Kitabı oku: «Верни моё сердце», sayfa 6
Глава 6
Была обычная смена, после которой Карина оставалась дежурным врачом. В такие дни, Максима из детского сада забирал отец Карины и ехал с внуком в ее квартиру. Карина оставляла ужин для отца и сына, они на следующий день завтракали, дедушка отводил внука в сад и ехал на работу. Максиму исполнилось в марте три года, а на календаре было первое августа. Часы показывали 15:30, когда дежурная медсестра вошла в кабинет заведующего.
– Анатолий Викторович, Серебрякову из шестой палаты плохо, мы его оперируем завтра, – сказала она, вопросительно глядя на доктора.
– Пойдем, посмотрим, что беспокоит драгоценного Сергея Степановича, – ответил доктор, следуя за сестрой. Уже через пять минут он раздавал указания. – Сегодняшние анализы мне на стол, Серебрякова в операционную, Ильина ассистирует, вызывайте анестезиолога.
– Думаешь, обойдется? – спросила Карина отца, выслушав его и готовясь к операции. – Ты понимаешь, что может произойти?
– Надо надеяться, дочка. Я не могу понять: кому нужно держать Малькова в отделении? Просмотреть такие очевидные симптомы. Сомневаешься – спроси! Но не доводи до греха. Теперь он дома, а мы с тобой будем бороться и неизвестно выиграем ли этот бой. Я позвонил матери, она привезет Максимку к нам домой.
Операция началась в 16:05. Уже заканчивая ее, Анатолий Викторович на мгновение замер, убрав руки от больного, и покачнувшись, стал оседать на пол. Карина на мгновение опешила.
– Митя, займись папой. Как показатели и сколько у меня времени? Я должна закончить. Валентина Федоровна, помогайте. – В первый раз, за всю свою работу в больнице она назвала Фомина по имени, а заведующего отделением – папа.
Она сосредоточилась на больном, но мысли были об отце. Они закончили операцию в 18:15. Больного отвезли в реанимацию, куда поместили и отца Карины.
– Карина Анатольевна, мне жаль, но у Вашего отца инсульт, – сказал невропатолог. – Будем надеяться на лучшее. Все, что нужно и можно мы уже сделали. Сейчас он отдыхает, зайдите позже.
Карина вернулась в отделение и позвонила матери, рассказав о случившемся.
– Послушай, Карина: как я поеду в больницу с ребенком? А, как я поведу его в сад, не имея сменных вещей? От тебя одни проблемы, – говорила она раздраженно.
– Не надо ехать, мама. Ты с Максимом сегодня справишься? Завтра я заеду за ним и сама отвезу в сад, а сегодня я дежурю и побуду с папой, – она отключила телефон и начала заполнять бумаги. За этим занятием ее и застал Фомин.
– Анатолий Викторович спит. Ты сама как? – спросил он, присаживаясь на стул.
– Нормально. Мама забрала Максима из сада, но мне нужно его утром забрать и отправить в сад.
– Почему бабушка не может побыть с внуком один день? Что у вас за отношения такие? – ни в первый раз удивлялся Дмитрий.
– Почему не может? Может, но не хочет. Я для нее с сыном, оказывается, проблема. Как Серебряков?
– Стабильно. Кофе сделать? – предложил он, глядя на Карину. Он никогда не понимал ни мать Карины, ни ее сестру. Относились они к ней, как к чужой. Он ни разу не видел их в квартире Карины, не слышал о том, что они навещают их или помогают. Все это делал отец Карины, но, ни мать и сестра. Это было странным даже для него. Семья Дмитрия не принимала его профессию, но никогда не отказывалась от него как от сына, члена семьи, а Карину любил только отец.
– Через пять минут я освобожусь. Ты как относишься к ужину? В холодильнике есть салат, бутерброды и то, что ты любишь, – говорила Карина, продолжая писать.
– Я к нему не отношусь, но и не откажусь от него. Хочешь сказать, что у тебя есть фаршированные блины? – задал вопрос Дмитрий, которого Карина давно не баловала своей стряпней.
– Есть. Четыре штуки с мясом. Тебе хватит. Вчера мне так захотелось побаловать себя, что я испекла блины и натрескалась их на ночь. Ты представляешь, как я спала, и какие кошмары мне снились? Вот пока ела и вспомнила о твоем неравнодушии к блинам. Прости, но, ни красной, ни черной икры в моей квартире не оказалось, так что ешь их с мясом курицы. Ставь чайник, – просматривая написанное, сказала доктор Ильина. – Мить, как думаешь, с папой все обойдется?
– Будем надеяться.
Они ужинали молча. Для разговоров не было настроения.
Около двадцати приемный покой доложил о пострадавшем с огнестрельным ранением, которого доставил наряд полиции.
– Поднимайте в отделение, а полиции выдайте халаты и бахилы. В операционную я их не пущу, – сказала она в трубку. – Мить, у нас есть работа. – Валентина Федоровна, будете мне ассистировать. Пулевое ранение, большая кровопотеря, времени на вызов кого-либо из докторов у нас нет. Полиция внизу. Думаю, в операционную они не войдут.
Операция длилась больше часа. Карина уже отчаялась, но справилась, мысленно советуясь с отцом, как будто тот был у нее за спиной. Показатели были критическими из-за большой кровопотери.
– Дмитрий Борисович, начинайте прямое переливание по полной программе.
– Ты с ума сошла? Пусть его полиция снабжает кровью. Какая у них группа? – долго не сдавался Дмитрий. – А если кого-нибудь еще привезут, кто будет работать? Ты голову свою включи!
– Ты хочешь, чтобы он стал трупом у меня на столе и открыл мое собственное кладбище? Делай, что тебе говорят, а потом выясняй, у кого какая группа, – отчитывала анестезиолога Карина, укладываясь на каталку, не снимая маску, рядом с операционным столом. Ей казалось, что она даже уснула, а потом услышала тихий голос: «Выкарабкаюсь я на этот раз или нет?» Она поняла, что больной пришел в себя.
– Только попробуйте не выкарабкаться, я выкачаю свою кровь из Вас обратно. Рано открывать мне свое кладбище, – поднимаясь с каталки, говорила она, глядя на больного и не видя его лица из-за головокружения. – Все не так с Вами плохо. Крови потеряли много, но, ни один жизненно важный орган серьезно не пострадал. Так, по мелочи подрезали, подлатали. Жить будете долго, раз Вас пуля не берет.
Она вышла из операционной, как пьяная, и упала бы в дверях, не поддержи ее Валентина Федоровна. Пока ее уложили на диван в ординаторской и поили сладким горячим чаем, больного увезли ни в палату интенсивной терапии, а, как доложили стражи порядка, в санчасть следственного изолятора. Такого еще в больнице не было. В подобных случаях, у палаты выставлялась охрана, и больной под наблюдением находился не менее суток, двое. В этом было что-то неправильное, и Карина, закончив с выпиской из истории болезни, поставила в известность полицию. Стражи прибыли оперативно, и разбирательство длилось половину ночи. Нельзя сказать, что ее «пытали», но разговаривали жестко. Записи с двух камер ситуацию не прояснили. Лиц ни пострадавшего, ни его сопровождающих из-за масок рассмотреть было невозможно. Документы сотрудников полиции, отмеченные при приеме больного, как выяснилось, были настоящими, а вот были это те люди или другие осталось загадкой. Никого в санчасть следственного изолятора не доставляли, хотя историю болезни забрали с собой. Больной оказался «призраком», растворившемся в воздухе. Вторую половину ночи она провела у постели отца, сидя в кресле.
Вторник для нее начался с «разбора полетов» в кабинете главного врача. Ни о какой поездке к матери за Максимом не могло быть и речи. Ее вновь выручил Митя. Он отсутствовал не больше часа. За это время Ильина Карина Анатольевна высказала коллегам все, что она думает по поводу двух операций, кто и в чем виноват, и что теперь им всем делать. Она попала к отцу в бокс только после обхода. Врач не пытался ее обнадежить, она знала, что может случиться и чего стоит ожидать. Свой рабочий день с утра Карина начинала с отделения реанимации. На третий день отец пришел в себя.
– Плохи мои дела? – спросил он тихо. – Что говорят коллеги?
– Все может обойтись. Шанс есть, – ответила Карина, держа отца за руку. – Если ты очень постараешься, мы этот шанс с тобой используем.
– Ответь мне всего на один вопрос: кто отец Максима? – отец посмотрел на нее с любовью.
– Женька, пап. Мы встречались с ним в день свадьбы Марины. Он приезжал на свадьбу сестры. Мы увиделись с ним у загса, потом он меня поджидал у дома. Прости меня, родной.
– Я так и думал. Почему ты не сказала ему обо всем? Почему скрыла от всех? – спросил с горечью отец. Даже в его глазах стоял немой вопрос. – Глупая моя девочка, решила обмануть судьбу?
– Пап, нам поговорить больше не о чем? – погладив его по руке, спросила она. – Давай сменим тему.
– Тема не простая, дочка. Я три года назад сделал тест. Оно в коробке с твоими рисунками маме. Так надеялся, что Марина не моя дочь, но вышло наоборот. Прости.
– Давай просто помолчи. Тебе вредно много говорить. Ты у меня самый любимый и самый родной. Я тебе буду рассказывать, а ты слушай. В отделении все хорошо, дома справляемся. Вчера мама с Мариной к тебе заходили, – соврала Карина. – Хочешь, кого увидеть? Я могу позвонить.
– Не надо. У тебя вид усталый. Неприятности? – спросил отец, глядя на нее пристально. Карина заметила, что глаза его полны слез.
– За тебя переживаю, больной после операции испарился, – говорила Карина, вытирая салфеткой ему глаза. – Борись, пап. Будь сильным. Ты не можешь оставить нас с Максимкой. Нам без тебя не справиться. Подумай об этом. Я зайду к тебе после операции, а ты отдыхай. Я в тебя верю, – сказала Карина, целуя отца в щеку.
Отец умер на рассвете пятого августа. Карина позвонила одному их друзей отца, не особо рассчитывая на их приезд. Они прилетели впятером. Симонов с женой и трое мужчин, которых она не знала. Хоронили Анатолия Викторовича Ильина шестого августа из траурного зала. После поминального обеда супруги Симоновы и дочери Ильина, собрались в квартире своей матери.
– Анатолий не оставил завещания? – обратился Аркадий Николаевич к вдове Ильина.
– Я об этом не знаю, – ответила Татьяна Юрьевна. – Что он нам мог завещать? У него ничего не было за душой, – равнодушно ответила Татьяна Юрьевна.
– Душа у него была, Татьяна, душа. Не будь ее, ты давно бы скатилась по наклонной плоскости, и не пытайся меня переубедить в обратном. Это его родители обеспечили вам всем будущее, а не только тебе. Это он терпел тридцать лет твои выкрутасы потому, что любил тебя, а ты этим пользовалась. Эту квартиру получал он. Дача, завещанная его матерью, машина – это уже не мало. Раз нет завещания – ты теперь наследница. А девочки? – Симонов говорил с вызовом, не стесняясь присутствия дочерей друга. – Что будет с ними? Ты забыла, что у Анатолия есть и внук, которого он любил? Что ты за жена, если ни разу не была у постели умирающего мужа? То, что ты не играла роли безутешной вдовы – молодец. У тебя хватило ума не делать этого. Только почему ты свалила все на других? Тебе стало жалко денег или муж не заслужил последних почестей? Запомни, Татьяна Юрьевна, все всегда возвращается бумерангом.
– Не читай мне проповедей, Аркадий. Вступлю в права наследства и разделю его на троих, раз для тебя это так важно, – ответила вдова Ильина. – Еще пожелания будут? Он тридцать лет отдал этой больнице, пропадая там сутками. Ничего лишнего я с них не взяла.
– Папа оставил документ, который не подтверждает его отцовство в отношении меня, – тихо сказала Карина. – Кто мой биологический отец, мама?
– Что за чушь ты несешь? – раздраженно спросила мать. – В такой день говоришь, о чем попало.
– Почему чушь? Мне понадобилась кровь, а ни твоя, ни папина мне не подошла. Отец сделал тест три года назад. Читай, – она протянула бланк матери. – Вы ни разу не пришли в больницу и не поинтересовались состоянием папы, а иначе бы вы знали, что он приходил в себя. Я не собираюсь делить с вами имущество. Вы мне одолжите денег на памятник. Я закажу его заранее, а квитанцию о стоимости приложу. Я не уверена, что через год вы вспомните о нем. Завтра я там буду и обо всем узнаю.
– Вот это поворот! – усмехнулась Марина. – Любимая дочка папочки, оказалась совсем не папочкина. А внук? Он тоже отцу чужой. И кто же он, этот папаша?
– Карина, держи. Здесь, я думаю, на памятник хватит. Мы с ребятами собрали, – сказал Симонов, протягивая Карине конверт.
– Спасибо, Аркадий Николаевич, – сказала Карина, принимая конверт.
– Что касается отцовства, то твоим отцом могу оказаться я. Хочешь, проведем анализ? – нерешительно предложил Симонов.
– Не хочу. Что это может изменить? Папа очень любил и простил и жену, и Вас. Я не могу понять другого: если моя мама так любила Вас, почему она меня так открыто недолюбливает? В чем я виновата?
– Чем дальше, тем интереснее, – вставила свои «пять копеек» Марина. – О каком наследстве может идти речь, если Карина не дочь Ильина?
– Далеко пойдешь, Марина Анатольевна, – сказал Симонов. – Она не дочь Анатолия, но она дочь твоей матери, как и ты. Вы очень разные, но родила вас одна женщина. Рано злорадствуешь.
Татьяна Юрьевна, прочитав результат, ушла в свою комнату и не выходила из нее, пока в квартире не осталась одна Марина.
– Карина, мы улетаем через два дня. Можно мы остановимся у тебя? – спросила Ольга Викторовна. – У тебя в квартире есть из чего приготовить ужин?
– Собирайтесь. Поедем прямо сейчас. Максим меня почти всю неделю не видел. Он с моей подругой в нашей квартире. – Марина, передай маме, что я уехала. Буду нужна, пусть мне звонит. С утра я буду на кладбище. Пока.
Максим, так редко видевший мать в последнюю неделю, не отходил от нее ни на шаг.
– Уговори Карину отдохнуть, а я ужин приготовлю, тогда и разбудим, – попросила Ольга Викторовна мужа. – Тебе Максим никого не напоминает? – спросила она мужа, вернувшегося в кухню.
– Мальчик на Женьку похож, хотя он говорил, что Карина отрицает его отцовство, – ответил жене Симонов.
– А что ты будешь делать со своим? Карина похожа на нашего Антона. С этим не поспоришь. Я не ревную, Аркаша, но девочку здесь оставлять нельзя. Ты видишь, какие отношения между ней и Татьяной? Ладно, была бы она одна, но у нее на руках маленький ребенок, а помочь ей, если и смогут, то только друзья.
– Попробуем девочке помочь. Вряд ли я ей заменю отца, да это ей и не нужно, а вот, как его друг, могу попробовать. Ты не будешь ставить мне палки в колеса?
– Была бы это Марина, я уехала бы уже сегодня. Карину нам нужно поддержать. Мы должны это сделать в память об Анатолии. Даже, если она не окажется твоей дочерью, я приму ее как родную.
Весь вечер они провели за воспоминаниями и рассказами о днях минувших.
– Мне нужно либо сменить место работы, либо уехать совсем из города. Не даст мне новый заведующий спокойно работать. У него ко мне далеко не профессиональный интерес. Слов он не понимает, а заступиться теперь за меня некому, – говорила Карина. – Он мне напоминает нашу Марину. У Вас в коллективе тоже есть сексуально озабоченные люди? Мне казалось, что домогательство на рабочем месте – это киношная выдумка. С появлением у нас Малькова, я так не думаю. Я не уверена, что на него найдется управа. Папа работает в управлении здравоохранения. Чего его самого занесло в больницу? Хотя, место папы свободно и теперь у него есть ступень для старта. Это он просмотрел больного, и папа вынужден был экстренно его оперировать.
– Карина, я ничего обещать не буду, но попробую тебе помочь. Согласись, работа даже в Подмосковье, это лучше чем в районной больнице у вас. Поживешь, первое время у нас, с нами, а квартиру снимем, когда определимся с работой и детским садом.
Симоновы улетели, но уже десятого Аркадий Николаевич позвонил ей.
– Карина, есть место ординатора в хирургическом отделении нашей больницы. Пойдешь? Испытательный срок месяц, но нужно все решить до пятнадцатого сентября. Успеешь? Оля пробивает детский сад.
– Спасибо. Я очень постараюсь, и буду держать вас в курсе. – Ну вот, сынок. Нам остается уволиться, продать квартиру и собрать вещи. Надо в нашей с тобой жизни что-то менять.
Карина заказала и оплатила памятник, с условием установки его после мая месяца и заехала к матери поговорить. Разговора не получилось. Дочь рассказала о своем решении продать квартиру и уехать из города, передала ей копию накладной на памятник. Мама выслушала ее на площадке у двери, не пригласив войти. Карина поняла, что она в квартире ни одна.
– Ответь мне, мама, на один вопрос: если ты любила Аркадия, почему ты не любишь меня? – спросила Карина, не надеясь получить ответ.
– Я всегда считала, что его дочь Марина. Ты была похожа на отца, а она нет. Любила я вас обеих, просто Марину чуть больше. Она чем-то напоминала мне меня в молодости, – ответила Татьяна Юрьевна. – Когда вы подросли, я заметила между тобой и Антоном сходство, но менять что-то было уже поздно. Я прикипела к Мари.
– Захочешь увидеться – приезжай и передай мое предложение Марине. Пока, – сказала Карина, с тяжелым сердцем спускаясь по лестнице. «Я тебе, мама, не завидую. Тридцать лет обманываться и любить ребенка от нелюбимого мужчины, при этом недолюбливать ребенка любимого человека – это наказание Божье, – думала она. – А, если Симонов мне не отец, тогда кто?»
О своем решении она сообщила и Дмитрию Фомину, после того, как написала заявление на увольнение. Теперь она каждый вечер неторопливо перебирала вещи, складывая в дорожную сумку только то, что может пригодиться на новом месте. Вещей у Карины было немного. Они покупались реже, чем рабочие костюмы и халаты, носились аккуратно и менялись по необходимости. Денег у нее на счету было, по ее меркам, достаточно. Она полтора года получала от мамы проценты от прибыли. Правда, в последние полтора года, о ней опять забыли. Она не стала ссориться с мамой по этому поводу. У нее появились «тайные доброжелатели» в лице Романа Фомина и Сергей Руденко. На день рождения ее и Максима, а также перед Новым годом, Карина получала три года подряд от них переводы от десяти до пятнадцати тысяч рублей и букет. Ее смартфон, привязанный к карте, сообщал не только суммы, но и фамилии отправителей. Они не перестали поздравлять ее и тогда, когда оба женились. Карина пробовала поговорить с ними, но разговор результата не дал. «Не считай это спонсорской помощью или благотворительностью за твое хорошее отношение, пусть это будет подарок от старых друзей. Мы же друзья? Или ты сама так не думаешь?», – спросил старший из братьев. Митя Фомин поздравлял ее лично, принося подарок для Максима. Одним словом, деньги на поездку и первое время у нее были. А еще она была уверена в том, что Симоновы ей смогут помочь первое время. Квартиру она выставила на продажу, и теперь ждала, как та будет пользоваться спросом.
Утром двенадцатого августа две тысячи шестнадцатого года, в день, когда ей исполнилось тридцать лет, ее смартфон молчал. Ей не хотелось слышать поздравлений и принимать соболезнования. «Приду с работы, позвоню ребятам, извинюсь и приглашу их на обед в воскресенье, – думала она, собираясь на работу. – Какой праздник, если завтра девять дней, как умер папа». Через день после того, как отец попал в больницу, Карина не водила Максима в сад, а договорилась с няней, присматривающей за ним до сада. Так ей было спокойнее и удобнее. Она знала, при необходимости Зоя Федоровна может задержаться у них. Работа, болезнь, а потом и смерть отца выбивали ее из колеи, и няня была для нее подмогой. Она приходила утром и возвращалась в свою квартиру с приходом Карины. Оставив сына на няню, Карина вышла из подъезда, не замечая, что машина, стоявшая у дома, поехала следом.
– Карина Анатольевна, садитесь нам по дороге, – сказал пассажир с заднего сидения автомобиля, опустив стекло.
– Мы знакомы, – спросила она, открыв дверь и присаживаясь рядом без всякого опасения.
– И да, и нет, – ответил мужчина, которому на вид было лет сорок – сорок пять, и улыбнулся.
– Вы сбежавший больной, больной, «унесенный ветром», – глядя на попутчика, сказала Карина. – Почему Вы «испарились»? Это так безответственно.
– Узнали? – вновь улыбнулся мужчина.
– Нет! На Вас была кислородная маска, потом экран, я не видела Вашего лица, поэтому и никогда не узнала бы, а вот голос запомнила. Вы спросили меня: «Выкарабкаюсь я на этот раз или нет?». Я Вам что ответила?
– Вы сказали, что Вам рано открывать свое кладбище и что, если я только попробую не выкарабкаться, вы выкачаете назад из меня свою кровь. Это вообще возможно? – вновь улыбнулся он.
– Нет, но все так и было. Как Вы себя чувствуете? За раной кто-то наблюдал? Что вообще произошло, что меня не пытали, но все к этому шло? Устроили целый маскарад, а я купилась на него. У нас были всякие случаи, но всегда день-два в отделении находился конвой. А в нашем с Вами случае, лишь раненый был натуральным, а все остальное – сплошной обман.
– Все в порядке. Мой доктор говорит, что Вы отлично со всем справились. Он отказался оперировать меня под дулом пистолета, дело оказалось слишком рискованным. Вы рискнули и получилось. С огнестрелом в больницу нельзя. Сразу бы сообщили и приехали настоящие. Вот и пришлось изображать преступника и полицию. Простите за устроенный маскарад, иначе не получалось. Вам сильно досталось?
– Случай был экстренный. Я делала свою работу и не должна была выяснять ни Вашу личность, ни сопровождающих. Мне не объявили даже выговора. Вы вне закона? Можете не отвечать.
– Я законопослушный гражданин, но в жизни бывает всякое. Расценивайте это как несчастный случай. У Вас что-то случилось? – спросил мужчина, заметив на голове Карины черную повязку и темную одежду, явно ни по летнему сезону.
– Завтра будет девять дней, как умер мой отец, – грустно сказала она. – Папа был мне не только отцом, но и другом. Это он научил меня профессии. До того, как привезли Вас, мы два часа оперировали больного, которого просмотрел наш коллега. Папе стало плохо в конце операции, я заканчивала ее сама. Потом Вас с пулей в животе доставили. Все произошло в один день. Вас спасли, а его не смогли. Папа пролежал в реанимации четыре дня, но чуда не случилось. Ему было всего пятьдесят четыре года.
– Примите мои соболезнования. Мне очень жаль. Вас есть, кому поддержать, помочь? – спросил ее попутчик, как-то сразу изменившись в лице.
– У меня отличный помощник, которому четвертый год, – грустно улыбнулась Карина. – Это он не дает мне раскиснуть и держит все время меня в тонусе. С ним хлопотно, но именно он дает мне силы.
– Отец Вашего помощника доктор, который работал с Вами?
– Нет. Он доктор, но сейчас где-то в Германии. Он, о том, что он отец, и не знает, а Митя Фомин мой друг. Мы с ним дружим с первого курса.
– А взрослые члены семьи у Вас есть?
– Приезжали папины друзья из Москвы, Питера, Казани. Они дружили еще со студенческих времен. С мамой и сестрой у нас как-то отношения не складываются. Так было всегда. Простите, что-то я разговорилась.
– Говорите. Я умею слушать, а Вам станет легче. Значит, Вы остались с сыном вдвоем. Чем займетесь? – участливо спросил «попутчик».
– Думаю, поехать в Москву. Папины друзья советуют. Продам квартир здесь, сниму там. С работой и детским садом обещали помочь. Здесь мне будет тяжело не столько физически, сколько морально. Новый зав. отделением не даст мне работать. Я человек не конфликтный, но его методы работы мне не нравятся, мягко говоря. Можно уйти в другую больницу, но будет ли там проще. Я не боюсь работы, у меня есть небольшой опыт, но мне, как у Грибоедова – «прислуживаться тошно». Я приспосабливаться не умею. Это большой минус для меня, я это осознаю, но не могу себя заставить.
– Сестра старше Вас? – вновь прозвучал вопрос.
– Мы с Мариной двойняшки, но не похожи не только внешне, мы вообще разные и отцы у нас разные. Мама всегда считала ее плодом любви, а меня – большой ошибкой молодости. Выяснилось, что все как раз наоборот. Простите, Вы ведь не случайно приехали к моему дому? У Вас ко мне дело? Я могу чем-то помочь?
– Вы мне очень помогли в свое время. Я приехал выразить Вам слова благодарности и выбрал для этого удачный день – день Вашего рождения. Я не знал о трагедии в Вашей семье. Видите, как бывает: плохое и хорошее ходят рядом. Цветы возьмете? – спросил попутчик.
– Возьму. Мне сегодня исполнилось ровно тридцать лет, – принимая букет, сказала Карина. – Спасибо за цветы и за то, что вспомнили. Извините, если слишком была резка и откровенна.
– Это моя визитка. На обороте мой личный номер. Будут проблемы – звоните, – сказал попутчик.
– Спасибо. Проблемы я должна научиться решать сама. Всего Вам доброго. Поправляйтесь, – сказала Карина, выходя из машины с букетом.
Она поднялась по ступенькам и вошла в здание больницы. Автомобиль стоял, водитель ждал указания, куда ехать дальше, а бизнесмен и меценат Городецкий Виктор Андреевич думал. Он вспомнил все, что привело к трагедии, вспомнил, как попал в больницу и вспомнил хрупкую молодую женщину, которая совсем не была похожа на хирурга и которая грозилась забрать свою кровь назад. «Демьян под дулом пистолета отказался оперировать, а ведь он хороший специалист, а девчонка рискнула и дала свою кровь. Это не страх, это характер. Сколько стоит моя жизнь? Вернее во сколько я ее оцениваю?» – думал он.
– Виктор Андреевич, а как же подарок? – спросил осторожно его попутчик, сидящий рядом с водителем.
– Подарок отменяется. У женщины траур, а я к ней со своими бриллиантами. Набери мне Маркина, – сказал Городецкий, думая о своем. – Николай Сергеевич, мне нужно знать: сколько стоит аренда квартиры в Москве, и какова линейка стоимости квартиры на рынке вторичного жилья с двумя спальнями в районе третьего транспортного кольца. Я буду через полчаса.
– Виктор Андреевич, извините, что вмешиваюсь, но аренда – это так ненадежно. Во-первых, Ильина проста и доверчива, во-вторых, с ребенком. Узнают органы опеки, налетят как коршуны. Я бы не рисковал. Другое дело, если с арендой ей помогут друзья отца. Они давно живут в Москве и знают все подводные камни. Ну, есть и другой вариант. Вы ведь не ради любопытства хотите знать стоимость жилья?
– Что ты предлагаешь, Степан? Говори, не томи, раз уже начал давать советы, – спрашивал Городецкий.
– Купите ей квартиру, если позволяют финансы. Пусть она будет небольшой и не в центре, но своя. У органов опеки не будет к ней вопросов, а с остальным она справится. Девушка с характером.
– Может, ты подскажешь мне, как это сделать?
– Самое простое – купить в любом районе по доступной цене. Самое хорошее – узнать район, где живут друзья отца, где работа, и предложить ей оформить аренду квартиры в этом же районе на год, два. Сделать копию паспорта, свидетельства о рождении ее сына и оформить доверенность на юриста. В доверенности написать « для снятия в аренду жилой площади или ее покупки». Думаю, она и не дочитает до конца. Друзья не бизнесмены, а врачи. Значит, живут по средствам. У Вас же есть знакомые в Москве, а значит, нас там не обуют.
– Степан, а ты молодец! Надо девочке помочь. Ты был там и знаешь, как было дело. Она могла и не вытаскивать меня с того света, не поделиться кровью, тогда я точно мог отдать Богу душу.
– Она так смешно ругала доктора, который отказывался делать переливание. А вышла из операционной, как после ресторана, еле на ногах стояла, – говорил Степан, вспоминая события первого августа.
– Может у нее кровь волшебная, что я становлюсь добрым и сговорчивым? Я до вечера буду в офисе, а ты поезжай в больницу после обеда и поговори с молодым доктором. Дмитрий Фомин его зовут. Расспроси ненавязчиво, послушай, что скажет, не скрывай о сегодняшней встрече. Скажи, что хочу помочь, и не скрывай кто я. У них на меня ничего нет. Я должен узнать о Карине Анатольевне многое, если не все.
К концу рабочего дня у Городецкого на столе лежала вся добытая информация об Ильиной Карине Анатольевне, адрес места жительства друзей отца, варианты и стоимость квартир в этом районе. Что-то рассказал Фомин, что-то нашли в интернете, а кое-что поведали московские друзья.
– Ну, что, Николай Сергеевич, завтра отдыхай, а потом наведайся вот по этому адресу и, если Ильина не передумает уезжать, займись работой. Постарайся учесть все ее пожелания. Включи фантазию. Твоей дочери сколько лет?
– Двадцать третий год пошел, – ответил юрист.
– Вот и подумай об Ильиной, как о своей дочери. Что касается меня, то я бы предпочел квартиру с двумя спальнями и мебелью. Вариант – заходи и живи. Апартаменты в модном стиле она вряд ли оценит, а вот уют, удобства будут в самый раз, – просил его Городецкий. – Это не приказ, это моя личная просьба. Открывай интернет, находи продавцов, созванивайся и действуй. Да, это номер телефона моего знакомого из Москвы. Найдешь варианты – позвони ему. Он подключит своего юриста. Вдвоем с ним, думаю, вы справитесь, с наименьшим риском для моих финансов.
