Kitabı oku: «Красные Орлы», sayfa 8
Машка задумалась. И было с чего: с одной стороны вся она тянулась к Юрке, а с другой – хотела, все же, прекратить эту выматывающую связь, разорвать и забыть, как страшный сон.
– Что, запуталась? Так разберись. Ты же все можешь, Кан. Мне ли не знать? – Мишка сейчас наступал на горло собственной песне, но упрямо выталкивал из себя слова, пытаясь помочь Занозе своей драгоценной.
– Ну, предположим, избавиться, – и смотрит на Мишаню черными глазищами.
Тот взгляд ее встретил прямо и выдал:
– Когда услышу уверенность в твоем голосе, тогда и поговорим. Вот сиди и решай. Думай, Маш. Пока решение не будет принято, двигаться дальше ты не сможешь. Спасибо за бутерброды, – и ушел.
Накатило на него уже на улице: ругал себя дебилом. Ну, что ему стоило запудрить мелкой мозги, проявить внимание, нежность, в конце концов. Глядишь и упала бы сама ему на грудь. Раненые такой вот любовью девушки беззащитны, как говорится: «Бери голыми руками». Совесть, проклятая! Ладно, теперь уж только ждать. Смотреть на нее влюбленными глазами и понимать, что в любой момент может она исчезнуть и оставить его одного. Заноза! И какого чёрта ты выбрала именно Красные Орлы?!
А Машка задумалась над словами Волохова и всерьез. Все прокручивала, все измысливала. В итоге упорядочила все для себя, остался только один вопрос, вне ее понимания. Почему Мишка на перроне так упрямо не давал ей продиктовать телефон Юре, а? Рот зажимал, тянул от него. Нужно спросить завтра.
Потом она улеглась в постель и уж там порыдала от души. За все отплакалась.
Завтра наступило, собственно, сомневаться в этом было бы странно. С раннего утра село суетилось, собиралось, массово и одиночно выдвигалось на огороды. Тележки громыхали по асфальту, таща на себе мешки с картошкой на высадку, инвентарь, а в некоторых случаях и маленьких детишек. Солнце светило ярко, обещая теплый, даже жаркий денек.
Маруся стояла у калитки своей и внимательно разглядывала грабли. Выдала их ей Еленка: с широкой «расческой», не очень тяжелые, но для Машиной неопытной руки довольно увесистые.
– Идем, Маш? Не передумала?
Маша покачала головой, мол, все в порядке, Лен, все по плану. И двинулись они по Свияжской, влились в толпу селян, пошли вместе со всеми совершать трудовой подвиг.
Мишка приметил Занозу уже давно, когда еще стояла девушка у своего домика. Грабли в руках, шорты на попке, футболка на тельце, а на голове косыночка. Вроде бы натуральная селянка, ан нет… Отличалась она от местных, как кактус от банана.
Вот, вроде двинулись все, и Волохов решил подойти и выяснить ее настроение. Глаза, вроде не красные, значит, не рыдала сильно. Лицо, вроде, обычное – упрямое и веселое. Пока двигался к Машке, ответил с десяток раз на бодрые: «Здрасти, Михал Андреич!»
Подошел, пристроился под ее шаг, заметив, что Еленка подотстала.
– Ты хоть знаешь, для чего тебе грабли выдали, Маш? – а сам разглядывал Машкины коленки.
Хорошо, что Заноза нацепила длинные шорты, а не те, из которых попки вываливаются. И футболка забавная с Губкой Бобом. Косынка сидела на ней прикольно, но никак не вязалась с ее, Машкиным, образом.
– Чисто гипотетически? Ну, мусор с огорода собрать, да? Прежде, чем копать начать.
– Двойка тебе, Марья Сергевна. Теория хромает. О практике даже думать боюсь.
– Ой, гляньте, прямо сельский вестник тут распинается.
Мишка постарался не смеяться. И не из-за Машкиных слов, а потому, что рад был ее боевому настрою и не видел уж в ее глазах вчерашнего отчаяния.
– Грабли выданы, чтобы землю рыхлить. Копаем, потом рыхлим, потом делаем ямки и картошку туда кидаем. Потом разравниваем граблями. Андестенд?
– Намекаешь, что пока копать будут я со своим инвентарем лишняя на огороде?
– Ага, щаз. Работа по перекопке ведется культиватором, то есть, быстро, а ты обязана будешь махать граблями, комья крупные разбивать вручную. Ты лучше сразу дома оставайся, Мань, – подзудил, чтобы вытащить из Махли ее боевой дух.
– Вот только не надо меня на слабо брать. Иди и копай! А я уж как-нибудь сама разберусь, где мне быть и что делать!
– Злая ты, Машка, уйду я от тебя.
– Да. Уйди от меня! – Маше неловко было в глаза ему смотреть после вчерашних представлений, потому и язвила.
А Мишка подумал, что не хочется никуда ему уходить. Но впереди было много работы, а потому пошел, как миленький помогать вдове Зотовой.
Пекло нещадно. Если бы не малый ветерок, что касался потных лбов, было бы совсем туго. Поначалу народ взялся споро, весело. Шутки, прибаутки и забавные перебранки стихли, когда работа стала одолевать. Послушно гнулись привычные к тяжелому сельскому труду спины, а руки, крепкие и мозолистые, ворочали тяжелую землю. Да, нелегка дань такая землице. А как иначе? Не поклонишься, не будет тебе ни картошек рассыпчатых, ни кочнов капустных хрустящих, ни моркови золотистой.
Маша держалась на чистом упрямстве! Волдохала тяжелыми граблями по упругим комьям земли, разбивала в пыль, ровняла. И без жалоб, стенаний, которых, вероятно, ждали от нее сельские. Губу закусила и фигачила. Жалостливая Еленка говорила время от времени:
– Передохни, Машуль. С непривычки трудно.
А Маня ни в какую! Народ приглядывался и оценивал. Ладно, будет толк с городской, хоть и «селёдка»! Правда, не смотря на ее «селёдочную» внешность, местные парни то и дело заговаривали, улыбались и помигивали: уж дюже ладная Заноза! Вон попка какая симпатичная, да и ножки ровные, гладкие, будто отшлифовали их. И глазищи цыганские, огромные.
А огороды долгие, считай, бесконечные. Краткий перекус минут на тридцать не дал отдышаться, и пошло еще тяжелее. Второе дыхание открываться не спешило, наверно кончилось, когда первому помогало. Землицу подготовили и по новой пошли, сначала. Но, тут малёха легче было. Сделал ямку лопаткой, кинул картофелину, зарыл ее следующим рядом. А потом разровнял, пригладил грабельками. Солнце к закату, а огород к концу! Неужто, справились, осилили?
Глава 11
Мишаня помог дотягать культиватор до дома Зотовых, прочистил и убрал до поры в сарайку. Выслушал поток горячих слов благодарности, от ужина отказался и потащился домой. Точнее, пошел. Мишка здоровый, крепкий. Такой работой его тело не напугать, не удивить.
Он остановился у спуска к Краснухе, потянулся, плечи размял и вдохнул глубоко вечерний приятный воздух. Пожалел, что вода в реке еще холодная, а то разбежался бы и нырнул. А и ладно! И так неплохо. Улыбнулся, припомнив попытки местных парней привлечь внимание Занозы. Что? Наблюдал Мишаня, когда мог, за ней. Благо не далеко ошивалась, огорода через два от него. Почему улыбался он на заигрывания? Да потому, что знал, ревновать уже не надо. Ни к парням, ни к красавчику Мазуру. Мысли Машкины ему теперь были известны. Правда, легче от этого не становилось. Но Мишка дураком не был ни разу, более того, управленец из него опытный. Вот и решил он применить все свои знания и навыки. Странно? Ни фига!
Составит для Машки программу по излечению, набросает ей план и будет каждую секунду подгонять ее, двигать. А заодно и выклюет ей мозг по своей теме, так сказать. Мишка прекрасно помнил ее слова о его собственной привлекательности, был с ней согласен (что уж скрывать-то), а значит имел все шансы на благополучный исход дела! Однако принимал в расчет то, что объектом была Кан, а это значит, что упираться придется по полной программе Ладно, так даже интереснее.
Полюбовался еще закатом над Краснухой и пошел домой, припоминая, что есть у него еще банка «огурьев», пельмени и здоровый батон колбасы. Подстегнуло, он и зашагал быстрее. У баньки Захаровых тормознул, услышав знакомое шипение.
Место глухое, народу мало тут толклось обычно, потому и голос сердитый расслышал Мишка прекрасно.
– Зараза! Ай…Чёрт! Блииин… Какая тварь это придумала?! Есть же техника! – Машка сидела в травке под забором баньки и растирала ножки и плечи.
– Кого я вижу? Маня-я-я-я! – Ну, ему жалко было девчонку. Напахалась, болит все, но ядом плюется во все стороны. Он восхитился вот этой Машкиной стойкостью, очень хотел помочь, но лицо держал и не проявлял нежности. С ней только дай слабину, вмиг оседлает и погонять станет почём зря.
– Добрый вечер, – Машка моментально приняла обычный свой вид, вроде как и не ныла, не пищала и не ругалась.
– Как дела? Как настроение? Что делаешь? – Мишка плюхнулся рядом с Занозой, всем своим видом показывая, что смешно ему с ее мучений.
– Все очень хорошо, спасибо, добрый дяденька. Как сами? Все ли справно? Много ли людей сегодня сожрали? Изжога не мучает?
– Да так… Закусил парочкой. Вот, думаю, дай еще одну мелкую покусаю. Маня, как тебе сельские будни? Согласись, экзотика.
– Соглашусь. Райское удовольствие. Ты шёл куда-то? Вот и иди. Отдыхай, – Машуля попыталась двинуться, встать, но поняла с ужасом, что не может: ноги сводит, плечи каменные.
Позориться перед Волоховым своим таким безнадежным видом она не собиралась, потому и хотела спровадить наглого шефа.
– Я и отдыхаю. Вот, сижу, любуюсь природой и все такое, – ехидничал Мишаня.
– Ну и сиди, любуйся, а я пойду. Хорошего вечера, босс, – она поняла уже, что уходить Мишка не планирует, потому и поднялась, сцепив зубы.
А идти тяжко: ноги деревянные и двигаться отказываются. Сделала шаг, другой… передохнула. А Мишка не выдержал, встал, подошел к Занозе, придержал за локоть:
– Ладно, я оценил. Геройство и все такое. Маш, давай, садись на спину я дотащу.
– Не нужно, спасибо. – А было настолько плохо, что его предложение не показалось ей смешным или безумным.
– Давай уже. Мань, я бы машину подогнал, но она тут не проедет. Садись, – и повернулся к ней спиной, наклонился. – Просто обними меня за шею, а я тебя прихвачу.
– Миш, ты в своем уме? Надо мной все село потешаться будет. Главный инженер, а едет верхом на барине. И тебе достанется. Не, лучше не надо. Я посижу еще, отдохну. – Ну, что сказать, видно совсем плохо девахе стало, если уж залповать по боссу не стала.
– Я точно знаю, что сидеть тебе придется всю ночь, и не факт, что утром ты сможешь разогнуться. Если тебе будет легче от этого, я после первой своей вылазки на огороды тюбиков пять разогревающей мази на себя выдавил. Маш, давай, не тяни.
– Как ты меня потащишь по Свияжской? Там же народу сейчас море. Миш, давай я тут до темноты посижу, а ты меня на тележке. Или на велике, а? Кстати, я велосипед просила! Где он?! Опять как с пайком, да?!
– Цыц! Не ори. Садись, я тебя до своего дома дотащу. Есть окольный путь. Там мазь выдам, и тебе станет легче. Чего ты сопишь?!
Вариантов было катастрофически мало, Машка и согласилась. Обняла Мишку за шею, он подхватил ее под ноги и легко поднял на спину. Шел и ржал, а Машка молча терпела Волоховские ехидства:
– На тележке? Маш, прямо вижу ту картинку. Я короткими перебежками до магазина, там тырю телегу для продуктов, потом козьими тропами к тебе и давай запихивать в транспорт. А потом, под покровом ночи, озираясь как спецназовец в сериале, везу тебя по Сивяжской и сваливаю на пороге твоего домишки. Это же такое приключение, Маш.
– Ой, прям обхихикаться! Неси, давай, аккуратнее. Идешь, как верблюд, качаешься! – не стерпела Машка подколов.
– На тележке еще хуже, поверь. Трясет нещадно. Меня однажды в Питере так прокатили, думал умру. И это по асфальту. А тут грунтовка. Так, что сиди, и не жалуйся, – Мишка старался нести осторожно, держал аккуратно, но…
Уж как-то очень чувствовал всю Машку. И гладкие, упругие бедра под руками и грудь, которой прижималась она к его спине. И пахло от нее нереально вкусно. Веяло дурманом молодого девичьего тела.
Добрались тропой до поместья Мишкиного, пролезли в неприметную калитку и дотащились до дома. Там, в холле, Мишаня снял Машку с себя и усадил на диванчик.
– Маша, соберись. Сейчас холодный душ, а потом намажешься мазью. Сможешь?
Маша кивнула и даже почувствовала благодарность и некую теплоту к Волохову. На себе пёр от самой баньки. И смотрит сейчас так сочувственно, нежно даже. Жалеет ее? После вчерашнего, вероятно. И так горько сделалось, обидно. Вот что у нее за истории вечно? Дура дурой…
– Так плохо? – Мишка присел на корточки возле Маруси. – Видела бы ты себя.
– Я в порядке, спасибо. И жалеть меня не надо, ясно?
– Эгоистка ты, Кан. Все о себе, да о себе. Я, между прочим, тоже устал. Ты хоть и мелкая, а весишь, будто конь Самбреровский.
Маша губу закусила и уставилась на Мишку:
– Ну, извини. Спасибо тебе. Ты не волнуйся, я уйду скоро. Только чуть передохну.
– Передышка не поможет. В душ и мазь. Немедленно, – и поддал в голос того самого чудодейственного сплава властности, уверенности и злости.
Машка послушалась и с помощью Волохова доковыляла до гостевой ванной, приняла из его рук чистую футболку и дверь прикрыла. Умный дом вещь богатая, дорогущая, но удобная до чертиков. Вот ванная комната оснащена по последнему слову техники. Машка запихала грязную свою одежду и белье в неприметную стиралку и запустила краткий режим стирки с сушкой. Половина часа и готово. Влезла в душ. Холодная вода обожгла, заставила пискнуть, но Машка упрямо терпела, помня наставления шефа. Потом вышла, вытерлась, принялась мазаться мазью. На тюбике было указано – для спортсменов. Ну…зато действенно.
Пока ковырялась и мазалась, изгибаясь змеей, пока махала руками, чтобы мазь впиталась, машинка просигналила. Маша оделась, понимая уже, что мышцы перестало терзать огнем и болью и вышла в Мишане.
– Вот. Не пригодилась, – протянула ему футболку. – Удобный дом и красивый. Молодец, что потратился и отгрохал такое чудо. Такое ощущение, что в Прибалтике. Спасибо большое, я пойду.
Мишке это совсем не улыбалось. Он сам помылся, приоделся и очень хотел поболтать с Занозой. Вопросы его мучили, ответов не было. А он понимал, что уставшая Машка может сейчас сказать то, что в здравом уме никогда из нее не выскочит.
– Не. Давай пельмешек? Я угощаю, – и улыбается так хитренько.
– Миш, я не хочу пельмешек. Спасибо. Слушай, а местные завтра опять на огороды?
– Завтра по домашним огородам. Огурцы, теплицы. А чего хочешь? У меня, кроме пельменей и колбасы ничего нет.
– Не обманывай. Я вижу отсюда банку соленых огурцов. Можно? – Ну, захотелось девушке, что теперь.
– Садись и ешь, – Мишка пропустил Кан вперед и дождался, пока за стол усядется.
Выдал ей тару объемом три литра и пошел громыхать кастрюлями. Он-то пельменей ох как хотел.
– А вилку?
– Вилка тебе зачем? Ты еще нож столовый попроси. Лезь рукой и вылавливай.
– Совсем ты тут одичал, Миша, – Маруся смотрела на то, как Волохов включает воду на всю мощь, набирает ее в кастрюлю и хихикала.
Вода брызгала, на столешнице образовались микролужи. Газ Мишка влупил на всю мощь. Этакий классический образец мужчины на кухне, если, конечно, он не повар. Да и у тех не все гладко.
– Вот что, давай я этим займусь. Хочешь жареных пельменей?
Мишка хотел!Жареные пельмешки любят все! Но вот возиться с этим не все хотят. Шутка ли, выложить замороженные кругляши на сковороду, потом каждый перевернуть и не единожды. А там масло шипит и плюется, жалится больно. И потом десять лет оттирать плиту от жирных капель, шкрябать губкой по сковороде. И еще интересный факт – жареные пельмени съедаются быстрее, чем отварные и оставляют после себя ощущение ненаетости.
– Жги, Кан.
Маша зажгла. Убрала чудовищно большую кастрюлю с плиты, выискала сковороду нужного формата и начала священнодействия. И масличка добавила-посолила, и пельмешки выложила аккуратно, а не как некоторые, кучей, и давай вертеть-жарить.
– А сметана есть? – разумеется, нет, не стоило и спрашивать. – Сходи в магазинку. И еще, Миш, купи лучка зеленого, только бери в прозрачном пакетике. Чеснок. Яйца я вижу, есть в холодильнике. И майонезу неси. И хлебца свежего. И конфеток еще с орешками. Ой, еще горошка зеленого и свежий огурчик.
По мере того, как Машка перечисляла продукты, Мишанины глаза округлялись:
– А чего ж не весь магазин, а?
– Тебе жалко? Шеф, ты жадина? – Маруся повернулась к Мишке с лопаткой в руке. – Как у меня трескать, так пожалуйста, а как самому угостить, фигу. Так что ли?
– Не беси. Я не запомнил, что нужно купить. Напиши мне список, и я помчался. Ты за пельменями следи, Заноза. Сгорят, прикончу!
Маша нацарапала ему список и он уехал. Реально, на машине и до магазина. Там он бродил между стеллажами, сверяясь со списком, и складывал все в тележку. Где-то у полок с конфетами встал, задумался и уржался. Напомнил Мишка сам себе супруга, которого жена отправила на закупки, пока ужин готовится.
– Вот, все, что просила. Пельмени готовы? – Пакет получился объемным, потому, что Мишка не знал наверняка, что это за «конфетки с орешками» и взял разных по кульку.
– Руки мой, почти готово!
Пока Волохов полоскал руки, удивляясь, с чего это он так бросился выполнять Машкин приказ, на столе образовался вполне себе приличный ужин: салатик, соус для пельменей на сметане, сами пельмеши, нужной румяности и проготовленности.
– Давай, сыпь побольше, – и поелозил тарелкой.
Насыпала, угостила, накидала, и Мишка наелся от пуза. А Машуля все еще ковырялась в своей тарелке.
– Ну?
– Что ну, Миш?
– Что решила?
И Маша поняла о чем он, призадумалась отвечать или нет.
– Маш, не молчи. Предваряя все твои вопросы и протесты, напоминаю, что я уже по уши в твоих делах. И не надо мне тут строить стронг вумэн*, ок?
От автора: стронг вумэн – strong woman (сильная женщина, англ.)
– Я давно уже все решила и потому я тут, в Орлах, а не дома. И хватит из себя строить! Есть что сказать, говори. Только сразу обозначь, что ты за это у меня попросишь?
– Вслух скажи, что решила. Что попрошу? Ну, давай так, я тебе свой взгляд на проблему, а ты мне горячее питание три раза в неделю, идет? – врал он о своих мотивах, но Машка поверила, а как иначе?
– Ага, щаз! Два раза! И в том случае, если план мне подойдет!
– Заноза, ты наглая. Три раза и точка! Еще одно слово поперек, и будешь мне на дом приносить!
– Тогда запихай себе свой план знаешь куда?! – сердилась Маша, но уже понимала, что согласиться придется, сопротивлялась из гордости.
– Три раза. Ужин. Я без претензий, Маш. Всеядный.
– Два. Так-то я тоже работаю! А придется корытами варить и жарить! – врала Машка, понимая, что нет никакой разницы, сколько варить, если уж взялась.
– Три. И жду твоего решения вслух. Чётко, по буквам. Не мямли.
Сопротивляться барину сложно, но тут надо выбор делать. Сделала:
– Я хочу избавиться от личной причины и никогда больше о ней не вспоминать, – прямо в глаза смотрела Мишане, но в душе уже поднялся протест: как же она без Юры, а? Как, как… А сейчас как? Вот и дальше так.
Любовь не выпихнешь из сердца только велением разума. Если б так можно было, все люди на Земле ходили бы без чувств. Рассердился, погорячился и заставил себя разлюбить. Все…обратно фиг вернешь.
– Ладно. Маш, вчера я уже сказал, что вариант побега не для тебя. Не тот ты человек. Развернись на сто восемьдесят градусов и смотри туда, где страшно. Найди способ сообщить ему свой новый номер, пусть знает. Так же скажи, где тебя искать. Адрес, широту, долготу… Короче, ты поняла.
– И что? Он позвонит, и бежать к нему? Миш, я же могу и не сдержаться!
Мишка понимал, потому, как и сам сейчас сдерживался, аж за ушами больно стало:
– Нет. От тебя требуется только одно, не бежать к нему. Предложит встретиться, зови к себе. Чем больше ты говоришь себе нет, тем больше хочешь сказать да. Вот и скажи свое да, но пусть едет сам.
– А в чем прикол? Я ждать буду, спать у телефона или у двери.
– Ожидание можно побороть, а отказ от любви нет, – внутри у Мишки кипело, но он линию свою гнул четко.
В этой борьбе приз уж очень ценным был. Вон, сидит, черными глазами на него смотрит и совсем, дурочка, не понимает, что любит он ее.
– И все?
– Не все. Я выскажусь, но попрошу внимать мне тихо и без психоза. – В ответ кивнула, куда ж теперь деваться? – Ты ему не нужна, а любовь твоя очень даже. Ему нравится, понимаешь? Ну, прёт мужика смотреть, как ты его обожаешь, как бегаешь за ним, словно собачка. Он у тебя ворует. Любовь твою, нежность твою. А ты отдаешь и без сопротивления. Машка, ты Кан! Когда ты свое отдавала без борьбы? Для благого дела, да, бывало и я видел это, но тут-то пипец полный.
– Ничего нового ты мне не сказал! И до тебя говорили, что он мною пользуется!
– Не пользуется, Маша, а забирает. И именно то, что восполнить никак нельзя. Пользуются феном, кастрюлями. Но за ними следят, моют, чистят. И это, заметь, предметы. Ты человек, а тебе даже такой малости не дают.
– Тебе-то откуда знать?! – рассердилась Маша, что угадал он, понял и вот так спокойно говорит ей об этом.
– А это не так? – и подался вперед, уставился серыми глазами, в которых блестело сейчас чудное, непонятное Маше нечто.
Машка загрустила. Уж очень больно правда глаза колола, выедала душу и обижала.
– Мне нужно подумать.
– Иди и думай, – отпустил драгоценную свою малявку Волохов. – Выйдешь той же калиткой, через которую мы вошли. Обойдешь по берегу, выскочишь на Речную и иди проулком до Свияжской. Это на тот случай, если тебе стыдно выходить из моего дома.
Машка очень хотела ответить ему, устроить скандал, доказать проницательному барину, что она не мусор под ногами, но смолчала. И знаете что? Рассердилась на Юру. Из-за него ей пришлось сейчас выслушать слова обидные и правдивые. И от кого? От мужика, которого уважала. Именно так. Она могла тысячу раз уверять себя в обратном, но умела принимать факты и приняла. Волохов нормальный парень. Хороший! И точка!
Пока шла окольными путями, козьими тропами домой, все думала. Волохов сказал дать телефон, звать к себе, тогда зачем, почему на перроне он не позволил ей этого сделать, а? Хотела же спросить…
Если бы спросила, Мишка бы не ответил. Точнее, не смог бы рассказать правды. В тот момент, когда ясно понял он, что любит Занозу, просто не мог позволить себе взять и отдать ее чернявому. Обычный порыв обычного собственника: рот зажал и не отпустил. Откуда ему было тогда знать, что Кан скажет ему за это спасибо, поскольку, как выяснилось, цели у них совпадали. Она не хотела возвращаться, а он не хотел отпускать.
– Манька, ты откуда так поздно-то? Огород линейкой измеряла? Проверяла туда ли картоху запихали? – смеялся Черединцев-старший, глядя на Марусю со скамейки своей.
– Сергей Сергеич, упахалась я, честно. Как вы это выдерживаете? Памятник надо поставить. Ноги в Краснухе мочила, пока двигаться не смогла, – ну, приврала про Краснуху, а в целом правда.
– Ты ничего, справная. А по первой всегда нелегко. Ты, Мань, утречком не валяйся в кровати, вставай и иди. Больно будет, но расходиться надо. Поняла?
– Поняла. Спасибо! – и пошла к дому.
Пока повертелась по хозяйству, пока переоделась, шторки задвинула – ночь опустилась. Взяла Маша телефон в руки и долго его гипнотизировала. Ладно, сделает, как Волохов велел, но первой звонить и писать не станет! Ничего, выдержит!
– Настя, привет.
– Машенька, привет. Ты прости меня, дуру. Не нужно было тебе говорить о Юрке, – помолчала, – виделись?
– Да, встретились. Насть, дай ему мой новый номер.
– Нет! Маш, ну ты что?! Решила же. Из Москвы сбежала, и все медным тазом накрылось? Зачем тогда все это?!
– Просто дай номер и все. Я разберусь. И не волнуйся, ладно? Как там мои? Вчера с мамой говорила, вроде бодрая.
– Видела ее, она в магазине капусту покупала. Улыбается.
– Ну, и хорошо. Целую! – в ответ молчание, а потом:
– Я завтра ему передам. Целую, Маш.
Ну, вот и все. Снова завертелось.
Маша никогда Юру не боготворила, понимая о нем многое, но после слов Волохова задумалась сильнее. «Ворует любовь и нежность», «Бегаешь, как собачка»… Все она знала и понимала, но блин, теперь это знает и понимает ее злобный шеф. Стыдобища ужасная. Как ему в глаза смотреть, а? Приехала, вся из себя умная, а на поверку – мусор и баба безвольная.
Вот откуда Мишка знал, что поступает правильно, давая рискованный совет Кан, а? А понимал, что гордая. И задумается о том, как выглядит все это со стороны. Как видят все это не друзья ее, близкие, а он, по сути чужой мужик. А что до номера телефона, так Волохов был совершено уверен, что Юрка ее драгоценный никуда не поедет. Семью не бросил за столько лет, а значит и не бросит. Хорошо, если женщина есть под боком, и сама прискачет, и удобненько. А тут переть в глухомань? Не, не поедет.
Сожалел Миша, что сделал больно Машке, но ему самому было еще больнее, уж поверьте.
– Заноза, ты уж потерпи, ладно? – умолял Мишка мысленно Марусю, укладываясь спать. Потом подумал кое о чем и взял телефон в руки.
Мишка:
«Марина, привет. Не спишь?»
Марина:
«Привет! Нет еще, а что?»
Мишка:
«Не успел тебе сказать спасибо за все. За терпение и любовь. Я тебя совсем не стою. Не сожалей. Ни о чем не думай. Во всем виноват только я. И прости меня еще раз. Больше звонить и писать не буду. И ты не делай этого»
Марина:
«Дурной ты. Я слегка обижена, конечно, но претензий нет. Хорошо же было»
Мишка:
«Хорошо. У тебя будет еще лучше. Честно»
Марина:
«Обещаешь?)))) Ну, ладно, верю. Пока, Волохов!»
Нельзя успокоить совесть тремя смсками. Но попытаться стоит, честно. Вдруг кто-то там, на другом конце провода ждет слов, которые очень хочет услышать? Неужели сложно натыкать пару предложений?
Глава 12
Завтра – понятие растяжимое. Если кто-то обещает сделать что-то завтра и при этом не уточняет время, то ждать нужно с утра и до вечера. Вот Маша и ждала. Настя пообещала ей, вчера, что завтра сообщит Юре ее номер. Машка ждала утром, когда, следуя совету Черединцева-старшего о пользе движения, вышла на пробежку, не смотря на нереальный протест тела. Ждала днем, убираясь в доме, пряча теплые вещи и обувь подальше в шкаф до следующих холодов. Ждала вечером, когда готовила ужин, примечательно, что с расчетом на шефа.
Юра не написал, не позвонил. В связи с этим, закипела в Машке обида, и знаете на кого? На многоумного Волохова! Посоветовал какую-то «шляпу», а ей теперь мучайся?! Она делала дела и все время бубнила о нем, ругалась и поминала «лихом».
Вечерним временем пошла в магазинку купить яиц, и встретила на входе ту самую одноклассницу Еленкину – «колбасковую» Галю.
– Ой, какие люди. Здрасти, здрасти. За шампанским? Отмечать радость нежданную, да?
Машка не спешила с ответом, понимая, что есть новость какая-то, о которой она еще не знает. Галя наслаждалась молчанием фифы московской, но язык бабий удержать сложно во рту, потому и продолжила:
– Что смотришь?! Волохова твоего Маринка бросила! Нашла себе получше. Зам главы районной Управы, не чета нашему! Хватай подержанный товар, если конечно он тобой не побрезгует. Может, напьется с горя и не заметит, кого это ему в руки принесло!
Маша запретила себе сей момент думать о беде шефовской и рот открыла, чтобы отбрить нахалку.
– Галь, а твой мужик пьет каждый день, чтобы тебя не замечать? С утра уже после двух поллитр ничего не видит, – вступила Гусановская жена, Вера. – Он, правда, тебя с Женькой Захаровой перепутал, ходил за ней, пытался за задницу щипануть. Огрёб от ее братца.
– Ты чего трындишь?! Не было такого! – Галка затрепыхалась.
– Да? А фингал откуда? Во всю его пьяную харю разнесло. Издалека сияет, – и засмеялась обидно, по-бабьи.
– Ты чего несешь?! – и отступает.
– Чего несу? Правду в массы! Галька, бежи бежмя, лови мужика своего, а то второй фингал получит. Баб-то на селе много! Быстрей давай, самбреру тебе в дышло!
Галю как ветром сдуло, под смех слушателей, а их немало собралось на спектакль. Вера обернулась к Машке и подмигнула дружески. Вот и аукнулось «по добру», да?
Что характерно, Маша купила спиртного. Только не шампанского, а виски. Про Юру временно забыла и пошла к Волохову. Бедный, Мишка. Его бросили, а он не сказал ничего. Если сейчас Машка не пойдет к нему, то будет она свиньей неблагодарной. Парню плохо, надо бы помочь. Машка не была уверена на сто процентов, что она то самое, что нужно Мишке сейчас, но он возился с ней и ее «личной причиной», а стало быть, есть повод ответить тем же и принять участие в личной жизни шефа.
Нашла она Волохова у дома Прониных. Тот беседовал с главой семьи и улыбался. У Маши даже глаза увлажнились. Вот ведь, бросили его, а он держится, не теряет лица.
Маруся дождалась в ближайших кустах, когда Волохов закончит беседу и показалась перед ним, спустя минуту.
– Машка, чёрт! Напугала. Ты чего тут прячешься? – он был рад ей.
– Миш, привет. Ты как? – и смотрит так проникновенно, жалостливо.
– Я? Очень плохо, Маш. Совсем загибаюсь, – и морду такую скрючил, желая пошутить над Занозой.
Вот чего он не ждал, так того, что Машка кинет свой пакет на землю и бросится ему на грудь:
– Мишенька, ты ведь ничего не сказал! – Волохов приобнял Машку, и ждал продолжения, поняв уже, что дело нечисто. – Слушай, это ведь тогда еще произошло, да?
– Ну, да… – Если бы Машка не кинулась его обнимать, не была сейчас в его руках, не говорила голосом нежным и сострадательным, он бы сразу шутку прекратил и выяснил в чем дело. Но, отказать себе в удовольствии не мог. Что?! Сама обниматься полезла, приятно же…
– А мне соврал, сказал, что ничего такого и нет. Миша, если нужно поговорить, я всегда рядом. А если выпить хочешь, я уже все купила!
Вечер перестал быть томным, и приятные перспективы нарисовались в мозгу Волохова. Сегодня ему перепало и «Мишенька», и обнимашки. Еще и выпить купила. Ну, золото, а не девушка! Сном это не было, но и явью тоже. Обнимал он Занозу свою и понимал, что это какая-то страшная путаница. Машка его жалеет, а в связи с чем не понятно. Чего ей там в ухи навтолкали, а?
– Маш, а чего купила?
– Виски. Если не любишь, могу сбегать за водкой или коньяком. Тебе что больше нравится? – подняла голову с его груди и в глаза так преданно смотрела.
– Подойдет, Маш.
– Ты голодный? Пойдем, я тебя накормлю.
Вот тут Мишка притормозил раскрывать Занозе глаза на путаницу и лицом так поник, бровки сложил домиком:
– С утра не ел.
Машка защебетала, бросилась свой пакет поднимать, а потом цапнула Мишку за руку и потащила к себе. Дошли до маленького Занозовского домика, и там Машка начала суетиться на кухоньке, бегать к столу и обратно, накидывая закусок, еды всяческой. От этого Волохову захорошело.
Мишка на радостях даже руки вымыл, вновь подивившись эдакому феномену. Машка велела мыть, он и мыл. Бред, но видимо из детства. Такая, знаете ли, въевшаяся в мозг наука о гигиене. Мама всегда отправляла руки мыть и не дай тебе Бог оказаться или проигнорировать ее распоряжение, люлей можно было выхватить на раз, два, три.
– Вот, Миш, картошечка горячая. Тебе зеленью посыпать? Я еще мяса натушила. Давай положу побольше. Ты ешь, ешь! Я еще приготовлю.
