Kitabı oku: «Сны Авроры», sayfa 2

Деталь восьмая

– Вы боитесь его?

– Я привыкла к нему.

– Так вы знакомы?

– Я этого не помню.

– Не помните, знакомы ли вы?

– Не помню, где познакомилась с ним.

– То есть вы все-таки знакомы?

– Давно.

– Насколько давно?

– Еще до аварии. Тогда, когда я была ребенком. Или даже раньше.

– Вы только что сказали, что не помните, где и когда познакомились с ним.

– Да.

– И в то же время утверждаете, что вы были знакомы еще задолго до аварии? Так когда же Вы увидели его впервые?

– После аварии. Но к тому моменту я уже была знакома с ним.

– Вы говорите, что увидели его впервые, но были уже знакомы до этой встречи.

– Все верно.

– Как это возможно?

– А разве такое невозможно? Вы видите человека вроде бы первый раз, смотрите на него и понимаете, что вы знакомы или были знакомы когда-то, может быть очень давно, может быть в прошлой жизни… Разве с Вами такого не случалось?

– Нет, со мной такого не было. Расскажите подробнее про эту аварию.

– Авария… Автокатастрофа. Десятки погибших. Что Вы хотите услышать? Ведь Вы все сами отлично знаете из новостей.

– Я ничего не знаю о нем – о Вашем «нечеловеке».

– Но ведь и я ничего не знаю о нем. Именно поэтому я здесь, не так ли?

– Да-да… И все же. Что Вы можете рассказать о нем?

– Лишь то, что он был там. Он был среди врачей скорой помощи. Но он не был врачом. Он просто стоял рядом, и его никто не видел. А я видела. Он смотрел на меня, прямо в глаза, а я смотрела на него. Потом меня увезли. А он остался. Но всю дорогу он продолжал смотреть на меня. Я постоянно чувствовала его взгляд. А потом я открыла глаза и увидела яркий свет. Я очнулась в реанимации. С тех пор я – Аврора. – Она внимательно посмотрела на Адель и напряженно, выделяя каждое слово, добавила: – Мне так сказали. Они мне сказали, что я Аврора. И с тех пор он все время рядом. А я не хочу просыпаться.

Деталь девятая

Адель спросила:

– Если все это произошло так давно, почему Вы обратились в полицию только теперь?

– Я вызвала полицию, потому что дверь моей квартиры оказалась открытой, когда я вернулась вечером домой. Что бы сделали Вы, если бы вернулись вечером домой, а дверь квартиры открыта настежь? Вор, убийца, психопат – там мог быть кто угодно. Только поэтому я вызвала полицию. Заботясь о своей безопасности. Кто же знал, что в квартире окажется именно он?

Аврора откинулась на спинку софы и, скрестив на груди руки, вопросительно посмотрела на Адель.

– В квартире никого не оказалось. Все вещи на месте. Вы просто забыли закрыть дверь на замок и ее распахнуло сквозняком.

– Он был там! Я его видела.

– Кроме Вас его никто не видел.

– Это не значит, что его там не было.

– Вы знаете, почему Вас направили сюда?

– Потому что я достала полицию своими звонками. Они не хотят делать свою работу. Им проще сдать меня психиатру. Поэтому я здесь.

– Но подумайте сами… Вы несколько раз вызывали полицию, и ни разу они никого не застали в Вашем доме. По факту это ложные вызовы. За подобное Вас могли бы привлечь к ответственности, а вместо этого лишь направили сюда. Причем бесплатно.

– Вам мои визиты, по всей видимости, тоже не оплачивают? – И Адель почувствовала, как эта женщина, сидевшая напротив, вдавила ее в кресло своим взглядом и своим вопросом.

Деталь десятая,
которая, на первый взгляд, не вписывается в этот пазл

– Когда Вы уже сделаете это?

Он устало смотрел на меня поблекшими от времени глазами. Иногда мне казалось, что он измотан моей тоской даже больше, чем я сам…

– Не время.

Сухая веточка переломилась в моих пальцах и тут же была отправлена в огонь. Хотя бы это пламя немного утолит свой голод.

– Не время?

Он в недоумении, выжидающе посмотрел на меня, затем потупил взгляд и опустил голову. Ему вообще не полагалось поднимать на меня глаза, но какой теперь в этом был толк?.. Я больше не правил во Тьме. Имя и безликая тень – вот все, что от меня теперь оставалось. Из могущественного правителя я превратился в обычного посыльного, который получал указания Тьмы и передавал их своим «подданным». Я даже не следил за их исполнением, этим занимался Пратт. Тьме следовало выбрать его, а не меня. Но Она меня не отпускала, держала еще для чего-то при себе…

Он вздохнул.

– Мессир, сколько можно мучить себя? Сколько времени уже прошло! Вы сделали главное – Вы нашли ее. Так сколько еще можно продолжать это самоистязание? Вытрясите уже ее душу из этого тела, да и дело с концом. Заживем, как прежде. Ведь и я истосковался по ней. Ваши дни не ограничены временем, а вот я могу и не дождаться…

Милый, добрый фавн…

– И что ты предлагаешь? Убить ее и забрать душу?

– Убить это тело, – поправил он.

– И когда ты стал таким кровожадным, Кетар?

Фавн с укоризной покачал головой.

– Была бы здесь сейчас Истма-Ил, она бы встряхнула Вас, Мессир, как следует, она бы вытрясла из Вас эту хандру.

– Не поминай ее прах, пусть лежит, не дымится.

Фавн подбросил хворост в огонь.

– Если я убью это тело, Кетар, то ее душа отправится к Создателю, а не ко мне.

– Она – блуждающая душа. Она заняла это тело без позволения.

– Тем не менее, теперь это ее тело. Иногда так случается, Кетар… Будь она все еще блуждающей душой, найди я ее чуть раньше, успей я выхватить ее до того, как она нырнула в эту оболочку, все было бы иначе… Но теперь… она не помнит меня.

– Она снова полюбит Вас, Милорд, и ее память вернется к ней вслед за ее возродившейся любовью.

– Полюбит? Даже когда она любила меня, то предпочла жизнь с ним вечности со мной. Думаешь, она теперь отдаст мне свою душу? Откажется от жизни? Нет… Нет ничего такого, за что она продаст свою душу, на что обменяет ее. Мы уже стали свидетелями того, что она не пойдет на это. Она… хочет жить, – я бросил еще несколько сухих веток в огонь.

– Отчего Вы не придете к ней в своем теле?

– Это не мое тело, тебе известно об этом.

– Но в нем Вы почти человек.

– Мне не стать человеком, и я не желаю этого. И она не человек, хотя и не помнит об этом, живя в чужой оболочке. Я хочу, чтобы она вспомнила меня. Вспомнила таким, каким знала.

– Без тела Вы лишь пугаете ее. Там, в той реальности, где она оказалась, у каждого должно быть тело, и у Вас тоже. Без телесной оболочки Вы – лишь часть Тьмы, безликая тень, призрак, блуждающий в сгущающемся сумраке… – фавн вдруг осекся и снова опустил глаза.

– Что же ты? Продолжай. Все так. Я – лишь безликая тень, ночной кошмар, которым пугают детей. И так было всегда… Однако, ты прав, фавн. Ты снова прав…

И огонь вспыхнул, получив целую охапку сухих веток.

Деталь одиннадцатая

Аврора проскользнула в темную прихожую своей квартиры, сразу же включила одной рукой свет и захлопнула дверь за своей спиной. Затем огляделась. Она не боялась темноты, но предпочитала не видеть темные тени и пугающие силуэты, которые постоянно мерещились ей в такое время.

Она прошла в кухню мимо плохо освещенной уличным светом комнаты и… вдруг оторопела. Дав задний ход, она краем глаза заглянула в дверной проем и… в кресле, стоявшем у окна, она увидела темный мужской силуэт. Она замерла, всматриваясь в сидящую тень – вдруг ей это только показалось? – и в этот момент фигура опустила руки на подлокотники и положила ногу на ногу. Аврора бросилась к выключателю, судорожным движением нажала заветную клавишу – свет не включился. Продолжая настойчиво щелкать выключателем и прижимая к груди бумажный пакет с купленными для ужина продуктами, Аврора, не отрывая глаз, следила за тем, как силуэт поднялся и медленно направился через комнату по направлению к ней. Она больше не пыталась победить предавшую ее систему освещения. Она просто наблюдала за тем, как это нечто медленно приближалось к ней, и все крепче прижимала к себе пакет с продуктами, будто опасаясь, что эта огромная тень могла оставить ее без ужина. Удивительно, но за какие-то пару минут Аврора полностью приняла неизбежность контакта с неизвестностью и смирилась с ней.

Он уже стоял перед ней, совсем рядом, и ей даже казалось, что она слышит его дыхание. Дыхание?.. Это существо способно дышать? Аврора закрыла глаза, а когда снова открыла их, в освещенной приглушенным электрическим светом комнате кроме нее никого не было.

Деталь двенадцатая

Он стоял, опершись руками о край раковины и, не отрывая глаз, смотрел на свое отражение в зеркале.

«Неплохо. Очень неплохо. Но эти глаза… Надо что-то делать с ними. Нельзя допустить, чтобы они выдали меня. Особенно теперь, – он выпрямился и еще некоторое время изучал свое отражение. – Совсем неплохо. Пожалуй, даже лучше, чем в прошлый раз. Но глаза…»

Он провел влажной рукой по непослушным вьющимся волосам, надел темные солнцезащитные очки и вышел из дома в сгущавшийся сумрак ночи.

Он любил эти первые минуты наступающей ночи, когда от фонарей ложились на асфальт длинные тонкие тени и все постепенно погружалось сперва в сумрак, а затем во тьму. Тогда он уходил прочь от городского шума на едва освещенные улочки, иногда пугая встречных прохожих своим внезапным бесшумным появлением. Он любил это время суток. Это было его время, но это было совсем не то место, где ему хотелось бы оказаться теперь – оказаться бы вместе с ней, как когда-то очень давно… Спустя столько лет он нашел ее. Крохотная искра в миллиарде галактик, в тысяче реальностей… «Любящие души всегда находят друг друга. Они не знают преград. Все звезды шепчут об этом, разве ты не слышишь их голоса?» – так говорил ему Кетар… Да, он слышал их голоса, но среди этих голосов ее голоса не было. А потом ему вдруг просто показалось, что она позвала его, и он поддался глубинной интуиции и пришел на ее зов. Он нашел ее, а она его забыла… Она снова сбежала от него. Спряталась в этом чужом детском теле…

Деталь тринадцатая

– Аврора, Вы с кем-то встречаетесь?

– Конечно. Каждый день я с кем-нибудь встречаюсь. Вот как сейчас с Вами, например.

Адель вздохнула. Эта девушка издевается над ней, а она терпит. И никто ей за это терпение не платит. Форменный мазохизм.

– У Вас есть парень? – уточнила вопрос Адель.

– Парень? Что Вы имеете в виду?

– Вы состоите в отношениях с мужчиной?

– Конечно нет.

– Почему конечно?

– Я не могу быть с мужчинами. Они от этого умирают, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщила Аврора.

От неожиданности Адель поперхнулась. Вот это интересный поворот событий! Она потянулась за стаканом воды, чтобы скрыть эту неловкость.

– Каким же образом, позвольте узнать?

– Они отдают мне свою энергию и медленно погибают.

«Прямо-таки энергетический вампир, а не женщина», – подумала Адель, и ее губы дрогнули в улыбке.

Однако это было лишь грустной насмешкой, скорее над собой, а не над собеседницей. Адель недавно исполнилось тридцать три – возраст Христа, как она любила говорить, но ощущала она себя намного старше и мудрее, нежели была на самом деле. У нее до сих пор не было постоянных отношений с мужчинами, поскольку она считала, что ни один из них не достоин ее, и продолжала ждать прекрасного принца на белом дорогом авто.

У нее на примете был один. И хотя белого авто у него не было, в остальном он представлялся ей идеальным вариантом: он не был женат, зато был довольно состоятелен, внешне привлекателен и знаменит в определенных кругах. Он казался ей недосягаемым и оттого еще более притягательным, почти что сказочным принцем, именно тем, кого она ждала с самого детства.

Это был тот самый Лео Мареш, доктор медицинских наук, профессор, новатор в области психиатрии и психоанализа. Он появился в их городе несколько лет назад, внезапно, и сразу же получил должность и кафедру при Университете. Помимо этого он имел свою небольшую клинику и занимался случаями исключительно сложными, возвращая к обычному образу жизни пациентов, которых другие врачи считали безнадежными. Ему были доступны такие глубины человеческого сознания, о которых его коллеги и представления не имели. Когда же при нем упоминали имена Фрейда, Юнга, Адлера, он пожимал плечами и с легкой иронией осведомлялся, кем были эти почтенные ребята.

Он много экспериментировал, в том числе и на себе. Он знал нечто большее, чем то, что было раскрыто в учебниках и научных трудах, и поистине творил чудеса с доверенными ему больными. Он часто любил повторять: «Хотите вылечить его? Хорошо, я заставлю его думать так же, как думаете вы». Не раз в беседах со своими студентами он говорил: «Почему вы считаете, что эти люди больны? Потому что они видят, слышат, чувствуют, понимают этот мир по-другому? Потому что их мысли выстраиваются иным образом? Потому что они видят, слышат, чувствуют то, что не видит, не слышит, не чувствует большинство из вас? Если они не поняты – разве они больны? Все лечение вы сводите к тому, чтобы сделать их похожими на себя. А ведь вы даже не пытаетесь разумно интерпретировать их поступки. И при этом считаете разумными… себя?»

Неимоверных усилий стоило Адель попасть на его курс и начать работать под его руководством. Однако психиатрия интересовала ее гораздо меньше, чем он сам, и ей все же пришлось сменить медицинский профиль на психолого-социальный. Тем не менее, она и теперь позволяла себе обращаться к Марешу за консультациями и время от времени посещала его лекции, но не из-за интереса к науке, а чтобы увидеть его и в очередной раз взгрустнуть на тему «почему мы не вместе».

Голос Авроры вывел Адель из мечтаний:

– Последний выжил. Эмоциональная возбужденность, обильное носовое кровотечение на фоне патологически низкого давления, бред, галлюцинации, – Аврора пожала плечами. – У него даже была временная остановка сердца. Несколько дней в реанимации, затем длительное восстановление. Он стал задумчив и перестал говорить. Врачи сочли это последствием сильнейшего шока. Но на самом деле это не так. Просто он пообещал мне: никому ничего не говорить.

Деталь четырнадцатая

Аврора поставила две тарелки на стол. Положила приборы. Выключила свет в квартире. Зажгла свечи и поставила их таким образом, что часть стола с ее стороны была освещена, а противоположная – погружена во тьму. Она налила воду в бокал, положила несколько салатных листьев и пару креветок на свою тарелку. Она устала бояться. Устала каждый раз вздрагивать от появления темной тени, блуждавшей по ее квартире. Этому существу что-то было нужно от нее, так не пришло ли время узнать, что именно?

Было ли это существо теперь в ее квартире? Она не видела его уже несколько дней. Последний раз он до состояния обморока напугал ее в душе. Она выключила воду, прислушиваясь к звукам в квартире, обернулась и… увидела его руку, его огромную ладонь, прижатую к матовому стеклу душевой кабины. От ужаса у нее перехватило дыхание. Аврора для чего-то быстро пересчитала пальцы на его руке – их было пять. А потом она увидела, как к стеклу прилипла еще одна рука – такая же большая и тоже левая. И в этот момент Аврора потеряла сознание. Она очнулась утром, в своей постели. Для нее так и осталось загадкой, как она перебралась сюда из душевой. Возможно, все это лишь приснилось ей.

Она посмотрела в темноту перед собой. Что она делает? Она сама сводит себя с ума, играет сама с собой в непонятные игры. Это все ее одиночество. Она исключила себя из общества, она оставила людей за пределами своей реальности. Люди не нужны ей. Люди никогда не были нужны ей. Никто из них никогда не сделал ей ничего хорошего, и ничего хорошего она от них не ждала.

У нее никогда не было друзей. Сверстники всегда сторонились ее. Она казалась им странной. Она пугала их. Помимо ее неестественно светлой кожи, внимание сразу же приковывали ее глаза – они были разного цвета: один голубой, а другой – зеленый. Но еще бóльшую необычность и дикость ее внешности придавала разная форма зрачков – в голубом глазу он был обычным, круглым, как у всех людей, в зеленом же глазу имел весьма необычный вид: он словно разбивал радужку надвое узкой вертикальной щелью. «Синдром Шмида-Фраккаро, синдром кошачьего глаза, редкое хромосомная патология», – объясняла жена ее дяди, взявшая Аврору на воспитание после той жуткой аварии, в которой погибли родители девочки. И хотя женщина прекрасно знала, что никакого синдрома Шмида-Фраккоро, как впрочем и других хромосомных патологий, у ребенка не было, а глаз приобрел такой вид лишь после аварии, она все же предпочитала придерживаться этой версии, поскольку любые другие мысли на этот счет вызывали у нее панический ужас.

– Это не наша Аврора, – говорила она мужу. – Это не та Аврора, которую мы знали прежде. Разве ты не видишь этого? Это чужой ребенок! Если она вообще человек. Я не узнаю ее! Ее словно подменили.

– Ты многое требуешь от нее, – отзывался ее супруг. – Прошло слишком мало времени. Подожди, все обустроится.

– Подождать? Чего ждать? Сколько ждать? Это не наш ребенок. Это не твоя племянница. Это не наша Аврора! Аврора всегда была жизнерадостной, открытой, она любила поболтать, когда навещала нас, любила повозиться со мной на кухне или в саду. Но «это»! Это исчадье ада, которое тихо ненавидит меня. Не надо было давать согласие на опеку! Зря я пошла у тебя на поводу. Всем было бы лучше, если б она отправилась из больницы прямиком в детский дом!

– Послушай… Остынь. Она перенесла тяжелую психологическую травму. Потерять обоих родителей, так внезапно… Чудо, что она сама осталась жива.

– Прошло уже два года, а улучшений по-прежнему нет.

– Ну… ты не справедлива к ней. Вспомни, она не могла говорить, плохо ходила, не узнавала себя в зеркале. А теперь? Спустя всего два года она уже посещает занятия в обычной школе и не отстает по программе. Да, у нее проблемы с социализацией, но она восстановится. Она снова научится улыбаться. С ней работают лучшие специалисты, дай ей время.

– Единственный специалист, который ей нужен – это психиатр. И мне скоро, по всей видимости, этот специалист тоже потребуется, – она подняла глаза на мужа: – Что?

Проследив за его взглядом, она обернулась и увидела Аврору, стоявшую за их спинами. Этот взгляд Аврора помнила до сих пор. В этом взгляде было нечто большее, чем раздражение и неприязнь: в нем была злоба, вызванная страхом. Для чего эта женщина привела ее в свой дом? Ведь Аврора не просила ее об этом. Она предпочла бы до сих пор лежать на той мокрой от дождя дороге. Это было бы намного приятнее, чем стоять теперь в дверях кухни и вызывать нескрываемое отвращение и страх у этой женщины, пытавшейся играть роль ее матери, которую она – Аврора – в общем-то и не помнила.

– Вот, пожалуйста, – продолжала женщина, сверкая глазами на мужа, – посмотри на нее, стоит, как привидение, не шелохнется. Она до инфаркта меня доведет!

Мужчина ласково кивнул девочке, и та исчезла, так же тихо, как и появилась, прикрыв за собой дверь.

– Зачем ты так? – произнес он вполголоса, – ей сложно. Только представь, что творится в ее голове. Она потеряна. Она ничего не помнит и пытается восстановить свой мир, основываясь на наших рассказах. Мы должны помочь ей, поддержать ее, вернуть к нормальной жизни, а вместо этого…

– … а вместо этого я все порчу! Это ты хотел сказать? Да, она не нравится мне. Она пугает меня. Она преследует меня в моем собственном доме. Ты видел ее глаза? Такого не бывает у нормальных людей! Это не врожденная патология! У нашей Авроры были карие глаза, разве ты не помнишь? Чудесные карие глаза и каштановые волосы. А у этой волосы черные, как смоль, и глаза, как у ведьмы. Делай, что хочешь, я не желаю больше ее видеть в нашем доме!

Они услышали, как хлопнула входная дверь.

– Вот, пожалуйста, она ушла, – женщина развела руками. – Могла бы хоть что-то сказать. Мы не существуем для нее. Плевать она на нас хотела.

– Остынь. Она травмированный ребенок.

Нервно кусая губы, женщина подошла к окну.

– Посмотри, – сказала она, – снова общается с призраками.

Он подошел к окну вслед за супругой. У дороги, прямо напротив их окна, стояла Аврора. Чуть подняв голову, она как будто смотрела на кого-то стоявшего рядом.

– Подожди, я все улажу. – И мужчина вышел на улицу.

Аврора отлично помнила тот день. Это был именно тот день, когда она впервые увидела его так близко – его, этого нечеловека, это существо, которое никто, кроме нее, не видел. Он давно наблюдал за ней, за этой девочкой, но лишь теперь, впервые, позволил и ей увидеть себя. И она увидела его. Но не узнала.

Аврора всегда избегала шумных вечеринок и сторонилась компаний. Ее не интересовала учеба, хотя и давалась ей довольно легко. Зато она могла часами смотреть на луну или следить за движением листа, упавшего на водную гладь и гонимого легким ветром. Как завороженная, запрокинув голову, она часами любовалась снежинками, кружившимися в свете фонарей, подолгу рассматривала золотистые пылинки, мерцавшие в солнечных лучах. Она с упоением слушала голоса птиц и шум ветра. Она хотела вырваться из этого тела, которое не давало ей дышать. Она хотела стать светом, слиться с ним и обрести новое тело, более невесомое, более чувствительное к звукам и прикосновениям природы.

Город душил ее. Она рвалась за его пределы, в тишину, наполненную дыханием ветра и звучанием звезд. Она стремилась в горы – подальше от суеты, подальше от бессмысленного шума. Только наедине с собой и природой она чувствовала себя уютно, в безопасности. Она не помнила ничего из того, что было в ее жизни до аварии, а все то, что происходило с ней после, казалось, пролетало мимо нее. Ей казалось, что она проживает чью-то чужую жизнь.

– Ты здесь? – тихо спросила она, не поднимая головы.

Ответа не последовало. Аврора поднесла бокал к губам и сделала небольшой глоток, потом снова поставила бокал на стол, не осмеливаясь поднять глаза и посмотреть в темноту напротив. Она прислушалась к тишине. Ничего.

– Если ты здесь, дай мне знать, – чуть слышно произнесла она. Тишина. Она подняла глаза. Темная комната, едва освещенная дрожащим огнем свечей. Ее глаза успели привыкнуть к темноте, и она уже без труда видела противоположную часть комнаты. Аврора внимательно изучила взглядом каждый предмет, погруженный в полумрак. Еще какое-то время она неподвижно сидела за столом, затем резко поднялась, задула свечи.

– Что за бред? Что я делаю?

И она, схватив брошенную на пол сумку, вышла из квартиры, громко хлопнув за собой дверью.