Kitabı oku: «История политико-правовых учений: авторский лекционный курс», sayfa 10
12.2. Консерватизм
Второй идеологией в нашем рассмотрении, хронологически, однако, одновременной либерализму, является консерватизм. Прежде всего: консерватизм, в отличие от либерализма, не представляет собой цельную концепцию, но является изначально широким направлением, к которому относятся многие и сильно варьирующиеся учения и позиции. Именно поэтому на уровне своей общей концепции консерватизм представляется в виде довольно несложной идеи. Итак, что такое консерватизм?
Консерватизм – идеология, онтологически базирующаяся на платонизме, утверждающая изначальное неравенство людей в обществе или в человечестве в целом и постулирующее иерархическое общественное устройство. Обратим внимание, смысл «консервации», т.е. сохранения устоев в неизменном виде, не является определяющим консерватизм моментом. Определяющий момент и центральная идея всех учений, являющихся в истории консервативными, это принцип иерархии. Упрощенно говоря, консерватизм это иерархия.
Иерархия означает неравенство людей (можно сказать, что консерватизм представляет собой развитие идеи справедливости как воздаяния – в противоположность идее равного естественного права), выраженное в распределении их по группам внутри того или иного множества (чаще всего общества внутри государства). Неравенство подразумевает деление людей по каким-то критериям. В этих критериях и заключается главное, на уровне чего в консерватизме изначально возникают различные разветвления.
Философской основой консерватизма является, конечно же, учение Платона. И в собственно политико-правовом аспекте, и, по неразрывной связи политического учения Платона с его онтологией, на онтологическом уровне (политический мир есть отражение мира идей). Напомним, что в учении Платона люди делятся по типам души, вследствие чего постулируется сословное государство. Эта схема, без учета особенностей учения Платона (у которого, строго говоря, сословия не образуют социальную иерархию), является в консерватизме образцом. Именно сословный принцип выступает в качестве идеала государственного устройства в базовых версиях консерватизма.
Точкой отсчета консерватизма считается книга английского политического деятеля Эдмунда Берка (конец 18 в.) «Размышления о революции во Франции», где он подверг критике Великую Французскую революцию. Строгой научной теории у Берка нет, он осуждает, просто как современник и наблюдатель, события революции и негативно оценивает ее перспективы, апеллируя к ценности старого устройства, разрушенного французской революцией. Собственно на этом уровне и возникает сам термин «консерватизм», который в контексте Берка означает не более чем призыв к сохранению старого, т.е. сословного устройства.
Наследственно-сословное (но не платоновское на самом деле) устройство на монархической основе – исходный государственный идеал большинства консервативных учений. Монархизм в консерватизме обусловлен в таких случаях исторически, попросту говоря тем, что консерватизм возникает на переломе христианской западной цивилизации как реакция, направленная на историческое прошлое, которым были в этой цивилизации монотеистические монархии.
От консерватизма следует отличать часто отождествляемый с ним традиционализм. Традиционализм это внутренний принцип в консерватизме, образующий его наиболее простую, скажем так, базовую версию. Это принцип следования традициям, безотносительно каких-то теоретических моделей и правовых идей, которые могут различаться или отсутствовать. К традиционализму относится, пожалуй, большая часть консервативных учений и взглядов, но не все консервативные учения – т.е. консерватизм шире, чем традиционализм. Когда в самом простом случае консерватизм сводится к традиционному сословному делению, без теоретических объяснений того, почему это правильно, а просто потому что «так было раньше», как, по сути, у Берка – это чистый традиционализм.
Более сложные варианты традиционалистского направления развивают католические деятели Жозеф де Местр и Луи де Бональд (первая половина 19 в.). Они усматривают, особенно де Местр, мистические и, в частности, провиденциальные (божественные) основания в иерархическом сословном устройстве. Несмотря на институциональную принадлежность к христианской традиции, которая в целом, как мы знаем, продолжала естественно-правовую концепцию, де Местр отрицает естественное право. В рамках консервативной идеологии это действительно закономерно, поскольку консерватизм постулирует неравенство, а естественное право, как право равное у всех людей, этому противоречит. Начиная с де Местра, отрицание естественного права является общим принципом консерватизма, причем не только в традиционалистских версиях.
Мистическая линия в традиционалистском консерватизме пересекается с оккультными учениями и обществами (возникшими еще в древности и продолжившимися в христианской цивилизации), которые активно действовали в западных странах в 19 в. Мы не будем рассматривать эту линию в нашем курсе, заметим только, что в трактовке права и государства как естественно-исторических (а не рациональных) факторов она отчасти пересекается с исторической школой права. Более значимыми, теоретически и особенно исторически, являются внетрадиционалистские версии консерватизма. К ним относятся расизм, нацизм и фашизм.
Расизм это консервативная теория, утверждающая неравенство людей на уровне человеческой природы. Основоположником темы расизма в культуре Нового времени считается французский писатель и публицист-культуролог Жозеф Артюр де Гобино (середина 19 в), утверждавший отсутствие единого происхождения и неоднородность человеческого рода, т.е. его изначальное деление на генетически разные группы – расы.
В научно-идеологический дискурс расизм вводится австрийским социологом и юристом Людвигом Гумпловичем (вторая половина 19 в.), но в существенно ином, чем у Гобино, смысле. У Гумпловича раса это не генетический, но поведенческий и политический фактор, определяемый не внешне и физически, но психологически и социально – как категория «сильнейших». Эта категория, понимаемая на уровне человеческой природы как раса, выделяется в генезисе любого общества: «сильнейшие» объединяются друг с другом для противостояния внешним подобным себе противникам, и образуют политическую сущность, становящуюся далее государством. Государство это естественно-исторически возникающая организация господства, обеспечивающая иерархический порядок, соответствующий господствующей группе. Заметим, что речь идет у Гумпловича об одной расе, в отношении к которой все остальные определяются по остаточному принципу. Поэтому иерархия в консерватизме Гумпловича заключается в одном лишь господстве – это подчинение «сильнейшими» всех остальных.
Примечательно, что социально-иерархический расизм Гумпловича соединяется с либеральным социал-дарвинизмом Спенсера. И там, и там речь идет о делении и фактическом отборе людей. Даже критерии этого отбора по сути совпадают – «успешность» и «сильность» практически одно и то же. Добавим, что идеологическим подспорьем для деления людей, придающим ему не менее чем священный статус, является, как ни удивительно, кальвинистское направление в простестантской христианской конфессии, согласно которому жизненный успех предопределяется Провидением (богом), т.е. приравнивается к божественной благодати. Успешны (сильны) те, кому дана благодать, а не успешны – кому не дана. Право на иерархически высший статус – т.е. господство – санкционируется в этой удивительной трактовке самим богом.
Нацизм и фашизм это уровни в развитии идеи расизма в сторону радикализма и экстремизма. Логика в том, что расизм, нацизм и фашизм это уровни одной идеи в направлении усиления ее смысла. Расизм – исходный уровень, нацизм – крайний, фашизм – предельно крайний. Путаница в отношении этих уровней распространена примерно так же, как по поводу либерализма и республиканства, и именно поэтому мы считаем важным разобраться с ними в рамках курса, чтобы понимать эти явления, не смешивая их друг с другом.
Нацизм это продолжение расизма на этническом и национальном уровне. Нацизм это консервативная позиция, утверждающая неравенство народов на естественной основе и на уровне базовых прав: естественно-историческое и политическое превосходство какого-то народа / народов (самой национальной или этнической принадлежности) над другими или дискриминацию какого-то народа / народов. По логике это то же самое, что и расизм, но с применением более отчетливого и поэтому более важного признака, которым является национальная принадлежность (либо этническая) вместо расовой. Если в расизме речь идет о высших и низших людях внутри человечества в целом, что является несколько абстрактной идеей, лишь в некоторых случаях означающей реальное разделение и дискриминацию, то в нацизме эта логика имеет более конкретное и от этого более широкое действие, она применяется к конкретным народам – в соотношениях между народами разных государств или в соотношениях между группами внутри одного государства. Это имеет более политически дифференцированный, т.е. более определенный и жесткий смысл.
Нацизм часто смешивается с национализмом (даже на уровне официальных текстов), хотя эти понятия следует различать. Национализм это утверждение национальной идентичности, которое не означает политическую иерархию между народами, превосходство и правовую дискриминацию, и вообще не является конкретной идеологией с онтологической основой, но есть историческое явление. Можно сказать, что именно тогда, когда национальная идентичность и самоопределение, образующие естественное историческое явление и процесс, перерождаются в идеологически обосновываемое утверждение «низшего» статуса какого-то народа и требование его дискриминации, национализм трансформируется в нацизм – для различения чего, как разных случаев, а не одного и того же, и существуют эти термины, не являющиеся синонимами.
Фашизм образует последнюю, вслед за нацизмом, предельно крайнюю ступень идеи политической иерархии. Фашизм это идеологическая позиция, утверждающая неравенство народов или других групп по естественному признаку и политическую необходимость уничтожения «низших» народов или групп. Если нацизм постулирует неравенство и требует господства «высших» наций над «низшими» в рамках общей консервативной идеи иерархии (такое господство в мировом масштабе называется империализмом), то фашизм прямо заявляет о физическом уничтожении «низших» как о политической цели, которая обычно связывается с идеей освобождения естественных ресурсов для «высших». Последний момент по поводу ресурсов является характернейшим признаком фашизма, по которому его ни с чем нельзя спутать. Как только вы слышите про «ограниченность ресурсов» на Земле, про «перенаселение» и обеспокоенность тем, что «всем не хватит», в чем подразумевается сокращение населения Земли, т.е. ни что иное как уничтожение людей в той или иной форме – можно не сомневаться, это фашизм.
12.3. Коммунизм (марксизм)
Третьей идеологией является коммунизм (марксизм). Теоретическим ядром коммунистической идеологии, которому она даже синонимична на уровне названий (хотя не на 100% тождественна ему в целом), является марксизм. Марксизм это авторская политико-правовая теория, создателями которой являются немецкие философы Карл Маркс и Фридрих Энгельс (вторая половина 19 в.).
Коммунизм (марксизм) – идеологическая концепция, имеющая диалектическую онтологическую основу, утверждающая изначальное равенство всех людей и постулирующая необходимость построения внеклассового общества с абсолютным приоритетом общего блага (коммунизм).
Коммунистическую концепцию, как и марксизм в отдельности, следует понимать, в первую очередь, как учение о коммунизме – это главная идея, вследствие чего термин «коммунизм», обозначающий историческую цель, постулируемую марксизмом, стал обозначением образуемой им идеологии и даже синонимом самого марксизма в большинстве случаев. Что такое коммунизм? Чтобы ответить на этот вопрос, требуется разобраться в предшествующих ему, весьма необычных (даже удивительных) идеях. Эти идеи выработаны в социалистическом направлении (в учениях А. де Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна – начало 19 в.), на котором базируется марксизм. Первой и по-настоящему главной идеей в этом направлении (не отражаемой термином «социализм»), является прогрессизм. Это начальная идея в направлении понимания коммунизма.
Прогрессизм это постулат прогресса как главного явления в истории человечества. Что такое прогресс? Это не научно-техническое явление, как зачастую понимается в сильно зауженном смысле. Прогресс это целенаправленный рост общего блага. Ключевым в этом определении является целенаправленность. Это означает, что прогресс это не какой-то бесконечный процесс, вроде закона природы, но у него есть конечная цель. Этой целью, согласно общей идее прогрессистских социалистических учений, является такое состояние, при котором общее благо не требуется распределять. Это, на самом деле, настолько удивительно, что нужно эту идею отдельно пояснить.
Когда в самом начале курса мы говорили об идее справедливости, с которой начинается теоретический генезис правовых идей, речь шла о необходимости распределения возможностей, образуемых общим благом. Так вот, поставим теперь следующий вопрос – а почему в принципе общее благо (точнее, образуемые им возможности) приходится распределять? Ответ в следующем: потому что оно ограничено. Если общее благо ограничено, то образуемые им возможности, когда речь идет об его применении непосредственно для нужд людей, конечно же, приходится распределять – для этого и нужна справедливость, как мера распределения. А теперь представим общее благо в таком мощном виде (технически, экономически), что образуемые им возможности становятся заведомо избыточными – их с избытком хватит на всех членов общества безотносительно критериев распределения. Так вот, в этом случае распределение становится не нужным.
Используем следующую простенькую иллюстрацию. Допустим, у нас есть упаковка шоколада на группу студентов. И мы даем каждому по шоколадке (например, в качестве поощрения за решенную задачу). Мы не можем сказать, «берите каждый, сколько хотите», потому что тогда кому-то может не хватить. А теперь представьте, что у нас вагон шоколада. Нужно ли будет использовать какой-то критерий для раздачи шоколадок? Конечно, нет. Мы скажем, ребята, вот шоколад, берите, не вредя здоровью, каждый сколько хочет – а задачи решайте, думая только об истине, а не о наградах. Такая же логика у цели прогресса.
Итак, целевое состояние общего блага, согласно социалистическому прогрессизму, это его сверхдостаточная, избыточная мощность. А социальным следствием этой сверхмощности является ненужность распределения возможностей, им образуемых. И здесь нужны два важных пояснения.
Во-первых, что такое прогрессистская «сверхмощность» общего блага, как это представить? У человека, впервые встретившегося с этой идеей, может возникнуть недоумение и впечатление чего-то фантастического и несерьезного. Это действительно кажется фантастикой, но на самом деле, если проследить, здесь имеет место последовательно выводимая рациональная идея. Даже на техническом уровне начала 19 в. стало очевидно, что применение научно-технических открытий в экономике в принципе приводит к взрывному росту возможностей удовлетворения различных потребностей. Значит, если провести линию вперед (как взять предел функции в математике), то можно увидеть, что закономерным, просто математически логичным результатом прогресса в истории является достаточная и затем сверхдостаточная возможность удовлетворения потребностей. Это, на самом деле, настолько простая и очевидная мысль, несмотря на ее непривычность (уже непривычность для людей 21-го в., увы), что становится поистине удивительно. Сверхдостаточность является в этой идее и количественной (заведомо и с избытком для всех людей, как в финальном восклицании героя повести братьев Стругацких), и, что важнее, качественной. Качественность это закономерное в состоявшемся развитии науки открытие сил и законов, применение которых способно открыть беспрецедентные возможности, по сравнению с предыдущим, во всех отраслях деятельности – настолько, что даже затруднительно это заранее описать. Это действительно кажется фантастикой, но является ею, на самом деле, не в большей степени, чем электричество, которое показалось бы людям еще середины 19 в. сказочным чудом.
Второе пояснение – про ненужность распределения возможностей, образуемых общим благом. Это означает ни что иное как ненужность справедливости. Это опять же настолько неожиданно, что требуется повторить: справедливость не нужна. Справедливость, которая была задачей всех философов и по-настоящему достойных правителей – перестает быть нужной в описанном состоянии общего блага. Это прекращение действовавшей во всей истории и казавшейся незыблемой необходимости считать, судить и делить. А далее, из прекращения справедливости как функции, следует еще один колоссальный политический вывод: ненужность и прекращение государства как института. Справедливость это главная политическая задача государства. Раз справедливость не нужна, то и государство, как институт, больше не нужно (можно сказать, что государство сливается с самим обществом и самим общим благом – как в древнегреческих учениях).
Итак, описанное состояние и есть то, что называется коммунизмом. Сведем основные моменты рассмотренного в рамки следующего определения. Коммунизм это технически и организационно высшее, неограниченное по возможностям состояние общего блага, не требующее распределения образуемых им возможностей и исчерпывающе удовлетворяющее все естественные и разумные потребности всех членов общества.
Добавим лексическое замечание. Термин «коммунизм» образован от «общего блага» – bonum commune в латыни (bien commun, common good (commonwealth) – во французском и английском) – и прямо лексически на него указывает в рамках европейских языков, в отличие, к сожалению, от русского языка. Когда по-русски речь идет о коммунизме, обычно берется одна смысловая часть термина (общность, общественность) и подается как полная идея, с умолчанием о том, что имеется ввиду общее благо, а не какая-то абстрактная «общность». Слово «коммунизм» надо читать как общее благо в абсолютной степени, абсолютное общее благо – возведенное в высшую техническую и социальную степень (а вовсе не «общность имущества», как зачастую и грубо ошибочно интерпретируется, на основе некоторых ранних социалистических трактовок).
Мы рассмотрели главное понятие в коммунистической идеологии, изначально общее во всем социалистическом направлении и определяющее цель. Как прийти к коммунизму? Именно это и есть настоящий вопрос марксизма, образующий его внутреннее теоретическое содержание и резко отличающий марксизм от предшествующих социалистических учений, которые, несмотря на определяющую роль в зарождении коммунистической идеологии, на теоретическом уровне остались во многом утопическими – показали цель, но не до конца показали путь.
Политико-экономическая теория марксизма представляет собой экспликацию этого пути, исходя из реально исторической политической и экономической ситуации, попросту говоря, отвечает на вопрос – что делать. Но еще прежде она отвечает на вопрос об устройстве этой ситуации, только на основании чего можно знать, что делать. Это и есть центральный предмет в марксизме: он рассматривает всю политико-правовую и экономическую историю и выводит в ней общий принцип устройства всех когда-либо и где-либо существовавших обществ и государств.
Этот принцип заключается в том, что можно назвать одним словом – собственность. Имеется ввиду частная собственность на средства производства (строгая марксистская терминология). Что это такое? Средства производства это наиболее значимая функциональная часть общего блага, позволяющая его воспроизводить (например, заводы и фабрики). Получается, что имеется ввиду общее благо, находящееся в частной собственности, т.е. принадлежащее и используемое не обществом, которое является субъектом общего блага по его определению – но частному лицу. Вот общий принцип всех существовавших и существующих обществ и политических систем во всей истории. Этот стержневой в истории, незыблемо действующий во всех цивилизациях принцип – главное открытие марксизма.
И далее: принцип собственности на общее благо – парадоксален, логически порочен. Он является искажением сущности общего блага по самому его понятию как блага, создаваемого и используемого только обществом. Тогда как это возможно? Как происходит то, что общее благо становится собственностью, т.е. не общим, а частным? Ответ следующий: посредством обмана и насилия. В генезисе любого общества на определенном этапе одни люди обманом или силой отнимают у остальных (приватизируют) объекты и ресурсы общего блага, лишая их свободного, с целью труда, доступа к нему. Иными словами, марксизм утверждает, что наблюдаемое во всех обществах сосредоточение в руках частных лиц средств производства, т.е. общего блага, устанавливается всегда мошеннически-насильственным путем – т.е. путем несправедливости. Таким образом, принцип всей истории, являющийся логически порочным, оказывается также событийно, т.е. исторически порочным.
Итак, все общества во всей истории живут, руководствуясь – в отношении главного общественного предмета, т.е. общего блага – логически и исторически порочной идеей. Вследствие этого любое исторически существующее общество делится на две части, которые марксизм называет классами. Класс – часть общества, определяемая в отношении средств производства (общего блага) как собственники либо не собственники. Несобственники средств производства это лишенные свободного доступа к средствам производства люди, которые вынуждены обретать этот доступ на условиях произвола собственников. Историческими формами этого произвола являются рабство, феодальная зависимость и найм. Во всех этих формах принципом является то, что работающий несобственник (работник) производит больше, существенно больше того, чем он сам может воспользоваться, а разница между этими величинами присваивается собственником по имеющемуся у него праву (важно: право и государство в марксизме это организационно-силовой инструмент господства класса собственников). Это обстоятельство называется в марксизме эксплуатацией (в более глубоком смысле – отчуждением), в соответствии с чем сами классы называются эксплуататорским и эксплуатируемым.
Главное зло принципа собственности на общее благо заключается не в несправедливости и эксплуатации, и даже не в исходной логической парадоксальности. Главное в том, что собственность на общее благо закономерно и необратимо трансформирует его в частное и приводит к уничтожению. Это происходит следующим образом.
Когда собственники средств производства (эксплуататоры) присваивают часть создаваемого работниками блага, они направляют ее на свои частные потребности. Это означает, что часть (причем в большей части истории бо’льшая часть) результатов использования общего блага идет не на его развитие и удовлетворение общих потребностей, а на частное благо. Сугубо на экономическом уровне, в ответ на запрос со стороны собственников на удовлетворение огромной массы частных потребностей и удовольствий возникает целая индустрия предметов и явлений, не имеющих к общему благу никакого отношения. Это дворцы, яхты, роскошные кареты и автомобили, бриллианты и т.п. Общее благо своими ресурсами, возможностями и, главное, прилагаемым к нему трудом перетекает в частное благо удовольствий – в колоссальные по стоимости, однако бесполезные с его точки зрения предметы, сооружения и услуги, которые специально создаются огромной частью трудящихся, и чему становится подчиненной бо’льшая часть экономики.
Частное благо нельзя использовать как общее, и наоборот. Мы уже говорили (в теме 2) о логической разнице между этими категориями. Частное благо определяется не естественными и разумными нуждами, как общее, а произвольными желаниями и удовольствиями, вследствие чего эти виды блага направлены принципиально в разные стороны. Из яхты или дворца с золотой сантехникой не сделать те несколько школ или больниц, или научных исследований, не на которые, а на яхту или дворец был потрачен труд, которого было бы достаточно для них. С точки зрения общего блага, этот труд и огромные ресурсы просто ушли в песок. Непрерывно и тяжело трудящиеся люди создают не то, что должно увеличивать общее благо, для чего и существует сообща организованный труд по его идее – чтобы делать людей в обществе более сытыми, здоровыми, знающими и свободными – но то, что удовлетворяет в принципе не относящиеся к этим целям произвольные желания. Это не только яхты и дворцы, но и различные мелочи вроде вздорных услуг типа маникюра для собачек и т.п. Все это никого не делает ни здоровее, ни свободнее, не увеличивает общее благо, но впустую растрачивает труд, предназначенный изначально для него. А сам принцип удовлетворения произвольных и случайных интересов и удовольствий становится настолько довлеющим, что выходит за рамки индустрии роскоши и определяет даже производство разумных, нужных вещей, которые становятся перегруженными лишними, вздорными, увеличивающими стоимость свойствами.
Главное же заключается в принципиальной неограниченности произвольных желаний и удовольствий. Дело в том, что общие, т.е. естественные и разумные потребности всегда ограничены, целенаправлены и конечны, а произвольные желания и удовольствия в принципе не ограничены и образуют абсолютно энтропийный вектор – распыление, расточение, растрату. Именно вследствие этого описываемая марксизмом система приводит не просто к дисбалансу, но уничтожению общего блага – оно растрачивается в бесконечности произвольных потребностей и удовольствий представителей господствующего класса, как драгоценная вода, уходящая в песок.
Расточение, истощение и в итоге уничтожение общего блага делает в принципе невозможным его рост и обретение сверхмощного состояния, образующего коммунизм. Прямое, непримиримое противоречие между эксплуататорской системой, основанной на принципе собственности на общее благо, и коммунизмом, постулируемым в марксизме и в коммунистической идеологии в целом – очевидно. Поэтому в качестве задачи марксизмом ставится необходимость демонтажа классовой, эксплуататорской системы. Это означает борьбу с классом эксплуататоров, являющимся главным политическим препятствием для достижения коммунизма. На самом деле, это еще до-марксистская социалистическая идея, где речь шла о непроизводительных классах, существование которых блокирует поддерживаемой ими системой роскоши развитие общего блага в направлении к коммунизму.
Принципиальная несовместимость коммунизма с роскошью порождает распространенную вульгарную трактовку его как общества, где все люди бедные и лишены каждый личной свободы – все ходят строем, одеваются в робы, живут в казармах и т.п. Эта трактовка основана, опять же, на непонимании и путанице категорий общего и частного блага. Разница между общим и частным благом не заключается в том, что общее благо это что-то для общества, а частное «для людей» – это грубая ошибка. Общее благо является общим в том только смысле, что оно определяется общей человеческой природой – физической, разумной и психологической (в диапазоне заведомо известных естественных и культурных вариаций и погрешностей). Эта природа есть в каждом человеке в отдельности. Поэтому когда постулируется и возводится в абсолют общее благо – абсолютизируется благо для каждого человека в отдельности, лично в нем.
Человеческая природа в принципе, в упомянутом диапазоне вариаций и погрешностей – константна. Мы приводили пример в начале курса: никто не съест двадцать булок хлеба в день, не употребит сто литров воды, не обживет двадцать комнат. И когда одному человеку предоставляется комфортное однокомнатное жилье (комната в семье), здоровое питание, здравоохранение, возможность непринудительно трудиться и свободно удовлетворять любые культурные потребности в знаниях и искусстве, и все это в пределах естественных и разумных вариаций, между которыми всегда можно выбирать (например, компот или сок; плавание или велосипед; какую выбрать профессию; Достоевский или Толстой) – такой человек полностью лично свободен. Настоящая разница между общим и частным проходит не между человеком и обществом (как будто при приоритете общего человек обязательно оказывается лично несвободен, в робе и в казарме), а внутри человека – между разумными и естественными потребностями, с одной стороны, и не соответствующими природе, произвольными желаниями и капризами, с другой. Именно последнего рода различные противоречащие природе и разуму потребности (налить в бассейн шампанского и купаться) и невозможны в коммунизме – вот в чем дело. Т.е. дело не в бедности и личной несвободе, а в абсолютном приоритете логически общих, т.е. естественных и разумных потребностей над психологически неестественными и сугубо произвольными.
Приведем такой пример. Грубо, очень упрощенно говоря, в коммунизме ни у кого не может быть «роллс-ройсов» и бриллиантов. Сам базовый принцип коммунизма делает эти неестественные вещи и потребности принципиально ненужными. Люди здоровы физически и нравственно, владеют знаниями и возможностями (перемещения в пространстве, в частности), по сравнению с которыми «роллс-ройсы» покажутся первобытной палкой, и поэтому для них просто смешными (и грустными) будут эти «статусные» вещи. Это не просто пример, это теоретически, на уровне понимания важный момент. Если люди нацелены на «роллс-ройсы» и «статусы» (условные атрибуты превосходства над другими людьми), на частные блага удовольствий и прихотей, а не на общее благо природы и разума – коммунизм невозможен.
Слегка дополним и суммируем произведенное нами рассмотрение идеологических концепций упрощенной, но методологически полезной схемой. Если очень кратко сопоставить все три идеологии, то можно воспользоваться в качестве критериев следующими позициями: равенство / неравенство; общее благо / частное благо. По этим позициям либерализм, консерватизм (в рамках его общей идеи) и коммунизм соотносятся следующим образом:
1) либерализм: равенство (в рамках позитивного права) + частное благо;
2) консерватизм: неравенство + общее благо;
