Kitabı oku: «Иная. Выбор», sayfa 2
Карим Шульц
Не выдержал, признаю. Уже столько времени прошло, а она видит во мне только друга. Тимур тоже друг, но с ним она ведет себя иначе: взбирается на колени, прижимается к груди, обнимает, что-то шепчет на ухо. К нему я не ревную, но откровенно завидую.
А вот Святослав вызывает недоумение и злость. Я даже несколько раз зубы сжимал, чтобы не сорваться и не съездить по бледной физиономии. Он так смотрит на малышку, будто она уже принадлежит ему и априори никому другому принадлежать не может. Но он же хейт, ромбоид меня побери! Очень умный хейт к тому же! Он не может не понимать, что Виталина никогда не станет его девушкой!
– До завтра, – дрожа от холода, произнесла малышка и попыталась улыбнуться.
– Хочешь, помогу тебе согреться? – слова сами сорвались с губ, а я еле сдержался, чтобы не схватить ее в охапку и не усадить к себе на колени так, как это час назад делал Тимур.
Знаю, глупо, но в этот момент мне до нервного тика захотелось почувствовать, что Виталина доверяет мне так же, как своему другу детства. Что любит меня так же, как его. Пусть всего лишь как друга, но все же.
– Карим, – малышка отступила назад, глядя на меня удивленно и немного испуганно.
Черт! Кажется, она не так поняла мои слова. Мои желания гораздо скромнее.
– Обними меня, – неожиданно для самого себя озвучил мысль вслух.
Снова не то. Я мгновенно это понял, но было поздно что-то менять. Что сказано, то сказано, и, если сейчас меня прогонят, я сам буду в этом виноват.
Сердце остановилось.
Не сразу смог осознать, что прогонять меня малышка не собирается. Она приблизилась, провела рукой по моим волосам, потом несмело обняла.
– Могу я пригласить тебя на чай? – тихий шепот пробудил в душе радость вселенского масштаба.
– Не откажусь, – поцеловал мягкие волосы, старательно пряча довольную улыбку.
– Тогда, может, зайдем в комнату? – на меня уставились внимательные глаза.
– Согласен, – мурлыкнул я, не спеша выпускать малышку из объятий. – Тебе какао и бутерброд с сыром?
– Все-то ты знаешь, – хмыкнула зеленоглазая прелесть и потащила меня за собой.
Как только с незапланированным перекусом было покончено, я нагло подхватил Витошку на руки, отнес к дивану и усадил к себе на колени. Она пыталась пыхтеть и вырываться, но я безапелляционно заявил:
– Можешь возмущаться, ругаться, царапаться и даже кусаться, но я тебя не отпущу. Почему Тимуру можно, а мне нельзя?
Она на секунду притихла, потом спросила:
– Эй, ты что, ревнуешь к Тимуру?
– Нет, – честно ответил я, – обидно просто.
– На обиженных воду возят, – хмыкнула малышка и прижалась щекой к моей груди. – Я люблю вас обоих. Всеми фибрами души. Со знаком бесконечности.
Я ничего не сказал, только крепче обнял это невинное создание. Медленно скользнул взглядом по офигенной фигуре, одетой в простую черную футболку и черные облегающие штаны, на мгновение задержался на волнующем изгибе бедер и тихо вздохнул, машинально запустив руку в слегка растрепанные волосы. Виталина вздрогнула, но не отстранилась. Еще бы! Я давно успел заметить и учесть, что она не меньше меня балдеет от прикосновений к волосам. И да, я нахал, наглец и излишне самоуверенный засранец в одном лице, потому что упускать подвернувшуюся возможность не собирался.
– У тебя совесть есть? – спустя минут пять спросила разомлевшая от моих скромных ласк малышка.
– Не-е-т, – протянул я, продолжая поглаживать каштановое покрывало волос, раскинувшееся по хрупким плечам и худенькой спине.
Решив не ограничиваться простыми поглаживаниями, стал массировать кожу головы подушечками пальцев. Медленно, дразняще.
– Наглый мальчишка, – спустя еще минут пять промычала Виталина, не открывая глаз.
– Есть такое, – не стал спорить я, растянув губы в легкой насмешливой улыбке.
И попробуй теперь сказать, что любишь меня так же, как Тимура. Меня нужно любить сильнее, я ведь лучше. К тому же я от тебя без ума, и готов признаться в своих чувствах прямо сейчас. Даже письменно, и в нескольких экземплярах, если потребуется.
– А мы пропущенные лекции слушать будем? – хрипловатым полушепотом поинтересовался объект моих массажных экспериментов, нарушив все планы на признание.
– А надо? – спросил я, закатив глаза.
– Угу, – пискнуло это лохматое недоразумение, плавно скатилось с моих колен и направилось за коммуникатором. – Есть такое слово «надо», огромное, как громада. Заодно совместим полезное с приятным.
С нескрываемым восхищением и отнюдь не платоническим интересом я следил за перемещениями по комнате чертовски привлекательной и до неприличия сексуально взлохмаченной девчонки. Настроение уже в норме, его не испортят даже нудные лекции. А если чутка постараться, то можно и кайфануть. Да, я такой.
Самым наглым образом я разлегся на диване во весь рост, оставив свободным маленькое пространство у головы. Расчет оказался верным, и как только малышка устроилась рядом, тут же придвинулся поближе, беззастенчиво положил голову ей на колени и прикрыл глаза.
– Хитрюга, – тут же прозвучало в мой адрес.
– Он самый, – хмыкнул я и мысленно заурчал от удовольствия, предвкушая предстоящее блаженство.
Так слушать лекции я готов хоть до утра. Под монотонную речь преподавателей, вещающих нечто несомненно важное и нужное, но катастрофически скучное, и под обалденно расслабляющие движения тонких пальцев малышки, перебирающих мои волосы.
До утра не получилось. Я уснул.
Глава 2
Виталина Мерц
– Очуметь! – раздалось со стороны подоконника, и я, не мешкая, метнулась к окну, чуть не опрокинув мольберт с будущей картиной, над которой увлеченно сопела последние полчаса.
– Привет! – шепотом поздоровалась с Айштаром и заключила мальчишку в цепкие объятия.
– Я тоже рад тебя видеть, – пискнул эмин, вырываясь. – А что здесь делает светлый эльф?
– Спит, – хихикнула я, бросив взгляд на безмятежное лицо Карима, выглядывающее из-под пледа.
– Спит, значит, – протянул Айштар, внимательно рассматривая лежащее на диванчике и тихонько посапывающее тело моего рыцаря. – Хороший эльфик. Ладно, пусть спит.
– Тебе Тимур привет передавал и просил сказать, что помнит, как ты его перехитрил, – вполголоса протараторила я, еле сдерживаясь, чтобы не затискать мальчугана.
– Я тоже не забыл, как он меня мелким назвал, – запыхтел ежиком Айштар.
– Мальчишки, – со смехом проговорила я, взлохматив почти аккуратную прическу эмина.
– Что вы, девчонки, понимаете в мужской дружбе, – фыркнул пришелец и скрестил руки на груди. – Ну как тебе Марс?
– Незабываемо, – выдохнула я, усаживаясь на подоконник рядом с наследником Сумеречного мира.
– Расскажешь? – с нескрываемым любопытством спросил мальчишка, сверкнув черными глазенками.
– Конечно, – тут же отозвалась я, лихорадочно обдумывая, с чего бы это начать.
Не тут-то было! Воспоминания проносились с такой скоростью, что мозг не успевал соображать. Картинки в голове сменялись одна за другой, мельтешили, переплетались друг с другом, образуя запутанное нечто, распутать которое не представлялось возможным. Я зажмурилась в попытке прекратить эту безумную канитель, но ничего, кроме головокружения и тошноты, это не принесло.
– Ясно, – фыркнул Айштар, – так я и думал. Расслабься уже, сам посмотрю.
Я с недоумением уставилась на пришельца.
– Смотри мне в глаза и не шевелись. Больно не будет, не бойся.
Я сглотнула и сделала, как было велено. Заглянула в черные, как ночь, глаза и замерла. Слегка вздрогнула, услышав в голове какой-то щелчок, но потом расслабилась и с интересом стала наблюдать, как против моей воли в памяти мелькают события последних дней, начиная с посадки на марсианский звездолет. Яркие образы стремительно пролетали вперемешку с туманными пятнами и черными точками. Не знаю, сколько времени прошло, но я сразу поняла, когда все закончилось. Исчезло ощущение постороннего присутствия в моей голове – вместо этого появилась легкая слабость, которая, впрочем, очень быстро прошла.
– Неплохо, – произнес Айштар после некоторого задумчивого молчания. – Думаю, тебе будет интересно узнать, что на твоем сознании установлено три мощнейших блока. Мне удалось приоткрыть только один.
– Ты не перестаешь меня удивлять, пришелец-вундеркинд. И что это за блоки?
– Хрустальный щит, Пелена забвения и Вуаль безмолвия, – не моргнув ни одним глазом, выдал эмин.
– И? – мое любопытство не просто зашкаливало, оно готовилось на меня наброситься. – Не издевайся над бедной землянкой, рассказывай уже.
– Так это я всегда пожалуйста, – с довольным видом произнес Айштар и принялся проникновенно просвещать крайне любопытную особу человеческой расы в моем лице, болтая в воздухе босыми ногами. – Хрустальный щит – самый мощный ментальный блок из всех существующих. Его невозможно ни открыть, ни снять, ни взломать. Он скрывает от посторонних мыслительный процесс и его результаты. Теперь твои мысли прочитать не сможет никто, включая меня и твоего марсианина. Правда, мы сможем видеть те из них, которые ты сама захочешь нам показать. Если захочешь. Пелена забвения – это блок, наглухо закрывающий воспоминания определенного периода времени. Вместо воспоминаний проявляется пустота. Снять его может только тот, кто установил, или очень сильный менталист, как мой папа например. Я еще не так силен, поэтому не смог даже приоткрыть. У тебя Пеленой забвения скрыты две ночи, проведенные на Марсе. И это странно, ведь ночью ты должна была просто спать, однако между моментами засыпания и пробуждения находится пустота. Непонятно, но факт. И последний блок – Вуаль безмолвия. Он частично прикрывает воспоминания определенного периода времени, а то, что остается в памяти, невозможно воспроизвести ни в каком виде. Этот блок я смог приоткрыть, но увидел далеко не все. Полный доступ может быть только у марсиан, поскольку Вуаль безмолвия их изобретение. Вот так.
– И что все это значит? – слегка опешив от полученной информации, поинтересовалась я. – С Вуалью безмолвия понятно, Дархар предупреждал. А остальное?
– Сложно сказать, – Айштар взялся руками за края подоконника и уставился в пустоту. – Марсианин хочет либо тебя защитить, либо что-то от тебя утаить. Возможно, и то и другое. А сама что думаешь?
– Не знаю. Мне Дархар не показался опасным или способным причинить вред.
– Он многого тебе не сказал, Виталина, – Айштар посмотрел на меня так пристально, что я смутилась и отвела взгляд.
– Вероятно, у него были на это причины, – пожала я плечами, притворяясь, что внимательно изучаю пейзаж за окном.
Конечно же, я понимаю, что многого Дархар не договаривает, о многом предпочитает умолчать. Но он – марсианин. У него иное восприятие мира, и он ничего мне не должен. Дархар и так рассказал и показал слишком много. Больше, чем положено знать простой землянке.
– Естественно, были, иначе зачем ему ставить такие блоки на твое сознание? Ладно, время покажет. Вреда он тебе не причинил, даже наоборот, защиту поставил. Хрустальный щит – это фантастический подарок, его не делают всем подряд. И воспоминания он тебе оставил, хотя и не должен был. Тебе очень повезло, человечка.
– Думаешь?
– Уверен, – смешно фыркнул Айштар и неожиданно спросил: – Так ты слышала песню Вселенной?
– Да, – я прикрыла глаза, возвращаясь мысленно на небольшую полянку у обрыва среди синих скал. – Там было столько звезд, миллионы миллионов, и все они пели. Я не разбирала слов, слышала только голоса, разные, но все кристально чистые, безупречные. Эта песня лилась со всех сторон и создавала очень странную атмосферу. Атмосферу невесомости и счастья, наверное, так. Безграничного всеобъемлющего счастья. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Казалось, что я парю в космосе, окруженная теплом, радостью, любовью и бесконечной благодарностью Высшим Силам за то, что живу…
– Голос звезд выходит за границы слышимых землянами диапазонов, – спокойно сказал Айштар. – Есть такие понятия, как ультразвук и инфразвук, слышала о них? Конечно, слышала, ты ведь хорошо в школе училась.
Мальчишка прищурился.
– А то, – я хмыкнула и улыбнулась, представив, как мой запасливый мозг довольно потирает ладошки, собираясь извлечь из ячеистых закромов то, что я когда-то считала не очень-то и полезным, а он припас на всякий случай.
– Так вот, – тем временем продолжил Айштар, снова скрестив руки на груди, – твоя особенность, твой мизофонический слух, способен улавливать не только всякие неприятные и раздражающие тебя звуки, но и эти неслышимые для остальных частоты, импульсы Высших Сил. Ты можешь слышать больше, чем обычные люди, как только настроишься на нужные частоты. Звук – это энергия, так же как эмоции, мысли, воспоминания. А любая энергия в физической реальности способна проявиться лишь в той степени, в которой ей позволит это сделать сущность. Вот поэтому свою сущность нужно тренировать. Что тренируется, то развивается, помнишь?
– Помню, – я кивнула и тихо заговорила: – Знаешь, я всегда думала, что мне не повезло родиться вот такой, странной, не такой, как все. Но теперь я понимаю, что это не наказание Высших Сил. Это их дар.
– Скажешь тоже, наказание, – мальчишка поморщился. – Все, что нам дано, дано во благо. Для того чтобы помочь найти свой путь. Если следовать за своим счастьем, откроются двери даже там, где ты видишь только высокие глухие стены. Если двери не открываются, ищи другие. Бессмысленно ломиться в закрытые двери: там чужое счастье. Или время еще не пришло. Все просто.
Я хмыкнула. Просто ему. А мне вот не совсем. Попробуй разберись со всем этим безобразием. Ультразвук, инфразвук. Тут бы с мизофонией справиться. Хотя песня Вселенной стоит того, чтобы справиться и разобраться. К тому же часто бывает так, что сложное кажется сложным только до того момента, пока не начнешь действовать. А потом и понимание приходит.
– То, что мы чего-то не понимаем или не принимаем, не означает, что это бесполезно или вредит нам, – внимательно разглядывая мое лицо, сказал Айштар. – Вовсе нет. Вселенная справедлива всегда и для всех. Она стремится только к гармонии, поскольку сама покоится на равновесии противоположностей. Четное и нечетное, мужское и женское, светлое и темное, покой и движение, добро и зло, ограниченное и бесконечное. Без одного не будет другого. Не познав одну сторону, не познаешь и другую.
– Свет не радует, если незнакома тьма, радость недоступна, если неизвестна печаль, – озвучила я непонятно откуда появившуюся в голове мысль.
– Растешь на глазах, – захихикал пришелец. – Шлем надень, потолок уже близко.
– Да ну тебя, – я легонько толкнула локтем сотрясающегося от смеха мальчишку.
– В тебе есть то, что не сравнится ни с какими сокровищами ни одного из миров, – неожиданно посерьезнев, сказал Айштар. – Твои эмоции. Они как свет во тьме. И как тьма в ярком свете. Без эмоций жизнь теряет краски и перестает быть жизнью. Инстинкты и разум дают возможность удовлетворить потребности в самосохранении, выживании и продолжении рода, но этого недостаточно для полноценной жизни во всех ее проявлениях. Жизнь – это разноцветная смесь из радости, боли, надежд и разочарований, счастья и горечи. Это умение наслаждаться каждым моментом своего прошлого, настоящего или будущего, ценить эти моменты, анализировать, извлекать из них уроки. Чем больше всего ты прочувствуешь и испытаешь, тем лучше сможешь оценить невероятность и безграничность жизни. Тем быстрее найдешь свой путь. Без эмоций и чувств сделать это невозможно.
– Да, но весьма непросто, знаешь ли, переживать боль или разочарование, еще и сверхчувствительно. Сил это не добавляет. Наоборот, заставляет чувствовать себя слабой, неуверенной и ранимой. И никому не нужной.
Последние слова дались нелегко. Но это правда.
– Ты нужна мне, вот этому эльфику, марсианину, Тимуру, своим родителям, нашим мирам, в конце концов. Ты нужна всем нам. Причем нужна такой, какая ты есть. Со всеми своими сверхэмоциями. В них, между прочим, твоя суперсила.
– Ну да, ну да, – протянула я, делая попытку улыбнуться.
Получилось не очень. Это, как в зеркале, отразилось на лице мальчишки.
Спорить я не собиралась, но и не думать о том, что негатив не самым лучшим образом влияет на мою самооценку, не могла. Влияет, еще как. Именно поэтому я столько лет предпочитала одиночество.
Айштар помолчал немного, потом изобразил невинную улыбку и неожиданно спросил:
– Знаешь, что делает маленьких детей милыми и привлекательными?
– Их слабость и беззащитность? – предположила я, не совсем понимая, куда клонит мальчишка.
– Нет, – эмин прищурился, – открытое выражение эмоций. Дети ведут себя естественно. Не надевают маски. Не стесняются плакать, когда им больно, хохочут, когда весело, надуваются, пыхтят и сопротивляются всеми доступными способами, когда с чем-то не согласны. Их не заботит мнение окружающих на этот счет, они ведут себя непринужденно. Это притягивает. Согласна?
– Возможно, – я кивнула, приготовившись услышать главную мысль.
В том, что она последует, я не сомневалась. Глаза мальчишки изменились, стали как будто матовыми. А это верный признак того, что эмин сейчас скажет что-то очень важное. И он, кстати, знает, что я знаю. Про особенность глаз, я имею в виду.
– Эмоции – это энергия жизни, – Айштар не стал томить, – и, если позволить этой энергии свободно течь через живой организм, она усиливается. Происходит непроизвольное излучение флюидов, организм становится притягательным для остальных. Не замечала, как к тебе тянутся люди и нелюди? А все потому, что они чувствуют сильную энергию и хотят к ней прикоснуться. Хотят стать ее частью. Сила твоих эмоций в искренности, поэтому с тобой хорошо, как с маленьким ребенком. Рядом с тобой не нужно притворяться, можно расслабиться и быть самим собой. Быть по-настоящему живым.
Пришелец замолчал, задумчиво разглядывая комнату. В такие моменты он совсем не похож на ребенка. Выражение лица тоже становится другим. Взрослым и серьезным.
– Не бойся выделиться из толпы, Виталина. Гораздо хуже слиться с толпой и потерять свою уникальность. Не бойся чувствовать. Не мешай проявляться своему предназначению.
– Повзрослеть мне не суждено? – задала я риторический вопрос, констатируя очевидный факт.
– Никак, – Айштар хихикнул и снова стал похож на семилетнего мальчугана. – Ты не сможешь скрыть или подавить свои эмоции: они сверхмощные от рождения. Ты – одаренная, смирись с этим. Выход у тебя только один: научиться управлять тем, что имеешь. Ну и использовать Дар строго по назначению. Вот и все. Остальное произойдет само собой. Так что учись контактировать со своими эмоциями, человечка. Не бойся их понимать, осознавать и проживать. Твоя сила – в твоей слабости. Сила и слабость – две стороны одной медали, так папа говорит. А он никогда не ошибается.
Я только глубоко вздохнула. Ну что тут скажешь? Не верить Повелителю Сумеречного мира – глупость космического масштаба.
– Кстати, твой резерв растет о-го-го, – сказал Айштар, сосредоточенно глядя в район моего солнечного сплетения. – Еще нестабилен, но уже впечатляет. Не думал, что ты сможешь вытащить айсика из пустоши Хаоса.
– Ты про белого медвежонка? – я невольно улыбнулась, вспомнив маленькую пушистую прелесть с ярко-фиолетовыми глазами-бусинками и большими ушами, как у летучей мыши. – Сама не знаю, как это получилось. Я почувствовала его боль, подбежала, чтобы помочь, но не знала как. Потом ощутила агонию. Я сразу поняла, что это именно агония, и мгновенно осознала, что малыш вот-вот покинет мир живых. Внутри меня что-то всколыхнулось, потом стала выплескиваться энергия. Я плохо понимала, что происходит, а когда очнулась, то малышу уже ничего не угрожало. Это я тоже сразу почувствовала.
– В него попала черная молния – сильнейший сгусток темной энергии, поглощающий энергию жизни. На марсиан черная молния практически не действует. Так, небольшой ожог да парочку деньков мигренью помучаются, это в худшем случае. А вот остальным существам от черной молнии спасения нет: она за считанные минуты отправляет жертву в вечность. Но твоя энергия смогла не только нейтрализовать действие черной молнии, но и восполнить запас жизненных сил айсика. Твои возможности гораздо больше, чем я думал.
– Но я все равно не смогу пробудить эмоции у неживорожденных, ведь так? – упавшим голосом спросила я.
– Так, – мальчишка пододвинулся и прислонил голову к моему плечу. – Это больно, я знаю. Больно осознавать, что ты можешь спасти два мира и при этом не в состоянии помочь дорогому тебе человеку. Но ты справишься, Виталина. Понимаешь, реальность такова, что каждое существо как частица Вселенной в силах справиться с любой возникающей на его пути трудностью. Иначе они бы не возникали, таков закон. Трудности – это уроки, ты же знаешь. Они делают нас сильнее.
– Я постараюсь, – после длинного выдоха едва слышно прошептала я. – Постараюсь справиться.
– Как тебе марсианские сущности? – эмин приподнял голову и хитро подмигнул, резко меняя тему разговора. –Теперь ты в полной мере осознала, насколько дефективны сущности жителей твоего мира?
– О да, дефективны – это мягко сказано, – перед моим мысленным взором возник образ огненного дракона Дархара. – Землянам такие сущности и не снились.
– Слабые сущности – это результат выбора твоих предков, – упавшим голосом сказал Айштар, опустив голову.
– Результат выбора? – я даже рот открыла от удивления.
Это же как нужно было ошибиться, чтобы ослабить целую планету?
– Земляне выбрали не тот путь. Много веков назад они выбрали жить «здесь и сейчас», потребляя, уничтожая и ничего не отдавая взамен. Решили, что эмоции и чувства – это слабость, от которой нужно избавиться. Придумали, а потом сами поверили в то, что превосходство над другими, несметные полчища материальных вещей и показушный успех облегчают жизнь, делают ее лучше, счастливей и радостней. Только вот забыли самое главное. Все мы – дети Вселенной, и истинным счастьем является наполнение жизненной силой внутреннего пространства, а не украшение внешнего. Материальный достаток и престиж – это пыль. Единственным настоящим сокровищем является Свет Души, потому что это энергия жизни и залог будущего.
– А чем больше Свет Души, тем сильнее сущность, – закончила я мысль Айштара.
Раньше я об этом не задумывалась. Но очевидно, что пришелец прав. Мы сами во всем виноваты.
– Вот именно, – кивнул мальчишка. – Верно и обратное, поэтому у слабых сущностей крошечный Свет Души.
– Не думаю, что мои предки хотели такого результата.
– Конечно нет. Не хотели. Так получилось, потому что в погоне за пылью они перестали быть собой. Перестали прислушиваться к своей сущности, потеряли с ней связь. Разучились быть счастливыми и радоваться жизни, а потом вообще забыли, для чего им дана жизнь. Земляне утратили ориентиры и сбились с пути. Приходят в мир ни с чем и уходят ни с чем, а должны уносить в вечность Свет Души, чтобы передать его своим потомкам. Природа не терпит пустоты, она стремится к развитию, а для этого ей нужна энергия жизни и сильные сущности. У слабых сущностей будущего нет.
– Странно, что на роль спасительницы миров выбрали именно меня. Я ведь тоже землянка. Такая же, как все, со слабой сущностью.
– Нет, Виталина. Ты – иная. Так уж вышло, прими это. Ничего не бывает просто так, у Вселенной нет случайностей. Все, что происходит, происходит с определенной целью. Каждая роль каждого участника каждого события направлена исключительно на сохранение всеобщего баланса. Высшие Силы наделили тебя Даром Пробуждения, потому что именно ты была для этого рождена. А это значит, что ты справишься. Понимаешь?
– Мне повезло, что у меня есть ты, – я улыбнулась.
– Угу, – Айштар подпер маленьким кулачком подбородок и задумчиво произнес, глядя куда-то в никуда: – И не только я. У тебя есть много друзей, и твой марсианин, и любовь вот-вот нагрянет, когда ее совсем не ждешь. Она такая: приходит без приглашения, входит без стука и остается без разрешения. Великая и непобедимая, ей ни к чему все эти условности. Любовь станет твоей опорой, человечка.
– И в кого ты такой умный, пришелец-вундеркинд? – не удержалась я от смеха, глядя на мальчишку, совсем еще ребенка, рассуждающего о любви с видом мудрого старца.
Про то, что этому ребенку пятьдесят семь лет, я стараюсь не думать. И у меня почти получается.
– В папу с мамой, в кого ж еще? – Айштар посмотрел на меня, как на недотепу, не знающую прописных истин. – Ну не в твоего же марсианина.
– Эй, он не мой марсианин, – я притворно насупилась. – Он мой друг.
– Да? – пришелец сощурился и, глядя мне прямо в глаза, спросил: – Ты что так и не поняла? Ты его пара, Виталина.
– Я кто? – мне захотелось срочно упасть в обморок, прямо с подоконника. – Шутить изволите, ваше наследное высочество?
– Какие уж тут шутки, – фыркнуло это самое высочество. – Констатация факта.
А вот теперь я выпала в осадок, вернее, мой мозг выпал в осадок и застрял комом в горле. Даже не комом, а звездчатым тетраэдром. Принять такой факт человеческий разум оказался не готов от слова совсем. Меня словно парализовало. Я сидела столбиком и, не моргая, пялилась на улыбающегося во весь рот эмина.
– Но… мы ведь разные, – я попыталась найти хоть какое-то оправдание своему категорическому недоверию. – И ему сто семнадцать лет… марсианских.
– И что? – Айштар не собирался церемониться с моей нервно подрагивающей яйцевидной внутренней частью черепной коробки. – Какое это имеет значение?
– Это невозможно, – прошептала я, начиная осознавать, почему мне так хорошо и легко рядом с Дархаром, словно мы знакомы целую вечность, почему наши соприкосновения даже через акварилл доставляют удовольствие и наполняют энергией, почему он так бережно относится ко мне, почему пригласил на Марс, почему не познакомил со своей парой…
– И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть, – с озорной улыбкой сказал пришелец. – Не твои ли слова, человечка? Кстати, мне уже домой пора.
– Постой, – я схватила эмина за руку, все еще находясь в состоянии нестояния, несидения и самого что ни на есть реального шока.
– Последний вопрос? Давай. Только не спрашивай, что тебе теперь делать. Я и так отвечу – жить. А вот как жить и как поступить, это решать только тебе. Ну и твоему марсианину.
– Да, ясно, я поняла, – закивала я, старательно удерживая в голове еще одну не менее важную мысль, которую имел неосторожность озвучить Айштар. – У меня другой вопрос. Ты сказал – любовь нагрянет. С чего ты взял?
– Эминам известно очень многое, Виталина. Нам подвластны видения будущего, иногда мы просто знаем, что будет. Можешь считать мои слова пророчеством.
Пророчеством. Ладно. Любовь станет опорой – это хорошо, будет легче миры спасать.
– Не могу привыкнуть к тому, что не слышу всех твоих умных мыслей, – лицо Айштара озарила сияющая улыбка. – Неужели ты меня отпускаешь и второго вопроса не будет? Ага, я так и думал. В голове царит хаос и беспощадное броуновское движение. Медитация тебе в помощь, человечка. И тренировки каждый день. А мне пора, увидимся завтра. Пока-пока!
– Инициация скоро? – успела спросить, прежде чем эмин исчез в параллельной реальности.
– Всему свое время, – услышала веселый голос мальчишки уже откуда-то из пустоты.
Ну что тут скажешь? Так и есть. Всему свое время.
Вовремя начать – не менее важно, чем вовремя остановиться. Вовремя прийти – так же полезно, как вовремя уйти. Вовремя сказать – так же ценно, как и вовремя промолчать…
Всему свое время.
Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь. Время не стоит на месте, не дремлет. Оно бежит, летит, приходит и уходит, никого не ждет, кого-то лечит, для кого-то творит чудеса. Всем хочется хорошо провести время, но время не проведешь…
Всему свое время. И для любви, наверное, тоже.
Улыбнулась, неожиданно вспомнив фразу: «Любовь хоть светлое создание, но любит темные углы». И почему меня в последнее время все чаще, я бы даже сказала с завидной регулярностью, преследуют не совсем приличные мысли? Взрослею, что ли? Стыдно перед самой собой, черные квадратики.
Так, ладно. С любовью, которая вот-вот нагрянет, разберусь как-нибудь. А вот что мне делать с Дархаром? И с тем, что я – его пара?
Для марсиан пара – это не просто слово. Это источник энергии и смысл жизни, единственное незаменимое сокровище. Только пара способна подарить марсианину самых жизнеспособных и самых сильных наследников. Только с парой жизнь марсиан наполняется чувствами. Они ищут пару всю жизнь, а встретив, уже не отпускают. Защищают, берегут, заботятся, живут только для нее и их будущего потомства. Для марсианина потерять пару – значит потерять смысл жизни.
Но люблю ли я Дархара? Да, люблю. Очень люблю. Не такой любовью, как Тимура или Карима, они для меня друзья. И не такой, как Айштара. К мальчишке из Сумеречного мира я испытываю что-то наподобие материнских чувств. Святослав. К нему меня тянет. Сильно тянет. И я пока не разобралась в причине этого притяжения. То ли дело в обаянии хейта, то ли в моей сверхэмоциональности.
Марсианина я люблю по-другому. Я чувствую потребность в наших соприкосновениях, в наших беседах. Мне нравится окунаться в блаженное состояние невесомости, в успокаивающее тепло огня его сущности. Я не хочу его терять. Вот только любовь ли это женщины к мужчине? Не уверена. Мне кажется, это другая форма любви. Бесконечная и искренняя, но она другая.
Дархар – воплощение идеального мужчины. Достаточно сильный для того, чтобы позволить женщине быть слабой. Достаточно ответственный для того, чтобы обеспечить достойную защиту и быть всегда рядом. Достаточно зрелый, чтобы гарантировать верность и абсолютное доверие. Достаточно чуткий, чтобы чувствовать сердце своей пары даже на расстоянии…
Но смогу ли я стать его айлин? Смогу ли сделать его счастливым по-настоящему? Ведь для обоюдного счастья чувства должны быть взаимными, а мне так сложно разобраться со своими…
Как же непросто быть СЭЛ…
Хрустальный щит. Интересное приобретение. Как там Айштар сказал? Фантастический подарок, который не делают всем подряд? Все правильно сказал, я ведь не «все подряд». Я – пара марсианина. Подумать только…
Забравшись на подоконник с ногами, обхватила руками колени, пристроила на них подбородок и прислушалась к себе, любуясь танцующими за окном снежинками.
Странные ощущения, противоречивые. Думаю о Дархаре, а перед глазами встает образ Святослава. Стоит переключить мысль на Святослава, как по коже бегут мурашки, будто от соприкосновения с Дархаром. Почему Дархар и Святослав? Потому что для одного я не стану парой, а второму не смогу помочь? Айштар прав – это больно. Но мне кажется, есть что-то еще…
Вместо того чтобы разобраться с мыслями и чувствами, еще больше в них запуталась. Пожалуй, не стану торопиться. Буду разбираться во всем постепенно, решая проблемы по мере их поступления. Всему свое время.