволила-таки наконец разомкнуть руки.

– П-п-простите, миледи! – выдохнула она, как-то испуганно уставившись на меня. – Я не знала, и… – Ее взгляд заметался между мной и Ллевеллином. – А в-вы т-тогда…

– Ллевеллин ап Гвидион, – склонил влажную голову юноша, – Рыцарь Замка.

Ух ты, а я думала, он мой Рыцарь. Так, стоп. А ведь я именно об этом и думала, когда девушку отвлекала. Пора завязывать с этими собственническими замашками!

Девица между тем побледнела еще сильнее.

– М-м-миледи, я не знала, клянусь, и я бы никогда не посмела и… и… – начала она, заламывая руки.

– Идите домой, высушитесь, – тихо посоветовала я, – а то замерзнете, простудитесь.

Девицу как ветром сдуло.

Ллевеллин же оглянулся по сторонам, словно проверяя, нет ли кого поблизости. А потом вдруг опустился на одно колено, склонил голову:

– Миледи, прошу простить мне мою дерзость, я не должен был так поступать. Я должен был дождаться вашего приказа.

Это чего с ним?! Нет, я понимаю, что сейчас разговариваю, как Вовка в тридевятом царстве, но на связную речь у меня просто нет никаких сил.

Это что, он извиняется за то, что спас эту девушку?! Считает, что мне это должно не понравиться?! Как там фрекен Бок говорила? «Я сошла с ума, какая досада!»? Вот-вот. Именно об этом я и говорю.

– Ллевеллин, не сходи с ума! – тихо пробурчала я, настороженно зыркая по сторонам – сейчас кто-нибудь из аборигенов на улицу выскочит (вон как в окошки уставились!), а тут такая картина маслом! – Веди себя прилично!

Рыцарь вскинул на меня удивленный взгляд – похоже, здесь нормы приличия в корне отличались от общепринятых, и поза Ллевеллина не вызовет не то что насмешек, даже удивления. Пришлось выкручиваться:

– Все в порядке, встань!

Насквозь мокрый парень послушно поднялся, не обращая внимания на воду, хлюпающую в сапогах.

Господи, и никак я не привыкну к такому вот подчинению. Хотя, если размышлять логически, много ли у меня времени было привыкать? Я даже толком не могла сказать, сколько часов прошло с того момента, как я оказалась в Замке, – два-три или все сутки.

– Возвращаемся туда, откуда пришли, – вздохнула я. – Надо найти тебе сухую одежду, а то еще замерзнешь, заболеешь.

Ллевеллин позволил себе небольшую улыбку:

– Я не могу заболеть, миледи. Рыцарь либо здоров, либо мертв.

М-м-да. Достанется ж кому-то такой вот удобный муж. Какая экономия на лекарствах!

Гелла! Ну о чем ты вообще думаешь?! Человек сейчас замерзнет на фиг, а ты – «экономия, экономия»! Сердца у тебя вообще, что ли, нет?!

Тем более, что вторая часть его фразы мне совершенно не понравилась!

– Но переодеться тебе все равно надо, – решила не успокаиваться я. – Ветер – холодно будет.

Если честно, сказать, что погода нынче была ветреной, мог только человек, проведший всю сознательную жизнь в консервной банке, но… В конце концов, не может же Ллевеллин ходить в таком виде?! Как минимум это неприятно!

– Но отец, это глупо! – не успокаивалась девушка. – Я же говорю, она другая! В твоих действиях нет никакого смысла!

Мужчина упрямо поджал губы:

– Я знаю лучше, что делать, а потому поступим так, как я решил. Тем более, что слова одной девчонки не пересилят воли всей деревни!

– Зачем, миледи? – удивленно пожал плечами Рыцарь. – И так можно.

Ллевеллин зябко передернул плечами. Ну вот, я ж говорю, замерз, сейчас простудится, а мне его потом лечить! Ой, стоп! Мне лечить – это значит, он весь такой больной, в кровати лежать будет, а рядом я с градусником и грелкой, вытираю пот ему с лица… Какая прелесть! Гелла, о чем ты думаешь! Сердца у тебя нет, что ли?

От черных волос пошла волна бледного свечения. Всего мгновение – и одежда юноши была абсолютно суха.

Круто! Интересно, а гладить ее надо? Если нет, это ж такой кайф! Ни стирки, ни глажки – живем! А можно вообще, если домой вернусь, наладить сеть прачечных. Только и нужен один-единственный Ллевеллин.

М-да, Геллочка, меркантильная ты. Причем настолько, что это уже и не лечится. Если подобное вообще лечат.

Глава 14. Кушать подано, идите жрать, пожалуйста

Не знаю, сколько бы я стояла, размышляя о методах, способностях и возможностях Ллевеллина, но в этот момент в конце абсолютно пустынной улицы показался уже знакомый мужичок, тот самый, что на ужин приглашал. Он некоторое время оглядывался по сторонам, словно выискивая кого-то, а потом резво поскакал (в переносном смысле, конечно) к нам с Ллевеллином.

– Миледи, – выдохнул мужчина, сгибаясь в угодливом поклоне (и как у него спина не заболит?), – я так счастлив, что нашел вас! – Угу, давно не виделись. Но на лице я сохранила маску спокойствия и легкой заинтересованности. – Все уже готово к ужину, следуйте за мной!

К ужину? А не рановато ли? Часа четыре дня, не больше. Хотя кто их здесь, в этом Средневековье, знает. Я читала, заутреня часа в три ночи обычно служится (интересно, здесь христианство есть?), так что, может, и ужин в четыре часа начинается.

Я оглянулась на Ллевеллина. На мгновение мне показалось, что по лицу Ллвеллина проскользнуло какое-то непонятное чувство. То ли злоба, то ли тоска, то ли усталость. А впрочем, непонятно. И вообще, кто этих мужчин поймет? У них все не как у людей. Черное – белое, да – нет. А на оттенки серого и вариации типа «может быть» места не остается. Мозги, наверное, неправильно устроены.

Ладно, забудем. Ужинать так ужинать. Хотя, если честно, есть я совершенно не хочу. Буду, значит, как тот хохол из анекдота: «А шо не зъим, то пиднадкусую».

Мрачное лицо Ллевеллина только придавало оптимизма.

Похоже, аборигены решили меня не кормить, а откормить. На убой.

Это я поняла после того, как мужчина, присутствовавший при моем пробуждении (Спящая красавица, блин, нашлась!), вывел нас на какую-то площадь (искать ее среди однотипных домов-улиц пришлось долго), посреди которой был накрыт стол. Застеленный несколькими скатертями – из-под белой выглядывала красная, под ней виднелся краешек зеленой, а еще ниже высовывалась синяя кромка, – заставленный тарелками и украшенными чеканкой кувшинами.

Я осторожненько оглянулась по сторонам и тихо поинтересовалась:

– А где все?

– Простите, миледи? – вскинул на меня удивленный взгляд мужчина.

– Что я, одна ужинать буду?

Даже Ллевеллин в Замке меня никуда не посылал, вместе со мной завтракал, а тут я сама буду, что ли? И вообще, там же, в кувшинах этих, явно спиртные напитки имеются. Я как алконавт какой-то, одна квасить должна?!

– Вам нужны сотрапезники? – удивился хлебосольный хозяин.

Ну надо же, какой догадливый! Нет, одна я здесь давиться буду!

– Нужны.

Мужчина задумчиво почесал затылок, а потом вдруг гаркнул:

– Хайна!

Ой, ну и зачем так орать?

Я недовольно скривилась, потирая ухо, контуженное воплем деревенского старосты (так я про себя решила называть этого). Увы и ах, но мои ужимки заметил только Ллевеллин, на лице которого на мгновение проскользнуло что-то похожее на усмешку (пропало это что-то так же быстро, как и появилось, так что я даже не поняла, было ли на самом деле или мне показалось), – второе присутствующее лицо смотрело куда-то в сторону, а потому на бедную-несчастную меня никакого внимания не обращало.

Словно в ответ на эти выкрики где-то в дальнем конце площади оглушительно стукнула дверь, потом застучали каблучки, и на площадь выскочила запыхавшаяся девушка. Та самая, что вешалась на Ллевеллина.

Это что, ее Хайночкой кличут? Дал же бог фамилию. В смысле, вот поиздевались родители над ребенком. Впрочем, мне с моей «Геллой» грех смеяться.

– Звал, папа? – поинтересовалась она, уверенно не обращая на меня с Ллевеллином никакого внимания.

Поражаюсь я этой девочке. Нет, честно, поражаюсь. То вешается на Рыцаря, словно он – последний мужчина на Земле, то вообще игнорирует. Сама непосредственность!

– Да, – тихо начал мужчина, и в голосе его звучала вся скорбь о несовершенстве мира. – Миледи желает отужинать в нашей деревне, – угу, вот прямо сплю и вижу! – а потому обойди соседние дома, позови самых знатных.

Девушка наконец соизволила перевести взгляд с отца на меня, и ее тут же как ветром сдуло. Страшная я такая, что ли? Вернусь в Замок – сделаю огуречную маску.

Мне вот интересно, если уж я действительно так «желаю отужинать», нельзя было сразу подготовиться, пригласительные письма набросать, тихо и мирно организовать какой-нибудь междусобойчик, в конце концов?

Видимо, нельзя, и местные жители придерживались того же мнения – уже через пару минут на площади появилось человек пятнадцать. Мужчины и женщины, молодые и старые. Все как на подбор мрачные, словно уксусу натощак напились.

Так, ладно, с приглашенными разобрались. А рассаживаться они как будут? Ни одного стульчика местные массовики-затейники не предусмотрели, даже для меня. Или они думают, мы в Турции живем, будем подушечками пользоваться?

К счастью, гостеприимные хозяева до такого ужаса не додумались – шустрые мальчишки лет десяти-двенадцати на вид быстренько притащили по стулу на каждого (хорошо, что не по два на рыло, а то было бы как в «Формуле любви»: «Одному, на двух конях? Седалища не хватит!»). Одну табуреточку поставили во главе стола. Это, как я понимаю, для меня.

«Самые знатные» чинно расселись за столом. Я осторожненько примостилась на крае стула, оглянулась по сторонам. Э… Не поняла?! А для Ллевеллина что, никакой скамеечки не предусмотрели?! Нет, я так не играю!

Я начала вставать, но мне на плечо легла рука.

– Миледи, молю вас, не беспокойтесь, я буду рядом, – мне показалось, или я действительно услышала тихий шепот?

Я оглянулась. Ллевеллин действительно стоял за моей спиной, но! Разделяло нас шага три, не меньше! Как он это сделал?! Или у меня уже галлюцинации начались? Чудненько. А может, они просто продолжаются.

Тарелка, стоявшая передо мною, наполнилась как по волшебству. Хрупкий большеглазый мальчишка, прошмыгнувший мимо меня, щедро плеснул вина в золотой кубок, украшенный драгоценными камнями. Как ни странно, но подобные излишества – золото, камни – были только у меня. Остальные обходились глиняными да деревянными чарками.

– Господа и дамы, – вскочил на ноги староста (Не, я не поняла, а почему такая дискриминация? Обычно ж наоборот говорят?), – сегодня нас почтила своим присутствием Хозяйка Замка. – (Мне вот интересно, я читала, что все эти крупные строения как-то, но назывались, а у Замка, получается, и наименования никакого нет?) – Мы счастливы осознавать, что госпожа оказала нам такую великую честь! Так выпьем же за то… – Он на мгновение запнулся, набирая полную грудь воздуха, а мне, как назло, в голову пришло незабвенное «однажды маленькая, но гордая птичка». Я непочтительно хихикнула и опустила глаза на бокал, который держала в руках. – За то, чтобы власть госпожи пребывала с ней до конца дней ее!

Не знаю, как у кого, а у меня просто язык зачесался ляпнуть что-нибудь вроде «харашо сказал, да?» с типичным акцентом. Сдержалась, честно говоря, с трудом, а для того, чтобы не сказать что-нибудь еще, такое же неподобающее, смело поднесла кубок к губам. Ну что, попробуем домашнего винца?

Как бы не так! За мгновение до того, как я успела сделать глоток, Ллевеллин перехватил мою руку и буквально выдернул бокал из рук. Не поняла?!

Рыцарь же, обогнув стул и став слева от меня, неспешно отхлебнул из моего кубка и, поставив его на стол, чуть слышно обронил, в ответ на недоумевающий взгляд старосты, сидевшего по правую руку от меня:

– Миледи не любит столь терпкие напитки.

Э… Не поняла?! Чего это он за меня распоряжается?!

Староста же, кажется, был готов к подобному отказу: выдавив какую-то излишне сладкую улыбку, он протянул:

– Надеюсь, кулинария миледи понравится больше.

Какая там была у них кулинария, я так и не выяснила. Ллевеллин, подцепив со стола двузубую серебряную вилку, раз за разом отталкивал мою руку, подцеплял с моей тарелки кусочки пищи и задумчиво сообщал:

– Миледи не любит столь пряное… Миледи не любит столь горькое… Миледи не любит столь…

Староста подставлял все новые и новые блюда, Ллевеллин меланхолично сообщал, почему я такого не люблю, а мне оставалось лишь провожать тарелки голодным взглядом. Устроить скандал, послать Рыцаря в болото и накинуться на продукты мне не позволяла, во-первых, бережно взращенная родителями вежливость (дальше по тексту следует два листа матерных выражений, так что… в общем, вы поняли), ну а во-вторых… Что «во-вторых», я еще не придумала.

Ночь давно вступила в свои права, на стенах домов загорелись чуть заметные огоньки – местный аналог то ли светлячков, то ли фонарей, – алые и золотые, синеватые и зеленые, собравшиеся в кучки и рассыпанные на огромных площадях. В любом случае света они давали достаточно, чтоб я могла разглядеть, сколько всего вкусного лежит на столе, а мне и не достается!

Терпение мое лопнуло в тот момент, когда Ллевеллин в очередной раз послал местного главу далеко и надолго, надкусив аппетитно выглядящий (а пахнущий и того лучше!) пирожок и вернув его на блюдо, заявив при этом:

– Миледи не любит столь сладкое.

Резко вскочив на ноги, я стукнула по столу вилкой, которой так и не получилось воспользоваться, и мрачно сообщила:

– Миледи много чего не любит! А сейчас миледи хочет спать!

Надеюсь, они предоставят мне комнату с кроватью? Или выгонят к чертовой бабушке, обратно в Замок, на ночь глядя?

Не выгнали. Староста почесал макушку и вздохнул:

– Позвольте, я покажу вам вашу комнату, миледи.

Ну-ну. А Ллевеллину предоставят отдельную или как?

Хотя, надо сказать, я сомневаюсь, что мне удастся выспаться. На голодный-то желудок…

Глава 15. Спать пора, уснул бычок

Как ни странно, но провожать меня непосредственно до комнаты староста отказался (гусары, молчать!). Завел в какой-то из множества однотипных домов, провел по темному коридору.

И что дальше?

Слава богу, Ллевеллин рядом стоит. Если что, буду кричать благим матом, отбиваться руками и ногами, и пусть этот Рыцарь выполняет свои непосредственные обязанности! В конце концов, он у нас защитник униженных, оскорбленных и обездоленных. И вообще, настоящий Робин Гуд. Кто скажет, что это не так, собственноручно забью ногами!

Гм, как-то странно все это звучит. Ну да ладно, и так сойдет!

К счастью, моим страшным опасениям сбыться было не суждено. Местный глава наконец справился с освещением, сунув Ллевеллину в руку горящую свечу, и, мрачно буркнув что-то вроде «комната для миледи – там», ткнул пальцем в сторону едва заметной в царящей мгле лестницы. Сам же староста после столь поспешного заявления тут же слинял. М-да. Какие все культурные. Просто смотрю и радуюсь!

– Ну что, пошли? – тихо поинтересовалась я у Рыцаря. Есть хотелось дико. Примерно как в старом анекдоте: «Жрать хочется, аж переночевать негде!» Вот только заявить об этом напрямую Ллевеллину было как-то неудобно – кругом чужие люди. Ладно. Приедем в Замок, и там я ему уже расскажу все, что я о нем думаю!

– Как будет угодно, миледи! – хрипло сообщил Рыцарь и направился к лестнице.

Надо будет посоветовать ему что-нибудь от простуды. Вон уже как голос сел.

Фразу «пропусти вперед даму» мы, похоже, не знаем.

– Мы пропали! Боги, мы пропали! – невысокий полненький мужчина обессиленно опустился на скамью. – Она ничего не попробовала, она все поняла!

– Адорьян, успокойся, – отмахнулся крепко сбитый парень в кожаной безрукавке, – она ж девчонка, что она могла понять? В ее-то возрасте?

– Нет, Имрус! – взвился староста. – Это ты ничего не понимаешь! Это не просто девчонка, это Хозяйка Замка! И она все поняла. Мы пропали.

– Да успокойся ты, – фыркнул парень. – Да, она ничего не попробовала, но этот Рыцарь…

– Что Рыцарь? Что Рыцарь??? Он бессмертен! Решено: выводи из деревни женщин и детей. Если уж кто и будет отвечать, так только мы.

До конца лестницы оставалось ступеньки две, не больше, когда Ллевеллин внезапно остановился.

– Что случилось? – осторожно поинтересовалась я.

– Н-ничего, миледи! – как-то судорожно выдохнул парень.

А мне вот почему-то так не кажется. И вообще. Не нравится мне это все.

Я осторожно потеребила Рыцаря за плечо:

– Ллевеллин, с тобой точно все в порядке?

Юноша словно только этого и ждал: пошатнулся и начал заваливаться на меня.

– Лле-лле-ллевеллин, ты чего?! – отчаянно взвизгнула я, чудом умудряясь поддержать Рыцаря. – Помирать вздумал?! Я запрещаю! Слышишь, запрещаю!

Ой, мам, мам, мамочки! Чего это с ним?! Ллевеллинчик, солнышко, что с тобой?!

По телу Рыцаря прошла судорога.

Не знаю как, но я, поддерживая Рыцаря, умудрилась-таки обогнуть его и, буквально развернув, затащить на второй этаж.

Свечка выскользнула из холодеющей руки. Потухнув, покатилась по полу. Комната погрузилась во мрак.

Господи, да что ж мне делать-то?! Ллевеллин, не смей умирать! Сам же говорил, что ты бессмертный, как Дункан Маклауд! Господи, не дай бог, это только в Замке действует! Ллевеллин!

Я осторожно оттащила Рыцаря подальше от смутно белеющего провала – спуска на первый этаж – и судорожно принялась хлопать ладошкой по полу, разыскивая так некстати потерявшуюся свечу. Наконец под руку попалось что-то похожее.

И что дальше?! Рыцарь лежит на полу, не подавая признаков жизни, все, что у меня есть, – свечка, и та не горит.

Ллевеллин, не смей умирать! Не знаю, что с тобой происходит, может, какая ментальная связь с Замком нарушилась, но помирать не смей, слышишь?!

Найти бы еще этого Ллевеллина в этой темнотище, а то отползла от него в поисках свечи…

Я осторожно сделала шаг в сторону, где, по моему предположению, должен был находиться Рыцарь (и кто виноват, что эта чертова свеча так далеко откатилась?). Наступила на что-то мягкое. Откуда-то из-под ноги раздался тихий стон.

Кажется, нашла.

Поспешно брякнувшись на колени, я осторожно принялась нащупывать, что же передо мною находится. Так. Это, кажется, голова. Ага, вот нос нашла. Шея. Грудь. По телу прошла судорога. Тихий стон. Ой, мамочки, да что ж это с ним?!

– Ллевеллинчик, ну пожалуйста, – тихо всхлипнула я, – не помирай, а? Очень прошу.

Еще один стон.

Следующий час показался мне одним долгим и мучительным кошмаром. Судороги следовали одна за другой, Рыцарь что-то бессвязно бормотал в бреду, извивался, тело выгибалось дугой… На какой-то миг мелькнула мысль, что стоит позвать кого-то из местных жителей, но паузы между приступами были столь коротки.

Когда мне наконец удалось нащупать пульс (что там считается нормой? Шестьдесят – девяносто ударов в минуту?), сердце у Ллевеллина колотилось как бешеное. А когда я уже сама была готова свихнуться, Рыцарь внезапно замер.

Ллевеллинчик, ну очень прошу, не помирай!

Так, Геллочка, спокойно, спокойно. Он затих, значит, ему полегчало. Пульс, что у нас с пульсом? Я судорожно нащупала запястье – пульса не было.

Вот и все.

Я плакала на груди у Рыцаря. Плакала навзрыд. Плакала, сжимая в кулаке абсолютно бесполезную свечу. Плакала, закусывая губу и кляня себя на чем свет стоит. Ну как я могла?! Какие свечки, какой свет?! Если бы я не занималась всякой чушью, можно было бы позвать хоть кого-то, а так…

– Ллевеллин, господи, Ллевеллин…

– Миледи?

Уйди, мерзкое виденье, не тревожь мне сердце. Рыцарь мертв, а я…

– Миледи? – не успокаивалась галлюцинация.

Чьи-то ловкие пальцы вытащили у меня из руки свечу. Через мгновение вспыхнул фитилек. А в следующий миг я, чуть повернув голову, разглядела внимательные глаза Ллевеллина, в упор смотрящие на меня.

Ой.