Kitabı oku: «100 великих криминальных драм XIX века», sayfa 5
Во всем виновата политика
Что политические деятели и чиновники находятся в зоне риска, ни у кого не вызывает сомнений. Достаточно оказаться в центре борьбы политических кланов за власть или вызвать недовольство введением новых законов, и вот уже такой представитель действующей власти приговорен: его устранение – только вопрос времени. Однако обстоятельства таких покушений могут быть самими удивительными, вплоть до случайности. Кто-то в достаточной степени случайно избрал не ту профессию и оказался не в том месте и не в то время. Кто-то просто стал крайним и поплатился за чьи-то чужие ошибки. Такое могло бы случиться с любым человеком, далеким от политики. Но случилось все-таки с ним.
Можно ли считать трагической случайностью скверную работу службы охраны или беспечность самого охраняемого? Едва ли. Потому что в таком случае придется поверить в роль всесильной Судьбы, предназначившей политическому деятелю именно тот день и час, когда он покинет эту землю.
Смерть губернатора Египта
Неудачи архитектора
Нередко приходится задумываться о том, насколько лучше сложилась бы жизнь того или иного политика, чиновника, военного, если бы он предпочел более творческую и созидательную профессию. Вот так и Жан-Батист Клебер из Страсбурга хотел стать архитектором, но зачем-то стал наполеоновским генералом. Но, очевидно, время было такое, да и не только время. Всегда находятся причины к перемене судьбы, и в данном случае такой причиной стало финансовое положение молодого Клебера: в 1771 году он отправился в Париж учиться, но у него не хватило средств на продолжение архитектурного образования под руководством знаменитого Жана-Франсуа Шальгрена, лауреата Римской премии и придворного архитектора графа Прованского. Все в начале XIX века так или иначе работали на Наполеона, и в 1806 году Шальгрен по поручению императора стал проектировать в Париже Триумфальную арку, но, не закончив строительства арки, умер в 1811 году. Его ученика Клебера в то время уже более десяти лет не было в живых. Но, проектируя арку, Шальгрен едва ли мог подумать, что однажды на ней будет увековечено имя его незадачливого ученика – как полководца и губернатора Египта.
Солдат становится генералом
Через год после неудачи на архитектурном поприще Клебер отправился в Мюнхен и поступил в военное училище. Только там мог отличиться неимущий юноша. Через пять лет он уже служил поручиком у австрийского генерала Франца Венцеля Кауница фон Ритберга и участвовал в так называемой «картофельной войне», или Войне за баварское наследство 1778–1779 годов. Клебер воевал недолго и без кровопролития, а в 1783 году благополучно вышел в отставку и начал инспектировать здания и постройки в Эльзасе, то есть в какой-то мере приблизился к тому, с чего начинал, готовя себя в архитекторы. Но на этом его военный путь не закончился. Была образована национальная гвардия Франции, и он поспешил вступить в батальон, чтобы добиться больших успехов на военном поприще. Помимо военного мастерства Клебер выгодно использовал и свое знание архитектуры при строительстве укреплений. Его новаторские предложения помогли ему стать полковником, а практичный характер и математический ум сделали его генералом после успешной обороны Майнца в 1793 году. Когда Майнц все же сдали, Клебер попал под суд, но разумное поведение и логика позволили ему доказать свою невиновность, и эта неприятная история никак не отразилась на его жизни и карьере. Вместе со своим гарнизоном он отправился в Вандею.
Генеральская жизнь
Надо все же заметить, что генеральская жизнь и в особенности генеральская совесть – это не пирог с повидлом. Интересно было бы представить, с чем несостоявшийся архитектор впоследствии предстал перед Всевышним. А что, если Всевышний спросит его: «А где твой майор Шеварден? Где твои «300 спартанцев»?»
Генералу ведь приходилось в буквальном смысле посылать людей на смерть. Одно дело – если ты сам тоже жертвуешь собой, но совсем другое – если они погибают за тебя, а ты и усом не ведешь. Впрочем, Клебер все-таки переживал и винил себя в гибели отправленных им на верную смерть трехсот воинов.
Произошла эта трагедия потому, что вандейский генерал Шаретт и его сограждане хитро опередили генерала. Шаретт воспользовался тем, что войско Клебера расслабилось и пьянствовало на банкете. В тот момент ничего не стоило разгромить Клебера. И тот понял, что ему грозит потеря армии. Чтобы сохранить большую часть войска, он приказал батальонному командиру майору Шевардену взять 300 гренадеров и бороться с неприятелем до последней капли крови. Так и сказал: «Тебя изрубят в куски, но ты спасешь своих товарищей!» В живых никого из смельчаков не осталось.
Клебер с армией избежали смерти. Генерал писал в рапорте: «Я сожалею об отважном Шевардене, командире батальона егерей Соны и Луары, прикрывавшем отступление; о Рифле, друге Мерлена, который добровольно последовал за ним. В числе раненых оказались Гуа, глава третьего батальона Ньевр; храбрый Патри, командир батальона егерей из Касселя; Лоран, командир легкой артиллерией; Метивье, прикрепленный к штабу, и большое количество других превосходных офицеров».
Сам Клебер тоже был ранен. Он считал свою рану незначительной, но передал командование успешному генералу Канкло. Через несколько дней уже Канкло составлял рапорт для военного министра: «Мятежники были сдержаны и отброшены на полтора лье от Гетинье Обером-Дюбайе. Армия располагается биваком перед городом, авангард – впереди на своем посту, горящий желанием загладить свое поражение и возвратить свою артиллерию. Потери врага очень значительные, наши – меньше; у нас много раненых, в том числе генерал Клебер».
Уже из нашего времени задумываешься: а стоило жертвовать таким количеством людей ради каких-то мифических побед, о которых сегодня никто уже и не помнит? Вот если бы Клебер, подобно своему учителю, проектировал арки… Арки материальны, они остаются в истории как памятники искусства. Только Клебер выбрал иной путь и никогда больше с него не сворачивал.
Бегство в Египет
В буквальном смысле это не было бегством, скорее – желанием, получив новую должность, убраться подальше от Парижа и его интриг. Директория переживала не лучшие времена. Вернувшись в Париж в начале 1794 года, генерал Клебер принял дивизию Северной армии, а потом участвовал в осаде Маастрихта и взял крепость. Но была в его жизни и другая сторона – темная, полная недругов и фискалов. Когда генерал участвовал в сражениях, все было просто и понятно. Но стоило ему приехать в столицу и попасть в высокие кабинеты, как начинались неприятности. Не умел Клебер быть светским человеком и царедворцем. Он всегда рубил правду-матку, был слишком откровенен, и большинству это не нравилось. Генерал отказался быть членом Законодательного собрания и резко высказывался по поводу методов управления в государстве. Он нажил много врагов и был даже рад, когда Бонапарт предложил ему отправиться в поход в Египет. В послании своему могущественному покровителю Клебер писал: «Я решился, генерал, следовать за вами повсюду; последую за вами и во Францию; я не хочу никому более повиноваться, как вам одному».
Бонапарта пытались поссорить с Клебером, но храбрость и ум генерала вызывали такое восхищение у будущего императора Франции, что он вскоре назначил Клебера главнокомандующим в Египте.
Во всей этой египетской истории удивляет наивность боевого генерала, который был в то время уже не мальчиком.
Интриги Тальена
Вначале участвовавший в Египетском походе журналист, революционер, один из вождей заговора против Робеспьера Жан Тальен пытался поссорить Бонапарта с Клебером и наговаривал на генерала, а потом, после отъезда Бонапарта, внушал уже самому Клеберу, что Бонапарт просто решил бросить его в Египте безо всякой помощи. И Клебер этому верил, хоть и догадывался, что за личность Тальен. Этот нечистый на руку политикан был известным мастером интриги. Отправляя раненых в Европу, он через них распространял порочащие сведения о Клебере, не гнушался даже контактами с противником, чтобы очернить генерала, подставить его. Тальен любил дружить «против кого-то» – это была его природная тактика. Сын неимущего управляющего у маркиза де Берси, этакий французский «Молчалин», Тальен получил приличное образование только благодаря хозяину его отца, и это приучило его к мысли, что люди слабы и сентиментальны, нужно только умело ими манипулировать. Он легко избавлялся от друзей и близких, а его личность можно охарактеризовать исторически известной запиской, посланной из тюрьмы его будущей женой Терезой: «Я умираю оттого, что принадлежу трусу». Став через полгода его женой, она вскоре бросила его, убедившись, что живет с ничтожеством.
Тальен считал: чтобы свалить соперника, можно даже временно пойти на союз с неприятелем. Предательство? Ничуть! Это ведь для дела. Так он вступил в переговоры с командором Сиднеем Смитом.
Клебер хотел переправить всех французов в Европу, но против этого выступал Смит, составивший письмо, в котором предлагал им сдаться в плен. Это письмо по приказу взбешенного Клебера было расклеено на всех улицах Каира с предложением выступить против такого наглого врага.
Неумелый правитель
Авторитет генерала в армии, его победы позволили ему получить большую власть в Египте. Ему подчинился и Мурад-Бей, возглавлявший мамелюков. Единственное, чего не умел Клебер, – это управлять государством, тем более чужим. Он просто не понимал, что для такого сложного дела не нужно бряцать оружием. Требовались знания и такт, а этого у него не было. Военные успехи в Египте усыпили бдительность Клебера, сделали его невосприимчивым к реальному положению вещей. Для содержания своей армии он обложил египтян данью, причем мзда взималась за все, включая гаремы. Недовольство жителей росло и превратилось в ничем не прикрытую ненависть к новому правителю. Его просто больше не могли и не хотели терпеть.
14 июня 1800 года сирийский курд, уроженец Алеппо Сулейман аль-Халаби подкараулил Клебера и убил ударом кинжала. Убийце генерала было 23 года.
Личность убийцы
Сулейман аль-Халаби родился в сирийском Алеппо в 1777 году. Его отец Мохаммад Амин торговал оливковым маслом и в 1797 году отправил сына в Каир изучать всё, что связано с исламом в университете Аль-Азхар.
14 июня 1800 года аль-Халаби подошел к дому Клебера под видом нищего, ищущего аудиенции у Клебера. Когда он подошел к нему, Клебер привычно протянул руку аль-Халаби, чтобы он поцеловал ее в обмен на деньги. Вместо этого аль-Халаби с силой притянул к себе генерала и четыре раза ударил его стилетом. Помощник Клебера пытался защитить его, но получил ножевое ранение. Ему удалось выжить.
Аль-Халаби прятался в близлежащем парке, но его нашли французские солдаты. При обыске они обнаружили стилет. Убийца был арестован и подвергнут пыткам, его правая рука была обожжена до кости, при этом он отрицал какие-либо отношения с шейхом аль-Шаркави или народными движениями сопротивления. Его судили и приговорили к смертной казни. Бедняга был посажен на кол, а палачи не давали ему пить, чтобы он дольше мучился. Впоследствии его череп и стилет были выставлены в Музее человека в Париже с подписью «Преступник». Едва ли это можно назвать нормальным явлением для цивилизованной Европы. Впрочем, в этом своеобразном музее выставлен также череп «повара королей» и «короля поваров» – национальной знаменитости Мари-Антуана Карема. Такая вот посмертная слава напоказ.
В 1965 году египетский драматург Альфред Фараг написал арабскую националистическую пьесу «Сулейман аль-Халаби», основанную на истории убийства генерала Клебера. В интерпретации Фарага поступком Аль-Халаби руководило благородное желание избавить арабов от иностранной оккупации, а сам он был связан с народным восстанием.
«Узник» замка Иф
Прах убитого генерала Клебера, как и прах его убийцы, не обрел покоя. Генерала похоронили близ Каира в свинцовом гробу, а потом извлекли для отправки во Францию, но на целых 18 лет «забыли» в замке Иф, расположенном в Марсельской бухте.
Покушение на генерала Клебера. Гравюра 1815 г.
Генерала можно было бы даже назвать «узником замка Иф», если бы знаменитый роман А. Дюма «Граф Монте-Кристо» не был написан почти полвека спустя после описываемых событий. Говорили, что такая «забывчивость» и посмертное заключение генерала в замок связаны с волей злопамятного Бонапарта, считавшего, что Клебер обвинял его в побеге из Египта и трусости. Так это или не так, неизвестно, но факт остается фактом: лишь в 1818 году, после падения Бонапарта, гроб Клебера был перезахоронен у него на родине – в Страсбурге.
Призрак Михайловского замка
Начну с загадки. Некогда мне довелось готовить античный цикл – анализ обработанных классиками древних мифов. И в ряду произведений оказалась пьеса Василия Васильевича Капниста «Антигона» (1810–1815). Капнист – драматург екатерининских времен, для золотого века уже ставших «веком минувшим». Пьеса его весьма необычна, в ней словно сошлись несколько направлений литературы: уж классицизм и сентиментализм – точно. Классицизм представляет Креонт – правитель Фив и дядя Антигоны. Сентиментализм – это пара влюбленных: сын Креонта Эмон и его избранница Антигона. По сюжету эллинского мифа Креонт приходит к власти в Фивах после смерти своего зятя Эдипа и братоубийственной войны его сыновей-наследников Этеокла и Полиника. Оба погибли, и дядя Креонт отдает распоряжение: Этеокла, как патриота, похоронить с почестями, а Полиника, приведшего в Фивы иноземную рать, бросить в чистом поле. Всякого, кто попытается предать тело Полиника земле, ждет казнь. Дочь Эдипа Антигона не может смириться с унижением праха ее брата и присыпает его землей. Для Креонта дело осложняется еще и тем, что женихом Антигоны является его собственный сын.
В трагедии Капниста Антигона и Эмон – нежные создания (они все время с платочком и в слезах). Креонт же являет собой классический образ деспота и тирана. Чтобы не потерять лицо, этот человек, взявший власть, которая ему не предназначалась, но досталась в силу обстоятельств, готов отправить на смерть кого угодно. Лишь в конце он понимает, что и его жизнь кончена.
Эта грандиозная и мрачная фигура у Капниста более всего напоминала безумного Иоанна Грозного, убивающего своего сына. Возникал резонный вопрос: с чего бы это Капнисту вдруг вздумалось писать об Иоанне Грозном в начале XIX века? Дело в том, что писатели эпохи Просвещения были людьми вполне конкретными: если они что-то говорили, то всегда со смыслом и отсылкой к современности.
К счастью, этот вопрос возник, и понадобилось заглянуть в примечания и сопутствующие материалы. Оттуда и выяснилось, что Капнист зашифровал в злобном и кровожадном Креонте вовсе не Иоанна IV, а Павла I.
У современного человека это может вызвать культурный шок. С одной стороны, понятно: Капнист критиковал свое время. С другой стороны, император Павел воспринимается нашим и несколькими предыдущими поколениями как человек не слишком волевой, даже где-то аморфный, не очень разумный, не разбирающийся в политике и даже склонный к мистике и видениям. Его властная мать практически отлучила его и от государства, и от воспитания наследников. Павел же предпочитал отсиживаться в Михайловском замке и играть в солдатиков. Выходит, современники представляли его совсем другим? А ведь современникам явно виднее.
Враг государства
К началу XIX века Павел превратился в притчу во языцех для русского дворянства. Его считали безумным абсолютистом. Он не считался с аристократией, ни к кому не прислушивался и доверял в большей степени своим вещим снам, в которых ему иногда являлся даже Петр I на правах прадедушки. Сейчас уже не важно, с какой долей процента Петра I можно считать действительным прадедушкой Павла. Важно то, что Павел никогда не отличался самовластной волей, умением управлять страной и способностью подбирать себе подходящие кадры – всем тем, чем как раз отличался Петр I.
Павел был императором около пяти лет. Пока в стране царила его мать, союз с дворянством, залог успешного правления, соблюдался и расцветал, в том числе и на ниве просвещения. Павел же отправлял в опалу придворных и полководцев, поссорился с Суворовым, не ладил с гвардейцами, собирался узаконить своих внебрачных детей, что привело бы к хаосу у трона. Взбесила всех и ситуация с штабс-капитаном Кирпичниковым, получившим тысячу палок за оскорбительное высказывание об ордене Святой Анны. Внешняя политика за эти пять лет тоже изменилась: Павел поссорился с ближайшим союзником России Великобританией и вступил в союзнические отношения с Францией. Ему пожаловали Мальтийский орден, а Павел не увидел в этом подвоха и носился с орденом, как завоеванные индейцы – со стеклянными бусами.
Понять Павла тоже можно. Его раздражала владычица морей Британия и хотелось разнообразить дипломатию союзом с Пруссией, Швецией и Данией – союзом, в котором он мог бы занять главенствующее место. В ноябре 1800 года англичане заняли Мальту, которую Павел считал своей вотчиной и хотел сделать средиземноморской базой флота, а в декабре он подписал договор с тремя странами севера и наложил арест на британские суда в российских портах, чем разозлил и англичан, и англоманов внутри своей страны.
Лондонский след
Большое количество политических заговоров и физических устранений режиссировались из Лондона. Достаточно вспомнить уничтожение русской миссии в Тегеране в 1829 году или убийство Распутина в 1916-м. Есть версия, что устранение Павла I тоже режиссировалось из Лондона или по крайней мере финансировалось оттуда. Это лишь версия, но известно, что посланник Великобритании Чарльз Уитворт был в курсе злодейского плана.
При императрице Екатерине сэр Уитворд был в фаворе и получал награды от русского двора. После ее смерти он сблизился с дипломатами-англоманами А.А. Безбородко, графом А.Р. Воронцовым, Н.П. Паниным и настаивал на сближении с Англией.
Уитворту удалось подписать торгового договора от 1797 года и союзный договор против Франции от 1798 года. Посол даже успел получить титул пэра за свою деятельность. Но захват Мальты возмутил русских, а желание Павла отозвать суворовские войска в Россию злило англичан. Павел потребовал отзыва посла, потом раздумал. Но уже в мае 1800 года отношения ухудшились настолько, что посланников поменяли на временных поверенных. Тогда же Уитворта послали в Копенгаген с задачей расстроить союз России и Дании. Все это время он поддерживал отношения с братьями Зубовыми, находившимися в опале, их сестрой Ольгой Жеребцовой и Паниным. Супруга камергера Жеребцова была любовницей Уитворта.
С помощью этой группы Уитворт рассчитывал убрать Павла I и восстановить русско-английский альянс против Франции. Некоторые историки, вроде Казимира Валишевского, считали, что Уитворт даже давал советы Панину, как избавиться от влияния Павла: например, можно было прибегнуть не к устранению, а к регентству по примеру английского. Такие прецеденты имелись: царственные династии без освежения крови часто приходили к вырождению. Например, английский король Георг III сошел с ума и был отрешен от власти, а фактическим правителем стал его сын Георг IV. Та же ситуация сложилась в Датском королевстве: душевнобольной король Кристиан VII оставался на престоле лишь формально, а вместо него страной управлял совет.
Наследник и его теневые партнеры
Всех уже более двух веков интересует вопрос: какова же была роль Александра I в заговоре и убийстве? В некоторых кругах Петербурга Александра считали отцеубийцей. Существовала версия, что набожность Александра и его возможное бегство в монастырь были связаны с чувством вины, а сам он считал карой за гибель отца войну 1812 года и отсутствие у него наследников. Но никаких прямых свидетельств вины будущего императора не существует. Впрочем, логика подсказывает, что дальнейшее пребывание Павла на троне и продолжение его внешней и внутренней политики могли быть опасны для жизни и свободы самого великого князя Александра.
Заговорщики сильно рисковали, ведь нередки были случаи молчаливого согласия наследника и в то же время – дальнейшей зачистки всех участников.
Никто не знал, что предпримет будущий император. Порой благодарность выражалась в форме репрессий.
Первоначально предполагалось низложение Павла I. В нем должно было участвовать несколько полков. Панин намеревался оказать давление на императора и заставить его добровольно отречься от престола. Именно поэтому явление заговорщиков должно было напоминать военный переворот. В Михайловский замок были введены гвардейские и армейские полки. В случае отказа заговорщики увезли бы Павла в тайное место, где его можно было бы держать под стражей – иными словами, взять императора в заложники.
Попытка договориться по-хорошему провалилась. Император оказал сопротивление и был убит табакеркой. Кстати, такой способ убийства подтверждает версию о непредумышленном убийстве: император был убит в схватке первым, что попалось под руку, если бы его с самого начала хотели убить, оружие было бы припасено заранее. Павла ударили табакеркой, а потом задушили шарфом.
