Жаркий летний день. Вадим и Аня покупают овощи. Рядом крутятся дети Алиса и Герман. Алиса помогает отцу.
– Давай, папочка, огурчики с цветочками возьмём!
Девочка берёт пупырчатый огурчик с жёлтым засохшим цветком на конце и кладёт на весы. Продавец кивает на детей:
– Пока маленькие, хорошие такие, а вырастут, ужасными становятся….
– Дети всегда лучше родителей, – возражает Аня.
Продавец, явно не желая соглашаться, отрицательно качает головой, разводит руками, протяжно спрашивает:
– До-ста-ло-жить?
Молодёжь в недоумении переглядывается.
– Нет, не достало… – растерянно бормочет Вадим.
– До ста ложить? – не унимается продавец.
Аня и Вадим люди грамотные, знают, что слова «ложить» нет. Есть слово «класть». Поэтому им слышится: «Достало жить?».
– Я спрашиваю, до ста рублей ложить или так возьмёте? – сердится продавец.
Аня с улыбкой расплачивается, а Вадим, чтобы не расхохотаться, быстро отходит от прилавка.
Сергей Сергеевич, степенный седовласый мужчина, его дочь Марина и зять Юрий благостно сидят субботним вечером на кухне, пьют чай. Разговаривают о машинах.
– Сейчас хорошие машины, но дорогие, – замечает зять. – Раньше тоже неплохие были: Волга, например …
Сергей Сергеевич отрицательно качает головой:
– Я ВАС не люблю…
Дочь Марина, чуть не пролившая чай от неожиданного признания отца, растерянно произносит:
– Ну, не люби…
Сергей Сергеевич недовольно поворачивается к зятю:
– Я ВАС не люблю!
– Меня конкретно? – повысив голос до звенящего фальцета, обиженно спрашивает зять.
– Нет! Я ВАЗ не люблю. Машину ВАЗ, – растолковывает Сергей Сергеевич.
– А-а-а-а… – облегчённо выдыхают дочь и зять.
У родственников отлегло от сердца. Субботнее чаепитие продолжается.
Иван Федосеевич, начальник пионерлагеря, мужичок незатейливый, простой крестьянской наружности, панически боялся начальства. Однажды сынок видного партийного функционера описался ночью. Утром Иван Федосеевич нерешительно звонит отцу:
– Ваш сын…Ва-ва-ваш сын…
На другом конце провода слышится тревожный голос родителя:
– Что случилось?
Иван Федосеевич робко:
– Ваш сын…
Отец в панике:
– Да, что случилось?
– Обсцялся…
– Что? – удивлённо доносится из телефонного аппарата.
– Обсцялся!!! – кричит в панике Иван Федосеевич и быстро кладёт трубку.
В Одесской консерватории был замечательный хор педагогов. Правда, с хористами случались и смешные казусы.
Как-то разучивали произведение Гречанинова по басне Крылова «Лягушка и Вол». Текст давался с трудом, особенно одна строка:
«Пыхтела да пыхтела…
И кончила моя затейница на том,
Что, не сравнявшися с Волом,
С натуги лопнула и – околела…»
Солистка Анна Николаевна раз за разом путала слова:
«Пыхтела да пыхтела… И кончила на нём…», — пела она.
Концертмейстер её поправляет:
– Анна Николаевна, не «на нём», а «на том».
– Ах, да «на том», – спохватывается Анна Николаевна. И начинает заново:
«И кончила моя затейница на нём…»
Так на концерте и пропела.
Со студентами репетиции хора проходили не менее весело. Учили украинскую песню про панночку-царевну.
Дирижёр Дмитрий Станиславович тщательно проговаривает слова. Хористы, то ли шутя, то ли дурачась, вместо «панночку-царивну» поют «баночку-царивну».
«Ой, выныслы йому баночку-царивну».
– Какую «баночку»? – возмущался профессор Дмитрий Станиславович. – Панночку, друзья, Пан-ноч-ку!