Kitabı oku: «Под лаской плюшевого пледа», sayfa 5

«Золото моих волос…»

Золото моих волос

Тихо переходит в седость.

– Не жалейте! всё сбылось,

Всё в груди слилось и спелось.

Спелось – как вся даль слилась

В стонущей трубе окрайны.

Господи! Душа сбылась:

Умысел твой самый тайный.

– – —

Несгорающую соль

Дум моих – ужели пепел

Фениксов отдам за смоль

Временных великолепий?

Да и ты посеребрел,

Спутник мой! К грома́м и ды́мам,

К молодым сединам дел —

Дум моих причти седины.

Горделивый златоцвет,

Роскошью своей не чванствуй:

Молодым сединам бед

Лавр пристал – и дуб гражданский.

Между 17 и 23 сентября 1922

Хвала богатым

И засим, упредив заране,

Что меж мной и тобою – мили!

Что себя причисляю к рвани,

Что честно́ мое место в мире:

Под колесами всех излишеств:

Стол уродов, калек, горбатых…

И засим, с колокольной крыши

Объявляю: люблю богатых!

За их корень, гнилой и шаткий,

С колыбели растящий рану,

За растерянную повадку

Из кармана и вновь к карману.

За тишайшую просьбу уст их,

Исполняемую, как окрик,

И за то, что их в рай не впустят,

И за то, что в глаза не смотрят.

За их тайны – всегда с нарочным!

За их страсти – всегда с рассыльным!

За навязанные им ночи

(И целуют и пьют насильно!),

И за то, что в учётах, в скуках,

В позолотах, в зевотах, в ватах,

Вот меня, наглеца, не купят, —

Подтверждаю: люблю богатых!

А еще, несмотря на бритость,

Сытость, питость (моргну – и трачу!),

За какую-то – вдруг – побитость,

За какой-то их взгляд собачий,

Сомневающийся…

– Не стержень

ли к нулям? Не шалят ли гири?

И за то, что меж всех отверженств

Нет – такого сиротства в мире!

Есть такая дурная басня:

Как верблюды в иглу пролезли.

…За их взгляд, изумленный насмерть,

Извиняющийся в болезни,

Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —

Да…»

За тихое, с уст зажатых:

«По каратам считал я – брат был…»

– Присягаю: люблю богатых!

30 сентября 1922

Рассвет на рельсах

Покамест день не встал

С его страстями стравленными,

Из сырости и шпал

Россию восстанавливаю.

Из сырости – и свай,

Из сырости – и серости.

Покамест день не встал

И не вмешался стрелочник.

Туман еще щадит,

Еще в холсты запахнутый

Спит ломовой гранит,

Полей не видно шахматных…

Из сырости – и стай…

Еще вестями шалыми

Лжет вороная сталь —

Еще Москва за шпалами!

Так, под упорством глаз —

Владением бесплотнейшим —

Какая разлилась

Россия – в три полотнища!

И – шире раскручу:

Невидимыми рельсами

По сырости пущу

Вагоны с погорельцами:

С пропавшими навек

Для Бога и людей!

(Знак: сорок человек

И восемь лошадей.)

Так, посредине шпал,

Где даль шлагбаумом выросла,

Из сырости и шпал,

Из сырости – и сирости,

Покамест день не встал

С его страстями стравленными —

Во всю горизонталь

Россию восстанавливаю!

Без низости, без лжи:

Даль – да две рельсы синие…

Эй, вот она! – Держи!

По линиям, по линиям…

12 октября 1922

Поэт

1

Поэт – издалека заводит речь.

Поэта – далеко заводит речь.

Планетами, приметами… окольных

Притч рытвинами… Между да и нет

Он, даже разлетевшись с колокольни,

Крюк выморочит… Ибо путь комет –

Поэтов путь. Развеянные звенья

Причинности – вот связь его! Кверх лбом —

Отчайтесь! Поэтовы затменья

Не предугаданы календарем.

Он тот, кто смешивает карты,

Обманывает вес и счет,

Он тот, кто спрашивает с парты,

Кто Канта наголову бьет,

Кто в каменном гробу Бастилий

Как дерево в своей красе…

Тот, чьи следы – всегда простыли,

Тот поезд, на который все

Опаздывают…

– ибо путь комет –

Поэтов путь: жжя, а не согревая,

Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом, —

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

8 апреля 1923

2

Есть в мире лишние, добавочные,

Не вписанные в окоем.

(Не числящимся в ваших справочниках,

Им свалочная яма – дом.)

Есть в мире полые, затолканные,

Немотствующие: – навоз,

Гвоздь – вашему подолу шелковому!

Грязь брезгует из-под колес!

Есть в мире мнимые – невидимые:

(Знак: лепрозориумов крап!),

Есть в мире Иовы, что Иову

Завидовали бы – когда б:

Поэты мы – и в рифму с париями,

Но, выступив из берегов,

Мы Бога у богинь оспариваем

И девственницу у богов!

22 апреля 1923

3

Что́ же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям,

Страсти! Где насморком

Назван – плач!

Что́ же мне делать, ребром и промыслом

Певчей! – Как провод! загар! Сибирь!

По наважденьям своим – как по́ мосту!

С их невесомостью

В мире гирь.

Что́ же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

22 апреля 1923

Слова и смыслы

1

Ты обо мне не думай никогда!

(На – вязчива!)

Ты обо мне подумай: провода:

Даль – длящие.

Ты на меня не жалуйся, что жаль…

Всех слаще, мол…

Лишь об одном пожалуйста: педаль:

Боль – длящая.

2

Ла-донь в ладонь:

– За-чем рожден?

– Не – жаль: изволь:

Длить – даль – и боль.

3

Проводами продленная даль…

Даль и боль, это та же ладонь

Отрывающаяся – доколь?

Даль и боль, это та же юдоль.

23 апреля 1923

Прокрасться…

А может, лучшая победа

Над временем и тяготеньем —

Пройти, чтоб не оставить следа,

Пройти, чтоб не оставить тени

На стенах…

Может быть – отказом

Взять? Вычеркнуться из зеркал?

Так: Лермонтовым по Кавказу

Прокрасться, не встревожив скал.

А может – лучшая потеха

Перстом Себастиана Баха

Органного не тронуть эха?

Распасться, не оставив праха

На урну…

Может быть – обманом Взять?

Выписаться из широт?

Так: Временем как океаном

Прокрасться, не встревожив вод…

14 мая 1923

Диалог Гамлета с совестью

– На дне она, где ил

И водоросли… Спать в них

Ушла, – но сна и там нет!

– Но я ее любил,

Как сорок тысяч братьев

Любить не могут!

– Гамлет!

На дне она, где ил:

Ил!.. И последний венчик

Всплыл на приречных бревнах…

– Но я ее любил,

Как сорок тысяч…

– Меньше

Всё ж, чем один любовник.

На дне она, где ил.

– Но я ее —

любил??

5 июня 1923

Мореплаватель

Закачай меня, звездный челн!

Голова устала от волн!

Слишком долго причалить тщусь, —

Голова устала от чувств:

Гимнов – лавров – героев – гидр, —

Голова устала от игр!

Положите меж трав и хвой, —

Голова устала от войн…

12 июня 1923

Свиданье

На назначенное свиданье

Опоздаю. Весну в придачу

Захвативши – приду седая.

Ты его высоко́ назначил!

Буду годы идти – не дрогнул

Вкус Офелии к горькой руте!

Через горы идти – и стогны,

Через души идти – и руки.

Землю долго прожить! Трущоба —

Кровь! и каждая капля – заводь.

Но всегда стороной ручьевой —

Лик Офелии в горьких травах.

Той, что, страсти хлебнув, лишь ила

Нахлебалась! – Снопом на щебень!

Я тебя высоко́ любила:

Я тебя схоронила в небе!

18 июня 1923

«Рано еще – не быть!..»

Рано еще – не быть!

Рано еще – не жечь!

Нежность! Жестокий бич

Потусторонних встреч.

Как глубоко́ ни льни —

Небо – бездонный чан!

О, для такой любви

Рано еще – без ран!

Ревностью жизнь жива!

Кровь вожделеет течь

В землю. Отдаст вдова

Право свое – на меч?

Ревностью жизнь жива!

Благословен ущерб

Сердцу! Отдаст трава

Право свое – на серп?

Тайная жажда трав…

Каждый росток: «сломи»…

До лоскута раздав,

Раны еще – мои!

И пока общий шов

– Льюсь! – не наложишь Сам —

Рано еще для льдов

Потусторонних стран!

19 июня 1923

Луна – лунатику

Оплетавшие – останутся.

Дальше – высь.

В час последнего беспамятства

Не очнись.

У лунатика и гения

Нет друзей.

В час последнего прозрения

Не прозрей.

Я – глаза твои. Совиное

Око крыш.

Будут звать тебя по имени —

Не расслышь.

Я – душа твоя: Урания —

В боги – дверь.

В час последнего слияния

Не проверь!

20 июня 1923

Двое

1

Есть рифмы в мире сём:

Разъединишь – и дрогнет.

Гомер, ты был слепцом.

Ночь – на буграх надбровных,

Ночь – твой рапсодов плащ,

Ночь – на очах – завесой.

Разъединил ли б зрящ

Елену с Ахиллесом?

Елена. Ахиллес.

Звук назови созвучней.

Да, хаосу вразрез

Построен на созвучьях

Мир, и, разъединен,

Мстит (на согласьях строен!),

Неверностями жен

Мстит – и горящей Троей!

Рапсод, ты был слепцом:

Клад рассорил, как рухлядь.

Есть рифмы – в мире том

Подобранные. Рухнет

Сей – разведешь. Что нужд

В рифме? Елена, старься!

…Ахеи лучший муж!

Сладостнейшая Спарты!

Лишь шорохом древес

Миртовых, сном кифары:

«Елена: Ахиллес:

Разрозненная пара».

30 июня 1924

2

Не суждено, чтобы сильный с сильным

Соединились бы в мире сём.

Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,

Брачное дело решив мечом.

В братственной ненависти союзной

– Буйволами! – на скалу – скала.

С брачного ложа ушел, неузнан,

И неопознанною – спала.

Порознь! – даже на ложе брачном —

Порознь! – даже сцепясь в кулак —

Порознь! – на языке двузначном —

Поздно и порознь – вот наш брак!

Но и постарше еще обида

Есть: амазонку подмяв, как лев, —

Так разминулися: сын Фетиды

С дщерью Аресовой: Ахиллес

С Пенфезилеей.

О, вспомни – снизу

Взгляд ее! сбитого седока

Взгляд! не с Олимпа уже, – из жижи

Взгляд ее, – все ж еще свысока!

Что ж из того, что отсель одна в нем

Ревность: женою урвать у тьмы.

Не суждено, чтобы равный – с равным…

.

Так разминовываемся – мы.

3

В мире, где всяк

Сгорблен и взмылен,

Знаю – один

Мне равносилен.

В мире, где столь

Многого хощем,

Знаю – один

Мне равномощен.

В мире, где всё —

Плесень и плющ,

Знаю: один

Ты – равносущ

Мне.

3 июля 1924

Рельсы

В некой разлинованности нотной

Нежась наподобие простынь —

Железнодорожные полотна,

Рельсовая режущая синь!

Пушкинское: сколько их, куда их

Гонит! (Миновало – не поют!)

Это уезжают-покидают,

Это остывают-отстают.

Это – остаются. Боль, как нота

Высящаяся… Поверх любви

Высящаяся… Женою Лота

Насыпью застывшие столбы…

Час, когда отчаяньем, как свахой,

Простыни разостланы. – Твоя! —

И обезголосившая Сафо

Плачет, как последняя швея.

Плач безропотности! Плач болотной

Цапли… Водоросли – плач! Глубок

Железнодорожные полотна

Ножницами режущий гудок.

Растекись напрасною зарею,

Красное, напрасное пятно!

…Молодые женщины порою

Льстятся на такое полотно.

10 июля 1923

Час души

В глубокий час души,

В глубокий – но́чи…

(Гигантский шаг души,

Души в ночи́.)

В тот час, душа, верши

Миры, где хочешь

Царить, – чертог души,

Душа, верши.

Ржавь губы, пороши

Ресницы – снегом.

(Атлантский вздох души,

Души – в ночи́…)

В тот час, душа, мрачи

Глаза, где Вегой

Взойдешь… Сладчайший плод,

Душа, горчи.

Горчи и омрачай:

Расти: верши.

8 августа 1923

Письмо

Так писем не ждут,

Так ждут – письма́.

Тряпичный лоскут,

Вокруг тесьма

Из клея. Внутри – словцо,

И счастье. – И это – всё.

Так счастья не ждут,

Так ждут – конца:

Солдатский салют

И в грудь – свинца

Три дольки. В глазах красно́.

И только. – И это – всё.

Не счастья – стара!

Цвет – ветер сдул!

Квадрата двора

И черных дул.

(Квадрата письма:

Чернил и чар!)

Для смертного сна

Никто не стар!

Квадрата письма.

11 августа 1923

Минута

Минута: ми́нущая: минешь!

Так мимо же, и страсть и друг!

Да будет выброшено ныне ж —

Что завтра б – вырвано из рук!

Минута: мерящая! Малость

Обмеривающая, слышь:

То никогда не начиналось,

Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж

Другим, десятеричной кори

Подверженным еще, из дел

Не выросшим. Кто ты, чтоб море

Разменивать? Водораздел

Души живой? О, мель! О, мелочь!

У славного Царя Щедрот

Славнее царства не имелось,

Чем надпись: «И сие пройдет» –

На перстне… На путях обратных

Кем не измерена тщета

Твоих Аравий циферблатных

И маятников маята?

Минута: мающая! Мнимость

Вскачь – медлящая! В прах и в хлам

Нас мелющая! Ты, что минеты

Минута: милостыня псам!

О, как я рвусь тот мир оставить,

Где маятники душу рвут,

Где вечностью моею правит

Разминовение минут.

12 августа 1923

Пражский рыцарь

Бледно-лицый

Страж над плеском века —

Рыцарь, рыцарь,

Стерегущий реку.

(О, найду ль в ней

Мир от губ и рук?!)

Ка-ра-ульный

На посту разлук.

Клятвы, кольца…

Да, но камнем в реку —

Нас-то – сколько

За четыре века!

В воду пропуск

Вольный. Розам – цвесть!

Бросил – брошусь!

Вот тебе и месть!

Не устанем

Мы – доколе страсть есть! —

Мстить мостами.

Широко расправьтесь,

Крылья! В тину,

В пену – как в парчу!

Мо́сто-ви́ны

Нынче не плачу́!

– «С рокового мосту

Вниз – отважься!»

Я тебе по росту,

Рыцарь пражский.

Сласть ли, грусть ли

В ней – тебе видней.

Рыцарь, стерегущий

Реку – дней.

27 сентября 1923

«Древняя тщета течет по жилам…»

Древняя тщета течет по жилам,

Древняя мечта: уехать с милым!

К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)

К Нилу – иль еще куда-нибудь

Дальше! За предельные пределы

Станций! Понимаешь, что из тела

Вон – хочу! (В час тупящихся вежд

Разве выступаем – из одежд?)

…За потустороннюю границу:

К Стиксу!..

7 октября 1923

«Брожу – не дом же плотничать…»

Брожу – не дом же плотничать,

Расположась на росстани!

Так, вопреки полотнищам

Пространств, треклятым простыням

Разлук, с минутным баловнем

Крадясь ночными тайнами,

Тебя под всеми ржавыми

Фонарными кронштайнами –

Краём плаща… За стойками —

Краём стекла… (Хоть краешком

Стекла!) Мертвец настойчивый,

В очах – зачем качаешься?

По набережным – клятв озноб,

По загородам – рифм обвал.

Сжимают ли – «я б жарче сгрёб»,

Внимают ли – «я б чище внял».

Всё ты один, во всех местах,

Во всех местах, на всех мостах.

Моими вздохами – снастят!

Моими клятвами – мостят!

Такая власть над сбивчивым

Числом у лиры любящей,

Что на тебя, небывший мой,

Оглядываюсь – в будущее!

16 октября 1923

«Ты, меня любивший фальшью…»

Ты, меня любивший фальшью

Истины – и правдой лжи,

Ты, меня любивший – дальше

Некуда! – За рубежи!

Ты, меня любивший дольше

Времени. – Десницы взмах! —

Ты меня не любишь больше:

Истина в пяти словах.

12 декабря 1923

Попытка ревности

Как живется Вам с другою? —

Проще ведь? – Удар весла! —

Линией береговою

Скоро ль память отошла

Обо мне, плавучем острове

(По́ небу – не по водам!)?

Души, души! – быть вам сестрами,

Не любовницами – вам!

Как живется Вам с простою

Женщиною? Без божеств?

Государыню с престола

Свергши (с оного сошед),

Как живется Вам – хлопочется —

Ежится? Встается – как?

С пошлиной бессмертной пошлости

Как справляетесь, бедняк?

«Судорог да перебоев —

Хватит! Дом себе найму».

Как живется Вам с любою —

Избранному моему!

Свойственнее и съедобнее —

Снедь? Приестся – не пеняй…

Как живется Вам с подобием —

Вам, поправшему Синай!

Как живется Вам с чужою,

Здешнею? Ребром – люба?

Стыд Зевесовой вожжою

Не охлёстывает лба?

Как живется Вам – здоровится —

Можется? Поется – как?

С язвою бессмертной совести

Как справляетесь, бедняк?

Как живется Вам с товаром

Рыночным? Оброк – крутой?

После мраморов Каррары

Как живется Вам с трухой

Гипсовой? (Из глыбы высечен

Бог – и на́чисто разбит!)

Как живется Вам с стотысячной —

Вам, познавшему Лилит!

Рыночною новизною

Сыты ли? К волшбам остыв,

Как живется Вам с земною

Женщиною, бе́з шестых

Чувств?

Ну, за́ голову; счастливы?

Нет? В провале без глубин —

Как живется, милый? Тяжче ли?

Так же ли, как мне с другим?

19 ноября 1924

Приметы

Точно гору несла в подоле —

Всего тела боль!

Я любовь узнаю по боли

Всего тела вдоль.

Точно поле во мне разъяли

Для любой грозы.

Я любовь узнаю по дали

Всех и вся вблизи.

Точно но́ру во мне прорыти

До основ, где смоль.

Я любовь узнаю по жиле,

Всего тела вдоль

Стонущей. Сквозняком как гривой

Овеваясь, гунн:

Я любовь узнаю по срыву

Самых верных струн

Горловых, – горловых ущелий

Ржавь, живая соль.

Я любовь узнаю по щели,

Нет! – по трели

Всего тела вдоль!

29 ноября 1924

Жизни

1

Не возьмешь моего румянца —

Сильного – как разливы рек!

Ты – охотник, но я не дамся,

Ты – погоня, но я есмь бег.

Не возьмешь мою душу живу!

Так, на полном скаку погонь —

Пригибающийся – и жилу

Перекусывающий конь

Аравийский.

25 декабря 1924

2

Не возьмешь мою душу живу,

Не дающуюся, как пух.

Жизнь, ты часто рифмуешь с: лживо, —

Безошибочен певчий слух!

Не задумана старожилом!

Отпусти к берегам чужим!

Жизнь, ты явно рифмуешь с жиром.

Жизнь: держи его! жизнь: нажим.

Жестоки́ у ножных костяшек

Кольца, в кость проникает ржа!

Жизнь: ножи, на которых пляшет

Любящая.

– Заждалась ножа!

28 декабря 1924

«Жив, а не умер…»

Жив, а не умер

Демон во мне!

В теле – как в трюме,

В себе – как в тюрьме.

Мир – это стены.

Выход – топор.

(«Мир – это сцена», —

Лепечет актер.)

И не слукавил,

Шут колченогий.

В теле – как в славе,

В теле – как в тоге.

Многие лета!

Жив – дорожи!

(Только поэты

В кости́ – как во лжи!)

Нет, не гулять нам,

Певчая братья,

В теле, как в ватном

Отчем халате.

Лучшего стоим.

Чахнем в тепле.

В теле – как в стойле,

В себе – как в котле.

Бренных не копим

Великолепий.

В теле – как в топи,

В теле – как в склепе,

В теле – как в крайней

Ссылке. – Зачах!

В теле – как в тайне,

В висках – как в тисках

Маски железной.

5 января 1925

«Дней сползающие слизни…»

Дней сползающие слизни,

…Строк подённая швея…

Что до собственной мне жизни?

Не моя, раз не твоя.

И до бед мне мало дела

Собственных… – Еда? Спаньё?

Что до смертного мне тела?

Не мое, раз не твое.

Январь 1925

«Рас-стояние: вёрсты, мили…»

Б. Пастернаку

Рас-стояние: вёрсты, мили…

Нас рас-ставили, рас-садили,

Чтобы тихо себя вели,

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: вёрсты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав

Вдохновений и сухожилий…

Не рассо́рили – рассори́ли,

Расслоили…

Стена да ров.

Расселили нас, как орлов —

Заговорщиков: вёрсты, дали…

Не расстроили – растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас, как сирот.

Который уж – ну который – март?!

Разбили нас – как колоду карт!

24 марта 1925

«Русской ржи от меня поклон…»

Русской ржи от меня поклон,

Ниве, где баба за́стится…

Друг! Дожди за моим окном,

Беды и блажи на́ сердце…

Ты, в погудке дождей и бед —

То ж, что Гомер в гекзаметре.

Дай мне руку – на весь тот свет!

Здесь – мои обе заняты.

7 мая 1925

Вшеноры

1926–1936

«Тише, хвала!..»

Тише, хвала!

Дверью не хлопать,

Слава! Стола

Угол – и локоть.

Сутолочь, стоп!

Сердце, уймись!

Локоть – и лоб.

Локоть – и мысль.

Юность – любить,

Старость – погреться:

Некогда – быть,

Некуда деться.

Хоть бы закут —

Только без прочих!

Краны – текут,

Стулья – грохочут,

Рты говорят:

Кашей во рту

Благодарят

«За красоту».

Знали бы вы,

Ближний и дальний,

Как головы

Собственной жаль мне –

Бога в орде!

Степь – каземат —

Рай – это где

Не говорят!

Юбочник – скот,

Лавочник – частность!

Богом мне – тот

Будет, кто даст мне

– Не времени́!

Дни сочтены! —

Для тишины —

Четыре стены.

26 января 1926

Париж

<Памяти Сергея Есенина>

… И не жалость – мало жил,

И не горечь – мало дал, —

Много жил – кто в наши жил

Дни, всё дал – кто песню дал.

Январь 1926

Разговор с гением

Глыбами – лбу

Лавры похвал.

«Петь не могу!»

– «Будешь!» – «Пропал,

(На толокно

Переводи!)

Как молоко —

Звук из груди.

Пусто. Суха́.

В полную веснь —

Чувство сука».

– «Старая песнь!

Брось, не морочь!»

«Лучше мне впредь —

Камень толочь!»

– «Тут-то и петь!»

«Что́ я, снегирь,

Чтоб день-деньской

Петь?»

– «Не моги,

Пташка, а пой!

На́ зло врагу!»

«Коли двух строк

Свесть не могу?»

– «Кто когда – мог?!» –

«Пытка!» – «Терпи!»

«Скошенный луг —

Глотка!» – «Хрипи:

Тоже ведь – звук!»

«Львов, а не жен

Дело». – «Детей:

Распотрошен —

Пел же – Орфей!»

«Так и в гробу?»

– «И под доской».

«Петь не могу!»

– «Это воспой!»

4 июня 1928

Наяда

Проходи стороной,

Тело вольное, рыбье!

Между мной и волной,

Между грудью и зыбью –

Третье, злостная грань

Дружбе гордой и голой:

Стопудовая дань

Пустяковине: полу.

Узнаю тебя, клин,

Как тебя ни зови:

В море – ткань, в поле – тын.

Вечный третий в любви!

Мало – злобе людской

Права каменных камер?

Мало – деве морской

Моря трепетной ткани?

Океана-Отца

Неизбывных достатков —

Пены – чудо-чепца?

Вала – чудо-палатки?

Узнаю тебя, гад,

Как тебя ни зови:

В море – ткань, в горе – взгляд, —

Вечный третий в любви!

Как приму тебя, бой,

Мне даваемый глубью,

Раз меж мной и волной,

Между грудью – и грудью…

– Нереида! – Волна!

Ничего нам не надо,

Что не я, не она,

Не волна, не наяда!

Узнаю тебя, гроб,

Как тебя ни зови:

В вере – храм, в храме – поп, —

Вечный третий в любви!

Хлебопёк, кочегар, —

Брак без третьего ме́жду!

Прячут жир (горе бар!),

Чистым – нету одежды!

Черноморских чубов:

– Братцы, голые топай! —

Голым в хлябь и в любовь,

Как бойцы Перекопа –

В бой…

Матросских сосков

Рябь. – «Товарищ, живи!»

…В пулю – шлем, в бурю – кров:

Вечный третий в любви!

Побережья бродяг,

Клятвы без аналоев!

Как вступлю в тебя, брак,

Раз меж мною – и мною ж –

Что? Да нос на тени,

Соглядатай извечный —

(Свой же). Всё, что бы ни —

Что? Да всё, если нечто!

Узнаю тебя, бic,

Как тебя ни зови:

Нынче – нос, завтра – мыс, —

Вечный третий в любви!

Горделивая мать

Над цветущим отростком,

Торопись умирать!

Завтра – третий вотрется!

Узнаю тебя, смерть,

Как тебя ни зови:

В сыне – рост, в сливе – червь:

Вечный третий в любви.

1 августа 1928

Понтайяк

Маяковскому

1

Чтобы край земной не вымер

Без отчаянных дяде́й,

Будь, младенец, Володимир:

Целым миром володей!

2

Литературная – не в ней

Суть, а вот – кровь пролейте!

Выходит каждые семь дней.

Ушедший – раз в столетье

Приходит. Сбит передовой

Боец. Каких, столица,

Еще тебе вестей, какой

Еще – передовицы?

Ведь это, милые, у нас,

Черновец – милюковцу:

«Владимир Маяковский? Да-с,

Бас, говорят, и в кофте

Ходил»…

Эх, кровь-твоя-кровца́!

Как с новью примириться,

Раз первого ее бойца

Кровь – на второй странице

(Известий).

3

«В гробу, в обыкновенном темном костюме, в устойчивых, грубых ботинках, подбитых железом, лежит величайший поэт революции».

(«Однодневная газета», 24 апреля 1930 г.)

В сапогах, подкованных железом,

В сапогах, в которых гору брал —

Никаким обходом ни объездом

Не доставшийся бы перевал –

Израсходованных до сиянья

За двадцатилетний перегон.

Гору пролетарского Синая,

На котором праводатель – он.

В сапогах – двустопная жилплощадь,

Чтоб не вмешивался жилотдел —

В сапогах, в которых, понаморщась,

Гору нес – и брал – и клял – и пел –

В сапогах и до и без отказу

По невспаханностям Октября,

В сапогах почти что водолаза:

Пехотинца, чище ж говоря:

В сапогах великого похода,

На донбассовских, небось, гвоздях,

Гору горя своего народа

Стапятидесяти (Госиздат)

Миллионного… – В котором роде

Своего, когда который год:

«Ничего-де своего в заводе!»

Всех народов горя гору – вот.

Так вот в этих – про его Рольс-Ройсы

Говорок еще не приутих —

Мертвый пионерам крикнул: Стройся!

В сапогах – свидетельствующих.

4

Любовная лодка разбилась о быт.

И полушки не поставишь

На такого главаря.

Лодка-то твоя, товарищ,

Из какого словаря?

В лодке да еще в любовной

Запрокинуться – скандал!

Разин – чем тебе не ровня? —

Лучше с бытом совладал.

Эко новшество – лекарство,

Хлещущее, что твой кран!

Парень, не по-пролетарски

Действуешь – а что твой пан!

Стоило ж в богов и в матку

Нас, чтоб – кровь, а не рассвет! —

Класса белую подкладку

Выворотить напослед.

Вроде юнкера, на «Тоске»

Выстрелившего – с тоски!

Парень! не по-маяковски

Действуешь: по-шаховски.

Фуражечку б на бровишки

И – прощай моя джаным!

Правнуком своим проживши,

Кончил – прадедом своим.

То-то же как на поверку

Выйдет – стыд тебя заест:

Совето-российский Вертер.

Дворяно-российский жест.

Только раньше – в околодок,

Нынче ж…

– Враг ты мой родной!

Никаких любовных лодок

Новых – нету под луной.

5

Выстрел – в самую душу,

Как только что по врагам.

Богоборцем разрушен

Сегодня последний храм.

Еще раз не осекся,

И, в точку попав – усоп.

Было – стало быть сердце,

Коль выстрелу следом – стоп.

(Зарубежье, встречаясь:

«Ну, казус! Каков фугас!

Значит – тоже сердца есть?

И с той же, что и у нас?»)

Выстрел – в самую точку,

Как в ярмарочную цель.

(Часто – левую мочку

Отбривши – с женой в постель.)

Молодец! Не прошибся!

А женщины ради – что ж!

И Елену паршивкой

– Подумавши – назовешь.

Лишь одним, зато знатно,

Нас лефовец удивил:

Только вправо и знавший

Палить-то, а тут – слевил.

Кабы в правую – свёрк бы

Ланцетик – и здрав ваш шеф.

Выстрел в левую створку:

Ну в самый-те Центропев!

6

Зёрна огненного цвета Брошу на ладонь, Чтоб предстал он в бездне света Красный как огонь.

Советским вельможей,

При полном синоде…

– Здорово, Сережа!

– Здорово, Володя!

Умаялся? – Малость.

– По общим? – По личным.

– Стрелялось? – Привычно.

– Горелось? – Отлично.

– Так стало быть пожил!

– Пасс в нек’тором роде.

…Негоже, Сережа!

…Негоже, Володя!

А помнишь, как матом

Во весь свой эстрадный

Басище – меня-то

Обкладывал? – Ладно

Уж… – Вот-те и шлюпка

Любовная лодка!

Ужель из-за юбки?

– Хужей из-за водки.

Опухшая рожа

С тех пор и на взводе?

Негоже, Сережа.

– Негоже, Володя.

А впрочем – не бритва —

Сработано чисто.

Так стало быть бита

Картишка? – Сочится.

– Приложь подорожник.

– Хорош и коллодий.

Приложим, Сережа?

– Приложим, Володя.

А что на Рассее -

На матушке? – То есть

Где? – В Эсэсэсэре

Что нового? – Строят.

Родители – ро́дят,

Вредители – точут,

Издатели – водят,

Писатели – строчут.

Мост новый заложен,

Да сбит половодьем.

Все то же, Сережа!

– Все то же, Володя.

А певчая стая?

– Народ, знаешь, тертый!

Нам лавры сплетая,

У нас, как у мертвых,

Прут. Старую Росту

Да завтрашним лаком.

Да не обойдешься

С одним Пастернаком.

Хошь, руку приложим

На ихнем безводье?

Приложим, Сережа?

– Приложим, Володя!

Еще тебе кланяется…

– А что добрый

Наш Льсан Алексаныч?

– Вон – ангелом! – Федор

Кузьмич? – На канале:

По красные щеки

Пошел. – Гумилев Николай?

– На Востоке.

(В кровавой рогоже,

На полной подводе…)

– Все то же, Сережа!

– Все то же, Володя!

А коли все то же,

Володя, мил-друг мой —

Вновь руки наложим,

Володя, хоть рук – и –

Нет.

– Хотя и нету,

Сережа, мил-брат мой,

Под царство и это

Подложим гранату!

И на раствороженном

Нами Восходе —

Заложим, Сережа!

– Заложим, Володя!

7

Много храмов разрушил,

А этот – ценней всего.

Упокой, Господи,

душу усопшего врага твоего.

август 1930

Савойя