Kitabı oku: «Вальс бывших любовников», sayfa 3

– Отец был прав, конечно. Мало ли кто мог тебя в лицо узнать, если видел в прокуратуре. Но вообще, ты, конечно, меня удивила… А я вот сам хотел в музыкалку, меня дед отвел. И я честно отучился.

– Ну да, – саркастично заметила Лена, – мы женаты уже почти полгода, а пианино как стояло, покрытое пылью, так и продолжает стоять – хоть бы кто крышку открыл.

– Да как-то случая не было, – смутился Филипп. – И, если честно, я давно уже не играл, все времени нет. А раньше, между прочим, даже был лауреатом кое-каких конкурсов.

– Ты у меня совсем как Штирлиц, – улыбнулась Лена.

– Эх ты, а еще кино любишь! – упрекнул муж, отодвигая пустую тарелку. – Штирлиц не играл на пианино, играла его радистка.

– Уел, – согласилась Крошина. – А к чаю нет ничего. Но в субботу я тебе обещаю торт, а ты за это будешь играть мне весь вечер, так что готовься. Кстати, а ты умеешь вальс Доги?

– Это из фильма? Умею, конечно. А почему именно его?

– Да так…

– Лена, ты врать не умеешь, – заметил муж, внимательно глядя ей в лицо. – Выкладывай.

– Фил, это по работе, я не хочу…

– Но тебя это беспокоит, я же вижу.

– Никак не могу понять, как все это связано – тела девушек, одинаковая одежда, кинотеатры и плеер с этим вальсом, – пожаловалась она. Филипп нахмурился:

– Так это у тебя в производстве дело Зрителя?

– У меня… а ты откуда… это же внутренняя кличка, опера так назвали…

– Лена, ну ты как маленькая, – покачал головой муж. – Такие вещи у нас тоже обсуждаются, но я даже не подумал, что ты ведешь дело.

– Только давай без подробностей, я тебя очень прошу! – взмолилась Лена. – Я весь день об этом говорю, музыка постоянно в ушах – ну сил нет, честное слово, и версий почти нет. Хуже того – я завтра вызвала на допрос Никиту Кольцова.

– А этот откуда выпал? – удивился Филипп, вставая из-за стола и убирая тарелку в раковину.

– Такой тесный город… Он, оказывается, встречался с первой убитой девушкой, хочу узнать подробности. Ты не думай… – начала она, но Горский тут же перебил:

– Лена, у меня нет причин тебе не доверять. Мало ли с кем приходится работать. Просто это странно.

– Более чем! – подхватила она. – Я сперва даже глазам не поверила, когда номер телефона пробили. Так и думала, что он в прошлом году уехал, собирался же вроде.

– Ну ничего, допросишь и забудешь. А хочешь, на неделе сходим в кино после работы? – предложил Филипп. – В кинотеатре рядом с нашей конторой снова ретроспектива старых итальянцев – пойдем?

– С удовольствием! – обрадовалась Лена. – Мы давно никуда не выбирались, нужен культурный отдых.

– Договорились. А пока… предлагаю отдых бескультурный, – он вдруг подхватил ее на руки и понес в спальню.

Форменный галстук никак не хотел лежать, как положено, Лена трижды перестегивала его, но становилось только хуже.

«Нервничаю, что ли? – удивленно думала она, глядя в зеркало. – Совсем с ума сошла… Из-за чего? Из-за встречи с Кольцовым? Все давно прошло, я о нем даже не вспоминала. И если бы не эти убийства, все бы так и продолжалось – никакого Кольцова в моей жизни. Что за человек… Как будто чувствует, когда у меня все наладилось, и мгновенно возникает, как черт из табакерки, чтобы снова это испортить».

– Да чтоб тебя! – тихо выругалась она, пытаясь одолеть взбунтовавшийся галстук.

– С утра бурчим? – Из спальни, потягиваясь, вышел Филипп. – О! А по какому поводу официоз?

– Допрос сложный, – коротко ответила она, не желая вдаваться в подробности. – Не поможешь?

– Разумеется. – Филипп ловко пристегнул галстук на место, и тот послушно улегся, перестав раздражать Лену. – Вот так… Позавтракала?

– Кофе выпила. Ты не торопишься сегодня?

– Почему, тороплюсь. Сейчас дверь закрою за тобой и начну метаться по квартире, – улыбнулся он. – Разбросаю тут все, чтобы тебе вечером было чем заняться, потому что у меня вечерний допрос, и я не знаю, во сколько вернусь.

– Горский… будь на моем месте другая, уже начала бы ревновать – еще года не женаты, а ты уже на работе до ночи сидишь, – рассмеялась Лена.

– Но мне повезло, и ты у меня не такая, мало того – сама любишь на работе допоздна сидеть. – Филипп легонько щелкнул ее по носу пальцем. – Из нас вышла идеальная пара. Совет – во время допроса не кусай нижнюю губу, это выдает, что ты нервничаешь, – шепнул он ей на ухо. – И Кольцов этим непременно воспользуется.

– А откуда… – начала было Лена, но тут же прикрыла рот ладонью: – Вот же… сама ведь вчера сказала.

– Эх ты, а еще старший следователь, – засмеялся Филипп и развернул ее к двери: – Все, Ленка, беги, а то я точно опоздаю, генерал не любит таких вещей.

В форме Лена всегда чувствовала себя более собранной, не зря Андрей, знавший ее давно и хорошо, подал ей идею одеться именно так для допроса Кольцова. Строгая одежда и погоны не позволят Лене-размазне взять верх над Леной-профессионалом, и она сама это хорошо понимала, что уж. Кольцов всегда действовал на нее, как удав на кролика, мог говорить любые гадости, вести себя оскорбительно и надменно, а Лена не находила сил противостоять ему. Форма же всегда давала какую-то дополнительную уверенность в себе, помогала отсечь то, что не должно мешать работе, и именно это сейчас и нужно было Лене.

В кабинете было прохладно, оказывается, она оставила открытой форточку, и за ночь помещение выдуло, а с подоконника снесло на пол коробку с чайной заваркой, и пакетики рассыпались по полу.

– О, черт! – простонала Лена, присаживаясь и собирая их обратно. – Ну почему сегодня? – До прихода Кольцова оставалось минут пять, и она не хотела, чтобы тот застал ее в какой-нибудь дурацкой позе или за неподобающим ее званию делом.

К счастью, она успела привести кабинет в порядок и даже сбросить в ящик стола все лишнее, как советовал Андрей, прежде чем в дверь постучали и раздался голос Кольцова – недовольный и раздраженный, каким Лена его и помнила:

– Елена Денисовна? Могу войти?

– Да, пожалуйста. – Она одернула китель, смахнула с рукава прицепившуюся нитку и выпрямилась, попытавшись сделать строгое лицо.

Никита вошел, и Лена, едва бросив на него взгляд, мгновенно поняла, что он совершенно не изменился, даже одежду носил прежнюю – нарочито мешковатые потертые брюки кирпичного цвета, высокие «мартинсы» с развязанными шнурками, какой-то кардиган блеклого брусничного цвета, надетый на белую футболку с растянутым горлом. Вещи были дорогие, но выглядели так, словно их никогда не стирали и не чистили. Лену всегда удивляло это странное свойство Никиты уметь приводить одежду и обувь в такое состояние. И борода…

Крошина мысленно вздрогнула, вспомнив, что никогда не видела, чтобы борода Никиты была аккуратно пострижена, расчесана – хоть как-то минимально приведена в порядок. Словно бы нарочитым пренебрежением к внешнему виду Кольцов демонстративно подчеркивал духовность и тонкую натуру эстета, как он это называл, хотя Лена не понимала, как могут соседствовать эти вещи.

– Хотелось бы услышать причину вот этого, – он бросил на стол повестку.

– Присаживайтесь, гражданин Кольцов, – официально произнесла Лена, отодвигая повестку на край. – У меня есть несколько вопросов, я их задам, получу ответы, и вы сможете уйти.

– Ах, даже так? Смогу уйти? – протянул Никита с сарказмом. – Это, конечно, в корне меняет дело! А позвольте все-таки поинтересоваться, на какую тему будем разговаривать?

– Присаживайтесь, – повторила Лена, старательно игнорируя попытки Кольцова вывести ее из себя.

Дернув ногой стул, он сел и сразу скрестил на груди руки, демонстрируя, что не намерен откровенничать.

– Никита Алексеевич, вы были знакомы с Натальей Савиной? – спросила Лена, положив перед собой лист протокола.

– С Наташей? – чуть удивился Кольцов и сразу нахмурился: – Ты к чему клонишь?

– Я бы попросила не тыкать мне, я при исполнении, – бесцветным тоном заметила Лена, не поднимая взгляда от листа, где записывала вопрос. – Так были или нет?

– Ах ты ж, боже мой, как все официально! – вконец разозлился Кольцов. – Меня что, обвиняют в убийстве Натальи? Ничего умнее не придумали, Елена Денисовна? – сделав упор на имени и отчестве, произнес он, еле сдерживаясь.

– Я не сказала, что обвиняю вас в чем-то. Я спросила о том, были ли вы знакомы – откуда такая реакция? – по-прежнему спокойно спросила Лена.

– Да, да! Был! Все?

– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?

– В университете. Я там читаю курс лекций на факультете изобразительного искусства.

– Но, насколько я знаю, Наталья училась на факультете иностранных языков.

– И что? В университете есть столовая например. Есть большой сквер. Чтобы с кем-то познакомиться, вообще не обязательно преподавать там, где кто-то учится, это вам в голову не приходило? – ядовито заметил Кольцов, но Лена снова пропустила это мимо ушей.

Ей вообще на удивление легко удавалось сегодня игнорировать все выпады Кольцова, как будто любая попытка задеть ее натыкалась на невидимый защитный барьер. Раньше она так не умела.

– Значит, вы познакомились в столовой?

– Нет, мы познакомились в сквере. Я увидел на скамье девушку с открытым лицом и ясными глазами – такие лица сейчас почти не встречаются, мне было интересно, как ее увидит фотокамера, сможет ли она передать то, что я увидел.

«Не сможет, – со вздохом подумала Лена, записывая ответ. – Потому что за камерой стоишь ты, а для тебя все люди мусор, недостойный твоего внимания, потому ты не умеешь снимать лица и ухватывать что-то скрытое внутри. Вот камешки на тропинке и роса на листиках у тебя выходят идеально, потому что ты считаешь их достойными своего внимания, а людей – нет».

– У вас были близкие отношения? – Ей необходимо было задать этот вопрос, но одновременно Лена опасалась делать это, понимая, что сейчас вызовет новую волну ядовитых комментариев и намеков.

Так и вышло:

– А что? Вам это интересно, Елена Денисовна?

– Мне это безразлично. А для следствия необходимо выяснить, насколько близко вы общались с убитой Савиной.

– Я с ней не спал, если вы об этом.

– Я спрашиваю не из любопытства. Если вы проводили вместе какое-то время, возможно, Наталья рассказывала вам о каких-то личных моментах? Возможно, ей кто-то угрожал, кто-то ее преследовал?

– Еще бы! – скривил губы Никита. – Ее истеричка-мать. Проходу не давала девчонке, контролировала, как пятилетнюю. Наталья мне даже номер мобильного не давала, потому что эта идиотка каждый месяц распечатку звонков заказывала.

– Ну, видимо, для этого была причина? – заметила Лена. – Ни с того ни с сего вряд ли мать стала бы так себя вести.

– Говорю же – истеричная идиотка! Хотела, чтобы дочь была под ее контролем, чтобы не смела какую-то свою жизнь иметь, должна была рядом крутиться!

– Наталья не пыталась как-то это изменить?

– Как?! Эта карга контролировала даже то, сколько денег она на проезд тратит, выгребала всю стипендию и зарплату до копейки! – опять скривился Кольцов. – Чтобы ко мне на съемку прийти, Наталья выбирала момент, когда мать на работе, мы созванивались только по городскому номеру – не понимаю, как карге не приходило в голову и там распечатку заказывать.

– То есть, чтобы отлучиться куда-то, Наталья вынуждена была врать матери?

– А что еще прикажете ей делать? У девчонки вообще никакой жизни не было, ничего удивительного, что, в конце концов, она кому-то настолько доверилась, что оказалась убитой!

– Не вижу связи, – заметила Лена.

– Ну это немудрено, – уцепился Кольцов. – У вас же все просто и прямолинейно, куда вам понять. А Наташа могла просто попытаться вырваться из-под этого пресса в виде мамаши, кто-то ей наобещал золотые горы, и все.

– Для рассудительной и умной девушки, как о ней в голос говорят все, это не слишком характерный поступок.

– А вы еще и психолог? Если я говорю, что так было, значит, у меня есть основания!

– Вы тоже не психолог. Так что поосторожнее со словами, Никита Алексеевич. Какие же основания у вас есть?

– Ты… вы мне что, угрожаете? – слегка сбился с тона Кольцов.

– Нет, – все так же ровно произнесла Лена. – Но советую рассказать подробнее обо всем, что вам известно о Наталье, потому что пока у меня есть основания подозревать и вас тоже.

– Что?! – взвился Кольцов, вскакивая, и Лена поморщилась:

– Успокойтесь. В ваших интересах сделать это как можно скорее, и наша встреча завершится, тем более что она неприятна и вам, и мне.

– Да? А почему вам так неприятна встреча со мной, Елена Денисовна? – Кольцов вдруг сменил тон и превратился в престарелого ловеласа, пытающегося заинтриговать молоденькую кокетку.

Лена смотрела на него и испытывала страшное разочарование в себе.

«Как, ну как я могла столько лет обманываться? Как могла не видеть, что он ничтожный, самовлюбленный и вообще никого ни во что не ставящий? Для него люди не существуют, он только себя видит и слышит, упивается собой. А я для него вообще не существую как человек – я только удобный матрас, комнатные тапки… И сейчас он искренне удивлен, что я вдруг сопротивляюсь, а не бегу по первому свисту на зов, как делала всегда».

– Я из тебя наконец-то выросла, Никита. Знаешь, как из одежды вырастают… И теперь ты мне настолько мал и неудобен, что я дышать не могу в твоем присутствии – как в тесном воротничке рубашки.

Кольцов удивленно на нее посмотрел:

– Что? Где ты набралась этих банальностей, в соцсетях таких же ограниченных дур?

– Хватит, Никита. – Лена слегка хлопнула ладонью по столу, и Кольцов дернулся от неожиданности. – Я больше не позволю тебе вытирать об меня ноги.

– А что случилось? – быстро взяв себя в руки, спросил он, словно признавая, что все годы так и происходило, и даже не стесняясь этого.

– Сказала же – выросла. И замуж вышла, кстати. – Последний удар Лена нанесла почти машинально, она вовсе не собиралась пользоваться этим аргументом, но вот вырвалось.

Правая щека Кольцова дернулась в нервном тике:

– Ну поздравляю. Нашла все-таки идиота? Надеюсь, он хотя бы хорошо зарабатывает.

– Не беспокойся, нам хватает. И давай продолжим наш разговор, мне необходимо найти убийцу девушки, а ты, похоже, единственный, кто может знать о Наталье что-то еще, помимо того, что она демонстрировала окружающим, я права?

Кольцов помолчал пару минут:

– Да, ты права. Наталья состояла в связи со своим работодателем.

– С кем? – удивилась Лена. – С отцом того ребенка, которому преподавала английский?

– Ну да, – раздраженно подтвердил Никита. – Я даже сделал им совместную фотосессию.

– С чего такой широкий жест? Как я помню, ты никогда не занимался благотворительностью.

– Разумеется. Он предоставил мне бесплатно большое хорошее помещение для проведения семинара, я бы такое финансово не потянул. Ну и Наташа мне очень помогала в организации.

– Интересно, когда? Если мать ее так жестко контролировала?

– Уходила с занятий.

– И тебя не беспокоило, что ты, возможно, мешаешь ей учиться?

– Ну почему я должен был об этом беспокоиться? Она взрослая, я ни о чем не просил, это был ее выбор.

– То есть за фотосессию ты приобрел и помещение, и бесплатную ассистентку? Н-да…

– Не только. Я позволял им встречаться в моей мастерской в то время, когда сам отсутствовал, – неохотно ответил Кольцов, и Лена быстро спросила:

– Твоя мастерская находится по старому адресу?

– Нет, я переехал.

– Я пришлю оперативников, они должны произвести осмотр.

– Это еще зачем?

– Никита, так нужно. И это в твоих интересах.

Кольцов недовольно замолчал, а потом вдруг поднял голову и как-то странно посмотрел на Лену:

– Послушай… а ведь этот ее Гарик вполне мог ее… того…

– Это почему?

– Очень неприятный тип.

«Ну я вообще не помню людей, которые бы тебе нравились, так что это не аргумент», – усмехнулась Лена про себя, а вслух спросила:

– Подробнее не расскажешь?

Кольцов смерил ее снисходительным взглядом:

– А есть выбор? В общем, у него какие-то странные увлечения. Мы даже фотосет делали, он Наталью в какой-то странный наряд одел…

Лена насторожилась:

– А чуть подробнее?

– Ну какой-то старый костюм, брюки-клеш из кримплена… ты хоть слово такое знаешь?

– Может, прекратишь? – устало спросила Лена. – Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее мы с тобой расстанемся, неужели непонятно?

– Понятно. – Губы Кольцова снова скривились в презрительной усмешке: – А говорят, счастливые женщины не бывают нервными.

– Ты, смотрю, тоже посещаешь соцсети и читаешь подписи в профилях банальных людей, – заметила Лена, и он отмахнулся:

– Ой, не начинай. В общем, на Наталье в тот день были эти брюки-клеш, пестрый нейлоновый батник с острым воротничком, а на ногах – туфли на толстенном каблуке и высокой платформе. А – еще очки, кажется, такие называли «тортиллы». Да и сам Гарик был примерно так же одет.

Лена все записала и спросила:

– И как часто ты потом виделся с этим Гариком?

– Никак. Я видел его дважды – в день фотосессии и когда забирал ключи от помещения. Возвращал их через Наталью.

– Понятно, – вздохнула Лена, протягивая ему протокол и чистый листок: – Прочитай и распишись, а на втором листе напиши, пожалуйста, адрес своей студии. Оперативники приедут сегодня, я получу ордер и отправлю их.

– Это что – мне сидеть и ждать, когда они соизволят явиться? – недовольно спросил Кольцов.

– Можешь дождаться их здесь.

– Еще не хватало! – заносчиво сказал он, размашисто подписывая протокол. – Только пусть поторопятся.

– Как получится.

Лена подписала пропуск и подвинула его Кольцову:

– Всего доброго. Более не задерживаю.

Он встал, сунул в карман пропуск и смерил Лену насмешливым взглядом:

– Не скажу, что был рад видеть.

– Я переживу.

Кольцов вылетел из кабинета, не забыв как следует хлопнуть дверью, Лена даже вздрогнула, хотя отлично знала, что так и будет.

«Ничего не изменилось, – подумала она, чувствуя странное облегчение. – Но какой же я была слепой, влюбленной дурой… Я ведь с Андреем порвала из-за него. У нас все было хорошо, но я надеялась, что Кольцов одумается и поймет, что ему без меня плохо. Как вообще после такого Андрей со мной разговаривает? Стыдобища… Столько лет унижаться перед, в общем-то, никчемным и ничтожным человеком, мнящим себя гением… Какое счастье, что это закончилось».

Лена взяла телефон и позвонила Паровозникову:

– Андрей, я сейчас получу ордер на обыск, надо съездить в студию к Кольцову и все там тщательно осмотреть.

– А без меня никак? – недовольно поинтересовался он.

– Ну поручи Левченко. Но сделать надо сегодня. Поищите все, что не принадлежит Кольцову, он будет там, поможет.

– Тогда тем более отправлю Сашку. Не хочу сталкиваться…

– Ну дело твое. Хотя… он, между прочим…

– Даже не начинай! – перебил Паровозников. – Даже это не заставит меня быть с ним терпеливым, я просто не сдержусь и вмажу в бородатую морду – оно тебе надо? Ну вот… – И Лена это чувство тоже поняла.

Осмотр фотостудии Никиты Кольцова принес неожиданную находку – заколку-автомат, такие были популярны в восьмидесятых годах, у Лены в детстве тоже была подобная. Она рассматривала вещицу, упакованную в пластиковый пакет, но почему-то никаких эмоций при этом не испытывала, как будто это была не улика по делу об убийстве, а какая-то ничего не значащая мелочь.

– Ну что скажете? – спросил Левченко, фиксируя что-то в протоколе осмотра.

– Скажу, что на первый взгляд вещь аутентичная, как раз из того времени. Сейчас их по-другому делают. Но надо, конечно, Николаеву ее отдать.

– Думаете, этот Гарик и есть Зритель?

– Это было бы хорошо, но слишком уж просто, – вздохнула Лена. – И потом… Ну докажем мы его связь с Савиной, это не сложно. А дальше? Как его привязать ко второй и третьей жертвам? Ее, кстати, установили, или так и идет как «третья жертва»?

– Пока так и идет, – кивнул Александр. – Заявлений о пропаже не поступало, я отслеживаю по городу. Обход близлежащих домов тоже не дал результатов, такую девушку никто не видел.

– Н-да… Ладно, надо ехать к подозреваемому.

– Я могу, наконец, быть свободен? – раздраженно спросил терпеливо молчавший до этого момента Кольцов, сидевший в кресле у окна. – Мне еще этот бардак придется убирать, господа полицейские.

– Какой бардак? – удивился Левченко, окидывая взглядом полупустую студию, где действительно было даже слишком чисто для только что проведенного обыска.

Но Лена отлично помнила мелочную педантичность Никиты, которого раздражала даже сдвинутая на миллиметр кофейная чашка, так что, по его понятиям, в студии царили настоящие бардак и хаос, выводившие его из себя.

– Мы приносим свои извинения за доставленные неудобства, – официально произнесла она. – Ребята, если закончили, сворачиваемся.

Когда все вышли, Лена еще раз окинула студию взглядом, задержалась на кофрах с аппаратурой, лежавших в углу, на стопке журналов на подоконнике одного из трех огромных витражных окон, на бежевом, крупной вязки кардигане, который Кольцов часто надевал во время работы и который теперь был небрежно накинут на спинку стула. Раньше она очень любила прижать этот кардиган к себе, уткнуться лицом в мягкую шерсть и ощутить запах Никиты, бывший самым родным и желанным на свете. А сейчас вдруг не почувствовала ничего, кроме брезгливости – висит на спинке старая, растянутая тряпка, выглядящая, как одеяние спившегося бомжа… А ее владелец считает себя богемой и интеллектуалом…

– Всего доброго, Никита Алексеевич, – попрощалась она, не глядя на Кольцова. – Если понадобитесь, я вас еще вызову.

– Буду счастлив, если этого не произойдет! – не сдержался Кольцов, но Лена уже вышла за дверь и окончания фразы не услышала.

Левченко курил у машины, водитель служебной машины копался под капотом, группа уже уехала.

– Вы в комитет, Елена Денисовна? – спросил Саша, метким щелчком отправляя окурок в стоявшую неподалеку урну.

– Нет. Поеду к этому Гарику, поговорю с ним в неофициальной обстановке.

Лена открыла ежедневник, где у нее были выписаны все телефоны и адреса людей, упоминавшихся в делах об убитых девушках, нашла номер Игоря Славогородского и вытащила свой мобильный.

Трубку долго не брали, Лена уже собралась сбросить звонок, когда услышала отрывистое:

– Алло!

– Игорь Андреевич Славогородский? Я старший следователь Крошина Елена Денисовна. Мне необходимо поговорить с вами о Наталье Савиной, прошу уделить мне несколько минут.

– Вы по телефону хотите говорить? – Голос сделался напряженным.

– Нет, я бы хотела встретиться лично. И, если можно, где-то на нейтральной территории, не хочу вызывать вас повесткой.

Это сообщение заставило ее собеседника смягчить тон:

– Да-да, разумеется… Когда и где вам будет удобно?

– Вы сейчас где находитесь?

– Я в офисе, это на пересечении улиц Мира и Первомайской.

– Прекрасно. Тогда я буду там минут через десять, жду вас на крыльце.

– Хорошо.

Лена убрала мобильный в сумку и посмотрела на Левченко:

– Торопитесь?

– Нет. Могу с вами.

– Отлично, тогда поехали.

Славогородский ждал их на крыльце – высокий, пухлый мужчина с начавшими седеть волосами до плеч, тщательно уложенными в волны при помощи укладочного средства. Это Лена заметила сразу, едва приблизилась к нему. На Славогородском был темно-синий костюм и голубая рубашка без галстука, ботинки ослепительно блестели, как будто их владелец вообще не касался асфальта при ходьбе.

– Игорь Андреевич? – Лена протянула раскрытое удостоверение.

– Да, это я. – Он вдруг заметно занервничал, бросив взгляд на подошедшего следом за Леной Сашу.

– Старший лейтенант Левченко, уголовный розыск, – представился тот, тоже показывая удостоверение.

– А… розыск зачем? – промямлил Славогородский, вытирая лоб платком. – Я же не убегаю…

– А у вас есть повод убегать? – спросила Лена.

– Нет-нет, конечно, нет! – заторопился он. – Это я так… пошутить, так сказать, для разрядки…

– Где мы можем поговорить?

– Давайте в кафе пойдем, тут два шага… мне бы не хотелось, чтобы сотрудники… ну понимаете же, как у нас относятся…

– К чему?

– Ну ко всякого рода полицейским визитам… начнут болтать невесть что…

– Мы пришли к вам как к свидетелю, – пожала плечами Лена. – Разве до этого с вами не беседовал следователь?

– И следователь, и оперативники… я им все рассказал, мне скрывать нечего…

– Так ли уж нечего? – Лена посмотрела в лицо Славогородского, и тот внезапно пошел красными пятнами:

– На что вы намекаете?

– А я не намекаю, я напрямую спрашиваю – так ли уж вам нечего скрывать, Игорь Андреевич, как вы говорите? У меня вот есть другая информация. Может, добровольно поделитесь? Или под протокол предпочитаете?

– Вот сволочь, все-таки сдал, – пробормотал Славогородский очень тихо. – Будете о Наталье спрашивать?

– Буду, – кивнула Лена. – Я за тем и приехала. Но разговор наш пойдет не о том, как она вашего сына английскому учила, а о том, чем занималась после того – или вместо того. Давайте, Игорь Андреевич, не будем воровать время друг у друга, раз уж я все равно все знаю, а вы знаете, что я знаю, – да?

– Идемте в кафе, дождь начинается, – буркнул Славогородский и направился вправо от здания офиса.

… – Да все совсем не так, как вы думаете. – Славогородский смотрел в стоявшую перед ним чашку кофе. – Никто ни к кому не приставал, никто не принуждал. Она мне сразу понравилась – хорошая девчонка, искренняя, добрая… К сыну очень хорошо относилась, он у нас проблемный, в коллективе ужиться никак не может, дерется постоянно, ни с кем не дружит. А Наташа… она к нему подход нашла, что-то такое сумела ему внушить, что у него впервые за все время появился друг. До этого никакие психологи не справлялись, в голос говорили – надо на домашнее обучение. А как это – в первом классе, что ли? А дальше что делать? А потом как он жить должен, если не сумеет приспосабливаться? – Славогородский аккуратно провел ладонями по волосам, стараясь не разрушить укладку. – А вот у Наташи получилось, понимаете? Жена моя почему-то не сумела, а двадцатилетняя девочка – запросто. Мы в кино стали втроем ходить, на спектакли, даже в развивающий центр снова Илью отдали, а из предыдущего нас попросили его забрать, потому что он и там со всеми дрался. И как-то само собой случилось, понимаете?

– Нет, не понимаю, – спокойно ответила Лена. – Но дело не в моем понимании. Ваша связь продолжалась долго?

– Это была не связь.

– Ну хорошо, пусть так. Долго?

– До того самого дня, как она… как ее… ну, в общем, как ее нашли на лавке у кинотеатра, – хмуро произнес Славогородский, не отрывая взгляда от чашки.

– А где вы были в этот момент?

– В каком смысле?

– Где вы провели вечер накануне и ночь?

– Я был сперва в офисе, это могут подтвердить сотрудники. Мы сдаем большой нежилой объект, ведутся последние работы, много согласований… в общем, задержались. Почти в половине двенадцатого приехал домой, поужинали с женой, легли спать. Утром позвонила Наташина мать, кричала, плакала, сказала, что Наташа не ночевала дома. Но я ее в тот день не видел, честное слово. Она приходила при жене, та с ней и расплачивалась, – Славогородский прижал обе руки к груди: – Я вам клянусь, мне не было никакого смысла убивать Наташу!

– Скажите, Игорь Андреевич, а почему вы заказывали фотосессию у Никиты Кольцова в таком странном образе? – Лена разложила перед Славогородским несколько распечатанных на принтере снимков, которые сделал ей Никита прямо в студии.

Славогородский, едва взглянув на листы, дернулся, как будто обжегся, сжал руки в кулаки и тяжело задышал.

– Так объясните?

Но он вдруг начал бледнеть и заваливаться на бок, пока не грохнулся со стула и не захрипел, раздирая пальцами грудь под рубашкой.

– Саша, бригаду! – сказала Лена, вскакивая из-за стола и присаживаясь на корточки рядом с хрипевшим Славогородским. – Так, граждане, не толпимся, здесь не цирк, человеку плохо! – попыталась она отогнать обступивших их столик посетителей, но сделать это смог только Левченко, успевший вызвать «скорую».

– Надеюсь, он не кофе захлебнулся, – услышала Лена над ухом голос администратора, тоже прибежавшего на шум. – Нам только иска не хватало…

– Успокойтесь, у него сердечный приступ, ваш кофе тут ни при чем, – сказала она, пытаясь посчитать пульс.

К счастью, «скорая» приехала очень быстро, Славогородского погрузили на носилки и вывезли из помещения кафе.

Лена записала номер больницы и посмотрела на Левченко:

– Как думаете, с чем связана такая бурная реакция?

– Что-то ему на снимках не понравилось.

– Но он же их уже видел, Кольцов сказал, что сделана фотосессия была в прошлом году. Ничего нового там быть не могло.

– Тогда выходит, что вы попали в какое-то чувствительное место.

– Да, еще бы знать, в какое, – вздохнула она. – Но на всякий случай охрану у палаты нужно посадить, вдруг, отлежавшись, решит в бега кинуться.

Шмелев не обрадовался новости.

– Ты когда научишься работать так, чтобы у тебя свидетели и подозреваемые в кардиологию не укладывались, а? Или ты там с заведующей соглашение заключила? – пробурчал он, подписывая требование на охрану.

– Мне что – у каждого справку о состоянии здоровья спрашивать? – слегка огрызнулась Лена. – Кто виноват, что они с таким слабым сердцем мнят себя молодыми ловеласами? С двадцатилетней девчонкой роман крутить он был здоров, а на вопросы о ее гибели отвечать – так его следователь довела…

– А ты считаешь, что он и есть Зритель?

– Я пока этого не исключаю, есть несколько невыясненных моментов, которые очень сильно меня смущают, – призналась Лена и вынула из сумки листы с отпечатками снимков. – Вот, посмотрите. Ничего не напоминает?

Шмелев водрузил очки на нос и принялся рассматривать пестрые картинки. По мере того как он добрался до последнего, лицо его сделалось совсем хмурым:

– Погоди-ка… Это ведь что-то вроде того костюмированного бала, что мы имеем в ходе следствия? И стиль похож.

– Ну стиль не то чтобы совсем уж… но тенденция прослеживается. Славогородский переодел Наташу в костюм времен своей молодости – или чуть раньше, когда он был еще ребенком, не суть. Но переодел ведь! Зачем?

Шмелев снял очки и по привычке сунул одну дужку в рот:

– А вот ты мне и скажи.

– Так вот я и не успела этот вопрос задать, как наш Игорь Андреевич под стол уплыл с сердечным приступом! – бросила Лена с досадой. – И меня теперь это мучает – а что, если действительно Славогородский и есть Зритель? Заколку еще нашли в мастерской – наверняка с этой фотосессии, я не успела ее предъявить Славогородскому. И надо отрабатывать пересечения с двумя другими жертвами, одна из которых до сих пор не опознана… Бардак, Николай Иванович…

– Бардак, – согласно кивнул Шмелев. – Ну так разгребай, пока на нас пресса не накинулась.

– Знать бы еще, откуда начать разгребать, – вздохнула она. – Крашенинников, кстати, из рук вон плохо поработал, половина свидетелей вообще в деле не фигурирует, не опрошена, – вдруг пожаловалась она, хотя совершенно не собиралась делать этого. – Можно было бы сейчас очень сильно время сэкономить, а я вынуждена кататься по адресам из старого дела, хотя могла бы уже и по новым что-то…