«Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда» kitabından alıntılar, sayfa 143
"... слова, которые сказы, что-то означают, даже если ты ничего не имел в виду."
"Некоторые живут, как будто в порядке эксперимента", - сказал незрячий по поводу последних событий. Вот только не понятно, почему желание поэкспериментировать появляется у всех одновременно?
Каждый раз, разбирая и собирая рюкзак, я понимаю, что занят чем-то абсолютно бессмысленным. Содержимое рюкзака почти не играет при этом роли, важен сам процесс. Вытащил, понюхал, отложил. Вытащил, поковырял, отложил. Потом пробуешь запихать все обратно, а оно не запихивается. Становится интересно, почему. И так далее. Почти медитация. Когда-то такое называлось «синдромом одной сумки». Очень тяжелое заболевание. Наблюдая теперь у себя его признаки, я не совсем понимаю, чем оно вызвано. Размеры и вес багажа на выпуске никто не ограничивает. А я все равно ужасно расстраиваюсь из-за того, что в рюкзак ни в каком виде не влезает воздушный змей. Наверное, это такие игры ума. Отвлекающие маневры. Мучаешься, пыхтишь, пересчитываешь свое добро и незаметно забываешь, с чего, собственно, начал паковаться. Зато вспоминаешь много всего другого, потому что любой предмет – это времена, события и люди, спрессованные в твердую форму и подлежащие размещению среди прочих, себе подобных. Рюкзаку моему лет сорок, сейчас таких прочных не шьют. На нем заплатки из настоящей кожи, тяжелые латунные пряжки, десять внутренних карманов, пять наружных и специальный чехольчик для ножа. Не рюкзак, а пещера Али-Бабы. У меня его крали два раза, но я оба раза его вернул, а сам украл так давно, что никто уже и не помнит, что он не был изначально моим. Я рассказываю все это Лорду, выгружая содержимое рюкзака, похлопывая его по опавшим бокам и встряхивая. – Вот здесь, смотри… в этом кармашке – бритва. Дергаешь змейку, она выскакивает, и – привет. – Что привет? – Без пальцев можно остаться. Так я вернул его оба раза после кражи. Смотришь, в столовой, у кого рука забинтована, подъезжаешь и говоришь: «Верни рюкзак, сука!» – и они отдают. А если не отдают, им же хуже. Лорд с интересом заглядывает в рюкзак: – Странно, что ты не намазал ее ядом. На тебя как-то непохоже – оставить вору шанс. – Ну уж нет, – кладу обратно шерстяные носки и кружку со своими инициалами, – одним из похитителей был Лэри. Можешь себе представить его нытье, когда он порезался. А если бы там был яд… На самое дно идет архивный альбом с наклейками и вырезками, в кружке размещаются глиняные свистульки. Походный котелок, бинокль, малиновая жилетка, коробка с бисером… <...>
Я пакуюсь дальше, с уважением вслушиваясь в перегруженную тишину. Лорд продолжает спать. Колода карт, лампочки для фонариков, компас, солонка, ушные затычки, перо на шляпу, подтяжки…
Давно бы всех передушил. Сплошное нытье и прыщи, такое кого хочешь сведет с ума.
Бредем к Дому, толкая перед собой две круглые, безголовые лепешки теней.
Высокая должность, скажу я тебе, не такое дело, при котором стоит выглядеть героем манги. – Я это давно понял, – говорит Курильщик. – Что вожаку в Доме желательно выглядеть восставшим мертвецом. Почему-то.
Молчать этот тип умеет до жути выразительно. И долго. Так что мы сидим и молчим, а тишина сгущается вокруг душным облаком.
Кажется, после этих слов заговорили все одновременно. Тишину разнесло вдребезги.
Я лежал как-то в лазарете в одной палате со Слепым. За три дня он не произнес ни слова. Даже почти не шевелился, так что я постепенно стал воспринимать его как деталь интерьера.
Ты во всем, и все в тебе.
