Kitabı oku: «Ничего, кроме личного», sayfa 3
Антон и Лена
В детстве друзья звали его Тохой и относились к нему, как к расходному материалу. Если в компании кто-то отказывался пойти в кино, то лишний билет вручали Тохе. Если на дне рождения был пустой стул, то вспоминали о Тохе и в последний момент приглашали. Он был вечным запасным игроком. И радовался этому, потому что быть на виду на первой линии жизни казалось ему мукой. Хуже только лечить зубы.
Его стеснительность не была врожденной. Родители вспоминали, что в раннем детстве он даже с удовольствием вставал на стул, декламируя стихи гостям. Но потом случилось ЧП.
Маленький Антон гулял во дворе, когда туда заскочила огромная овчарка. Дети разбежались. Антон рванул в подъезд и там, держась за дверную ручку, заметил, как крупно дрожат руки, а по ногам течет что-то теплое. Тогда же он впервые услышал, как бухает в груди сердце.
Через щель в двери Антон видел, как подоспевший хозяин спокойно прицепил поводок и увел собаку. С балкона на него кричала какая-то женщина, но мужик только сплюнул и громко сказал: «Эта сука за всю свою жизнь никого не покусала». И все.
Антон пришел домой и хотел рассказать о случившемся родителям. И про то, какая собака огромная. И какой она казалась злой. А оказалась доброй. И еще хотел спросить, почему дядя назвал собаку сукой, если так сосед называет жену. Он открыл рот, но вместо слов, которые обычно катятся как горошины, нанизанные на нитку, получились рваные звуки. Нитка лопнула, бусинки катились вразнобой.
Он стал заикаться. Сколько родители не водили его по врачам, толку не было. Его заставляли петь слова, тянуть слоги. Петь получалось, а говорить, как прежде, нет.
Пока он был один в комнате, то мог говорить с мебелью. Получалось вполне сносно. Иногда и вовсе нормально. Но стоило переключиться с мебели на людей, как слова опять превращались в неподъемные кирпичи, которые застревали в гортани. От волнения он впадал в состояние речевой беспомощности.
Школа стала местом пытки. Учителя спрашивали его редко, и в этом Антон видел свою постыдную неполноценность. Он мог не учить стихотворений наизусть, его все равно не спрашивали. А если и спрашивали, то смущенно опускали глаза, стараясь на него не смотреть. Как будто он измазан нечистотами.
Так бы и просидел он на скамейке запасных всю жизнь, если бы не Лена.
Эта девушка появилась в его жизни, когда он учился на первом курсе политехнического института. Инженерную специальность он выбрал за то, что в ней предполагалось общение с машинами, а не с людьми. Учиться ему нравилось, письменные работы он сдавал на неизменное «отлично». А вот остальные проявления студенческой жизни были для него мучительны. Он избегал тусовок всеми силами. Но иногда друзья все же затаскивали его на какие-то вечеринки.
На очередном дне рождения кто-то решил пошутить и познакомить Антона с Леной. Их специально посадили вместе, чтобы лишить возможности не заметить друг друга. Шутка состояла в том, что у Лены от нервного тика дергался правый глаз. Юмористу показалось смешным, если два дефективных человека начнут гулять вместе.
Лена училась на экономическом факультете и, в отличие от Антона, имела мечту. Мечта была скромная и очень личная. Лена хотела излечиться от нервного тика. Антон тоже не прочь был избавиться от заикания. Но он мечтал пассивно, ему просто хотелось проснуться здоровым. А Лена хотела активно, не покладая рук.
Сначала она еще верила в помощь врачей. Это быстро прошло.
Потом окунулась в мир знахарей, которые шептали над ней странные слова и поплевывали в правый глаз. Было противно и бесполезно. Даже ездила к шаману, покупала ему жертвенного барана, но глазу это не помогло. Вера в знахарей и шаманов продержались не дольше, чем во врачей.
Свет в конце туннеля забрезжил, когда Лена стала читать книги по клинической психологии. Книги высокого профессионального уровня читать было трудно, практически невозможно, ведь Лена училась на бухгалтера. Но нашлись книги, где умные мысли пересказывались простым языком, в жанре научно-популярной литературы. Их-то Лена и стала поглощать в чудовищных объемах.
Особенно ей понравилась идея, что все болезни происходят от душевных переживаний и только настройка души может изменить физическую оболочку. Лена открывала мир заново. Оказывается, человек страдает полнотой, потому что изнутри его распирает чувство обиды. Путь к стройности пролегал через прощение. А худоба означала, что человек пытается спрятаться ото всех, стать невидимым, что говорит о его чувстве вины. Избавься от этого комплекса, прости себе все и начнешь набирать заветные килограммы.
Читая такую литературу, Лена освоила терминологию. Особенно чарующе звучало «прожить боль», «открыться удару и последовать за его импульсом», «войти в поток»… Это означало нечто смутное, но многообещающее. А про тантрический секс она вообще могла говорить часами. Антон пытался уточнить этот момент, все-таки вопрос секса его интересовал сильнее, чем «проживание боли». Лена объяснила, что это когда твоя энергия соединяется с энергией другого человека, что дает наивысшее наслаждение. Антон сделал вид, что понял.
Тандем Антона и Лены получился довольно крепким. Все время они проводили вместе. Лена обрела слушателя, который ее не перебивал. А Антон нашел собеседника, с которым можно было молчать.
Прежде чем помочь себе, Лена решила попрактиковаться на Антоне. Все, о чем она читала в книгах, все техники медитаций и ухода в астрал, примерялись на Антона. Из уважения к Лене, а может из-за боязни ее обидеть, он честно пытался следовать ее рецептам. Увы, практической пользы это не принесло.
Летом они поехали в Тибет. Там их разъединили, определив жить на мужскую и женскую половины ашрама, и запретили разговаривать. Обет молчания должен был помочь сконцентрировать внутреннюю энергию. Лене молчание давалось с трудом, а Антон блаженствовал. Даже вегетарианство и многочасовые медитации не показались ему тяжелым испытанием.
Однажды, сидя в позе лотоса, Антон впал к странное состояние. Что-то вроде дремы, но с яркими ощущениями. Он почувствовал странный запах и сразу его узнал: так в детстве пахло из гаража соседа, который варил там брагу. Правда, двора того давно нет, на его месте вырыли котлован для нового дома. Но в Антоне каким-то образом слились воедино и знание о котловане, и стойкое присутствие двора во всех его проявлениях. Запахи, звуки, шероховатость стола, по которому он катает свою машинку. Ту самую, с отломанной фарой. Он видит себя мальчиком и одновременно осознает себя взрослым, что кажется таким естественным. Разглядывать себя маленьким очень интересно. У Антона растет внутри что-то теплое и большое, растекается по телу и ему становится так хорошо, как никогда не было.
Но тут во двор вбегает овчарка. Все с визгом разбегаются, кто куда. И только Тоха остается на месте. Взрослый Антон кричит ему: «Беги!» – но маленький Тоха его не слышит, он продолжает катать машинку. Антон рвется вперед, загораживает собой малыша, но собака проходит сквозь него. Она подходит к мальчику и, свесив язык, смотрит на него. Ее глаза похожи на большие черные камушки, вставленные в меховую оправу. Взгляд такой серьезный и внимательный, что Антон ловит себя на непреодолимом желании погладить собаку. Но его руки проваливаются в пустоту. Тогда он просит Тоху: «Погладь ее, не бойся». На этот раз мальчик слышит его, он отрывается от машинки и бережно гладит собаку. Антон видит это как будто со стороны, но при этом чувствует на своей руке каждый упругий волосок на ее загривке, улавливает запах псины и теплоту собачьей шеи. Нет страха, есть счастье единения со зверем, у которого почти человеческий взгляд.
Потом картинка рассыпается, Антон начинает различать запахи местной кухни, слышит, как зовут к обеду, и разгибает тело, возвращая его в привычное положение.
Через несколько дней обет молчания закончился. Их пребывание в ашраме подошло к концу. Антон и Лена поблагодарили странных людей, создавших в горах такие приюты для искателей новых ощущений, оставили им немного долларов и, взявшись за руки, вышли на тропинку, ведущую к ближайшему селению. Лена, упиваясь возможностью говорить, не оставляла паузы для Антона. Она подробно рассказала про реакцию организма на растительную пищу, на долгое сидение в одной позе, на сон на тонюсенькой циновке. И про то, как новые физические ощущения повлияли на ее духовное развитие. Наконец, иссякнув, она спросила:
– Ты как, нормально?
– Вполне. Хотя от сочного куска мяса я бы не отказался.
Антон не сразу понял, почему Лена встала как вкопанная, приоткрыв рот.
– Скажи еще что-нибудь.
– Зачем? – не понял Антон. – Ты хотела, чтобы я в первую очередь вспомнил про постель? Нет, дорогая, сначала я поем мяса, – засмеялся Антон.
– Антон, – как-то испуганно прошептала Лена, – ты же не заикаешься.
Антон потрясенно замолчал. Он только сейчас осознал случившееся. Несколько часов он боялся говорить, чтобы все не испортить. Однако боялся зря, возврата к заиканию не было.
У Лены же тик не прошел. Выходило, что она вытащила Антона, а сама не смогла. Все ее техники, умные теории, чакры и инсайты, Тибет и ашрам, – все это чудесным образом переплавилось в исцеление Антона. Ее же глаз ответил полной неблагодарностью на затраченные усилия.
Выходило как-то несправедливо. Антон чувствовал себя бойцом, которого медсестра на себе вытащила с поля боя, а сама получила ранение. Потом он выздоровел, а ей отняли ноги. Что в таком случае делает честный боец? Правильно, женится на медсестре. Ну, это в идеале.
Антон женился на Лене.
Правда, фамилию Лена оставила свою, девичью. Антона это слегка напрягло, но молодая жена объяснила, что так нужно для сохранения собственных энергетических отсеков. И что низкая продолжительность жизни мужчин связана с тем, что они бездумно делятся своей фамилией с женами, которые вместе с фамилией забирают часть их энергии. Антон успокоился. Он понял, что Лена отказалась от его фамилии по идейным соображениям. Он их не разделял, но глубоко скрывал свой скепсис.
Помимо чувства благодарности Антона связывало с Леной доброе приятельство, а также то немаловажное обстоятельство, что за долгие годы затворничества он разучился общаться с девушками. Антон привык их избегать. Речь вернулась, а навыки флиртовать и ухаживать напрочь отсутствовали. Стеснительность прочно взяла его в свой плен. Сутулость стала побочным следствием его застенчивости. Молодой человек старался забиться в угол и бледнел, когда женщины проявляли к нему интерес.
Лена это поняла и не очень расстроилась. По правде говоря, даже обрадовалась. Она стала для него единственной женщиной, главным другом и советчиком. А еще матерью его детей.
Рожать первого ребенка Лена боялась: вдруг нервный тик передается по наследству. Врачам Лена не верила по определению. Но ребенок родился здоровым. Это так воодушевило молодую маму, что через год она родила еще одну девочку. А потом еще одну. Четвертым ребенком стал сын.
И все бы хорошо, но дети просили есть. А стеснительный папа не имел успеха на рынке труда. Проще говоря, он мало зарабатывал. Премии и новые должности доставались коллегам, которые умели пить с шефом и танцевать на корпоративах.
И тогда Лена решила, что муж пойдет в бизнес. Раз Антона не ценят в качестве наемного сотрудника, он станет самостоятельным предпринимателем.
Эта идея прочно засела в ее голове. Антон пытался отбиться, но Лена объяснила ему, что это не он противится новому опыту, а его страхи не пускают его в даль светлую. Словом, надо страхам показать большой кукиш. И она ему в этом поможет.
Антон не спорил, он вообще доверял Лене в вопросах разных инсайтов и тонких материй. Но началась какая-то фигня: Антон показывал кукиш своим страхам, а в ответ бизнес показывал ему еще более непристойные знаки. И так год за годом.
На каких-то этапах этого бесславного пути Антон познакомился с Тихоном Ерофеевичем. Тот иногда использовал фирму Антона в своих хитрых схемах, и Антону удавалось с этого что-то заработать. Но в целом с бизнесом у Антона не заладилось.
Вместо того чтобы посидеть над сметой или бухгалтерским отчетом, Лена читала книги про то, как завлечь деньги путем правильной расстановки мебели. Антон не восставал, поскольку считал, что с четырьмя детьми должна же быть у женщины какая-то отдушина. Кто-то скандалит, кто-то на диетах сидит, а Лена верит в ерунду.
Время шло, бизнес не давался в руки Антону. Лена испробовала все методы, но тщетно. Между тем несознательные дети просили есть, причем с возрастающим энтузиазмом.
И тут на помощь пришел интернет. Лена завела страничку в социальной сети и стала выкладывать тексты философско-мистического содержания. Фотографии были исключительно позитивные: жизнерадостная женщина в окружении моря детей. Фотографии не передавали нервного тика. Лена внушала аудитории, что знает, как открывают дверцу к счастью и здоровью.
Оказалось, что интернет наводнен страждущими. Толпы женщин готовы были платить за то, чтобы Лена провела их по извилистому жизненному пути. Одна не могла смириться с разводом, другая хотела отомстить любовнице мужа. Лена предлагала им осмыслить жизнь по аналогии с ковром: орнамент виден лишь издалека, а вблизи красоты нет, есть лишь переплетение пыльных нитей. «Взлетите над собой и увидите красоту бытия», – писала им Лена. Помня о нервном тике, она консультировала своих клиентов только дистанционно, никаких личных контактов. Такие советы ввергали женщин в благоговейный транс, они платили деньги и честно пытались посмотреть на свой ковер с высоты. Некоторым помогало.
Постепенно Лена уверовала в свой профессионализм. Она «прокачала» свои навыки настолько, что клиенты выстраивались к ней в очередь. Чем больше незнакомых слов использовала Лена, тем выше был ее ценник. А на тренинг по «проживанию боли» вообще стояла очередь.
Единственным клиентом, которому она не смогла помочь, был ее собственный муж. Вывести его на путь удачи не получалось. Порой Лена останавливала задумчивый взгляд на Антоне. Не стоит ли попробовать еще разок? Может, новая попытка под ее руководством приведет мужа к финансовому успеху?
Антон от такого взгляда прятался за детской кроваткой и просил высшие силы сделать его невидимым. Он очень хотел стать простым наемным сотрудником, выполнять поручения шефа и получать за это фиксированную зарплату. Пусть небольшую, но стабильную. Жаль, что Лена считала, что такой образ жизни закрывает путь к просветлению и плохо влияет на энергию чакр. Она упорно желала видеть его предпринимателем.
Именно в такой момент на горизонте их жизни вновь возник Тихон Ерофеевич.
Операция «Золотой элеватор»
Получив «добро» от Ольги, Тихон Ерофеевич начал действовать. Он позвонил Антону Петухову и пригласил его на беседу. Но не к себе в кабинет, а в кафе. Место было известное, модное, приписывающее нолик к цене чисто как профилактическую меру для отпугивания неправильного контингента.
Антон напрягся, это чувствовалось даже по телефону. «Нищеброд», – презрительно подумал Тихон.
– Расслабься, я приглашаю. Заезд на парковку слева по переулку.
– Я на метро поеду.
«О господи, – закатил глаза Тихон. – С кем приходится иметь дело. Да хоть на ишаке, только приезжай, дорогой».
В назначенный час Тихон Ерофеевич гостеприимно похлопывал гостя по плечу.
– Привет! А я тут похозяйничал немного. Заказал нам каре ягненка. Ты как? Не возражаешь?
– Вообще-то я вегетарианец, – смутился Антон.
– Стоп! Так ты ж плов у моей сестры только так наяривал!
– Это был исключительный случай. Чтоб не обижать хозяйку, – смутился Антон.
– Ну вот и сейчас исключительный случай. Чтобы не обижать меня, – Тихон захохотал. Было видно, что он сегодня в хорошем настроении. – Слушай, а как ты в вегетарианство вляпался?
– Это долгая история. Когда мы с женой жили на Тибете…
– Да иди ты! На Тибете? Как тебя туда занесло?
– У меня жена этим увлекается, – смутился Антон. – Говорит, что все болезни от внутренних переживаний.
– Стопудово! – поддержал Тихон Ерофеевич.
– Она практикует, через социальные сети набирает клиентуру, лечит людей, корректируя их душевный настрой.
– Это как?
– Ну вроде как худоба от чувства вины, когда человеку хочется спрятаться от всех. А полнота от чувства обиды, она изнутри распирает человека.
– Ловко! Типа если у человека геморрой, то это потому, что он по жизни задний ход дает? Геморрой от заднего хода? – Тихон Ерофеевич засмеялся так громко, что за соседним столиком неодобрительно посмотрели на них.
Антон еще больше ссутулился, а Тихон Ерофеевич продолжал смеяться. Антон с завистью посмотрел на него: сразу видно, что геморрой Тихону Ерофеевичу не грозит, он никогда не даст задний ход. Не то что он, Антон. Странно, что у него до сих пор нет геморроя.
Словно прочитав его мысли, Тихон Ерофеевич без всякого перехода спросил:
– А тебе, Антоша, не надоело задний ход включать? Так и до геморроя недалеко.
– Что вы имеете в виду?
– Твою карьеру, деньги и вообще. – Тихон Ерофеевич резко стал серьезным. – Может, пора уже серьезным бизнесом заняться?
– Меня там только и ждут, – усмехнулся Антон.
– А если ждут?
Повисла пауза. Антон внимательно смотрел на Тихона Ерофеевича, но не заметил подвоха или иронии.
– Вы что-то конкретное имеете в виду?
– А я когда-нибудь тебя на пустые разговоры звал? – Тихон Ерофеевич перешел на шепот. – Помнишь, как ты подзаработал на моих схемах?
– Помню, я вам благодарен…
– Не мельтеши! Я про то, что у нас с тобой получался неплохой тандем. Почему бы нам не продолжить?
– Сейчас с обналичкой строго стало, я в этом больше не хочу участвовать, слишком рискованно, – сгорая от стыда за свою неблагодарность, ответил Антон.
– Без тебя знаю. Не о том речь. Я предлагаю тебе абсолютно законную тему. От первой до последней буквы.
Их прервал официант, устанавливая блюдо с каре ягненка. К нему прилагалась батарея разных закусок и салатов. Вино решили не заказывать из-за жары.
Антон подумал, что случай исключительный, и вегетарианство не обидится, если его отправят погулять на день. Он радостно втягивал аромат жареного мяса. Тихон Ерофеевич наблюдал за ним с легкой усмешкой. «Все вы такие, вегетарианцы хреновы: за свои деньги капусту грызете, а на халяву и мясо не грех пожрать».
– Готов выслушать?
Антон кивнул. Рот был занят мясом. Лена приучила его тщательно пережевывать пищу.
– Опускаю подробности, как так вышло, но в закромах Родины остался один неоприходованный объект. И это неправильно, потому что линия партии, не колеблясь, направлена в сторону рынка. Объект должен стать частной собственностью. Таково веление времени.
Антон снова кивнул.
– И весь вопрос в том, кому он достанется. Как думаешь, кому?
Антон спешно проглотил и неуверенно ответил:
– Тому, кто победит на конкурсных торгах. Кто даст большую цену.
– Садись, пять! А если на торгах не будет желающих? Если только одной фирме интересен этот объект? Тогда по какой цене?
– По стартовой. По остаточной балансовой стоимости. Но только, Тихон Ерофеевич, это значит, что объект непривлекательный. Раз он никому не нужен.
– Вот тут ты не спеши. Объект нормальный. Можно сказать, козырный.
– Почему тогда на него покупателей нет?
– Это тебя не касается. Нет и все. Это не твоя забота и не твоя область ответственности. В мире разделение труда еще никто не отменял.
– А моя зона ответственности тогда какая? Чем я могу вам помочь?
– Ты его купишь.
Антон закашлялся.
Он выпучил глаза и начал беспомощно бить себя по загривку.
Тихон Ерофеевич брезгливо отвернулся и сделал знак официанту. Тот подбежал и хорошенько треснул Антона по спине. Это помогло. Тяжело дыша, Антон приходил в себя, переваривая услышанное.
– Ты водички попей, – сказал ему Тихон Ерофеевич. – Можно продолжить? Так на чем мы остановились?
– На том, что я куплю объект, на который не будет других претендентов. Но у меня нет денег, – обрадовался Антон. – А кредит моей фирме ни один банк не даст, потому что я на грани банкротства.
– Кредит не понадобится. Я тебе займу.
Антон потрясенно молчал. Его нос удрученно повис. Его «самоотвод» не сработал.
Тихон Ерофеевич продолжил:
– На мои деньги ты купишь объект. И начнешь им рулить. Я тебя вниманием не оставлю, не боись. Все бюрократические решения будут приниматься исключительно в твою пользу. Твоя задача будет держать паруса, а моя – нагнать в них ветра. Бизнес будет прибыльным, в этом даже не сомневайся. Как-то так. Понял?
Антон кивнул, но как-то неуверенно.
– А потом?
– Потом, когда придет срок, ты мне его вернешь. И все. Я стану законным владельцем, а ты свободным и, заметь, небедным человеком.
Антон налил себе воды, медленно выпил, растягивая каждый глоток. «Думает», – сообразил чиновник.
– Тихон Ерофеевич, зачем вам я? Купите сами!
– Я – слуга государев, мне не положено, – усмехнулся тот.
– Тогда на жену оформите.
– Я не женат, – холодно ответил собеседник.
– Тогда на сестру.
– Чтобы меня разные блогеры на части порвали? Сестра чиновника, домохозяйка, купила по начальной стартовой цене прибыльный промышленный объект. А торги курировал ее брат. Какое совпадение! Пять миллионов просмотров! Ты на что меня подписываешь?
– Я не подписываю, просто предлагаю варианты.
– А не надо ничего предлагать, надо исполнять.
Антон еще ниже опустил нос и сказал исподлобья:
– Тихон Ерофеевич, я очень ценю ваше доверие, но, пожалуй, вам лучше найти для этой роли другого человека.
Он бы ушел, но побоялся показаться невежливым. Все-таки его пригласили, каре ягненка заказали. И Антон остался сидеть, повесив нос.
– Смешной ты человек, – легко и небрежно начал Тихон Ерофеевич, – отказываешься от предложения, даже не дослушав его.
У Антона немного покраснел кончик носа. То ли от стыда за свою недотепистость, то ли от первых признаков жадности.
– Условия таковы, – продолжил Тихон Ерофеевич, – пока объект числится за тобой, ты получаешь пятую часть прибыли. Остальное – мое, это честно.
Антон округлил глаза.
– Это то, что касается прибыли. Теперь о твоей зарплате как генерального директора.
Тихон Ерофеевич, совсем как в кино, взял со стола салфетку и что-то написал на ней. Свернул салфетку и придвинул к Антону. Тот смущенно взял ее и, предварительно оглянувшись по сторонам, раскрыл.
На салфетке был нарисовал Волк из «Ну, погоди!».
Тихон Ерофеевич взорвался от смеха.
– Ты бы… себя… видел, – утирал он слезы, – как Штирлиц… ой, не могу.
Антон в замешательстве убрал салфетку в карман. Он не знал, смеяться ему или плакать.
– Зарплату твою потом обсудим, не обижу, – отсмеявшись, сказал Тихон Ерофеевич.
– И все-таки вынужден отказаться, – задумчиво сказал Антон. – Вот вы сказали, что в нужный час я вам объект верну и стану вольным человеком. Так я и сейчас вольный. Какой мне смысл огород городить?
– Вот знал я, что ты умный парень! Значит, торговаться решил? Это правильно. Я тебе больше скажу, если бы ты с ходу согласился, я бы еще сто раз подумал, доверять ли тебе. Потому что за одну зарплату, какой бы она ни была, только дураки работают. Важна перспектива, вид на будущее. Зарплата – это вообще ни о чем.
Тихон Ерофеевич налил воды и маленькими глотками стал пить. «Думает или делает вид, что думает», – прочитал его намерения Антон.
Наконец тот закончил пить, промокнул рот и склонился к Антону.
– Слушай сюда, если сможешь вывести объект на передовые позиции в смысле прибыли и технического перевооружения, то я поделюсь с тобой собственностью. Акционерное общество нам ни к чему. Акции – это вообще ни о чем. Одна морока. Все оформим как общество с ограниченной ответственностью. Самая простая и понятная схема. За ударный труд я выделю тебе долю, четверть отойдет тебе. Ты станешь совладельцем.
Он откинулся на спинку кресла.
– Вот что ты мне теперь ответишь? Легкое «да» или мучительное «нет»?
С видом человека, которого ударили пыльным мешком из-за угла, Антон, не мигая, смотрел на Тихона Ерофеевича. Тот понял, что полностью завладел вниманием собеседника, выдержал паузу и продолжил:
– Смотри, что выходит. Ты берешь мои деньги и покупаешь на них объект. Формально – ты становишься его полновластным хозяином. Но если в каком-то припадке невменяемости ты решишь его на сторону продать, то я тебя из-под земли найду. И ты лишишься всего. Короче, если включишь задний ход, то геморроем не обойдешься, – подмигнул он.
Антон сделал неопределенный жест, дескать, к черту геморрой.
– Другой вариант: ты ведешь себя правильно, – продолжил Тихон Ерофеевич, – старательно работаешь на наше общее благо, заметь, за весьма хорошие деньги, а потом по моей отмашке переписываешь объект на меня, оставляя себе четверть. Согласись, этот вариант куда как менее травматичный.
Пришла очередь Антона попить воду. Он выпил один стакан, посидел задумчиво, словно прислушиваясь к себе, и налил второй.
Тихон Ерофеевич запаниковал. А вдруг откажется? От внутреннего беспокойства, чтобы занять себя чем-то, пока Антон, как верблюд, пьет воду, Тихон Ерофеевич снова взял салфетку и нарисовал на ней круг. Не очень ровный, но все же. Потом выделил его четвертушку и подписал «25 %». И даже расписался. У него была красивая подпись, он любил ею украшать государственные бланки.
Молча он придвинул салфетку к Антону. Тот машинально протянул руку, внимательно осмотрел круг и засунул салфетку в карман. Выпил еще один стакан воды. Наконец протянул Тихону Ерофеевичу руку.
– Согласен.
Они скрепили договоренность рукопожатием.
– Только один вопрос: почему я?
– Потому что доверяю тебе, Антон, – серьезно и даже душевно ответил Тихон Ерофеевич.
А про себя добавил: «Потому что кишка у тебя тонка кинуть меня. А так ты парень умный, вытянешь. Стопудово!»
– И еще, Тихон Ерофеевич, вы так и не сказали, что за объект.
– Элеватор, Антон. Элеватор на берегу Черного моря. Так что готовься к переезду.
– Ну тогда давайте выпьем за успех операции «Золотой элеватор». – И Антон разлил остатки воды по бокалам.
