Молодость Кейнса и детство Хайека пришлись на период динамичного роста в десятилетия, предшествовавшие 1914 году, сопровождавшегося более или менее благоприятной по отношению к рынку экономической политикой. Телеграф, радио и телефон сотворили настоящее чудо, обеспечив мгновенную связь между городами мира51. Все более быстрые поезда и корабли вместе с появившимися тогда легковыми и грузовыми автомобилями увеличили скорости передвижения и расширили масштабы торговли. Некоторые авторы называют этот период «первой эпохой глобализации».
В своей книге «Экономические последствия Версальского мирного договора», написанной в 1920 году, когда он еще не полностью порвал с классическим либерализмом, Кейнс красноречиво описал период, прерванный началом Первой мировой войны:
Каким удивительным эпизодом экономического прогресса была та эпоха, которая пришла к концу в августе 1914 года. <…> Сидя за утренней чашкой чая, житель Лондона мог заказать по телефону разнообразнейшие продукты всего Земного шара в каком угодно количестве и через несколько часов получить их в собственной квартире; он мог испробовать счастье сразу в нескольких частях света, вложив свои капиталы в эксплуатацию их естественных богатств или какие-либо новые предприятия, и без всяких усилий или беспокойств получать свою долю прибылей и выгод. <…> По первому желанию он мог воспользоваться дешевыми и удобными средствами передвижения, чтобы отправиться в любую страну или даже часть света, для чего не нужно было ни особого паспорта, ни каких-либо формальностей; он мог… запастись нужным количеством драгоценного металла в ближайшем отделении банка и затем ехать в чужие края, не зная их языка и религии или обычаев, везя при себе свой запас денег; при этом малейшее препятствие показалось бы ему досадной неожиданностью. <…> В его глазах проекты и политические планы милитаризма и империализма, расовое и культурное соревнование, монополии, ограничения и запреты, все то, что играло роль змея-искусителя в этом социальном раю, было не более как развлечением, преподносимым ему в утренней газете; все это, по-видимому, не оказывало почти никакого влияния на обычный ход социальной и экономической жизни, которая в ближайшем же будущем должна принять законченный интернациональный характер52.
Хайек позднее с горечью вспоминал, как все изменилось с началом войны: «Мы не осознавали, насколько хрупка наша цивилизация»53.
Впрочем, и до 1914 года путь экономического прогресса не был абсолютно гладким. Так, биржевая паника 1907 года в США потрясла всю денежную и банковскую систему страны. Для изучения вопроса о том, как обеспечить бо́льшую финансовую стабильность, Конгресс создал Национальную денежную комиссию. Небольшая группа экономистов и банкиров выступала за реформы, предполагающие дерегулирование. Они связывали слабость банковской системы США и вызывающую острые споры «неэластичность» денежного предложения с ограничениями со стороны властей штатов на расширение банками филиальной сети и с ограничениями со стороны федеральных властей на эмиссию банкнот банками54. Однако большинство экономистов и банкиров, занимавшихся этим вопросом, отдавали предпочтение созданию центрального банка по образцу Банка Англии или германского Рейхсбанка55. Закон о Федеральном резерве, принятый в 1913 году, расширил полномочия федеральных властей в денежной и банковской сферах, что вполне соответствовало духу прогрессизма. Ниже (в главах 3, 5, 11 и 12) мы расскажем о столкновении идей в следующем поколении экономистов по поводу того, насколько создание центральных банков на практике оказалось полезным или вредным.
В 1917–1918 годах в целях мобилизации и реквизиции ресурсов для участия США в Первой мировой войне администрация президента Вудро Вильсона резко усилила роль федерального правительства в экономике. Этот эксперимент с административно-командными методами Франклин Рузвельт и его советники в годы Великой депрессии используют в качестве прецедента при разработке программ «нового курса». Сразу же после окончания войны федеральное правительство ужалось (хотя его масштаб и сфера активности не вернулись к прежнему уровню), а рыночные механизмы в основном были восстановлены56. Преемник Вильсона Уоррен Г. Гардинг назвал эту реставрацию «возвратом к нормальному состоянию». В Великобритании правительство Дэвида Ллойд Джорджа осуществило аналогичную «революцию военного времени», усилив контроль государства над экономикой, но после окончания войны большинство вновь созданных министерств было упразднено57.
Еще один эксперимент с государственным контролем над экономикой начался в России в 1917 году – и продлился он намного дольше. В феврале 1917 года стачки и массовое дезертирство из армии вынудили царя Николая II отречься от престола. В октябре того же года большевики во главе с Владимиром Лениным свергли сравнительно либеральное Временное правительство и, вдохновляясь идеями Карла Маркса, приступили к строительству полностью социалистической экономики. Но Ленин столкнулся с серьезной «архитектурной» проблемой – никаких «чертежей» Маркс не оставил. Составлять конкретный проект идеального социалистического общества означало бы заниматься «утопическим» социализмом. Маркс высмеивал социалистов-утопистов именно за это «фантастическое описание будущего общества». Сам он вместе со своим соавтором Фридрихом Энгельсом выступал за «научный» социализм, который критиковал капитализм и предсказывал его неминуемый крах, но детально не прописывал, как будет организовано производство после наступления социализма58.
Самым известным «утопическим» социалистом был Роберт Оуэн. В 1824 году он и его последователи выкупили у одной религиозной секты участок земли и поселение в штате Индиана, создали там коммуну под названием «Новая гармония» и начали проводить эксперимент с коллективным ведением сельского хозяйства на добровольных началах. Эксперимент не заладился. По словам Джошуа Муравчика, «всего за год Оуэн и тысяча его приверженцев превратили эту маленькую Швейцарию в Албанию»59. Другие нерелигиозные коллективистские эксперименты XIX века также потерпели неудачу60. Заклеймив Оуэна и других как «утопистов», отмечает Муравчик, Маркс и Энгельс
попросту зачеркнули этот неудачный опыт с помощью одного из величайших интеллектуальных трюков в истории. <…> Оуэн и другие коммунитаристы действительно проводили эксперименты для проверки своих идей, а эксперимент – это суть науки. То есть именно они и были подлинно научными социалистами. А Маркс и Энгельс отбросили все экспериментальные данные, заменили их идеей, представлявшей собой не более чем пророчество, и назвали это развитием социализма от утопии к науке61.
В «Манифесте коммунистической партии» (1848) Маркс и Энгельс написали: «Отличительной чертой коммунизма является… отмена буржуазной собственности. <…> В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»62. Но за этим не последовало никакого тезиса, объясняющего, что именно должно прийти на смену частной собственности, а также рынку, на котором происходит обмен частной собственностью. Маркс отвергал мысль о том, что частная собственность на средства производства – наиболее эффективный способ справиться с неизбежной проблемой редкости, недостаточности имеющихся средств для удовлетворения всех желаний людей.
Следствием редкости является то, что для каждой единицы ресурсов – рабочего, машины или акра земли – должен существовать некий человек или группа людей, которые принимали бы окончательное решение по поводу того, как эта единица должна использоваться. В условиях частной собственности эта роль «последней инстанции» отводится частным владельцам. Каждый человек сам решает, какую работу ему выполнять. Индивид или добровольное объединение индивидов, произведя или приобретя какой-либо механизм либо участок земли, решает, как его использовать. Даже оставляя за скобками моральные аргументы о праве каждого на свободу и владение имуществом, подобную систему можно обосновать практическими соображениями: именно эти люди лучше всего знают, как использовать соответствующие ресурсы с толком. Частная собственность позволяет избежать издержек на консультации с тысячами других людей и на получение их согласия (кроме тех случаев, когда тысячи партнеров или акционеров добровольно объединяют свою собственность). Это обеспечивает мощные стимулы к созданию новых ресурсов и к бережливому распоряжению имеющимися. Маркс отвергал подобные доводы в защиту частной собственности как «пристрастное представление, заставляющее вас [буржуазию] превращать свои производственные отношения и отношения собственности из отношений исторических, преходящих в процессе развития производства, в вечные законы природы и разума»63. Таким образом, когда на смену капитализму придет социализм, а затем и коммунизм, казалось бы, ключевая роль частной собственности в производстве и аллокации редких ресурсов должна сойти на нет.
Что касается производства при социализме, в «Манифесте» содержится следующее пророчество:
Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов… пролетариат… силой упраздняет старые производственные отношения…64
Итак, производство будет национализировано. В «Капитале» Маркс добавляет к этому пояснение: производство должно «находиться под сознательным планомерным контролем» «свободного общественного союза людей»65. Таким образом, производство будет планироваться централизованно. Но как, по каким принципам, общество должно централизованно планировать новые условия производства? Об этом ни Маркс, ни Энгельс, по сути дела, так ничего и не сказали.
Карл Маркс (1818–1883) родился в зажиточной немецкой семье – его отец был адвокатом. Он изучал право в Боннском и Берлинском университетах, но затем, уже в Йенском университете, занялся философией. В 1842 году он начал работать журналистом в Кельне, а через год перебрался в Париж. Там он познакомился с Фридрихом Энгельсом, который стал его финансовым спонсором и соратником. Вдвоем они в 1848 году написали «Манифест коммунистической партии». В 1849 году Маркс переехал в Лондон, где занялся чтением и написанием своих трудов, попутно зарабатывая некоторые суммы в качестве корреспондента газеты New York Tribune. В первую очередь Маркс изучал работы Давида Рикардо и других представителей классической экономической школы. У них он позаимствовал две важные идеи: трудовую теорию ценности (о ней мы подробнее расскажем в следующей главе) и анализ распределения доходов в соответствии с классовой принадлежностью (трактовка совокупного национального дохода как «пирога», который делится между наемными работниками, капиталистами и землевладельцами). Из этих идей он вывел собственную теорию эксплуатации и прибыли. По Марксу, капиталисты получают доход не за счет вносимого ими в производство вклада, а за счет «прибавочной ценности» («прибавочной стоимости»), которую они присваивают, выплачивая рабочим лишь часть ценности, произведенной их трудом. Свои теоретические построения Маркс изложил в трехтомном труде «Капитал» (тома были изданы в 1867, 1885 и 1894 годах, причем последние два – посмертно под редакцией Энгельса) и в историко-теоретической работе «Теории прибавочной стоимости», написанной в 1861–1863 годах.66
Вождь большевиков Владимир Ленин был марксистом до мозга костей. Он заявлял:
Великая всемирно-историческая заслуга Маркса и Энгельса состоит в том, что они научным анализом доказали неизбежность краха капитализма и перехода его к коммунизму, в котором не будет больше эксплуатации человека человеком67.
По поводу ленинского определения коммунизма есть старая шутка: «При капитализме существует эксплуатация человека человеком, а при коммунизме – наоборот».
Но заявлять о неизбежности победы коммунизма не значит объяснить, как при этом строе будет организовано производство. Что же следовало делать большевикам, когда они оказались у власти?
В апреле 1919 года Владимир Ленин направил теплое приветствие революционерам-социалистам, только что захватившим власть в Мюнхене и провозгласившим создание Баварской советской республики. Основываясь на восемнадцатимесячном опыте руководства большевистской революцией, установившей в России социалистическую советскую власть, он составил для них список возможных конкретных мер, настаивая на их «самом спешном и широком проведении»:
Создали ли Советы рабочих и прислуги по участкам города, вооружили ли рабочих, разоружили ли буржуазию, использовали ли склады одежды и других продуктов для немедленной и широкой помощи рабочим, а особенно батракам и мелким крестьянам, экспроприировали ли фабрики и богатства капиталистов в Мюнхене, а равно капиталистические земледельческие хозяйства в его окрестностях, отменили ли ипотеки и арендную плату для мелких крестьян, удвоили или утроили плату батракам и чернорабочим, конфисковали ли всю бумагу и все типографии для печатания популярных листовок и газет для массы, ввели ли 6-часовой рабочий день с двух- или трехчасовыми занятиями по управлению государством, уплотнили ли буржуазию в Мюнхене для немедленного вселения рабочих в богатые квартиры, взяли ли в свои руки все банки, взяли ли заложников из буржуазии, ввели ли более высокий продовольственный паек для рабочих, чем для буржуазии, мобилизовали ли рабочих поголовно и для обороны, и для идейной пропаганды в окрестных деревнях?68
В этом перечне кратко излагается ленинская программа экстренных мер по укреплению власти путем привлечения на свою сторону рабочих. В то же время отсутствие каких-либо рекомендаций по поводу долгосрочной экономической стратегии указывает на проблему, с которой сам Ленин столкнулся в России: Маркс и Энгельс не оставили конкретных указаний на этот счет, и экономическую политику приходилось придумывать на ходу.
Ленин полагал, что в будущем, при коммунизме, произойдет отмирание государства. Однако в условиях социализма – переходного периода от капитализма к коммунизму – для обеспечения интересов рабочих необходим всеобъемлющий контроль государства над экономикой. Как отмечал современник Ленина, российский экономист-аграрник Борис Бруцкус, большевики обнаружили в Марксовой критике капитализма отказ от капиталистической системы регулирования производства через рыночные цены и идею замены ее «единым государственным планом»69.
Захватив власть, большевики без промедления учредили центральный плановый орган – Высший совет народного хозяйства. В декабре 1917 года ВСНХ национализировал банковскую систему, подчинив все банки страны Государственному банку, унаследованному от царского режима. Кроме того, советское правительство национализировало крупные промышленные предприятия и передало фабрики и заводы под контроль рабочих фабрично-заводских комитетов. Весной 1918 года была введена государственная монополия в сфере внешней торговли. К осени того же года новая власть национализировала даже мелкие фирмы. Частная торговля, использование наемного труда и сдача земли в аренду частными лицами были объявлены вне закона. Предпринимались даже попытки упразднить деньги. Питер Бёттке в своей книге по экономической истории этого периода пишет, что постановление, изданное в августе 1918 года, «объявляло, что все сделки должны осуществляться с помощью учетных операций без использования денег»70. Все товары должны были распределяться посредством государственного рационирования. В деревне советская власть конфисковывала все произведенное крестьянами продовольствие (сверх объема, необходимого для личного потребления) для распределения его в городах. Экономист Джек Хиршлейфер называет все эти меры «самой радикальной в современную эпоху попыткой упразднения системы частной собственности и добровольного обмена»71.
Результаты были поистине катастрофическими. В отсутствие ценового механизма координации экономических планов, по меткому выражению Льва Троцкого, «каждый завод походил на телефонный аппарат с отрезанными проводами»72. К 1920 году объем промышленного производства в России сократился в пять с лишним раз по сравнению с уровнем 1916 года. На селе крестьяне бунтовали против конфискации сельхозпродуктов (продразверстки). Они сокращали производство и прятали собранный урожай. В городах возник настолько острый дефицит продовольствия и других товаров, что многие бежали в деревню, спасаясь от голодной смерти. Из-за голода и массового бегства жителей население Москвы и Петрограда за первые два года после большевистского переворота уменьшилось вдвое. Рабочие в знак протеста начали бастовать. Голодные солдаты и матросы поднимали восстания73.
В 1921 году Ленин отказался от этой политики – теперь он называл ее военным коммунизмом и характеризовал всего лишь как чрезвычайные меры, необходимые в условиях гражданской войны, которую вели красные против белых (контрреволюционеров, оказывающих им сопротивление). Такая смена вывески скрывала тот факт, что эта политика была продиктована не только необходимостью или практическими соображениями. Большевики всерьез пытались создать безрыночную экономику. Меры, направленные на упразднение рынка, уничтожавшие последние остатки частного предпринимательства, продолжались и ширились уже после того, как в 1920 году сопротивление белых было подавлено. Ликвидация этих остатков рыночной экономики, которым прежде удавалось избежать государственного контроля, привела к полному краху народного хозяйства страны.
В 1921 году Ленин объявил новую экономическую политику (нэп), поскольку альтернативой этому был массовый голод. Он снова разрешил рыночный обмен – крестьянам было позволено продавать свою продукцию, а на смену продразверстке пришло налогообложение по более низким ставкам. Была проведена денационализация малых предприятий и сферы услуг, вновь разрешена частная торговля. Поскольку государство по-прежнему контролировало банковскую систему, крупную промышленность и внешнюю торговлю, Ленин характеризовал нэп как отступление «на командные высоты экономики». Ситуация в народном хозяйстве улучшилась.
В 1928 году нэп будет отменен. Сталин начнет новое наступление на частных предпринимателей – нэпманов – и индустриализацию страны в рамках пятилетних планов74. А еще через два года будет проведена коллективизация сельского хозяйства.
После окончания Первой мировой войны марксистско-ленинские идеи получили хождение не только в России. Они завоевывали умы, а их адепты захватывали власть в странах Центральной Европы. Так, в Будапеште большевики в марте 1919 года провозгласили Венгерскую советскую республику, которая просуществовала до августа того же года. Выше мы уже упоминали о захвате власти коммунистами в Мюнхене в апреле 1919 года и о создании Баварской советской республики. Она просуществовала примерно месяц, пока в дело не вмешалась немецкая армия. Преобладали марксисты и в городском парламенте «Красной Вены». Один из жилых комплексов, возведенных городскими властями, даже получил название Карл-Маркс-Хоф. Столица Австрии была разорена не только войной и распадом Австро-Венгерской империи, но и введенным городскими властями контролем над ценами на продовольствие и топливо. Что же касается страны в целом, то на выборах 1919 года Социал-демократическая партия заняла первое место и сформировала коалиционное правительство. Созданная при нем Комиссия по социализации предлагала национализировать угольную и металлургическую отрасли, а затем и другие секторы экономики. Глава комиссии Отто Бауэр выступал за «гильдейский» социализм75. Венский философ и экономист Отто Нейрат, участвовавший в 1919 году в выработке экономической политики Баварской советской республики, в том же году опубликовал книгу, где высказал предположение, что централизованное распределение ресурсов, или «военный социализм» времен Первой мировой войны, может стать первым шагом к безденежной «естественной» экономике76.
Ведущим критиком социалистических идей в Вене стал Людвиг фон Мизес. Во многом в ответ на доводы Нейрата он в 1920 году опубликовал вскоре ставшую знаменитой статью «Экономический расчет в социалистическом обществе», а через два года – книгу «Социализм» (1922)77. Именно книга Мизеса заставила Хайека отказаться от симпатий к социалистическим идеям. В предисловии к очередному изданию книги Мизеса, вышедшему в 1978 году, он писал:
«Социализм», впервые появившись в 1922 году, произвел сильное впечатление. Эта книга постепенно изменила существо взглядов многих молодых идеалистов, которые вернулись к своим университетским занятиям после Первой мировой войны. Я знаю это, потому что был одним из них… Мы были нацелены на строительство лучшего мира, и именно это желание пересоздать общество привело многих из нас к изучению экономической теории. Социализм обещал желаемое – более рациональный, более справедливый мир. А потом появилась эта книга. Она нас обескуражила. Эта книга сообщила нам, что мы не там искали лучшее будущее78.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.