Kitabı oku: «И тысячу лет спустя. Ладога», sayfa 3
Редактор не успел договорить, как Мирослава погрузилась в темноту. Голос мужчины, подбежавшего к ней в испуге, звучал где-то вдалеке, и нельзя было разобрать слов. Резкая спазматическая боль пронзила живот, и Мирослава подошла к стене, чтобы опереться о нее рукой.
– У вас кровь! – мужчина в панике засуетился и закричал, аккуратно усаживая Мирославу обратно на стул.
Она опустила голову вниз. На прежде белой шелковой юбке расползалось алое пятнышко крови.
– Ну что за день, – простонал редактор.
***
Ночь, проведенная в частной клинике. Бесконечные счета с шестизначными числами и нескончаемые звонки. Непринятие. Отчаяние. Гнев. Смирение. Букет красных роз на холодном подоконнике. Белый халат в горошек на завязках. Одноразовые тапочки и одноразовое белье. Бред, сказанный под наркозом. Муж в коридоре. Ноутбук.
– Ты его принес?
Мирослава приподнялась и оперлась на локти.
– Ты про это? – Александр поднял в воздух черную сумку и аккуратно положил на тумбочку подле ее кровати. – Я оплатил тебе самую лучшую и дорогую палату.
– Меня продержат здесь неделю, будут капать, займусь делом.
Мирослава тут же открыла сумку и достала ноутбук, не обращая внимания на мужа.
– Ты не хочешь обсудить то, что случилось? Или хотя бы поблагодарить меня за мои старания?
Александр пододвинул к кровати стул и сел сгорбившись так, будто стул ему был совсем мал и неудобен.
– Да… мне сказали, что у меня есть шанс, если я перестану писать километровые предложения, – она радостно, но не без самоиронии сообщила новость. Она знала, что Александр совсем имел ввиду не это.
– Что?.. Нет, Мира, – он поперхнулся от удивления. – Как ты себя чувствуешь? Что сказали врачи? Что вообще случилось? Ребенка больше нет?
– Почему ты меня больше не любишь? – она вдруг захлопнула ноутбук. – Или ты никогда не любил? Зачем я тебе?
Голос ее звучал неестественно весело. Она играла, и Александр явно ей проигрывал. Губы Мирославы растянулись в широкой победной улыбке. Она ждала, что муж возразит, скажет, как сильно он ее любит, но он молчал.
– Вуаля! – она хлопнула в ладоши, Александр вздрогнул. – Ты же рад, что я потеряла его, верно? Мы все тут рады. Какое облегчение! И зачем мы только женились?
– Ты же знаешь, что я…
– Почему Райан убил Синеуса? – перебила она его.
Александр был растерян, и Мирославе это нравилось. Она выскочила из-под одеяла и уселась посередине кровати, закинув под себя ноги.
– Не начинай… Опять книга? Твоя работа не имеет никакого отноше…
– Ха! – она вновь перебила его рассмеявшись.
– Ты не в себе после наркоза, у тебя нервный срыв. Пожалуйста, успокойся. Я тебя понимаю. После того, что ты пережила вчера…
– Я? Не мы?! Я?.. И вообще… Ты не ответил на мой вопрос!
– Какой?
– Почему он убил его? – она повторила вопрос с такой жестокостью и злостью в голосе, будто ее собственный муж был у нее на допросе. – Ты не знаешь, да? Ты ничего не знаешь, верно? Я буквально неделю назад рассказывала тебе об этом! Почему он убил…
– Пожалуйста, успокойся…
Александр выставил перед собой руки, будто его вот-вот атакуют.
– Я три года пишу ее… да какие три! С самого детства! Пишу и бесконечно переписываю! Просыпаюсь с ноутбуком в руках и засыпаю на нем… – она перешла на шепот. – Скажи, что любишь меня. Ты любишь меня?
– Ты не в себе. Это всего лишь какая-то книга! Которой даже нет! – выкрикнул он, резко вскочил со стула, и тот упал на пол. – Которая… к тому же доводит тебя до таких состояний! Посмотри на себя! Довела себя до выкидыша! А, может, это и к лучшему. Ты права! Я и сам не знаю, зачем ты мне? Зачем, Мирослава? Я устал от этих детских выходок!
Александр попятился назад к двери. Ему стало стыдно от сказанных в гневе слов. Он не хотел ранить ее. Или не хотел выглядеть подонком.
– Не смей винить меня в том, что случилось! Даже не пытайся! – она перешла на крик. – Ты даже не пошел со мной на УЗИ!
– Я серьезно! Да, я не читал твою книгу! Потому что мне это неинтересно! Неужели ты хочешь, чтобы я притворялся? Разве тебе интересен мой бизнес? Разве я насилую тебя своими отчетами и документами? Ты… ты…
– Давай, скажи это!
– Эгоистка!
– Пошел вон!
Он вышел из палаты и хлопнул дверью. Еще около минуты Мирослава не сводила с нее глаз, надеясь, что он вернется. Но он не вернулся. Когда шаги в коридоре совсем затихли, она выпила воды, привела волосы в порядок, сделала глубокий вдох и положила ноутбук на колени.
– Итак, пикантности им захотелось, верно? Ну что, мой дорогой Райан, в кого ты хочешь влюбиться?.. Быть может, тот редактор прав, и хотя бы одному из нас нужен счастливый конец? Вот бы я могла и свою историю написать… как пишу ее для тебя.
Она пыталась писать, но слова не шли. Удалось лишь переписать пролог, сократить его, сделать жестче.
– Хотя мальчик надеялся, что его отец снова встанет и побежит, как та курица, которую они обезглавили накануне, чтобы наварить бульона, – шептала писательница себе под нос, лениво выстукивая слова на клавиатуре. – И это то, что им нужно? Где же здесь литература? Где здесь музыка слова…
Чувство вины разъедало изнутри. За ссору ли с мужем? Отнюдь. Мирослава ненавидела себя за то, что ничего не чувствовала. Пыталась скорбеть, но не могла, будто потеряла нечто, что никогда ей и так не принадлежало, и испытала облегчение. Она не желала ребенка, но вместе с тем еще больше не желала ему смерти. И потому сама не знала, какое чувство было настоящим.
– Кажется, я монстр… – вздохнула Мирослава и вытерла единственную слезу, скатившуюся на левую щеку. – Я говорила, что не буду как моя мать, но я избавилась от ребенка еще до того, как он успел появиться на свет…
Самопроизвольный выкидыш случился на десятой неделе, хотя сердце у малыша не билось уже две. Доктора говорили, что это нормально и всего лишь естественный отбор. Лучше пережить выкидыш, чем родить нездорового малыша, мучиться с ним всю жизнь и мучить его.
– Природа неидеальна, но и не совсем глупа, – успокаивал ее хирург, когда вводил в наркоз.
Ближе к вечеру и окончанию приема в палату постучали. Мирослава вздрогнула и посмотрела на наручные часы. Она не отрывалась от клавиатуры, с тех пор как ушел Александр, но так и не закончила текст. Все, на что ее хватило, – это придумать девушку для Райана, назвать ее Марной (потому как она была датчанкой, а Марна на датском значило «из моря»), влюбить их друг в друга, чем вызвать настоящую катастрофу. Райан – варяжский раб. Марна – сестра варяжского князя.
– Да? – Мира крикнула, но изо рта вырвался только неуклюжий хрип.
Дверь приоткрылась. Держа в руках цветы, в палату зашла худенькая девушка.
– Мирослава Евгеньевна, здравствуйте.
– Привет… прости, я не знаю твоего имени.
Мирослава отложила ноутбук, прикрыла грудь одеялом и рассмотрела девушку. На ее голове был повязан платок в африканском стиле. Он напоминал тюрбан, что никак не сочетался с бледным худым лицом самой девушки.
– Меня зовут Марина, – ее голос звучал бодро. – Я ваша студентка.
– О… – Мирослава грустно вздохнула, но улыбнулась. – Так, значит, в университете уже знают?
– Нет, знаю только я. Хотя… о вас написано так много новостей.
– Новостей? Обо мне?…
– Да, что жена Александра Новикова…
– Не продолжай, – Мира грустно усмехнулась и махнула рукой.
Марина зашла в палату и положила цветы на тумбу у окна.
– Это хризантемы, но они красивые.
И действительно, те белые хризантемы были пышными, мягкими и походили на пионы.
– Это мои любимые цветы, – удивленно протянула Мирослава. – Откуда ты узнала?
– Хризантемы?
– Да, но именно белые.
– Прочла на вашей страничке. Я тоже такие люблю. Белые и простые. И больше всех ненавижу красные розы.
– И я! – рассмеялась Мирослава, и они обе посмотрели на подоконник, на котором красовался самый дорогущий букет, что Александр нашел в лавке. Он так и сказал с порога: «Заверните мне здесь самые дорогие!»
– Но мне кажется, это идеальный букет на похороны! – подметила Мира.
Марина посмеялась в ответ. Мирославе удалось рассмотреть ее лицо в свете настольной лампы.
– Нечасто встретишь таких же веснушчатых, как я. Мы случайно не родственники? Еще и цветы одинаковые любим.
– Вы еще моих волос не видели, – Марина улыбнулась так, будто ждала этих слов.
Мирослава сощурилась, разглядывая девушку.
– Я не встречала тебя раньше?..
– Я же говорю… Я ваша студентка… на парах где-нибудь да видели.
– Нет, еще раньше…
– Не думаю… – помотала головой Марина и опустила глаза. – На самом деле я пришла вернуть вам это.
Студентка подошла к кровати и протянула руку. На ее ладони лежал серебряный дирхам. Мирослава искренне поблагодарила девушку, взяла монетку и сжала ее в своем кулаке.
– Мне кажется, она очень ценная. Не оставляйте ее больше так.
Мирослава расслышала в голосе Марины нотки укора.
– О нет, ей почти совсем нет цены. Мой муж первым делом проверил это, – преподавательница рассмеялась, разжала кулак и взглянула на монетку. – В интернете такую можно найти не больше, чем за пять тысяч. Да и в музеях таких пруд пруди.
Марина покачала головой, и ее губы чуть искривились в неискренней улыбке. В носу сверкнуло золотое кольцо. Мирослава снова поморщилась, словно что-то вспоминая и глядя на украшение студентки.
– Мы точно не виделись раньше?..
– Нет… И я… я не о той цене говорю, – голос Марины вдруг стал взрослым и серьезным, будто преподавателем теперь была она.
Мирослава растерялась, не зная что ответить. Девушка казалась ей все более странной. Однако где-то глубоко внутри она хотела присутствия Марины здесь и сейчас.
– Рюрика действительно не было, – вдруг Марина продолжила говорить все более удивительные вещи.
– Что?.. А… ты о домашнем задании?
Мирослава попыталась восстановить в памяти вчерашнюю лекцию, но рыжая девушка никак не появлялась в ее воспоминаниях.
– Да. Его на самом деле звали Рёрик, и он сбежал из Фризии в 860 году, когда там поднялось очередное восстание против него. Бежать было некуда, кроме как на Русь, будущую Русь, извиняюсь… ведь это плодородное место, но, между тем, очень слабое из-за междоусобиц местных племен. Ему нужно было безопасное место, чтобы набраться сил и вернуться домой со своей армией.
– Он действительно был здесь, но не семнадцать лет… – закончила шепотом Мирослава очевидную вещь и отвела глаза, пытаясь переварить услышанное. – Это удивительно. Но откуда он знал, куда плыть?
– В Ладоге уже бывали норманны. Еще до Рёрика. Говорят, там даже бывал сам Рагнар. Впрочем, место популярное, сами знаете. Торговля, серебро, рабы. Датчане сами часто торговали именно там с арабами и евреями. Кто его все-таки пригласил? Или он приехал сам? На это у меня нет ответа. Быть может, однажды узнать его удастся вам самой…
– Просто потрясающе! У меня были об этом догадки, но никогда не хватало источников! Где ты это прочла?
– У меня свои источники, – Марина пожала плечами, сделала серьезное лицо, а затем улыбнулась. – Шучу, конечно. Доводилось очень много читать. Например, Холлмана.
– Холлмана и я читала, – вздохнула Мирослава. – Но на любую подобную теорию найдется свое опровержение. Этого мало.
– Земли здесь плодородные, как я и сказала. А Новгород – еще та золотая жила, место, через которое проходили лучшие и самые богатые купцы и торговцы, – продолжала Марина, осматривая палату. – Самое то для данов, которые временно не могут воевать. Хотя викинг – не викинг, если сможет прожить, не проливая кровь, хотя бы год. Вы и сами догадаетесь, что было после. Кто устоит перед плодородной и богатой дарами землей, люди которой сами-то враждуют между собой? Вы ведь пишете книгу, верно? – она кивнула в сторону открытого ноутбука.
– Да, но…
Мирослава сощурилась и посмотрела на Марину еще внимательнее, чем прежде. Осведомленность студентки о ее личной жизни пугала. Больничная кровать вдруг стала неудобной, и Мира заерзала на месте.
– Не пугайтесь. Просто в новостях было сказано, что жена Александра Новикова – писательница.
– А… как обычно.
– Марна вовсе не сестра варяжского князя. И вы правда хотите убить Райана?
Ком подкатил к горлу. Мирослава почувствовала, как начинает нервничать.
– Это все еще наркоз и мне кажется? – она нервно посмеялась.
Она осторожно закрыла ноутбук, который лежал рядом.
– Скажи, пожалуйста… Ты из издательства?
Мирослава вдруг вспомнила о подруге по имени Анна, о которой говорил редактор.
– Как тебя зовут?
– Марина… Нет, – тихо ответила девушка, будто не замечала того, как Мирослава выходит из себя. – Если вы вернетесь туда, где нашли эту монету, то все поймете.
– Объясни по-человечески! – Мирослава перешла на тон выше, но все еще была вежлива. – Голова идет кругом, я…
– Я знаю, – голос Марины вдруг стал сочувствующим, она сдвинула брови. – Вы не должны винить себя в том, что случилось. Я уверена, однажды, когда придет время, вы станете прекрасной мамой. И сможете все исправить.
– Исправить?.. Или это какой-то розыгрыш моего мужа, чтобы меня проучить?.. Что происходит? – Мирослава рассмеялась, но ей было вовсе не смешно, скорее, неловко и страшно.
Она встала с кровати, пьяной походкой подошла к двери и открыла ее.
– Марина, спасибо за то, что вернула монету. Теперь уходи, пожалуйста. Это, правда, все странно. Спасибо за цветы и дирхам. Прости, я, кажется… Мне стало плохо, и мне нужен отдых.
Она указала рукой в коридор.
– Говорят, когда у женщин случается выкидыш, их дети просто уходят к другим родителям или выбирают другое время, чтобы родиться, – Марина в последний раз взглянула на Мирославу, нежно улыбнулась, будто была ее давней подругой, и послушно вышла в коридор.
Мирослава закрыла дверь и поднесла руки к лицу. Их била мелкая дрожь. Она набрала мужа, но номер был недоступен. В голове крутились слова девушки и ее несвязный, как показалось Мирославе, бред. Она опустилась на колени, прижалась спиной к стене и беззвучно заплакала. Слезы текли сами по себе, а Мирослава только с презрением их утирала. По ту сторону стены плакала и Марина, снимая платок с головы и вытаскивая из носа золотое колечко. И как она могла о нем забыть? Или все же где-то внутри хотела, чтобы Мирослава ее вспомнила?
Глава 3. Факел
день исчезновения
Если бы она не чувствовала мучительной боли в легких, если бы ей не казалось, что ее ребра ломают, она бы думала, что всего лишь засыпает от наркоза. Она пыталась дотянуться рукой до Бруни, чтобы отстегнуть поводок от ошейника, но пальцы уже не слушались. Последнее, о чем она подумала – почему вдруг вода остановилась и почему ее злые волны проходят мимо, не утягивая за собой дальше под лед? Последнее, что она видела, перед тем как отключиться, – это яркий золотой свет, вдруг осветивший черную воду. Она смогла разглядеть своего пса, лед над головой и людей, суетно ходивших по нему. И откуда им было взяться?
Но то было не солнце. То был свет неестественный, неприродный, слишком яркий, и у него не было единого источника. Казалось, вся вода подо льдом вдруг начала равномерно светиться и нагреваться, будто в ней поселилась стая светлячков. «Вот и все», – подумала она, и ее глаза закрылись.
Двое мужчин с легкостью вытащили тела из воды, словно это были крупные рыбешки, попавшиеся на удочку. Мира пробыла подо льдом меньше минуты, но эта минута показалась ей вечностью. Мужчины сняли с нее мокрое пальто и сапоги, с любопытством их рассматривая, будто никогда прежде не видели обуви. К проруби подбежал еще десяток крепких мужчин и плотных женщин. Они небрежно и по-варварски отрезали поводок от ошейника, чтобы отпустить пса, так и не разобравшись, как работает застежка. Женщины раздели Мирославу до нижнего белья, с удивлением и осторожностью пощупав его пальцами, завернули в сухое покрывало и положили на сани рядом с собакой.
– Чьто зверь сь? – одна из женщин махнула рукой в сторону пса. – Чи ли вълкъ?
Мирослава открыла глаза. Впереди нехотя шла кобыла и тащила за собой сани. Три женщины, закутанные в шали, с любопытством нависали над ее лицом. Они что-то спрашивали, кричали, бранились между собой, но Мира не понимала слов и не различала звуков. Тело ныло, пальцы не слушались. Она могла лишь смотреть в одну точку, тяжело дышать и видеть, как изо рта идет густой пар и в воздухе становится почти льдом. Когда стало так холодно? И почему этого холода она совсем не чувствует? Бруни лежал рядом не двигаясь. Она не знала, жив он или мертв. Впрочем, она не знала, жива ли она сама. Мирослава снова провалилась в темноту.
Ее уложили в хорошо натопленной земляной избе, накрыли медвежьей шкурой и до красноты натерли тело настойкой из душистых трав и браги. Местные дети с любопытством рассматривали ее лицо, трогали руки, тянули за волосы. Она казалась им какой-то ненастоящей, непохожей на них, слишком красивой и одновременно пугающей. Некоторые из поселения уже выдвинули мысль о том, что они спасли ведьму или русалку-утопленницу. Другие клялись, что спасенная ими девушка – настоящая Лада7, богиня любви, красоты и семейного очага, ведь спасли они ее под самое тридцатое марта, в день, когда словене вспоминали Ладу и подносили ей подарки и жертвоприношения. И только третьи просили ждать ее пробуждения, чтобы узнать правду.
Одна из старух внимательно изучала вещи, снятые с Мирославы. Она вертела в руках ее наручные часы на кожаном ремешке, а затем, увидев себя в их отражении, от испуга выронила их на пол и разбила. Другая женщина рассматривала ее необычно огненные волосы. Она обратилась к соседкам на своем языке:
– Волосы, точно солнце, боюсь, как бы не обжечься!
– Неужто это сама богиня Лада, маменька? – заговорил ее младший сын.
– А батька говорит, что это русалка и лучше бы ее обратно в воду вернуть, пока ночь не пришла! – перечила ему его старшая сестра.
Высокий, широкоплечий, бородатый мужчина отворил дверь в избу и вошел внутрь уверенным шагом. На его руках лежала собака. Женщины звали его Глебом.
– Глупые бабы, – он опустил собаку на деревянный пол. – Не приходило ли вам в голову, что это просто женщина, которая утонула?
– Просто женщина! – передразнила его толстая старуха, сидящая за столом, и сморщилась. – Иди погляди, какая там просто женщина! Как она подо льдом оказалась, скажи мне? И что за зверя ты сюда притащил к нашим детям? Что за волчара?
– Олег вон сказал, он пришел с Глебом рыбачить, – недовольно покачала головой другая женщина, – только лед разломил, а она в воде как ниоткуда взялась! Руки тянет! Осмотрели всю реку – другой проруби не нашли! Утопленница она! Притащили в дом смерть! Глеб, ты же был там? Чего не соглашаешься?
– А если это впрямь… сама богиня? Или боги нас проверяют?
Мирослава открыла глаза и попыталась подняться. Жаркий громкий спор в избе привел ее в чувства. Мальчик, все это время тянущий ее за волосы, в испуге отскочил и запищал. Она оглядела людей вокруг, их серые рубахи с красными воротами, длинные русые косы, затем попыталась встать с лавки, но люди испуганно сделали несколько шагов назад.
– Что случилось? – Мирослава обернулась, пытаясь найти причину того, что так напугало окружающих. – Простите, пожалуйста, где я сейчас нахожусь? Который час? Сколько я проспала?
Бруни жалобно застонал, с трудом поднялся на лапы и подошел к хозяйке, виновато поджав мокрый хвост, ставший совсем тонким, как веревка. Старуха, сидящая за столом, выпалила что-то на своем и схватилась за голову.
– Простите, я вас не понимаю… – Мирослава ощупала себя и взглянула на расшитые красными нитями рукава своей рубахи. – Это что… польский? Финский? На каком языке вы говорите со мной? – она жалобно взглянула на мужчину, которого звали Глебом, в поисках помощи и сострадания в его глазах. – Точно не украинский. Хотя похож, но украинский я понимаю.
Мира рассмеялась, но почувствовала, что вот-вот заплачет от страха, и потому начала судорожно рассматривать избу, в которой находилась, чтобы найти выход и мысленно построить план побега. То не представлялось возможным. Чужаков в избе было слишком много, а в проеме узкой двери стоял широкоплечий мужчина, почти подпирая потолок своей головой.
– Ишь, чего на своем балакает! – воскликнула старуха. – Небось, уже прокляла нас, и к утру все передохнем! Тьфу!
– Не говори так с ней! Разгневаешь богов!
Мужчина, которого звали Олег, набравшись смелости, подошел поближе к незнакомке и стал внимательно рассматривать ее лицо в свете горящей лучины. Мирослава была очень красива, но красота – понятие относительное. Он был удивлен ее худобе и выступающим ключицам. Ее зеленые глаза молили о помощи, искали ответы, и он пытался дать их ей.
– Мы нашли тебя на реке… и это было чудо… Ты оказалась там как по волшебству. Диву даемся. Мы пытались пробить дыру во льду, чтобы напоить лошадей и порыбачить. Как только мы вскрыли лед, мы увидели чьи-то руки, тянущиеся к свету… Ты оказалась подо льдом без всякой на то причины… Возможно, ты не из наших земель… и потому не понимаешь нас… Только ты сама знаешь ответы, кто ты и откуда, из какого племени. В русалок я не верю. Не слушай этих девок. Но если ты сама богиня… я готов склониться перед тобою немедля.
Мирослава закрыла лицо руками, стараясь сдержать слезы и не показать, как ей было страшно.
– Я не понимаю вас… совсем плохо, – девушка в последний раз обвела взглядом каждого недоумевающего и напуганного, словно они все увидели в ней беса. – Где мои вещи? Моя одежда? Телефон? – голос Мирославы сорвался и задрожал.
– Она ведет себя, как какая-то древлянка8! – обиженно протянул мальчуган, стоящий за юбкой своей матери.
– Какие древляне? Тьфу! – приструнила его бабка. – Они же черные и дикие, как зверье! Да и куда тебе! Ты коли их хоть раз видел? Древлян-то? Или опять Олега наслушался? А эта, поглядите… Может, она из южных? – бабка обратилась уже к остальным. – Будто солнцем целованная!
– А по мне – северная! Кожа бледная, почти синяя! – кто-то вставил свои пять копеек.
– Может, она из этих… из варягов? Олежа, а ну, спроси ее чего-нибудь на варяжском! У них же в крепости есть один такой же!
Землянка снова наполнилась жаркими спорами. Мужчина сел рядом с Мирославой и протянул деревянную кружку с горячим напитком.
– Выпей, тебе станет легче, – он и впрямь попробовал обратиться к ней на еще одном языке, на варяжском, но она не уловила разницы.
Мирослава послушно взяла сосуд из его рук и жадно прильнула к нему губами, прежде понюхав и убедившись, что напиток безопасен. То был сбитень, сваренный из меда, пряностей и трав. В животе стало тепло и уютно. Мужчина по имени Олег был единственным, кто вызывал у нее не только доверие, но и симпатию, хотя был одет не менее странно и говорил на чужом языке. Он был также физически привлекателен, а мы, люди, склонны доверять тем, у кого приятная и шуршащая обертка. Впрочем, Мирослава решила, что и другие не сделают ей ничего дурного. Они же спасли ее и отогрели.
– Олежа, – обратилась к нему одна из женщин. – Мне кажется, что эта девушка чем-то обеспокоена. Не ищет ли ее кто?
– Твоя правда, моя Алинка. Я поскачу до крепости и спрошу у Ефанды. Может, она чего знает.
– Ты поди сходи до сестры, голубчик, – женщина похлопала Олега по плечу. – А мы пока отогреем ее да откормим. И вправду, чего богов гневить.
Женщины так и сделали. Отогрели, накормили, напоили незнакомку и оставили одну в землянке, чтобы та отоспалась и пропотела. Однако Мирослава спать не стала. Как только женщины ушли, она выглянула в единственное крошечное оконце, которое было вровень с землей. Оглядевшись, она поняла, что находится в небольшой бедной деревне. Участок был огорожен высоким забором, собранным из прутьев. По участку было разбросано шесть вытянутых низких построек, расположенных вокруг колодца. Они напоминали амбары и бараки, но не были ни тем, ни другим. Их было немного, но если они были больше той, в которой находилась Мирослава, значит, в деревне могло находиться как минимум человек сорок-пятьдесят. У дальней полуземлянки несколько худых кобыл лениво жевали сено, а маленькая девочка доила корову.
– Похоже на реконструкцию какой-то славянской общины, – прошептала Мира вслух. – Мне нужно вернуться к реке: так я смогу выйти на крепость и наш гостиничный домик. Что скажешь, Бруни?
Мирослава собрала свои до сих пор мокрые вещи, которые сушились на грязной печи, с усилием натянула сапоги на босые ноги (носки куда-то запропастились), накинула на плечи пальто. Ноги предательски мерзли и едва слушались. Чувство было просто омерзительным. Мирослава, решив дать этому месту второй шанс, вышла из избы и подошла к девочке, доившей корову.
– Здравствуйте… Вы… можете мне помочь?
– Сдорв?.. – помотало головой дитя. – Гой еси?
– Ну понятно, – с губ Мирославы слетел смешок. – Если ты один нормальный среди сумасшедших, то сумасшедшим становишься уже ты… – она посмотрела на своего пса и вздохнула. – Жаль, что ты не умеешь разговаривать. Может, хотя бы ты объяснил бы мне, что здесь происходит и где мы. Так…
Мирослава села на колени перед псом и почесала его за ухом, осмотрела со всех сторон, чтобы убедиться, что Бруни в полном порядке после падения в ледяную воду. Она заметила монетку, сверкнувшую на его ошейнике.
– Вот тебе и путь из варяг в греки. Только тут, скорее, из России в Русь. Без паники. Вероятно, меня просто перетащили на другой берег реки, поскольку такого музея я не помню, – она продолжила свои размышления вслух, поглаживая дирхам пальцами, чтобы сосредоточиться. – Значит, мне просто нужно перейти реку обратно… на этот раз без падений. До крепости километра полтора… два… Пешком дойти можно… главное, не умереть от холода.
Девочка, все это время наблюдавшая за ней и доившая корову, подошла к Мирославе и осторожно потрогала рукав ее пальто. Ее глаза почти выкатились наружу, когда она ощупала ткань, а затем меховой воротник, пытаясь понять, какому животному он принадлежит, и рассмотрела пластмассовые пуговки и карманы.
– Нравится? Держи! – Мирослава протянула девушке пальто. – Я новое куплю, а тебе, наверное, и есть нечего.
Девочка несколько секунд смотрела в глаза Мирославы, пытаясь понять, враждебна ли она, а затем сняла свой грязный и скромный овчинный тулуп и протянула Мирославе в ответ.
– Хотя бы не мокрый, – Мира ласково, но грустно улыбнулась и натянула на себя тулуп.
Все местные отвлеклись от своих дел и окружили Мирославу, рассматривая ее с опаской. В основном это были женщины и дети. В общине почти не было мужчин, вероятно, потому, что они были заняты работой в такой час: охотились, рыбачили и уходили в лес за дровами. Братья Олег и Глеб ускакали в крепость к своей сестре Ефанде за подмогой. Только тогда Мирослава заметила, как плохо выглядела на местных одежда и как плохо они выглядели сами. Лица детей были совсем не детские. Детские ножки, ручки, детское тельце переходили к состарившимся серым лицам. Волосы были не расчесаны, зубы – не чищены, ногти – не стрижены. Женщины выглядели болезненно и даже уродливо, а те, что показались ей прежде старухами, оказались на вид не старше сорока. То было видно по их шеям.
Снаружи пахло гнилью. По двору лениво ходили курицы. У забора кто-то разделывал тушу животного, и Бруни не мог усидеть на месте. Мирослава держала его за ошейник, слегка согнувшись в спине.
– Вероятно, я не должна здесь быть, но спасибо за то, что вы мне спасли жизнь, – она заговорила первая. – Я непременно вас отблагодарю, как только вернусь домой. У меня нет с собой ни денег, ни телефона, хотя вы, наверное, и не знаете, что это такое.
Она вдруг рассмеялась, но тут же замолчала, потому что остальные не смеялись вместе с ней.
– Простите. Это было грубо с моей стороны. Мне часто говорят, что я не умею шутить.
Люди вокруг нее продолжали образовывать круг. Какая-то девушка привела в поселение мужчин. Они спешили снимая шапки. Мирослава, отступая от давящей на нее толпы, сделала шаг назад и уперлась спиной в длинный обледенелый столб. Она обернулась и перестала дышать: то был самый настоящий языческий идол.
– Лада, – проронила Мирослава вслух и вдруг вспомнила о своей книге. На мгновение ей показалось, что она пережила дежавю, что прежде она бывала в этом месте и видела это лицо, небрежно вырезанное на деревянном столбе.
«Я в секте…» – подумала Мирослава, но не посмела произнести эту мысль вслух. К горлу подкатил ком. Стало трудно дышать. – «Или, быть может, это община староверов? Совсем как та деревня в Сибири, куда мы ездили по учебе? Нет, не может быть, это просто реконструкция… просто музей… Но почему они меня не понимают? Да и у славян вовсе не было никакой богини Лады в пантеоне! Это же не больше, чем поздняя выдумка или фольклор! Я и сама пошла на хитрость, рассказав о Ладе в своей книге!»
Мирослава сделала глубокий вдох и попыталась быть смелой. Она подняла глаза: солнце, рыжея, уже катилось за горизонт, и его длинный огненный хвост лениво тянулся за ним по белому снегу. Белый-белый снег. Откуда ему тут взяться? Когда он успел навалить? Как долго лежала она в землянке? Как давно ее ищут?
«У них совсем нет электричества. Как только сядет солнце, темень будет хоть глаза выколи. Уж лучше здесь переждать ночь, чем потеряться в лесу. Может, и Саша найдет меня и приедет. Полиция уж точно найдет. Да и они не кажутся опасными…»
Ее внимание неожиданно привлек уже знакомый мужчина, въехавший в ворота поселения верхом. Олег. Именно он угостил ее горячим напитком в землянке. Его брата с ним не было. Олег был не то взволнован, не то напуган и не отводил глаз от Мирославы. Мужчина спрыгнул с коня, подбежал к чужеземке и схватил ее за руку чуть выше локтя.
– Идем! Быстрее! – он пытался тащить ее за собой.
Мира запищала от неожиданности.
– Больно!
Народ тут же расступился, давая Олегу дорогу. Мирославе никогда прежде не было так страшно. Она чувствовала отчаяние, обиду, слабость. Едва она решила, что все самое худшее позади и, переждав ночь, она вернется к мужу, как к ней применили насилие.
Она злилась на Александра за то, что его не был рядом, и одновременно она хотела видеть его сейчас как никогда. Сильная рука мужчины давила больно, из глаз Мирославы сыпались слезы и обжигали ее обветренное и сухое лицо. Что он собирался сделать с ней? Неужели надругаться?
Одна из женщин, Алинка, подбежала к ним суетясь. Она кричала ему что-то на своем, и не менее громко он кричал ей в ответ.
– Что стряслось, Олежа? Куда ты потащил эту деваху?
– От беды подальше, Алинка!
– Что сказала тебе сестра?! Что сказала Ефанда?!
– Что из крепости сбежала рабыня!
– Так вернуть ее надо бы!
– Сбежала, потому что эти проклятые варяги… – Олег споткнулся, не найдя подходящих слов, чтобы описать тот ужас, о котором ему пришлось услышать в крепости. – Одни боги знают, когда явятся за ней сюда! Нет! Я не позволю этому случиться! Только не из моих рук и не на моих глазах! Как же я устал от них всех! Сил моих больше нет!
