Kitabı oku: «Питомцы», sayfa 4
Тот обернулся и, окинув преследователя недоверчивым взглядом, зашагал быстрее. Видимо, вид Орехина не вызвал у него желания разговаривать.
– Ираклий, извините, вы меня не знаете, я… – Егор хотел было уже представиться, но вовремя сообразил, что лучше этого не делать. – Вы интересны мне, как человек… Феномен нашего времени, так сказать… Можно вас кое о чём спросить?
Ираклий ещё раз недоверчиво посмотрел на прицепившегося к нему типа, одетого, как гопник, но выражающегося, как приличный человек.
– Мне некогда. Хочешь что-то спросить – свяжись с моим помощником, он назначит время.
Егора задела пренебрежительная фамильярность, которой этот сопляк-блогер ответил ему на деликатное «выканье». Он заставил себя стерпеть, но, поднимаясь вслед за парнем на крыльцо подъезда и чувствуя, что контролировать рвущуюся наружу неприязнь ему становится всё труднее, не столько попросил, сколько потребовал:
– Один вопрос!
– Все вопросы – к моему помощнику, – с раздражением кинул Ираклий через плечо и протянул руку с ключом к домофону.
Егор не мог допустить, чтобы встреча, которой он с таким трудом дождался, закончилась вот так. Он схватил протянутую к домофону руку и, резко закрутив её, придавил блогера к стене. Лампа, большой стеклянной шишкой висевшая над дверью, осветила скривившийся от боли рот Ираклия и испуганные, глубоко посаженные чёрные глаза, выглядывавшие из-под шапки, натянутой до самых бровей.
– Что тебе надо? – зло проскулил парень.
– Сколько можно повторять? Чтобы ты ответил мне на один вопрос! – прорычал Орехин. Ненависть неконтролируемо росла в нём, поднималась гигантской волной, грозившей обрушиться и затопить разум: всё из-за него, из-за этого сопляка, мерзкого паука, сидящего в центре паутины и царственно дёргающего за ниточки!
– Ты вообще понимаешь, что творишь?!
Ираклий непонимающе заморгал.
– Ты понимаешь, что то, что ты делаешь, – плохо?!
– Отпусти! – дёрнулся блогер и снова скривился от боли.
– Тебя прёт, да? Прёт от того, что ты как крысолов с дудкой? Пудришь людям мозги, а они идут за тобой, глотают всю чушь, которой ты их пичкаешь! У тебя талант, крысолов! Ты красиво играешь! Но не ту песню! К чему ты ведёшь людей?
– Я никого никуда не веду, – простонал Ираклий. – Я никого не пичкаю. Я просто подал идею, и оказалось, что им это нужно. Я помогаю людям в том, чего они хотят, и не считаю, что это плохо.
– Ты внушил людям, что им это нужно! Ты мошенник, аферист, и не надо прикидываться передо мной благородным героем!
Не так, совсем не так должен был сложиться разговор! Егор собирался поговорить по-хорошему, он хотел если не достучаться, то хотя бы оставить в голове парня пищу для размышления, но волна ненависти подхватила, понесла его, захлёбывающегося, совсем не в том направлении. «Придушить! Придушить этого ушлёпка! Пока он в твоих руках, придушить!» – яростно требовало изнутри что-то звериное.
Из недр подъезда донёсся звук опускающегося лифта.
– Помогите! – звонко выкрикнул Ираклий в студёную тишину двора.
Орехин разозлился ещё больше, хоть казалось, что больше уже некуда, дёрнул блогера от стены, и ударил под дых, вложив в удар всю свою ярость. Тот скрючился, схватившись свободной рукой за живот. Орехин наклонился над ним и угрожающе прошипел:
– Сворачивай свою лавочку с воображаемыми питомцами и своё грёбаное движение! Ты понял?
Ждать ответа было некогда: за железной дверью всё чётче слышались шаги.
«Дурак! Дурак! – ругал себя Егор, когда уже ехал домой в полупустом автобусе с запотевшими окнами и клюющей носом кондукторшей. – Я же не хотел его бить!»
Ненависть схлынула, осталось раскаяние: сделал всё не так! Украдкой он поглядывал на свои руки и не мог поверить, что эти руки только что причинили боль человеку. А добравшись до дома и согревшись под тёплым душем, уже не мог поверить, что действительно был там сам, а не какой-нибудь другой Егор Орехин, про которого он прочитал в книжке.
***
– Вчера вечером на популярного блогера Ираклия Наумова было совершено нападение, – сообщила губастая телеведущая утреннего выпуска новостей. – Неизвестный подкараулил его во дворе дома, преследовал до дверей подъезда, а затем нанёс несколько ударов и потребовал, чтобы блогер свернул движение «Свободу питомцам!». Услышав шум в подъезде, неизвестный скрылся. Составлен фоторобот преступника…
Егор застёгивал рубашку. Его бросило в жар, пальцы замерли на предпоследней пуговице: вот так поговорил!
На экране появилась чёрно-белая голова в капюшоне.
«Кажется, не похож», – с облегчением отметил Егор. Лицо у фоторобота было чересчур вытянуто, подбородок по-злодейски остро торчал вперёд, в оправу очков были вписаны неестественно огромные глаза. Видимо, Ираклий плохо разглядел его, чётко запомнил только одну деталь – прямоугольные очки.
– Это же ты! – вполголоса вскрикнула Лана.
– С чего ты взяла? – фыркнул ошарашенный Орехин.
– Это ты! – уверенно повторила жена, так уверенно, что не стоило и пытаться переубедить её в этом. – Вот, значит, какие у тебя были дела! Я так и думала!
Пропасть между ним и Ланой росла и росла, последнее время они почти не разговаривали. Совместные ужины стали пыткой: ложки, оглушительно стучащие о тарелки, Динька, переводящий с отца на мать тревожные вопросительные взгляды, еда, непрожёванными комками проваливающаяся в горло, – и Орехин стал ужинать отдельно. «Позже», – отвечал Лане на её «будешь есть?», заданное из чувства долга, неприятное, как остывшие макароны. Когда первый раз надел куртку с капюшоном и приготовился идти, тогда ещё на собрание для волонтёров, Лана поинтересовалась, куда он, но тоже как-то «макаронно». «По делам», – скупо ответил Орехин. Больше она ничего не спрашивала, а он был настолько поглощён охотой на Ираклия, что ему даже в голову не приходило, что жена может догадываться о его «делах».
– Господи-и-и! – с отчаянием протянула Лана и спрятала лицо в ладонях.
Орехин так и стоял в рубахе, застёгнутой не на все пуговицы, не зная, как ему быть и что говорить.
– Егор, что с тобой происходит? – Лана отняла ладошки от лица, и он увидел в её глазах страдание.
Он ждал злости, презрения, даже ненависти, но не был готов увидеть, что жена из-за его «дел» страдает. Стало так больно, что не вдохнуть – не выдохнуть. Захотелось обнять её, успокоить, убедить, что всё с ним в порядке, – и он шагнул к ней, с удивлением отмечая, что пропасть между ними только казалась ему непреодолимой, на самом деле это всего лишь маленькая трещинка, маленькая ранка в отношениях, которую можно залечить нежностью и любовью.
Лана напряжённо замерла в его объятьях, увернулась от поцелуя. Орехин вообразил, что ей неловко из-за Динькиного присутствия.
– Всё хорошо, – шепнул он, не торопясь отпускать её, наслаждаясь тем, как мягко щекочут лицо пахнущие конфетами волосы. – Вечером поговорим.
***
Дождь со снегом хлестал по лицу, встречные прохожие ёжились и втягивали головы в воротники. Орехин не замечал ни колючего дождя, ни пронизывающего ветра. Его грела изнутри благодарность. Он снова и снова вспоминал глаза жены, наполненные страданием, и теперь ему от этого страдания было тепло. Оно означало, что ей не всё равно. Оно означало любовь. А любовь – это такая сила, которая поможет преодолеть всё.
Он уже подходил к дому, когда услышал жалобное мяуканье. Мокрый, грязный котёнок на обочине тротуара, дрожа тощим тельцем, отчаянно кричал, молил о спасении остановившегося рядом мальчика лет восьми. Мальчик был не один. На некотором расстоянии его ждала женщина в коротком красном пальто, элегантно облегающем фигуру, и требовала:
– Слава, пошли!
– Ма-а-ам, давай возьмём его! – со слезами в голосе тянул мальчишка. – Пожа-а-алуйста!
– Кто-то выбросил, а мы подбирать будем! Он больной и с глистами!
– Ну он же замёрзнет и умрёт!
– Ничего с ним не случится! Волонтёры подберут и увезут в заказник.
– Ему там будет плохо, он же маленький!
Орехин слушал их диалог затаив дыхание, всей душой желая двум страдальцам – мальчику и котёнку – достучаться до сердца женщины.
– Слава, я сказала – нет!
– Давай возьмём! Мы его вылечим! Ты обещала мне котёнка!
– Завтра купим воображаемого.
– Не хочу воображаемого, хочу настоящего!
Егор вздрогнул и возликовал: есть ещё «зрячие» люди! Это ничего, что маленькие. Большие вырастают из маленьких.
Мать, потеряв терпение, вернулась за сыном, схватила его за руку и потащила прочь. Котёнок неуверенно поковылял следом, покачиваясь то ли от ветра, то ли от слабости.
– Мама, он идёт за нами! – заплакал мальчик.
Орехин сам чуть не прослезился.
– Брысь! – женщина с брезгливым выражением на лице махнула в сторону котёнка сумочкой. – Пшёл!
Егор догнал несчастного малыша, присел на корточки. Чёрный, худой, с длинным мокрым хвостом, он больше походил на крысёнка. Лана, конечно, будет далеко не в восторге, поворчит первое время…
– Дяденька! Дяденька! – завопил мальчик, безуспешно пытаясь вырваться из цепких материнских пальцев. – Хоть вы возьмите! Он же погибнет!
Мать дёрнула его за руку, что-то сердито шикнула в макушку.
Орехин не удержался и крикнул красному пальто:
– У вас замечательный сын! Настоящий человек! Не воображаемый!
Пальто только ускорило шаг.
***
Пришлось пожертвовать шапкой. Орехин посадил в неё котёнка, будто в тёплое гнездо, и тот замолчал. Ему было всё равно, кто и куда его несёт, он доверился первым протянутым рукам. Осторожно прижимая «гнездо» со спасённым малышом к груди, Орехин поднялся на свой этаж. У двери вдруг подумал, что всё складывается правильно: теперь, когда у них появится котёнок, сын и жена увидят разницу между воображаемым и настоящим. Откуда Диньке знать, где настоящее, а где пустое, если у него этого настоящего никогда не было? А Лана в погоне за модой, в своём нежелании отставать от других просто перепутала ориентиры.
Егор давно уже не возвращался домой в таком хорошем настроении: наконец-то появился просвет в хаосе происходящего. Он повернул ключ в замке, открыл дверь. Прихожая встретила сумеречной тишиной. Жены и сына не было дома. Ущипнуло тревожное предчувствие, но Егор прогнал его. Подумал, что всё опять складывается правильно. Будет лучше, если к их приходу он успеет искупать котёнка и сбегать в гипермаркет через дорогу за лотком и наполнителем.
Малыш спокойно дал себя помыть и выбрать из шерсти колючки. Как будто понимал, что от его поведения может зависеть дальнейшая судьба, и решил всё терпеть, чтобы свалившийся с неба хозяин не передумал и не выбросил его обратно на улицу.
Выяснилось, что шерсть у котёнка не чёрная, а серая, с тёмными полосками. Тонкие рёбрышки отчётливо прощупывались сквозь кожу. Он был таким худым и хрупким, что, казалось, можно ненароком сломать ему что-нибудь.
Завернув страдальца в полотенце для рук, Орехин отправился на кухню поискать блюдце и проверить, есть ли дома молоко. Привычно дёрнул цепочку настенной лампы. Из плафона брызнуло светом, и Орехин увидел на столе записку. Удивился: зачем писать записки, когда есть телефоны?
«Егор, я так больше не могу, – сообщали круглые, похожие на бусины буквы. – Мне страшно. Я вижу, что с тобой что-то происходит, но не знаю, как об этом поговорить. Ты всё время злишься и молчишь. Я надеялась, что это у тебя пройдёт, но становится только хуже. Я устала жить и бояться за себя, за Дениса, поэтому решила уехать к маме. Конечно тебе самому кажется, что с тобой всё в порядке, но на самом деле – не в порядке! Ты стал агрессивным, нападаешь на людей! Я не вернусь и не дам общаться с сыном, пока ты не обратишься за помощью к специалистам. Пожалуйста, сделай это ради нас».
Котёнок повернул мокрую голову с огромными ушами и вполне осмысленным взглядом посмотрел на новоиспечённого хозяина, как будто тоже прочитал записку и спрашивал теперь, что тот намерен делать.
Орехин вспомнил, что собирался его покормить. Нашёл в шкафу блюдце, в холодильнике – пакет молока. Хотел погреть, но из тела куда-то исчезли все силы, даже на то, чтобы ткнуть кнопку на микроволновке не нашлось. Налил холодного.
Один. Теперь он совсем один. Окончательно один.
«А вдруг мне правда нужна помощь? – подумал, опускаясь на табурет. – Может, со мной действительно что-то не так?»
На какую-то секунду мысль о том, чтобы обратиться к специалистам, показалась спасительной. Ему назначат лечение, и он станет, как все. Лана вернётся. Всё наладится. Всё равно из него не получится борца. Его либо посадят в тюрьму, либо упрячут в психушку. Барахтаться в одиночку – бессмысленно.
Котёнок вцепился ему в штанину и полез вверх по ноге. Царапанье маленьких, но острых коготков по коже привело Орехина в чувство. Он взглянул на спасительную мысль с другой стороны. Стать как все? Сюсюкаться с пустыми сумками? Нет, он не хочет становится таким. Он слишком рано собрался сдаваться. Слишком рано поставил крест на Диньке и Лане…
