Одиссея Атани Дюбарри. Король и пешка

* * * *

Атани заставила себя отойти от иллюминатора и, стиснув зубы от безысходности, опустилась на высокий резной стул. Каюта, которую ей выделили, была, пожалуй, самая роскошная на «Галатее» после капитанской, но все же девушке здесь было некомфортно находиться. Аскетическая дубовая мебель, отсутствие каких-либо ковров, узкий низкий шкаф, поверхность которого могла служить письменным столом – все напоминало ей тюрьму. Она старалась не выходить на палубу, так как еле сдерживала себя, чтобы не ввязаться в перепалку с капитаном и не подпортить всю сложившуюся за эти три дня пути легенду.

В дверь осторожно постучали. Это мог быть только один человек.

– Войдите…

– Доброе утро, – робко сказал граф Секурья, входя. – Вас не было за завтраком.

– Я вам признаюсь, граф… Стряпня местного кока мне не по душе, поэтому я стараюсь есть, как можно, реже…

– Я был вынужден сказать капитану о вашем недомогании…

Атани с усмешкой передёрнула плечами:

– Это было бы обычным явлением, если бы я была благовоспитанной барышней… Но все равно благодарю.

– Я не пытался поддерживать миф о вашем образе, если вам интересно, – сказал граф Секурья. – Тем более, после того, как видел вас в мужском платье…

Атани поморщилась и встала

– Граф, все, как и раньше – никаких вопросов, потому что я не говорила, что буду вам отвечать. Вы достаточно знаете. И знаете, что тащите к себе домой дикарку…

– Я вас умоляю! – дернулся тот, и на лице его появилось болезненное выражение. – Вы не понимаете… Если бы все было так просто, – уже тише прибавил он и заходил по каюте. – Если бы… – голос графа становился все более тихим и печальным. Атани следила за ним взглядом. – Мое сердце не билось для женщины уже несколько лет. И я смирился с этим… И вдруг встреча с вами…

Он вдруг замолчал и остановился.

– Она вышла замуж за другого? – неожиданно сочувственно спросила Атани.

– Она умерла… – глухо ответил Жюльен и поднял глаза на девушку. Несколько секунд стояло молчание.

– Простите… – нашлась, наконец, Атани. Граф Секурья мотнул головой

– Не стоит. Это было больше пяти лет назад… – он сделал паузу и продолжил, глядя куда-то в сторону иллюминатора. – Это было безумной силы чувство, и я не сомневался во взаимности ни секунды. Но… Когда я сделал предложение, мне отказали. Её отец мне запретил даже приходить в их дом. Матильда сама не принимала писем, избегала встреч….Передала через служанку, что никогда меня даже не любила… – граф сделал паузу и замер, опустив голову. – Правду я узнал спустя полгода. Она была серьезно больна, и дни её были сочтены. Матильда не хотела, чтобы я знал об этом. Не хотела, чтобы я связал свою жизнь с женщиной, которую съедает роковая болезнь… Её родители выполняли её просьбу. И эту правду я узнал только на её похоронах…

Атани молчала, пристально глядя на него, потом провела языком по зубам.

– Это благородный поступок. Наверное, я поступила бы так же… – сказал она и вдруг более жестко прибавила. – Хотя, впрочем, откуда мне знать…

– Нет, – покачал головой граф, выпрямляясь. – Я бы лучше прожил эти полгода рядом с ней, чем один, страдая, и пытаясь понять, что же я натворил, – он сделал паузу. – В Вест-Индию я уехал спустя месяц. И да, вы можете снова мне сказать, что это не самое безопасное место…

– Не буду, – слегка усмехнулась Атани, отходя в противоположную сторону каюты. – Я уже поняла, что вы не искали безопасных путей… – она сделала паузу. – Значит, наш курс на Сент-Люсию?

– Это конечная точка нашего следования. Но капитан «Галатеи» доставит нас только до берегов вице-королевства Рио-де ла Плата… Там нам придется искать другое судно.

– Я справедливо предположила сразу, что у вас испанские корни… – заметила Атани.

– Обычно этого не замечают, – сказал Жюльен и кивнул. – По материнской линии. Её отец был испанским офицером, полжизни проведшим на Кубе… Но мне ближе Франция. Впрочем, – он погрустнел и взглянул на девушку. – Теперь вы знаете, почему я бежал из Европы. И, надеюсь, теперь не будете с такой ненавистью относиться к моей любви…

Атани нервно передернула плечами:

– Граф, – сухо сказала она, не оборачиваясь. – Я еще раз напоминаю, что слушать о любви – вашей или хоть капитана этого медлительного корыта – не хочу! Я – ваш приз, ваша вещь, если хотите, но любви не просите!

На лице Жюльена появилось болезненное выражение

– Пожалуйста! – взмолился он. – Я пытался сказать… Я – джентльмен, а не разбойник! Вы не моя вещь, и не собственность! Женщина никогда не может быть вещью. И её любовь – это не нечто разумеющееся. Дайте мне шанс, прошу вас! Дайте мне время попытаться заслужить вашу любовь!

Атани насмешливо поджала губы и обернулась

– Вы думаете, это так легко? Я могу вам рассказать о паре десятков сумасшедших, рассчитывающих на это… Хотя… – она направилась к иллюминатору. – Им не приходилось выдавать меня за сестру, но при этом везти к себе домой… И нет, не говорите мне, что нам бы следовало остаться на острове. Сейчас это говорить бесполезно, граф… – Атани повернулась к нему и шевельнула бровями.

– Я буду очень грубой, если скажу, что на данный момент ваша аудиенция окончена? – вдруг спросила она несколько надменно. – Раз я не ваша добыча, значит, всего лишь женщина, которая не хочет вас больше слушать…

С пылающим лицом граф попытался поцеловать её руку, но, получив отказ, молча вышел.

Девушка глубоко вздохнула, села за туалетный столик и подперла подбородок кулаком:

– Филипп Суронте, чтоб тебе… – пробормотала она негромко. – Ты хотел быть в моих мыслях. Поздравляю, ты этого добился, что уж. Теперь я потенциальная дешевая любовница графа Секурья… Отличная плата за твою жизнь!

* * * *

Эдгар Косс задумчиво почесал колено каблуком сапога и набрал в горсть песка. Он сидел на берегу острова, вглядываясь сияющую синевой линию горизонта, и ждал. Через несколько часов «Аврелия» под его командованием должна была сняться с якоря. Впервые он на несколько недель должен был оказаться в роли капитана.

К отплытию было все готово, в запасе у команды была пара часов, которые они могли посвятить полному бездельничанью. Эдгар оценил стоявшую на якоре в бухте «Аврелию» и высыпал песок, который зажимал в кулаке, себе на сапог, наблюдая за тем, как песчинки увлекают друг друга в общую воронку.

За спиной прозвучали тяжелые шаги, и кто-то опустился на песок рядом с ним.

– Эдгар, там у Марты Суронте опять…

Тот слегка обернулся и наткнулся на серьёзное лицо боцмана.

– Лонго что сказал?

– Ничего, – Джордж задумчиво подтянул сапог. – Говорит, сказать ему нечего, сделать тоже ничего нельзя. По крайней мере, у её помешательства есть выраженные причины, а устранить их нет возможности…

– Что он предлагает?

– Обсуждал ситуацию с Кассандрой и Леандром. Помешательство Марты грозит стать опасным для других… – старый боцман сделал паузу. – В самом деле, им обоим можно поразиться. Я про отца и дочь. Несмотря ни на что, они спокойны, крепки духом и разумны. Большинство на их месте уже бы сыпали на наши головы проклятья и пытались забить кого-нибудь палками. Эти же… – Джордж развел руками.

– Полагаю, у девчонки отцовская стойкость, – заметил Эдгар. – А Леандра я никак не могу назвать дураком, сплетником или паникером. На первый взгляд, в их доме была главной жена, но если подумать – держалось все дело семьи Суронте на их главе… – он прищурился на солнце и прибавил. – В какой-то степени меня радует, что здесь нет Атани. Не думаю, что она бы спокойно отнеслась к таким последствиям… – он вдруг дернулся. – Джордж! Вот честно: какой из меня капитан?

– Да я ж откуда знаю! – хохотнул тот, и к вискам его побежали лучики морщин. – Сейчас выведешь судно на рейд и проверим. Только обещай, что никаких лобовых таранов! – Джордж сделал паузу и уже спокойно ответил. – Брось, старина! Тебе давно не восемнадцать, справишься. С тобой я и Боб, будем соображать втроем…

– Как думаешь, дружище, – Эдгар потер гладкий подбородок. – «Галатея» пошла обратно на Савайи?

– В таком случае, я это так вижу – Атани отсидится еще недельку, потопает ногами, закатит пару истерик, а потом вернется сюда, на остров, – добродушно сказал боцман. – Но что-то мне подсказывает, что судно не с этих вод, а, значит, вряд ли идет на Савайи.

– За недельку Атани не вернется, я это и пытался дать понять команде, – Эдгар откинулся назад, опершись на локти. – Я видел эти метаморфозы нашего капитана. В считанные часы все встало с ног на голову. Сначала паника, отчаяние, потом – ужас, злоба, апатия. Она настолько хотела исчезнуть, быть как можно дальше от всех здесь, что даже была готова вот так броситься к малознакомому мужчине… Что и сделала. Другой вопрос, к чему Атани придет через несколько дней. Думаю, сбежит от этого назойливого поклонника, как только окажется где-нибудь на берегу…

– Но поклонник достаточно назойлив, чтобы не дать ей этого сделать, – улыбнулся Джордж. – Может, это и хорошо. Кто знает, чему научит нашу Атани эта история…

Эдгар мрачно вздохнул, сделал гримасу, выражающую недовольство ситуацией, потом повернул голову на своего собеседника.

– Джордж, что там с трупом? – спросил он внезапно.

– А! Да! – кивнул тот и, понизив голос, прибавил. – Как и было приказано, привязали к ногам пару булыжников и бросили обратно. Надеюсь, там его светлость доедят рыбы, и он уже не всплывет…

– Надеюсь, Карла не услышала эту новость? – сухо осведомился Эдгар.

– Нет, конечно, как и договорились. Кто обнаружил тело, те от него и избавлялись, и им было приказано молчать, плюс, премия от тебя лично…

– Черт! – беззлобно прибавил старший помощник капитана и почесал переносицу. – А вот про это я не говорил, но я согласен. Лишь бы не болтали. Не хочу нервировать любимую женщину этими мелочами, которые все равно смысла уже не имеют…

– Что поделать, – пожал плечами Джордж, опираясь локтем на согнутое колено. – Парни не хотели возиться с трупом милорда. Тем более, за почти восемь дней в воде он изменился не в лучшую сторону…

Лицо Эдгара исказила гримаса отвращения

– По крайней мере, теперь он точно не опасен… Надеюсь, тело Филиппа так не всплывёт?

Джордж промолчал, решив не трогать эту тему, потом вдруг спросил:

– Каким курсом пойдем, капитан?

* * * *

Вот уже сутки «Галатея» покачивалась на волнах, окутанная штилем. Ветер ощущался настолько легким, что его хватало лишь на поддержание парусов в расправленном состоянии. Небо было гипнотически ровным, его синева простиралась далеко на горизонт, изредка украшенная пышными белыми облаками, напоминающими кружево дамских юбок. Альбатрос, усевшись на перекладине мачты, чистил клювом свои перья и периодически оценивал все вокруг, словно поджидая кого-то. Периодически из спокойной водной глади показывался чей-то плавник, но большой корабль был акулам не по зубам, а клевать на удочки скучающих матросов им точно не хотелось.

В кают-компании было несколько человек. Кок с помощью юнги готовился к трапезе, три матроса, забившись в угол, бросали кости, за небольшим отделанным мрамором столом у иллюминатора сидели за шахматной партией двое. Мужчина во фраке дворянина и красивая девушка.

– Смотри за своим ферзем, Жюльен, – усмехнулась она вполголоса, не отрывая взгляда от доски. – Это было лишним. Сейчас все повторится, как вчера…

Голос ее был ироничным и слегка сухим, но, при этом, звучал, словно дорогой хрусталь, чуть бьющийся о стену шкафчика. По плечам девушки распускались длинные слегка вьющиеся волосы каштанового цвета, приятно оттеняя зеленое платье и поблескивая в солнечных лучах.

Её собеседник неловко подвинул стул и поднял глаза.

– В твоем присутствии думать мне трудно… – сказал он.

– Учись, – отрезала та и кончиками пальцев взяла с доски пешку. – Я напоминаю тебе о нашем соглашении. Только так мы можем поддерживать нормальные отношения. Я плохо влияю на людей, я знаю…

– Кстати, о влиянии, Атани, – заметил граф Секурья и снова посмотрел на доску. – Я о капитане Треморе… Кажется, ты ему нравишься…

– Удивительно! – воскликнула девушка негромко, и в ее голосе появилась ирония. – И что же, он уже просил у тебя моей руки?

– Издеваешься? Надеюсь, что не додумается…

– Намекни ему заранее, что сестра не собирается выходить замуж за моряка, потому что ей с детства это все надоело. Я о том, что, что ее мать не видела отца, и так далее…

– У нас по легенде один отец… – напомнил Жюльен.

– Это неважно. Кто-то же меня воспитывал. Вот, поэтому, мне это и надоело…

– Доля правды в этом есть. Эдгар Косс же твой опекун и капитан корабля…

– Это я в курсе, – сказала Атани. – Также я знаю, что наш любезный капитан Тремор с каждым днем раздражает меня все больше и больше. И дело не только в том, что он смотрит в мою сторону. Если бы он служил у Эдгара, тот бы уже давно разжаловал его в матросы… – в изящной руке девушки оказалась пешка, и Атани показала её сопернику. – Я же сказала, смотри внимательнее…

– Ничего страшного, – улыбнулся в усы Жюльен и убрал с доски уже две фигуры. – Ты тоже…

– Вот черт, – негромко пробормотала красавица, чуть закусывая нижнюю губу, что придало ее лицу трогательное выражение.

Бросив на неё полный нежности осторожный взгляд, Жюльен Секурья расправил плечи и негромко кашлянул

– На какой финал нашей партии ты рассчитываешь?

Атани прищурилась в его сторону.

– Это еще к чему? Не сметь поддаваться, ясно?! – скомандовала она, и тут же поправилась. – Ой, то есть… Играй, по-честному…

И она снова уставилась на доску, сделав глубокий вздох. Иногда ей было мучительно трудно сдерживать в себе капитанский нрав и изображать благочестивую особу дворянского происхождения. Она старалась не выходить на палубу, чтобы не лезть с указаниями и замечаниями к капитану и команде, но пару раз все равно срывалась, что было объяснено долгим ее пребыванием на судне, которым командовал её отчим. Такую же легенду девушка преподнесла и самому Жюльену Секурья, который, если и сомневался в ее достоверности, то никак это не озвучивал.

Атани уже пожалела, что так опрометчиво поддалась эмоциям и навязала себе непривычную роль. Ей настолько жутко было в тот момент находиться на виду у семьи Филиппа Суронте, что, обуреваемая злостью на саму себя, она бросилась в эту авантюру. Тогда девушке хотелось выйти замуж за графа Секурья и всю жизнь ненавидеть мужа, делая его жизнь невыносимой, чтобы он каждый день жалел о том, что ввязался в бой за малознакомую особу, поддавшись чувствам. По прошествии нескольких дней Атани поняла всю нелепость своего поступка, но пути назад уже не было. Украсть шлюпку и броситься в обратное плавание? Она, как никто другой, понимала глупость этой затеи, которая приравнивалась к самоубийству, а так нелепо погибнуть в ее планы точно не входило. Оставалось ждать удобного случая закончить этот фарс, и попытаться вернуться к своим людям, которых она так внезапно бросила. Хорошо, что Эдгар и Боб в состоянии принять командование, и ее выходка не будет казаться такой уж абсурдной на этом фоне.

Атани скрипнула зубами, в очередной раз отругав себя за проявленные эмоции, и снова посмотрела на шахматную доску.

Она не выносила разговоров о любви, и выставила своему поклоннику предложение: если он хочет, чтобы она перестала избегать его общества, тому следует перестать вести себя, как безумно влюбленный. Тем более, что для экипажа «Галатеи» они были братом и сестрой по отцу. Раздавленный ее нежеланием даже видеть его, граф Секурья безоговорочно принял это условие, и вот уже несколько дней вел себя достойно брата и друга, стараясь, чтобы никто не замечал взглядов, которыми на девушку мог смотреть только любящий мужчина. Прямолинейность Атани Дюбарри, некоторая дикость, и все то, что не было присуще обычным девушкам из его окружения, с каждым днем подкупали его все более. Он наслаждался ее обществом, упиваясь каждой минутой, и грезил о взаимности со стороны Атани.

Где-то в глубине души Жюльен Секурья со страхом ждал прибытия корабля на любой клочок суши, понимая шаткость своего положения. Какое решение примет уже успокоившаяся девушка? Сбежать от него навсегда? Это ожидаемо. Последует ли он за ней снова? Он постарается. О прочем граф старался не думать и жил настоящим.

Портьера шевельнулась, и в кают-компании показалась заспанный капитана судна. Атани отметила про себя его помятый камзол, еле заметно скривилась, но, при этом, продолжала делать вид, что увлечена игрой, хотя выбор вариантов хода у нее был сильно ограничен.

– Добрый день, капитан! – сказал Жюльен. – Надеюсь, это не наша болтовня помешала вашему сну?

– Что вы, граф, – приосанился тот и отвесил легкий полупоклон в сторону Атани. – Голос вашей сестры помешать не может никак…

Та сделала вид, будто не заметила интонации, аккуратно подперла подбородок кулачком и подняла глаза.

– Скажите, сэр, когда мы поплывем?

На самом деле, она, как никто другой, знала ответ на этот вопрос. Утром Атани уже была на палубе и, попросив у помощника подзорную трубу, якобы из интереса, изучала горизонт, но сейчас ей очень хотелось перевести тему разговора.

Капитан Тремор сцепил пальцы в замок

– Видите ли, мадемуазель. Я вам вчера говорил, что это зависит не от меня. Мне бы тоже хотелось продолжить путь, поверьте. Но бывают случаи, когда штиль держит суда на одном месте по нескольку дней…

– И что же в таких случаях вы делаете все эти несколько дней? – Атани слегка склонила голову к плечу.

– Предположительно, то же, что и сейчас: отдыхаем. Кораблю нужен ветер, а я не в силах его вызвать. Вот, если только он откликнется на ваши просьбы, мадемуазель…

– Хорошо, – невозмутимо сказала та. – Тогда, как только мы с братом закончим партию, я поднимусь наверх, попробую заключить эту сделку…

И она многозначительно шевельнула бровями, давая понять, что больше не хочет диалога с капитаном. Несколько секунд тот стоял подле играющих, потом неловко кашлянул и повернулся к коку:

– Хью! Что на обед?

* * * *

Блестящий черный жук переполз через тонкую веточку на песке и, немного подумав, скрылся под её листьями. Вовремя! Чья-то нога в узкой женской туфле наступила на ветку. Та захрустела, но не поддалась. Придерживая подол, девушка пошла в сторону берега. А жук, пошевелив усами, продолжил дальше свой путь, полный вот таких неожиданных опасностей.

Кассандра остановилась, изучая горизонт. Небо было монотонно серым, нависая над островом, словно шляпа. Ветер дул слабый, но освежающий, и девушка мгновенно продрогла. Куда ни кинь взгляд – была пустота. Пустая бухта у восточного берега острова, серовато-зеленый от постоянной влаги песок, чуть в стороне – блестящие от водных брызг синеватые валуны. Казалось, что на горизонте небо сливается с морем, образуя над островом купол. Купол, в котором царило одиночество.

– Ждешь…? – прозвучал сзади неё мягкий женский голос. – И я жду…

Карла Дайсон-Хьюстон обнимала себя за локти, кутаясь в чью-то полинялую вязаную шаль.

– У меня осталось лекарства на два укола, – сказала Кассандра, взглянув на нее, и снова повернулась к берегу. Затем повторила. – На два… Что вам говорил Эдгар про возвращение?

– Ты знаешь, – спокойно ответила Карла, приближаясь. – Я повторила это много раз. Не ранее, чем десятого числа. Сегодня первое. Как твоя рука?

Кассандра задрала рукав, молча посмотрела на широкую кровавую царапину, тянувшуюся от локтя вверх, и пожала плечами:

– Ничего страшного… Она не опасна, я ее дезинфицировала. У Юлиуса много рома. Много – это для тех, кто его не пьет.

Она вздохнула.

Вокруг витала печаль безысходности. Попытка смириться с ситуацией, которую нельзя было победить. Кассандра не роптала, она принимала реальность и исходила только от неё. Сейчас две женщины, стоявшие на береговой линии острова, понимали друг друга без лишних слов. Обе выглядели уставшими и безрадостными. Кассандра Суронте, которая даже в трюме пиратского корабля была дерзкой и полной энергии, здесь – в условиях относительной свободы – была бледна и заметно похудела. Рана на руке сильно саднила и, чаще всего, по ночам. И тем больнее было с ней смириться, зная, что нанесена царапина родной матерью. Ранее Кассандра бы никогда не подумала, что может быть настолько крепкой духом, хотя картина, ежедневно стоящая перед её глазами, могла выбить из равновесия, кого угодно.

Сумасшествие Марты Суронте было буйным. В минуты приступов она никого не узнавала, пускала в ход в качестве оружия все, что попадалось ей под руку, и несколько дней назад островитяне только общими усилиями смогли оторвать её от собственной дочери, которая встала на пути безумной. Любая другая девушка в такой ситуации, наверняка, своими постоянными рыданиями могла бы олицетворять вселенский плач, Кассандра же была внешне более, чем невозмутима. Немногие бы поняли, как, на самом деле, ей трудно мириться со всем, что нельзя уже исправить.

Карла же переносила отсутствие пиратов на острове тяжелее, чем могло казаться другим. Ей вполне хватало общения, и даже отсутствие для бывшей леди привычного комфорта не мешало спокойно спать по ночам. Её волновали два дорогих ей человека, но говорить об этом она ни с кем не могла себе позволить. Во-первых, Карла постоянно думала об Атани, о том, где теперь девушка, и что происходит в её жизни. Во-вторых, думала о любимом мужчине. Думала, выгоняя из головы постоянный страх не увидеть его более. Слишком непривычным для неё было внезапное счастье любить и быть любимой, и она была готова ко всему, что разорвет эту иллюзию. Корабль захватят, судно уничтожит шторм, Эдгара скосит внезапная болезнь, его раздавит мачтой – что угодно. Карла не могла бы даже точно сказать, почему в её подсознании был этот страх, но иногда ловила себя на мысли, что просто не может быть в её новой жизни все так хорошо и спокойно. Не может.

При этом, она оставалась мудрейшей женщиной, и ни на секунду не переставала быть оплотом поддержки для всех остальных жителей крохотной колонии. Она постоянно была на кухне рядом с Эмили, иногда старалась помогать в сборе кокосов, внимательно слушала рассказы Юлиуса о прежних временах и приключениях. Что-то нависало… На горизонте судеб было что-то… Карла это чувствовала кожей, как будто это нечто неотвратимое распространялось в разные стороны, убегая под кружево потрепанного новой жизнью платья.

Неожиданно слуха обеих дам достиг чей-то пронзительный визг. Это не был крик протеста или возмущения. Это был крик боли и страха, к которому вдруг неожиданно присоединились другие голоса. Над островом, словно большая дымовая воронка, наводящая страх, завертелась паника.

– О, нет! – дёрнулась Кассандра, и, спотыкаясь, побежала в сторону бараков.

Чуть подумав, Карла сорвалась следом.

А навстречу им уже бежала одна из белокожих пленниц – Лорэна.

– Скорее! – завизжала она. – Она напала на графиню!

– Какого черта вы лезли?! – рявкнула Кассандра, и на ее угловатом лице обозначились агрессия и недюжинное мужество. – Я же сказала, не входить! Дайте ей выспаться!

И, не слушая, никаких оправданий, она вбежала в женский барак.

Кругом были следы борьбы. Все небольшое имущество живших здесь женщин было разбросано по неровному дощатому полу, а в углу у стены бились двое: графиня Этель Монгори и Марта Суронте. Точнее, драка – это было не совсем применимое слово. Истерически визжа, графиня валялась на полу, стараясь руками и ногами отбиться от своей подруги, которая со свистом стиснув зубы и приглушенно рыча, пыталась дотянуться до ее шеи. Марта Суронте вращала белками глаз, принявшими какой-то неестественно красный цвет, и зловещий скрип ее зубов был слышен всем. Несколько жительниц барака прижались к другой стене, боясь приблизиться. Смелости вмешаться в эту опасную борьбу им не хватало. Все отлично помнили, какую недюжинную силу придавало Марте ее безумие, и о том, какие кровавые полосы она наставила собственной дочери, которую спасло только вмешательство близнецов-пиратов.

Понимая, что бесполезно бросаться на помощь графине с голыми руками, Кассандра ринулась к своей лежанке и полезла под набитый травой матрас. Слегка дрожащими руками она достала связанный веревкой сверток и принялась его разворачивать. Пронзительные крики графини и озлобленное шипение Марты сопровождали эту жуткую картину.

В барак вбежала Карла. Три секунды ей хватило, чтобы оценить ситуацию. Взглянув на Кассандру, которая вскрывала склянку с лекарством, она вдруг с поразительным проворством отпрыгнула к другой стене и затопала ногами, привлекая внимание, потом засунула два пальца в рот и пронзительно свистнула. В эту секунду Карле могла позавидовать сама Атани Дюбарри.

Марта выпрямилась, бросив истязание подруги. Выпятив челюсть, она встала на четвереньки, мотнула головой, затем поднялась на ноги и с азартом бросилась на новую жертву. В этот момент со шприцем в руке к матери кинулась Кассандра, пытаясь воткнуть иглу ей в предплечье. Безумная зарычала, как дикий зверь, и отшвырнула девушку в угол, затем бросилась к выходу из барака. Но достичь его не успела. Карла первая метнулась к дверям, захлопывая их, и оказалась лицом к лицу с Мартой. На лице мужественной вдовы политика не дрогнул ни один мускул: она лишь приподняла руки, прикрывая ими лицо.

Повисла тишина, нарушаемая сопением безумной. На мгновение все подумали, что приступ сейчас кончится, но они ошибались: Марта прохрипела что-то невнятное и с кулаками набросилась на преграждавшую ей выход Карлу. От первого удара та удачно уклонилась, но второго ей было не миновать, если бы не Кассандра. Поднявшись с земли, та подбежала к матери сзади и воткнула иглу ей пониже плеча. Мгновенно спустив лекарство, она отбежала подальше, напряженно наблюдая за происходящим. Больная жалобно взвыла, стиснув зубы. Этот крик напоминал и рык, и плач, и стон. Все вздрогнули.

– Выходим отсюда! – крикнула Кассандра зло. – Что столпились!? Быстро!

Пользуясь тем, что Марта, схватившись за уколотое место, с плачем кружится на месте, все присутствующие женщины, толкаясь, выбежали из барака. Навалившись на дверь, Кассандра лязгнула засовом, и вдруг обессиленно согнулась пополам, словно получив удар в живот. Из ее груди вырвался странный звук, напоминающий бульканье. Все тело била нервная дрожь.

– Все хорошо, – мягко сказала Карла, обнимая ее за плечи. – Все в порядке… Ты не пострадала?

Висело гнетущее молчание. За стенами барака слышался протяжный вой.

Кассандра вдруг выпрямилась. Ее глаза были сухими, еще более осунувшееся лицо напоминало восковую статую.

– Я успела, – сказала она, ни к кому не обращаясь. – Итак, я смогу прекратить еще один приступ. Больше лекарства нет, – девушка прислушалась к шуму за дверью барака и отошла в сторону. Несколько секунд она смотрела в одну точку, потом повернулась к остальным жительницам острова.

– С каких пор я невнятно выражаюсь по-английски?! – вдруг крикнула Кассандра, захватывая носом дувший ей в лицо ветер. – Я же сказала, что не входить пока туда! Не будить её! Чем меньше мы попадаемся ей на глаза, тем больше шансов, что приступов не будет! – она бросила взгляд на всхлипывающую графиню Монгори. – Что вы опять устроили? С чего она бросилась именно на вас?! Я, графиня, вам еще пару недель назад сказала, что это теперь не ваша приятельница Марта Суронте. Равно, как и не моя мать! Она не узнает вас, меня, мужа – никого! – кричала Кассандра. – В те минуты, когда она тиха и спокойна, лучшее, что мы можем сделать для самих себя – это быть от неё подальше! Где в моих словах нечеткие объяснения?!

На её плечо снова легла мягкая и белая женская ладонь.

– Все нормально, – негромко сказала Карла. – Она понимает… Пойдем… Ты точно в порядке?

Из-за мужского барака, увязая в песке деревянной ногой, выбежал Юлиус, отчаянно пытаясь придавать себе скорости с помощью взмахов локтями. Увидев столпившихся женщин, он остановился, обвел всех взглядом, видимо, пересчитывая, потом глубоко вздохнул.

– Я же не глухой, – пояснил он через минуту. – Долгие годы в вороньем гнезде просидел, слух и зрение хорошо натренированы. Сразу понял – опять приступ и надо спешить… Все хорошо?

Кассандра нервно передернула плечами

– На еще одну дозу хватит…

Повисло неловкое молчание, потом пират сказал:

– Может, когда команда вернется, они что-то придумают…

– Не придумают, – каменным голосом сказала девушка и прибавила. – Юлиус, я прекрасно все знаю. Я знаю, как, на самом деле, обращаются с буйно помешанными, потому что они опасны для окружающих. Хорошо знаю… – Кассандра вздохнула. – Пока сейчас я надеюсь только на то, что команда вернется побыстрее… И на то, что на каком-нибудь захваченном корабле будут нужные лекарства… – она горько усмехнулась – Хорошие у меня мысли. Законные. Про захваты кораблей и гибель невинных людей. Всего лишь три месяца назад я даже не представляла, как выглядят морские разбойники… – и прибавила тут же. – Да-да, Юлиус, я помню твои рассказы об особенных личностях. Но называю вещи своими именами… Где сейчас мой отец?

Одноногий разбойник показал в сторону

– Пытается рыбачить…

– Я пойду к нему, скажу… – замученно бросила Кассандра и побрела в указанном направлении. Каждый ее шаг отдавал усталостью.

Карла несколько секунд смотрела ей вслед, потом встрепенулась:

– Дамы, – объявила она с поразительной бодростью. – Пока разбредаемся. Через полчаса, как наша больная успокоится и уснет, можете вернуться…

Ответом ей было обреченное поскуливание графини Монгори.