Kitabı oku: «Старухи в местечке», sayfa 2

– Когда мой Карльхен был жив, он в палаццо лечил, тогда я тоже была с ними знакома. Но когда они мне фанатисмус показали, тогда я с ними больше не знакома.

Она стала рассказывать, как Карльхен умирал, а граф Бонавентура уговаривал его принять католицисмус. – Это был целый шкандал, и мы с графинем Анном не есть теперь очень приятные. – Катерина Александровна поспешно встала и простилась.

2

Дул теплый, мокрый ветер, дорога почернела. Катерина Александровна шла от обедни. – Этот ветер, – говорила она, – дует с моря. Чувствуете – пахнет солью и парусиной. Мне нравится, как сказано в Деяниях: «ветер бурный, называемый Эвроклидон».

Перед костелом были сани из палаццо. – Дашенька, Иеретиида, идите – я вернусь… забыла…

Креп, пришитый к шляпе, взвивался и вытягивался, бил по лицу. Нос покраснел, текли слезы. Подползли нищие и, голося, протягивали руки. Рослая старуха, в красной шубе, с четками на шее, курносая, вышла из костела. Катерина Александровна лизнула губы и рванулась. – Графиня! Вас ли я… вот случай! – Прошем дать дорога, – прогнусавила графиня.

Снег хрустел под подошвами. Солнце грело нос и левую щеку. Белые дымки подымались над крышами. Таяла утренняя луна. – Смотрите, Дашенька и Иеретиида, – показала Катерина Александровна. – Склонилась, будто над разбитыми мечтами. – Что и говорить, – ответила Дашенька.

Трещала канарейка, собачонка Эльза грелась на подушке у горячей печки, на полу лежали солнечные четырехугольники с тенями фикусовых листьев и легкими тенями кружевных гардин. – Горячо любимая Анна Ивановна, – сказала Катерина Александровна, – поздравляю вас с днем ангела.

Уселись на диване под стенным ковром с испанкой и испанцами. Именинница, сияя, гладила коротенькими пальцами атласную ленту на своем капоте. – Акцизничиха – слышали? – вернулась. Пряталась у Гавриловой. Как вы находите? Я позвала Гаврилову к обеду: будет рассказывать. – Ах, эти легкие идеи…

– Графиня разъездилась: вчера два раза проехала, сегодня проехала.

– Точно в покоренном городе, – сказала Катерина Александровна.

Гости, с красными лицами, хлопали глазами. – Уже укладывалась спать, рассказывала Гаврилова, – вдруг стук. Является. – Пустите пожить. Сестра пришлет денег, уеду в Калугу. – Пока говорили, вокруг ножищ натаяла лужица. Дальше – хуже. Тут начнет донимать «Кругом Чтения»: – Вы когда родились? – А мое рождение первого апреля. Так и отвечаю. – Так давайте, – говорит, почитаем «Круг Чтения» на первое апреля. – Ах, чтоб тебя! К счастью, денежек у ней было не много, а от сестры, конечно, шиш, никакого ответа, она и вернулась.

Катерина Александровна, торжественная, в черном шелке, отодвинула изюм, поднялась, отерла рот и прочувствованным голосом сказала: – Бедная вы моя Прасковья Александровна. Сколько вытерпели вы от этой негодницы… Горячо любимая моя, я полюбила вас. Примите мою дружбу. А ведь вы – сестра моя: я тоже Александровна. – Ее губы дрогнули. Она подумала: «И я такая же одинокая, как вы».

Анна Ивановна обняла Гаврилову и громко целовала. Фрау Анна Рабе встала и, приятно улыбаясь, поднесла Гавриловой букетик резеды. Попадья и становиха чокнулись с Гавриловой и крикнули «ура». Она, вспотевшая, клала руку на сердце и раскланивалась.