Kitabı oku: «Падение Флавиев», sayfa 7

Полетели факелы на крышу и в окна храма. Все запаниковали. Домициан выронил свой меч, до этого ни разу его не применив, и от испуга разрыдался.

– Не может этого быть, – поразился Сабин. – Это кощунство и святотатство – сжигать главный храм империи. Я не верю. Варвары!

– Что я наделал, что я наделал?! – начал повторять Домициан, хватаясь за голову. – Какой же я глупец, надо было пойти с ними…

– Только без паники, малыш! – попытался успокоить его дядя.

– Да какой я тебе малыш, старый осел?! – завопил тот. – Видят боги, как же я тебя ненавижу. Ты нас привел к погибели, вместо того чтобы убить Вителлия, мы оказались в ловушке и сейчас сгорим заживо. Боги, я не хочу умирать, прошу вас… – начал опять рыдать и метаться из стороны в сторону Домициан.

Милесы также ринулись искать другие выходы. Лишь Сабин, успокоившись, обнял свою супругу, поглаживая ее волосы.

– Не волнуйся, любовь моя, все будет хорошо. Я тебя защищу.

– А я и не волнуюсь. – Поцеловала Аррецина его. – И не боюсь смерти, если рядом будешь ты.

– Я не знаю, я просто не знаю! Ведь я видел глаза Вителлия, он не блефовал, он действительно сдался. Что такого могло произойти, что он передумал и предпринял атаку? Ведь он же понимает: Веспасиан уже не оставит ему жизнь. Разве стоит все это жизни – самого ценного, что есть у нас?! Мы не ценим ее, а когда она висит на волоске, начинаем наслаждаться ею и просить лишние минуты.

– Я благодарю богов, что они послали мне такого супруга!

– Не надо, не прощайся, любимая. У нас еще есть шансы спастись.

Алтарь для жертвоприношений в это время запылал, также как и белоснежные шелковые перегородки. Не дожидаясь смерти от дыма или огня, Сабин открыл ворота храма и вышел навстречу преторианцам вместе с Клементиной. Его тут же окружили враги.

– Братья-римляне, прошу лишь одного: из уважения к моей должности, которую я исполнял на протяжении восьми лет, отпустите мою супругу… супругу префекта Рима.

Все молча смотрели и не реагировали.

– Где Вителлий? – спросил Сабин.

– “Цезарь Вителлий Авл Август” надо говорить! Собака ты! – появляется и нагло произносит император.

– Цезарь Вителлий Авл Август, прошу, отпусти ее.

– На колени, собака!

– Я сделаю все что угодно, только не трогай ее.

– Собаке слово не давали, так что на колени!

– Отпусти ее, и мы поговорим!

Сабина ударили сразу несколько преторианцев с разных сторон. Флавий упал, держась за грудь и бок. Клементина расплакалась и наклонилась к нему, как тотчас ее за волосы уволокли. Из толпы выскочил один из милес лет семнадцати.

– Стойте, прекратите! Я Гней Сервий-младший, сын сенатора! Не смейте прикасаться к префекту Рима! Если мы хотим быть центром цивилизации, то должны сами в первую очередь жить по законам! Если он виноват, то его надо судить, а если нет, то отпустить.

– Перережьте этим Флавийским простибулам горло, – приказал император, игнорируя речь милеса. – Отдать бы вас в лупанарий, да там тут же вас свои и освободят, к сожалению.

– Не-е-ет! – закричал Сабин и, поднявшись, хотел было воткнуть кинжал в императора, но преторианцы вовремя остановили его и, не дожидаясь приказа, начали со всех сторон колоть мечами.

Его бездыханное обезображенное тело упало наземь. Аррецина последний раз взглянула на мужа и закрыла глаза, взмолилась, перед тем как ее также закололи. Сын сенатора попытался с мечом в руках остановить казнь, но и его постигла та же участь.

Из охватившего весь храм огня, осветившего ночью, наверное, весь Рим, стали выбегать милесы, которые так и не нашли другого выхода, и сразу же попадали на растерзание преторианцев и толпы.

– Найдите всех Флавиев! – кричал император. – Всех до единого. Никого не упустите. – Огонь осветил зловещее лицо Вителлия, которое на тот момент походило на звериное, нежели на человеческое.

Домициан, до этого момента не зная, куда себя деть и что делать, увидел сторожа храма.

– Я Домициан Флавий, сын императора Веспасиана Флавия, и мне нужно спастись, – пытался произнести он с достоинством, но голос дрожал, а глаза еще не высохли от слез.

– А зачем? Флавии же мятежники.

– Прошу тебя, умоляю! – и глаза снова стали мокрыми. – Ты меня можешь спасти?

– Могу!

– Так спаси. Что мне надо сделать для этого? Встать на колени? – чуть ли уже не рыдая, спросил он.

– Ну что же, Домициан Флавий, следуй за мной. – Страж потайным ходом переправил его в свою превратную кубикулу за храмом и уложил в свою постель. – Надо дождаться утра, и тогда будут высоки шансы спастись.

– Благодарю тебя, я этого никогда не забуду. Так ты не за Флавиев?

– Я не за тех и не за этих. Я охраняю и оберегаю этот святой храм, который преторианцы сегодня уничтожат, и все из-за приказа безбожного Вителлия, да накажут его все боги Рима.

– Значит, ты за Флавиев. Мы благородные люди…

– Благородные? Я слышал, как ты ругал своего дядю. Я хотел было всем вам помочь, но незаметно многих не проведешь, да и места тут мало, лишь одного мог и волею богов попал на тебя. Хотя лучше бы я спас Сабина.

– Почему лучше? – холодно спросил Домициан.

– Он же воин, храбрец и достойно умрет. Ты же похож на плачущую девочку, потерявшуюся и молящую о пощаде.

– Осторожно с высказываниями, старик.

– Ты не в том положении, юноша, чтобы угрожать.

– Однажды я стану императором, и от моего хорошего или плохого мнения о тебе будет зависеть твоя жизнь.

– А ты для начала стань им… Да и я могу не дожить до этого. Но если ты станешь императором и придешь сюда, то я первым поцелую твою руку и выскажу все почести.

– Надеюсь, ты доживешь до этого времени.

– Зачем?

– Затем, чтобы ты понял, что сделал правильный выбор. Я стану таким императором, что обо мне будут слагать легенды в веках. Я буду императором-созидателем, а не разрушителем. И суд мой будет честный и справедливый абсолютно ко всем, и неважно, кто передо мной, будь то раб или родственник.

– Я знаю, каким ты будешь!

– Откуда?

– Потом скажу. Еще не время. Но я знаю все! Мне все предрекли. И ты не будешь таким, как говоришь сейчас. Точно не будешь, хотя и попытаешься.

Домициан обиженно повернулся на другую сторону, спиной к стражнику.

Вителлий еще до рассвета вернулся во дворец и принялся за трапезу, наблюдая с балкона, как все еще полыхает храм Юпитера Капитолийского. С восходом солнца до него дошло наконец, что он натворил, и ринулся исправлять ситуацию. Пытался даже перевалить вину на других. Он созвал совет, где предлагал консулам, сенаторам, советникам и помощникам взять вину о поджоге храма и гибель префекта на себя. Но ни один из совета, естественно, не захотел этого делать. А в сенат внес предложение отправить послов и даже весталок для переговоров с Веспасианом.

С рассветом возле разрушенного храма собралось много жрецов различных богов, которые молились и оплакивали святыню. Страж, порывшись в спасенных из храма вещах, нашел одеяние служителя Исиды⁵² и, разбудив Домициана, который спал как младенец, несмотря на угрозу, дал ему надеть его.

– Снимай тунику и надевай на голое тело. Только так тебе поверят, что ты не патриций.

– А есть другие одежды? Мне не нравится, как я выгляжу в них. – Разглядывал себя Флавий.

– Выбирать не приходится. Тебе надо незаметно выйти, а не привлекать внимание. Главное, голову накрой и иди гордо, но в глаза никому не смотри.

– А как твое имя? Хотя нет, не говори. Я не хочу знать. Иначе это имя будет ассоциироваться у меня с вечной опасностью. Прощай. Может, и увидимся когда-нибудь. Во всяком случае я тебя не забуду никогда и свою награду ты рано или поздно получишь.

– Фортуна тебе в помощь, Флавий.

Домициан, выйдя из жилища стража, тут же примкнул к жрецам Исиды. Те даже не обратили на него внимания – настолько были заняты увиденным. Он повторял движения за ними, поднимая руки к небу и молясь, но косо поглядывая на преторианцев, снующих взад и вперед, выискивая подозрительных лиц. Наконец, когда траурные церемонии закончились, жрецы стали расходиться, и никто из здесь присутствующих даже не посмел их проверять.

Оказавшись вдали от Капитолия, Домициан сам брел улицами Рима, плотно укутавшись и огибая каждого прохожего. Ноги у него дрожали, тело охватил озноб, то ли от испуга всеобщего, то ли заболел, но он шел к цели, несмотря ни на что. А улицы были в крови. Трупы так и лежали на дорогах, никто даже не думал их убирать и сжигать. Все переступали через них и шли дальше. Если это лежал патриций, то его обыскивали в надежде найти пару денариев. На Флавия некоторые обращали внимание, но думали, что это лишь запаниковавший жрец Исиды не знает, куда себя деть. Городские когорты⁵³ должны были поддерживать порядок, но они лишь создавали видимость работы. Хотя двое из них, завидев Домициана, прокричали:

– Эй, ты, в одеянии жреца, стоять!

Флавий хотел было убежать, но ноги продолжали трястись, и он понял, что надолго бега его не хватит.

– Да, слушаю? – надменно спросил Домициан, разворачиваясь.

– Ты посмотри, какое высокомерие у него! – сказал один милес другому.

– Надо бы проучить юнца, – произнес другой.

– Может, розгами его?!

– Да как вы смеете останавливать жреца Исиды? – возмутился Флавий.

– А может, ты не жрец?! Может, ты беглый наглый раб, выдающий себя за жреца?

– Вы глупцы! Разве я похож на раба? – разозлился Домициан и перестал контролировать себя. – Знайте свое место, милесы, иначе я ваши имена передам Верховному понтифику, нашему славному императору Вителлию, и что он тогда сделает с вами?

Но один из милес дал пощечину Домициану, и тот упал на землю, схватившись за щеку.

– Ты посмотри на него, – расхохотался милес, – уже не такой наглый.

– Если мы тебя убьем, то уже никому и жаловаться не сможешь, юнец, – сказал другой.

– Он такой тощий, что ветром унесет скоро. Не кормили его, видать. Или действительно раб? Надо проверить, снимем одеяния его! Вставай быстро, пока я не вспорол твой живот.

Домициан, дрожа, поднялся. Милесы тут же сорвали одежду с него и стали крутить его в поисках выжженного рабского знака на теле, но ничего, естественно, не нашли.

– Ну, не раб точно, – с горечью произнес милес.

– Тогда ладно, отпустим его, но без всяких одеяний, – выговорил второй. – Иди куда шел, но голым! – и они с хохотом ушли.

Флавий, прикрывшись, подбежал к трупу и решил стащить с него тунику. Люди же, проходившие мимо, делали вид, что ничего не видят и не хотят знать. Но брезгливость Домициана его переборола, и он не стал надевать грязную вещь. Лишь пройдя несколько кварталов, обнаружил тогу на теле патриция и, ею обмотавшись, уже буквально что есть мочи побежал на Эсквилин.

Эсквилинский холм – один из семи холмов Рима и второй по древности после Палатина – находился между Целием и Виминалом. Именно там расположилась вилла Нервы, в двери которой постучал Флавий.

Раб проводил его в атрий⁵⁴ к хозяину.

– О боги, Домициан! Я так переживал, ведь дал обещание Веспасиану, моему самому лучшему другу, оберегать тебя и защищать. – Нерва обнял и поцеловал Флавия в губы.

– Значит, я тебя интересую только потому, что ты дал обещание моему отцу?

– Не придирайся к словам, Доми! Как добрался сюда? Я слышал насчет Сабина. Мне жаль. Впрочем, иди помойся, а вопросы потом. Тебе велеть приготовить кальдарий или тепидарий?

– Тепидарий!

Как только тепидарий был готов, Флавий стал париться, затем помылся в бассейне и снова начал расслабляться паром, когда к нему пожаловал Нерва. Он обнял и стал ласкать Домициана, но тот отпрянул.

– Почему? – обиделся Нерва. – Ты больше не хочешь, чтобы мы были любовниками?

– Не сейчас… неудачное время ты выбрал.

– Мне так твоих ласк не хватает.

– Ласки будут, когда я окажусь в безопасности.

– Ты у меня и так в безопасности, как дома.

– Да я знаю, я имел в виду в общем. По дороге сюда меня чуть не убили. Надругались и отпустили. Надеюсь, они выживут, потому что я лично их найду и оскоплю.

– Кто это были?

– Да из городской когорты.

– Забудь, ты уже не найдешь их. Смотри только вперед.

– Нет, я найду их. Ты же знаешь, я человек принципиальный.

– Как скажешь, тебе решать. Так расскажешь, что произошло?

Домициан подробно все рассказал, а кое-где и приукрасил, лишь упустив те моменты, где он вел себя неподобающе.

– Все позади! – сочувственно произнес Нерва. – Я считаю, что после этого дни Вителлия сочтены. Здесь Прим под Римом со своими легионами, а у императора уже началась агония. Вот увидишь.

– Я очень голоден.

– Конечно, сейчас приготовят твои любимые блюда.

И Домициан закрыл глаза, попытавшись расслабиться.

Император Вителлий на следующий день ждал уже любых известий, когда один из стражников донес, что легионы Антония Прима прорвали оборону, состоящую из преторианцев и плебса, и вторглись в Рим.

Авл тут же решил перебраться на родовую виллу на Авентине, а оттуда бежать к брату, у которого еще оставались силы для продолжения войны. Но кто-то пустил слух по городу, что легионы Прима разбиты и Рим спасен, поэтому император со спокойной совестью вернулся во дворец, который уже пустовал. Ни стражи, ни рабов, ни единого человека в нем не осталось.

Но в это же самое время сюда ворвались легионеры Антония. Вителлий, завидев их, надел на себя пояс, набитый золотом, спрятался в кубикуле стражи и подпер дверь кроватью и скамном.

Тем не менее, рыская в каждом углу, легионеры довольно быстро нашли Авла, выломав двери.

– Ты император? – спросил его милес.

– Да вы что, славные мои храбрецы? Я раб, который хотел забрать свои вещи, но не успел.

– Что-то ты слишком толстый для раба, или ты евнух?

– Евнух, самый настоящий евнух.

– Где император?

– Ох, эта трусливая собака сбежала еще вчера.

– А что у тебя есть ценного? Что в поясе?

– А давайте так сделаем: я вам отдаю мое золото, а вы меня отпускаете, пока не пришли остальные и просто так меня не убили. Идет, дорогие мои?

– Давай сюда все золото, жирная свинья, а там мы уже решим, отпускать тебя или передать нашему военачальнику.

Как только он стал снимать пояс, в помещении появился лично Антоний Прим, тридцатитрехлетний настоящий римский воин, как его называли легионеры.

– Что вы делаете? – поинтересовался у милес Антоний.

– Раб нам отдает золото.

– Это не раб, глупцы, это же сам Вителлий. Жирный и высокий, с вечно красной мордой пьяницы. Такого ни с кем не спутаешь.

– Нет, я не Вителлий, поверьте мне, я двойник Цезаря. Иногда я подменял его на праздниках, клянусь… – начал было оправдываться император.

– Знаешь, Авл, я мечтал встретить тебя живым, отомстить за истинного императора Отона, которого ты погубил. Но я не верил, что такое может случиться, и вот ты передо мной. Теперь-то я могу делать все, что пожелаю.

– Прошу вас, умоляю, не трогайте меня. Я знаю такую тайну, которую должен передать лично нашему всеми любимому божественнейшему императору Веспасиану. Он вас не простит, если узнает, что вы не послушались меня. Прошу, я требую суда, я законный император. Дождитесь голосования сената, только он вправе решать мою судьбу. Нельзя убивать повелителя, это большой грех. У меня есть права. Мы же цивилизованные римляне. Пример для всех народов. У нас же существует верховенство закона. Или вы забыли о римском праве⁵⁵?

– А как сжигать людей в храме Юпитера – это можно? Выбивать членов рода Флавиев – это тоже можно? Утопить всех в крови, начиная с законного императора Отона, и это тоже можно? Ты вверг нашу империю в хаос постоянных гражданских войн, посылал на смерть десятки тысяч наших легионеров, а сам жировал. Это также можно?

– Прошу вас, лучше посадите меня в темницу, – и он разрыдался, как ребенок, упав на колени.

Но его никто не слушал, и сразу же, накинувшись, стали избивать. Больше всего упивался побоями Прим. Вителлий закрывался от ударов и пытался уползти, неустанно умоляя о пощаде. Перестали избивать лишь тогда, когда он захлебывался кровью из-за разбитого лица.

Завязав сзади руки и накинув на шею веревку, в порванной тунике, полуголого, его поволокли на Гемониеву террасу⁵⁶, которая вела от Капитолия мимо Мамертинской темницы к Большому Форуму.

По всей Священной дороге пока императора вели, народ осыпал его оскорблениями и проклятьями. Плевались, бросали в него камни, грязь и навоз. Глумились над внешностью: обжора, “распутница” и поджигатель – это лишь малое, что ему говорили. За волосы ему оттянули голову назад, как всем преступникам, под подбородок подставили острие кинжала, чтобы он не мог опустить лицо и всем было его видно. Успокоились лишь на Гемониевой террасе – ступенях, на которых осуществлялись публичные казни и выставлялись напоказ тела казненных преступников. Оттуда Вителлий ко всем обратился:

– Как вы можете? Где же ваша совесть? Еще вчера вы меня боготворили и превозносили, не давали отречься от власти, а теперь жаждете моей крови? Ведь я же был вашим императором и делал все во благо вам!

Но плебс и милесы стали бить его чем попало, пока он не потерял сознание. Но и это их не остановило. Голову Вителлию отрубили, и каждый желал понести ее по городу, а тело крюками стащили в Тибр.

Нерва ворвался в кубикулу, где на софе возлежал Домициан, смакуя вино.

– Все, победа! – прокричал счастливый Марк.

– Что? Где? Как? – поразился Домициан.

– Вителлия только что растерзала толпа плебеев!

– Не может быть! Очередные слухи, я не верю.

– Да точно, мои шпионы никогда не врут. Они лично видели, а кое-кто даже поучаствовал в умерщвлении.

– О боги, хвала вам! – Домициан вскочил, обнял и поцеловал друга.

– Одевайся, ты должен встретить Антония Прима, а он обязан оказать тебе почести, как сыну императора.

– Да, да, точно, мне нужна туника и тога, белоснежные… нет, пурпурные.

– Хорошо, что я сенатор и у меня есть много пурпурных тог.

Домициан, облачившись, вместе с Нервой и охранниками отправились на Большой Форум, где и находился Антоний Прим, но не один, а с только что прибывшим Лицинием Муцианом.

– Так ты и есть Домициан? – поздоровался с ним Муциан.

– Да, он самый.

– Твой отец много рассказывал о тебе.

– В этом я сомневаюсь.

– Как бы там ни было, я уполномочен вести все дела от лица императора Веспасиана до его прибытия в Рим.

– Разве не я должен быть этим лицом?! Хотя кого я обманываю… Если честно, я совсем не удивлен. Что же, посмотрим… Я как-никак его сын.

– Слушайте все и не говорите, что не слышали! – закричал во все горло Лициний, обращаясь к гражданам. – Властью, данной мне божественнейшим императором Веспасианом, провозглашаю Домициана Флавия Цезарем, как сына императора Рима! – Плебеи завопили не то от радости, не от горя. – А преторианцы с удовольствием препроводят его на родовую виллу на Авентине.

Все, кто знал Муциана, понимали, что это был больше сарказм в сторону оставшихся преторианцев, которые не успели погибнуть или дезертировать. Они лишь грустно посмотрели на Лициния и приготовились исполнять приказ.

– А ничего, что этот титул должен официально мне дать сенат на внеочередном заседании? – поинтересовался Домициан у Муциана.

– Ой, я тебе прошу, кому какое дело здесь?! Зато как звучало мощно.

– М-да… понятно, – все, что смог выдавить из себя Флавий, и покинул форум.

А на следующий день, 21 декабря, Муциан бесцеремонно вторгся на внеочередное заседание сената, как на рынок за покупкой дешевого масла, и, развалившись на кафедре, чавкая яблоком, хамски за всех объявил:

– Значит, так, пожилые буквоеды-законодатели, Веспасиан – отныне император Римской империи! Вот же холера… До сих пор не могу поверить, старый крестьянин сделал это, победил, стал повелителем мира, будь я проклят молнией из зада! Вопросы?

Не зря же сенаторы просто рыдали от счастья и устраивали пиры, когда Веспасиан в октябре 70 года, спустя десять месяцев после смены власти, въехал в Рим и Муциан сложил с себя полномочия легата Августа⁵⁷».

***

– …это и был конец гражданской войны, – завершил рассказ Марий.

Все присутствующие несколько минут аплодировали.

– Очень трудно вспоминать, – первый заговорил Сабин-младший.

– Позволь спросить, – поинтересовался страж храма у него, – как ты спасся с детьми?

– На тот момент два выхода были свободны, мы без труда вышли и присоединились к бунтующим с другой стороны.

– Ты не видел, как убивали твоего отца и мать?

– Нет, конечно, не видел, иначе попытался бы спасти.

– Так же, как ты пытался спасти своего старшего сына, когда его казнили в прошлом году?

– Ты забываешься, старик, мы тебе не друзья и даже не ровня!

– Я прошу простить пожилого и слабо соображающего человека. – Поклонился Марий. – Мой разум не поспевает за языком.

– Следи за ними, иначе обоих лишишься. Мой сын, к сожалению, был уличен в коррупции, и наш божественнейший император принял правильное решение. Я бы так же поступил, будь я императором. Перед законом ведь все равны.

– Утешай себя и дальше так, проклиная имя императора каждый вечер, попивая вино!

– Да как ты смеешь? – Вскочил Сабин-младший. – Принесите мне гладиус, быстро! – обратился он к преторианцам.

– Сядь, Сабин! – приказал Домициан. – Быстро, мы сказали!

Тот подчинился, но не успокоился.

– Позволь спросить, повелитель, а ты наказал тех двоих из городской когорты, который содрали с тебя одеяние жреца Исиды? – продолжил страж храма.

– Да, мы их отыскали потом в казарме. Мы их лично оскопили и оставили умирать, привязанных к столбу.

– Я это знал.

– Откуда?

– Мне все предсказали.

– Все тот же оракул?

– Да. Я все про тебя знаю.

– И что же именно?

Обстановка за столом настолько накалилась, что если бы пролетел комар, то все бы его услышали.

– Я же знаю, для чего ты меня позвал, повелитель.

– В самом деле?

– О да. Ты же не простил тех слов, которые я говорил наедине, пока ты укрывался у меня.

– Ты о том, что лучше бы выжил наш дядя-префект? Ты и сейчас так думаешь?

– Да. По крайней мере, сейчас был бы жив старший сын Сабина-младшего, да и император Тит тоже.

– Наш божественнейший брат Тит умер из-за того, что узнал о гибели своего законного сына и возлюбленной в Иерусалиме, опечалился и далее не захотел жить, – абсолютно спокойно проговорил Домициан. – К тому же сказалась его травма головы, которую он получил еще в Египте. Это все, безусловно, ускорило кончину.

Все за столом не сводили взгляд с императора, который, казалось, рассуждал о погоде.

– Видать, ты сам это себе внушил и поверил!

– Повелитель! – вмешался Фуск. – Позволь уже отрубить ему голову! Я не могу слушать, как порочат твое имя и имя императора Тита.

Домициан лишь поднял руку, чтобы префект преторианцев замолк.

– Уже отрубить ему голову! – повторил Марий. – Вот для чего я здесь – чтобы убить меня за трапезой. Это мне тоже предсказали. Я ведь знал, поэтому подошел в храме к тебе и поцеловал руку. Все как и должно было быть. А я ведь вначале попытался изменить это предсказание. Наивный, надеялся обмануть судьбу. Я первым делом подошел к префекту Рима Сабину и предложил ему спастись… Я предложил помочь ему спрятаться у меня… Но он сказал, что Вителлий не покинет храм, пока не найдет его, и он не будет рисковать больше ничьими жизнями… Хотел, чтобы я спас его супругу, но и она отказалась его покидать… Тогда он попросил меня спасти Домициана. Я ушел от него и напоролся на тебя… и спас кровавого тирана, который ввергнет в хаос всю нашу империю… утопит в крови Рим… Но кто я такой, чтобы противиться богам? Это ведь кара за храм Юпитера, за разврат женщин с женщинами и мужчин с мужчинами… за растление детей и совокупление с животными… Рим должен очиститься, и поверь мне… после такого коварного лгуна, трусливой плачущей девочки, ничтожества, неуверенного в себе деспота с кучей комплексов, которого просто недолюбили в детстве, наступит эра мира, справедливости и спокойствия.

Император молча встал и пошел в угол триклинии, где лежал лук со стрелами.

– Ты же почему моего имени не хотел узнать? – не успокаивался страж храма. – Чтобы убить меня и больше никогда не вспоминать. А еще предлагал мне защиту, жить здесь и обеспечить всем, чем только можно. Как же ты жалок, второй Нерон.

– Знаешь, в чем ты ошибся? – спросил император, вставляя стрелу в лук и натягивая тетиву.

– В чем же? – спросил невозмутимый Марий.

– Я тебя решил убить не из-за тех слов, которые ты мне сказал в ту ночь. В конце концов, это можно было простить, ведь ты спас меня.

– О, ты уже опять начал говорить о себе в единственном числе?! Начинаешь исправляться, видимо.

– Я решил тебя убить потому, что ты всем все про меня рассказываешь. Мне не нужны свидетели тех событий. Император должен быть чист как весталка. А моя роль станет основой для рассказа о собственном героизме.

– Плохое сравнение, «Нерон» Домициан. Большая часть весталок далеко не девственницы.

– Все, довольно! – Император выстрелил из лука, и стрела угодила прямо в левый глаз Мария. Тот кувыркнулся через голову и, упав на мраморный пол, залил все кровью. – Жаль, – высказался Цезарь, спокойно кладя на место лук. – Мы так хотели ему сделать сюрприз. А он уже знал. Единственное, что он ценное сказал, это тот оракул по имени Асклетарион. Корнелий! – обратился он. – Найди нам его во что бы то ни стало живым. Он многое знает, а это очень плохо.

– Как прикажешь, повелитель.

– Ну а остальные свободны! Благодарю за прекрасный вечер! – произнес император и спешно покинул триклиний.