Kitabı oku: «Дневники дьявола», sayfa 5
Антон встал, подошел к двери комнаты отдыха и резко распахнул ее. Ирина на ватных ногах прошла мимо него в довольно просторное помещение и, сквозь застилающий глаза туман, огляделась. Роскошная белая мебель с золотой инкрустацией эффектно выделялась на бордовом фоне стен.
Изящный столик с гнутыми ножками был завален красивыми коробками и коробочками. Ледяными от стресса пальцами Ирина потянула за одну из блестящих ленточек и открыла коробку. Там лежал дорогой наряд из секс-шопа красного цвета. Ирина плохо соображая, сняла дубленку, сапожки, одежду, белье и зашла в душ.
На полочке перед душем стояли красивые бутылочки и на самом видном месте лежала опасная бритва. Сознание прояснилось в доли секунды. Ирина машинально облила душем тело, тщательно обтерлась огромным лохматым полотенцем и аккуратно надела кружевной наряд с коротким пеньюаром украшенным перьями, красные же сабо на тонком высоком каблучке, усыпанные стразами, которые она нашла в другой коробке. . Она убрала сзади за резинку трусиков бритву и, попытавшись растянуть на заставшем лице дежурную улыбку, открыла дверь в кабинет.
Первое, что она увидела, было дуло пистолета, направленного ей прямо в переносицу. Антон абсолютно голый, широко раздвинув волосатые ляжки, сидел в своем кожаном кресле, развернувшись к двери комнаты отдыха и, опираясь локтем на столешницу, целился в нее. Он причмокнул губами и усмехнулся:
– Хороша, чертовка и блеск в глазах прежний. Бритвочку углядела, умница? Раз себя не порезала, значит для меня принесла. Ну-ка, избушка, повернись к лесу передом, а ко мне задом!
Сердце ухнулось в никуда и Ирина медленно повернулась. Она почувствовала, как Антон выхватил из-под резинки сложенное лезвие. Когда Ирина по его команде повернулась, то сразу заметила перемены в кабинете. На столе и на окнах не осталось ни одного тяжелого или острого предмета. Все было готово к экзекуции.
Антон встал, медленно подошел к сейфу, не сводя глаз с Ирины, убрал в него бритву, положил пистолет, мягко щелкнул замком и широким жестом сопроводил приглашение:
– Выбирайте место, сударыня, откуда начнем наше долгое и упоительное путешествие…
Насиловал Антон Ирину жестко, тяжело и долго. В перерывах запивал какие-то горошины минеральной водой из пластиковых бутылочек, лишив Ирину последней надежды на его отключку. Он ни разу не сходил в душ и едучий запах его пота давно забил изысканный аромат дорогого парфюма. Ирина никак не могла избавиться от этой вони под душем, куда Антон отправлял ее каждый раз после завершения акта. Сам же он ждал ее развалившись в кресле и свесив измазанный ее кровью член между дряблеющих ляжек.
Он заставлял ее переодеваться, танцевать на столе стриптиз, играть с огромным имитатором толи человеческого, толи конского полового члена. Ирину тошнило до рвотных позывов, когда насильник совал ей в рот свою обмягшую от усталости плоть и заставлял долго ее реанимировать, но не допускал завершения, а снова и снова тяжело насиловал ее, раздирая все внутри в кровавые лохмотья.
Несчастной женщине казалось, что этот кошмар длился вечность и когда Антон отпустил ее одеваться она вообще уже ничего не чувствовала кроме пронизывающей все тело боли.
Открыв ей дверь кабинета Антон сообщил, что на нее налагается штраф за непослушание в половину от договорной суммы и что, если она захочет отработать оставшуюся часть долга, то он ждет ее предложений, но это снова будет только этот кабинет и полная программа, теперь хорошо знакомая ей.
Ирину отвез с предприятия угрюмый водитель Антона Сарик на старом грузовике. Каждая колдобина на дороге через жесткое сидение пронизывала острой болью изодранное тело.
Она оступилась на скользкой заледеневшей подножке, когда Сарик остановил грузовик в леске, отделявшем промышленную трассу от жилой зоны города примерно в километре от ее дома. Больно ударившись спиной и затылком о железо Ирина рухнула почти под машину, но Сарик не вышел из кабины, что бы ей помочь. Он подождал, пока она выползет из-под грузовика, потом медленно сдал назад, объехав лежащую на дороге женщину, и автомобиль быстро исчез в морозном тумане.
Была глубокая ночь и ждать помощи было просто бессмысленно. Почти теряя сознание, Ирина медленно побрела по тропинке через лес, к ярким огням города. Когда она пришла домой, Игорь понял все едва взглянув на нее. Она сползла по стене прихожей и потеряла сознание. Ирина пришла в себя только через неделю в больнице. Конечно, к ней сразу пришел следователь прокуратуры, но она ему так ничего и не сказала, зная, что Максюта выкрутится, а потом приведёт свои угрозы в исполнение. Когда же узнала о его смерти, она жутко испугалась, боясь, что это сделал Игорь.
Я верила и не верила Ирине, до того страшной оказалась ее правда об Антоне. Я вдруг вспомнила, как сразу пошла смывать его поцелуи с моих рук и теперь поняла почему мне захотелось это сделать. Они были липкими и похотливыми, а не вежливыми и уважительными.
Да, Игорь мог убить и имел на это право, что бы не думали об этом Бог и Закон. Но это был не он, если верить Степке. Тогда кто ненавидел Антона больше чем Игорь и Ирка, да и за что можно возненавидеть больше?
Глава одиннадцатая.
Вездесущий Серж позвонил с утра и предупредил, что у него для меня есть сюрприз. Он пригласил нас с мужем к себе в гости после шести вечера. Когда мы пришли, у Сержа в гостях был молодой, но какой то помятый паренек. Они так увлеченно обсуждали последний фильм «Матрицы», что, казалось, совершенно не обратили внимание на нас, но через минуту все изменилось. Серж что-то шепнул пареньку на ухо и тот с любопытством взглянул мне в лицо:
– Так вы и есть та самая столичная журналистка, ведущая независимое расследование гибели моего незабвенного папеньки?
Я одновременно возмущенно и недоуменно уставилась на Сержа, застыв вопросительным знаком перед креслом, в которое намеревалась сесть. Серж усмехнулся и ответил сразу на все мои не озвученные вопросы:
– Во – первых, информация о твоем расследовании дальше этих стен не выйдет, во-вторых , у Антона был внебрачный сын, который старше его дочери на пять лет и он перед тобой, зовут его Кирилл и ,в-третьих, он готов ответить откровенно на все твои вопросы за весьма умеренную плату. Ты можешь ему верить, я знаю его, он мужик серьезный, хоть и сбившийся с истинного пути. Не робей, спрашивай.
Сержу не доверять у меня оснований не было, тем более, что он экономил мое время, поставляя персонажей моего расследования раньше, чем я вообще узнавала о их существовании. Видимо то, что мой частный интерес давно принял форму расследования, стало очевидно не только мне. Я внимательно посмотрела на Кирилла и спросила:
–Что ты мне можешь рассказать и сколько это будет стоить?
Кирилл сморщил нос, закатил глаза, видимо подсчитывая свой гонорар в уме и быстро протараторил:
– За косую баксов я расскажу и покажу тебе все, что собирал на моего папашу долгие пять лет, намереваясь доить его. Теперь с него поиметь ничего не получится, с прочих смерти подобно, а тебе многое будет интересно. По рукам?
Я быстро хлопнула по его потной ладошке, едва удержавшись, что бы не вытереть свою о покрывало на кресле:
– Давай, если информация стоящая, получишь, не отходя от кассы. Если туфта, извини.
Серж встал и кивком пригласил нас следовать за ним. Я и Кирилл пошли в дальнюю комнату и Серж, достав с полки папку и ,передав ее Кириллу, притворил дверь со словами:
– Общайтесь, остальным знать это ни к чему, крепче спать будем.
Кирилл удовлетворенно потер потные ручки и открыл папку. В ней аккуратно подшито было более пятидесяти документов , если судить по толщине пачки.
– Вот, все документы о подпольной деятельности общества «Рога и копыта» под управлением Антона Максюты. Кратко пересказать суть или сама разберешься?
–Дай гляну, если не жалко. Что непойму, пояснишь.
Кирилл протянул мне папку и, просмотрев только десяток листов, которых оказалось значительно больше пятидесяти, я поняла, что в руках я держу бомбу, заложенную под господ из администрации города и области, Управления внутренних дел, прокуратуры, суда и Бог весть кого еще. Некоторые листки были написаны вручную. Руку Максюты я знала неплохо. Ровным мелким подчерком скрупулезно были записаны номера счетов, договоров, даты, суть сделок и суммы напротив фамилий лиц, которым они, видимо, предназначались. Были здесь и копии платёжек, договоров, кассовых чеков и квитанций. Вся схема противозаконной деятельности империи Максюты стала мне понятна. Она не отличалась изысками. Я подняла глаза на Кирилла:
–Кто еще знает о документах из этой папки?
– По распечаткам никто, я сам хакнул. По остальному только Таисия, которая делала для меня копии.
– Таисия,это которая жена?
– Совершенно в дырочку! Предвижу ваш следующий вопрос и поясняю. Она хотела обеспечить себе и Светке будущее, если Максюта захочет их бросить.
– Но почему ты?
– Больше никому она довериться не могла, она из нашей деревни, дружила с моей матерью и знала, как я ненавидел папашу. Вот и передала мне на хранение документы. А когда его застрелили как собаку, она пришла ко мне и просила сжечь папку. Сам не знаю зачем, но я незаметно выложил документы, набил папку газетами и сжег на ее глазах в ванной. Так что теперь о них не знает никто, кроме нас. Платите косую и забирайте. Владейте на здоровье, если сумеете его сохранить с такой компрой – хохотнул Кирилл.
–Договорились, но отрабатывай баксы, рассказывай обо всем, чего я не найду в этой папке. Я запишу и это станет моей гарантией, что ты своим молчанием позаботишься о сохранении моего здоровья.
Я включила диктофон и Кирилл неспешно и обстоятельно поведал мне все, что еще знал об Антоне. Но как выяснилось потом, он ещё многого не знал о своём отце. Только сам Максюта в своих дневниках, попавших ко мне много позже, в своих циничных откровениях рассказал все о начале и страшном конце его романа с матерью Кирилла и о том, как и зачем по его приказу сына подсадили на иглу.
****
Этой ночью мне не спалось и, едва дождавшись когда домашние угомонятся, я заперлась в ванной и открыла папку. Мое журналистское нутро ныло в нетерпении, и я перелистывала страницы в лихорадочном азарте. Я понимала, что практически ничего из этого не смогу обнародовать, да и не имело это уже никакого смысла, но читала, читала, читала. На последних двух страницах, датированных началом января, Антон скрупулезно подсчитал барыши от черного оборота с нефтяным концерном и я обратила внимание на распределение средств, уж слишком много первоначальных сумм было перечеркнуто.
Сверху многочисленных помарок были записаны суммы порой значительно меньше первоначальных, да еще и с едкими комментариями, что могло означать только элементарное «кидалово», чем, как мне было уже доподлинно известно, Антон увлекался от мелочей до крупного. Особенно часто исправлялись в меньшую сторону суммы у фамилий Лугина, сразу после его гибели ставшего исполняющим обязанности Гендиректора, а теперь уже избранного на собрании акционеров, и Саакяна, начальника криминальной милиции. А вот напротив фамилии некого Сурмина суммы стабильно увеличивались.
Вполне вероятно, что убийство Антона было «заказным» и связанным с этими перечеркнутыми не один раз цифрами. Удовлетворив свое любопытство я тихонько выбралась из ванной и, аккуратно упаковав в чемодан папку, свернулась замерзшим калачиком под жарким боком разомлевшего от сна мужа. Засыпая я подумала, что пусть эта папочка пока полежит, авось пригодится. Уж очень не люблю выбрасывать бумажки с инфой, а об исходившей от них смертельной опасности я тогда даже и не подумала.
Глава двенадцатая.
Я очень хотела познакомиться с женой Ивана и, наконец ,такая возможность мне представилась. Мы разговорились в магазине, где Люба подбирала себе кофточку, а я, заметив ее, специально остановилась рядом и помогла ей выбрать подходящую модель. Люба, как, похоже, и половина населения нашего небольшого городка, знала кто я такая. Добродушная, уютная толстушка с веселыми ямочками на розовых, пышущих здоровьем щечках, она с удовольствием приняла мое участие и поддержала беседу.
– А я ведь с Вами, Мария Станиславовна, давно поговорить хотела, но Вы сразу после похорон Максюты уехали.
– И о чем же?
– Только не здесь и не на улице. Давайте к нам домой пойдем, я Вас чаем с вареньем вкусным напою.
– А семья против не будет?
– У меня семья –муж, да кошка Дуська. Вани нет, на рыбалке он своей любимой. Приедет завтра к вечеру, а Дуська гостей любит.
Мы быстро дошли до уже знакомого мне дома и через пару минут я сидела на жестковатом кухонном диванчике, а Люба суетилась, накрывая стол и щебетала без умолку. Мне почти не удавалось вставить и слово, впрочем этого и не требовалось.
Похоже у этой милой и доброй женщины наболело и она выплескивала на меня все, что узнала от мужа, подруг, соседей и из прочих источников типа ОБС (одна баба сказала). Многое я уже знала, что то дополняло уже известное, но практически все ,что касалось отношений Ивана и Антона я узнала тогда впервые.
Они родились в один и тот же апрельский день за три года до смерти Сталина в сибирской деревушке на берегу большой и своенравной реки. Родители их были не просто соседями, а давними друзьями, все и всегда делавшими вместе. Вот и первенцев родили в один день, над чем в деревне не переминули беззлобно похохотать.
Иван и Антон тоже были друзьями ,как говорят «не разлей вода». Вместе рыбачили, едва научившись ходить, а как подросли, так же вместе сначала с отцами, а потом и вдвоем охотились, удивляя односельчан трофеями. Все лето друзья спали вместе на сеновале, то в одном, то в другом дворе и по долгу, глядя в звездное небо, мечтали, как будут вместе строить красивые дома в молодом белокаменном городе , мимо которого проплывали на катере, когда ездили с матерями на базар в областной центр.
–Антон, я решил, буду монтажником, как Рыбников в «Высоте». Представляешь, стою я рядом с солнцем, а внизу видно весь город, как на ладони. И все в нем красивое и необычное построили мы с тобой! А здесь, в деревне, мы тоже построим дома белые и голубые, – Иван мечтательно вздохнул, как будто уже стоял на этой высоте и смотрел вниз на творение своих рук.
Когда друзья закончили школу они решили вместе поступать в строительный институт. Впереди была взрослая и такая замечательная жизнь.
Первый экзамен Иван сдал на «отлично»,а Антон на «троечку» и теперь стоял у листка с результатами злой и взъерошенный.
– Брось, Антошка, это же только один экзамен, нагонишь, да и проходной балл не особо высокий, проскочим! – как мог утешал его Иван, видя тщетность своих усилий. Антон мрачнел на глазах, но Иван решил во что бы то ни стало встряхнуть друга.
– Слушай, давай сегодня погуляем, сходим на танцы, а завтра сядем готовиться к сочинению, – предложил он, понимая, что никакие занятия сейчас Антону впрок не пойдут.
Антон вздохнул и наконец оторвал взгляд от проклятой отметки. Они вышли из института и сели на троллейбус, идущий к городскому саду. Побродив по аллеям и не найдя в это дневное время никаких развлечений друзья решили перекусить и зашли в пивной бар. Сначала заказали только пельмени, но к ним подсели двое парней с литровыми кружками пива и целым пакетом вяленой рыбы. Они стали наперебой угощать Ивана и Антона и первым сдался мрачный Антон, а потом и Иван заказал себе «маленькую» кружку.
Михаил и Валера, их соседи и собеседники быстро сбегали еще за «сменой» пива, принесли бутылку водки и разговор стал оживленнее. Рыба была вывялена отменно и сами заядлые рыболовы, Иван и Антон стали рассказывать о своих уловах, все шире и шире разводя руки.
Из пивной компания вышла уже по вечер и изрядно «навеселе». Валера сказал, что живет в доме прямо на берегу реки и предложил переночевать у него ,а на утренней зорьке «проверить треп» и порыбачить. Иван уже засыпал на ходу, мысли путались и ему было уже все равно куда идти, лишь бы скорее уснуть. Антона же наоборот, как прорвало.
Он взахлеб расписывал свои трофеи на охоте, рыбалке, потом перешел к победам над девчонками, которые по его словам просто жить без него не могли после первой же ночи и сдавались практически без боя. Иван сквозь пьяную дымку беззлобно ухмылялся, но оспаривать друга не стал, пусть хоть так отойдет от грустных мыслей о несчастной «тройке».
Иван не помнил сколько они шли, как выглядел дом, далеко ли была река. Он «на автомате» разделся и, уткнувшись в подушку, тут же заснул . А когда его грубыми тычками в плечо разбудили, жизнь превратилась в многолетний непрерывный кошмар. Ничего не понимающему Ивану надели на руки наручники и запихнули в милицейский уазик. Его обвинили в убийстве какой-то Надежды Сорокиной, как потом оказалось, сестры Валеры, пригласившего их в гости. Потом были допросы, избиения, суд и вместо института приговор на пятнадцать лет …
В зоне Ивана пытались «опустить», но он надел обидчика на заточку, ранил еще трех, за что получил, «в довесок», еще 12 лет «строгача». После освобождения Иван ушел в тайгу еще на долгие одинокие годы, пока Любаша не нашла его, не отогрела, не отмыла и не притащила за собой в белокаменный город-мечту его юности.
Любаша тяжело вздохнула:
–Знаете, Маша, а ведь это Антон подставил Ивана.
– Почему Вы так думаете?
– А кто еще. Иван был пьян и сразу уснул, это Валера и Михаил на следствии и в суде говорили. Да и чего бы Антон просто обмирал всякий раз, как Ивана видел? Я это сама видела и другие говорили не раз. Чего ж лучшего друга тогда не защитил и при встречи не приветил? Боялся Антон Ивана до смерти, а значит, совесть его не чиста была.
Я не стала спорить, но очень захотелось поговорить с Иваном, услышать от него подробности того давнего дела и отношений их с Антоном до суда и после него.
Любаша обещала поговорить с мужем и через пару дней снова позвала меня в гости.
За столом на знакомой уже мне кухне сидел крупный мужчина в возрасте, грубые обветренные руки и лицо были очень красивы. Я невольно залюбовалась им. Иван был настоящим мужиком и это было абсолютной истиной. Рядом с ним сразу стало спокойно и легко, хотя он и смотрел на меня настороженно. Я улыбнулась и протянула ему руку:
–Мария.
– А по батюшке?
–Для Вас просто Мария!
– Ой, ну прямо как в сериале! – хихикнула Любаша, гремя чашками в мойке.
– Ну просто, так просто! А я просто Иван. – улыбнулся мне хозяин и крепко пожал протянутую руку.
Моя ладонь утонула в его огромной, сухой и жаркой пятерне.
– Присаживайтесь, просто Мария, и спрашивайте, я попробую удовлетворить Ваше любопытство.
Я решила не церемотиться и спросила сразу:
– Иван, а почему Вы хотели плюнуть в гроб Максюты?
– Ух, без реверансов, сразу быка за рога и в стойло! – одобрительно хохотнул раскатистым басом мой собеседник.
– Нет, ну если не хотите, не говорите.– ретировалась было я.
– Отчего ж, назвался груздем… Но сразу предупреждаю, доказать ничего не могу. Это все плод моих долгих раздумий на нарах, да сопоставления деталей и фактов.
Я слушала долгий и тяжелый рассказ Ивана, но и предположить тогда не смогла, что его рассказ дополнит чистосердечным признанием сам Антон в годовщину своей гибели.
Глава тринадцатая.
Еще три дня назад Даниил принес с почты небольшой посылочный ящик, адресованный на мое имя. Он поставил его в коридоре и, только после отъезда мужа, я решила поинтересоваться содержимым.
В посылке оказалась стопка тетрадей. Я достала одну из них в потрепанной клеенчатой обложке черного цвета с оттиском ромбиками. Бумага в ней была шершавая и пожелтевшая, но выведенные чернилами ровные строчки прекрасно читались и я ,не вникая особо в смысл написанного, пробежала глазами по случайно открытой странице.
Автор скрупулезно описывал детали, свои ощущения и эмоции, но как то отстраненно что ли, будто писал очерк… Почему очерк? Действительно, почему?
Я внимательно перечитала страницу и вдруг отчетливо увидела маленький садик, лежащую на земле девушку и измазанную кровью ладонь…
Странно, но внутри у меня похолодело. Зябко передернув плечами, я закашлялась, до того реальной показалась мне эта картинка, услужливо воспроизведенная в деталях моим воображением по рукописи неизвестного автора.
Я быстро захлопнула тетрадь и кинула ее в ящик. Тупо уставившись на посылку я никак не могла найти хоть сколько-нибудь удобоваримое объяснение моим ощущениям. Буквально через несколько секунд отсутствие объективной причины, вызвавшей тревогу, породило необъяснимый страх. А бояться я очень не люблю.
Надо было действовать и, поскольку меня все еще морозило, я решила сочетать приятное с полезным. Как в основном принято расслабляться у нас, в России? В чем мы по обыкновению топим или, по крайней мере, пытаемся утопить, наши неприятности, боль и страхи? Ну так и я не исключение, особенно если умные мысли разбежались в неизвестном направлении на весьма неопределенное время.
Проигнорировав предписания врачей, я без промедления достала начатую бутылку чешской «Бехеровки», налила в аккуратную стопочку содержимое и плюхнулась в уютное плетеное кресло. Ликер на травах источал привычно успокаивающий аромат. Я бездумно полюбовалась искорками света лампы ,отраженного хрустальными гранями стопочки, быстро выпила божественный напиток и привычно сопроводила улыбкой согревающее тепло.
Душа, окунувшись в ароматный поток знаменитого аперитива, блаженно потянулась и внутренним голосом спокойно поинтересовалась, что же меня так напугало. Странно, но ответ на этот вопрос мое сознание так и не сформулировало.
Какое-то необъяснимое чувство тревоги перекрывало все доводы разума. Мне, начальнику отдела криминальной хроники популярной и солидной газеты, довольно часто присылают свои опусы начинающие журналисты, надеясь на сотрудничество с нашим изданием и эта очередная посылка, скорее всего, из этого же ряда почтовых отправлений. Но, откуда тогда этот внезапно возникший внутренний мандраж?
Умные мысли явно не спешили себя обнаруживать. Ладно, поведем разбор ситуации от простого. Почему так много тетрадей? Что это – труды всей жизни тайного таланта, на старости лет решившего выйти из тени? Но тогда почему он прислал их мне, я ведь не работаю в издательстве и не являюсь литературным агентом, критиком или спонсором начинающих дарований?
И, самое главное, почему меня обуял просто ужас, будем называть вещи своими именами, после прочтения всего лишь одной страницы? Не потому ли, что садик и все что я увидела за короткий миг, показалось мне знакомым? Мистика какая-то…
Так, хватит гадать, зло сказала я себе и решительно достала тетрадь из посылки. На первой странице стояла цифра 1 и дата 29 сентября 1972 года, все страницы далее были пронумерованы. Я достала еще одну тетрадь и снова открыла первый лист. На нем была снова цифра 1 и дата 31 мая 1975 года. Аналогичные пометки были и в остальных тетрадях, менялись только даты, при чем в каждой следующей тетрадке они относились к более позднему времени.
Запись на первой странице последней тетради была датирована 12 апреля двухтысячного года. Эта тетрадь была исписана только до половины и последняя запись была сделана в начале января две тысячи первого. Дальше было пусто. Что-то опять екнуло внутри. Смутная догадка мелькнула в глубинах сознания, но тут же скрылась в темноте. У меня что-то связано с этими цифрами? Я лихорадочно перебрала в памяти все знаменательные даты, события, связанные со мной или близкими. Ни-че-го!
Чувство тревоги стало оттесняться нарастающим раздражением на себя. Мне что, делать больше нечего в выходные дни, как читать чьи-то дневники и копаться в собственных ощущениях на чужие откровения?! Так,спокойно, отнесу-ка я посылку в понедельник в редакцию, пусть секретариат переправит ее с оказией ребятам из издательства, они в рабочее время почитают и определят на что это годно.
Внутренне поблагодарив себя за разумный выход, я кинула тетрадь на низ ящика и уже хотела сложить туда всю стопку, как вдруг взгляд зацепился за уголок листка, высунувшегося между страницами.
Я машинально потянула за край и достала сложенный вдвое лист хорошей офисной бумаги с напечатанным на нем текстом. Несколько сухих строчек мгновенно объяснили мне причину тревоги. Да, это были дневники и … я не просто знала их автора.
– Боже мой, ну почему опять мне? Неужели я еще не заплатила сполна за мое неуемное любопытство и настырность? Единственное понятное мне оправдание уже потраченного здоровья, времени и душевных сил , в искреннем сопереживании жертвам этого морального урода. Чем я еще могу им помочь? Ну ничем же! Тогда для чего его дневники мне, ведь и без своих излияний он мне противен больше некуда! Господи, милосердный, ну чего ты от меня еще хочешь? – чувства смешались в странный коктейль, но в конце концов любопытство победило и я взяла из стопки последнюю недописанную тетрадь.
В сопроводительной записке содержалась ссылка на страницу в ней, которую, по словам писавшего, мне следовало прочитать, прежде чем ознакомиться с остальными записями. Пролистав ее, похолодевшими от дурного предчувствия пальцами, я нашла указанный текст.
Но когда я начала читать, строчки странным образом растворились. В этот миг я увидела лицо Антона, даже не его лицо, а его шевелящиеся губы и услышала отчетливо голос. Как меня в тот момент «не хватил Кондрат» я не понимаю до сих пор. Со мною говорил покойник и этот «глюк» был так реален, что я отчетливо различала даже весьма экзотический и редкий запах его парфюма.
Как вообще такое возможно я объяснить себе не смогла, да и не особо пыталась, но с того дня еще долго в моих кошмарных снах из небытия возникало это видение, пока я ,видимо, не выполнила до конца возложенную кем-то на меня миссию. Я сделала то, что сделала и не мне судить, правильно ли я поступила. Исполняла ли я волю высших сил или нахально выдавала за возложенную на меня миссию собственные умозаключения и привычный стиль поведения, но исправить ничего уже нельзя и мне отвечать за свой выбор. В тот же миг, я ,как завороженная, смотрела на шевелящиеся губы призрака и впитывала каждое его слово:
– «Мария Станиславовна, нет, Маша, Машенька, девочка моя! Ты единственная, кто смог бы понять меня. Мы с тобой одной крови, а все остальные- жалкие плебеи, быдло и смрадные черви. Ты – моя королева Марго, но я не хлюпик Мастер, я – твой Воланд. Как же ты до сих пор не поняла этого? Ты – исключительная! Ты – Богиня! Ты –равная мне, но я готов служить тебе, как ничтожный раб, угадывая и исполняя каждое твое желание только за радость видеть тебя, слышать тебя, удостоиться ,хоть изредка, твоей снисходительной улыбки! Я надеялся, что ты прозреешь наконец и поймешь кто на самом деле может сделать тебя счастливой! Я мог бы ждать вечность, но у нас ее нет! И я буду действовать! Третье тысячелетие будет нашим!»
Губы исчезли. Зрение приобрело утраченную четкость и я взглянула на дату. Запись была датирована 31 декабря 2000 года. Следующая, от 7 января две тысячи первого была последней, ведь восьмого его убили…
Медленно положив тетрадь на стол я опустилась в кресло. В висках стучало. Мне было жутко. Лоб и все тело покрылись липкой испариной .
«Вот прижал, так прижал, подумала лягушка, когда по ней проехал автобус…» – некстати решил пошутить внутренний голос, но улыбка у меня не получилась.
Н-да, привет с того света, да еще и объяснение в любви! Как оказалось не все нежные признания вызывают чувство эйфории, теперь я это прочувствовала буквально собственной шкурой.
«А мы не ждали вас, а вы приперлися!»– чудило подсознание , видимо, пытаясь вывести меня из оцепенения.
–Отвяжись, худая жизнь!– вслух ответила я сама себе и на ватных ногах поплелась под душ.
Колючие, упругие и просто ледяные струи воды хоть и не сразу, но сделали свое дело. Минут через десять, продрогшая до костей, но явно пришедшая в себя, я, завернувшись в толстенный и огромный банный халат мужа, бодро пошагала в гостиную.
Достав из бара полную бутылку оригинального «Арарата», бокал на толстой кургузой ножке и плитку горького шоколада я устроилась в любимом Данькином кресле, в котором ,при желании, можно было разместить маленького слона. Муж изготовил его по собственному эскизу, называл троном, но практически все время им пользовалась я.
Обитое длинным и удивительно мягким искусственным мехом, кресло было таким уютным, что я, забравшись в него с ногами, чувствовала себя как на необитаемом острове, недосягаемой и защищенной. Вот и сейчас кресло-остров, коньяк с шоколадом и весело пищащий голосом очередной «звездюльки» телевизор прекрасно справились со своей задачей.
Дрожь в теле постепенно унялась и я, утопая в мохнатых подушках, начала планировать наступающий вечер. Примерив любимые фильмы к своему настроению я выбрала «Скарлет» и, поставив диск, критически оглядела натюрморт на столе. Явно недоставало лимона и мороженного, гулять так гулять!
Спрыгнув со своего острова в пришвартованную к удобному камешку «шлюпку» в виде «кошкомордых» пушистых тапочек, я резво погребла к холодильнику, достала мороженое, лимон и через минуту тонкие золотистые ломтики красиво улеглись на тарелочке в привычном рисунке.
Я уже собиралась, взяв тарелку с лимонами и лоток с мороженым, вернуться на свой остров, как глаз помимо моей воли зацепился за ящик на кухонном столе. Чувство покоя мгновенно исчезло, но его место на сей раз заняла не тревога, а злость. Я разозлилась на себя и очень сильно.
–Тоже мне, королева Марго! Ошибаешься, Антоша, до Воланда тебе как до Луны пешком… Но вечер ты мне,гад, уже испортил. Ладно, посмотрим, что ты там излил! Провались ты пропадом, но я прочту твои чертовы дневники.– громко сказала я в пустоту.
«Неприлично читать чужую исповедь? Возможно, но в последние годы своей жизни я уже так много времени посвятила неофициальному расследованию убийства Антона Максюты, что пора бы поставить точку. Сначала я хотела понять кто и за что его убил, но скоро поняла, что было так много желающих и так много было за что и первый вопрос стал последним… Я встретилась не с одним десятком людей, знавших Антона и они были очень разными. Мне это расследование чуть не стоило жизни. И в конце концов, мне просто любопытно, чего я еще не знаю?» – оправдалась я перед собой и, сложив все тетради в стопку, переместила их на журнальный столик, так и оставив на кухне тарелочку с тонкими золотистыми ломтиками и тающее мороженое.
Закончив чтение и закрыв последнюю тетрадь через несколько часов я в изнеможении откинулась на спинку кресла и потянулась к бокалу, стоявшему на столике под светильником. Он, как, впрочем, и бутылка коньяка, оказался пустым и это удивило меня несказанно, так как голова была свежа как никогда.
