Kitabı oku: «Из дневника», sayfa 12

1909 г.

3 февраля. Петербург

У Любы родился мальчик (как я и думала вопреки Але и пр.). Родился вчера, 2-го февраля, утром. Роды были очень трудные и долгие. Очень страдала и не могла. Наконец, ей помогли. Он слабый, испорчен щипцами и главное долгими родами. Мать очень удручена. Аля тоже (давно приехала, живет в меблир<ованной> комнате, в Демидовой переулке). Очень боюсь, что мальчик умрет. Очень печально. Меня последнее время чуждаются. Что-то будет? Нехорошо.

У Саши много неудач, но работа и деньги есть… Нехорошая у нас полоса. И у Блоков с Алей, и у меня. Как-то у них разрешится?

6 февраля. Петербург

Были хорошие часы, теперь опять плохо. У Любы родильная горячка, молоко пропало, ребеночек слабый. За Любу страшно. Смотря сегодня на бледное ее личико с золотыми волосами, передумала многое. Саша ухаживает за ней и крошкой. Франц здесь, нехорошо с Кублицкими.

8 февраля. Петербург

Ребеночек умирает. Заражение крови. Люба сильно больна. Будто бы не опасно, но жар свыше 39° и уже третий день. Я ее больше не вижу. Уныло, мрачно, печально.

9 февраля. Петербург

Все то же. Ребеночек еще жив, Люба лежит в жару и в дремоте.

«Очень он удручен?» – спросила Софа. – «Это ему не свойственно, как и мне», – сказала Аля. «Ну, не скажу», – отвечала Софа. Да, в серьезных случаях он не капризничает и не киснет, она тоже не киснет, не склонна падать духом. Оба склонны ненавидеть в такие годины все, что не они.

10 февраля. Петербург

Ребенок умер сегодня в 3 часа дня. <…> Любе лучше. Я поехала сейчас же к Саше. Он пришел при мне; через минуту, узнав, полетел в больницу. На лестнице Ваня, в воротах Аля – прямо от Софы. Поговорила она со мной и тоже поехала. Дождалась его и ее и оставила их за обедом. Он как будто успокоился этой смертью, м. б. хорошо, что умер этот непрошеный крошка… Люба, по-видимому, успокоилась.

11 февраля. Петербург

Сегодня мне ужасно жаль маленького крошку. Многие говорят, что в смерти его виноваты доктора. Пусть так. М. б., и лучше, что он умер, но в сердце безмерная грусть и слезы. Мне жаль его потому, что Любе его мало жаль. Неужели она встряхнется, как кошка, и пойдет дальше по-старому? Аля боится этого. И я начинаю бояться.

21 февраля. Петербург

К нему ходила, слушала его чтение на курсах («Песню Судьбы»). Как хорошо, какой лиризм.

Люба еще лежит, но скоро уже уедет домой. Он заходил ко мне сегодня на 10 минут. Боже мой, как мало мы связаны.

5 марта. Петербург

Люба дома, уже расцветает и мечтает о поездке с Сашей весной за границу. Он кислый, недовольный собой и всеми, очень не в духе, сидит дома с кашлем. Собирается еще переделывать «Песню Судьбы», «которая не годится для сцены». Ничего нового не пишет и не хочет писать. В опасном она настроении, по-моему.

25 марта. С-Петербург

Саша и Люба едут в Ревель на несколько дней. Слава богу! Хотя он в сквернейшем настроении. Боюсь, что не будет добра.

3 июля. Шахматово

Приехали дети, прекрасные, веселые. Люба снова помолодела и хороша, как в старое время. Радости от них тьма. Аля, бедная, дышит ими. Не знаю, надолго ли такой только праздник.

1912

29 февраля. Петербург

Больше 3-х лет я здесь не писала. Хочу кое-что написать в день Касьяна…⁶⁴. За эти годы много произошло в моей внутренней жизни и отношениях.

Алина болезнь последний год в Ревеле очень усилилась. Она провела весну и часть лета в санатории около Москвы. Вернулась в Шахматово в год перестройки, ожидая со стороны Саши и Любы полного снисхождения, а вышло самое тяжелое лето, которое когда-либо было. Жестокостям их не было конца. Главное было на почве хозяйства и новых слуг (Николай и Арина). Окончилось тем, что Аля отравлялась вероналом. Один из ужаснейших дней моей жизни. Были минуты, когда я думала, что она умирает, и я не смела звать Сашу и Любу, зная, что им до нее нет никакого дела. Она была бы рада, ему все равно. Люба ее ненавидела, Саша озлобился от тревоги, сложности, трудности, роковых недоразумений и пр. Несколько часов я с ней провела, слушая ее бред, поднимая ее с пола, плача и пр. Вид ее, растерзанный и безумный, факт покушения на самоубийство – ничто их не тронуло.

Уехали мы с Алей. Увез ее Франц в Ревель. Последний год она провела, как в монастыре. Ей стало лучше. В Шахматово уже после того Люба не вернулась. Саша провел 1½ месяца. Уехали за границу. А как опять было плохо у Али, и Люба всю зиму не могла смягчиться. Внезапно перевели Франца в Петербург с этой осени. Отношения с Сашей были хорошие, часто по его инициативе виделись. Люба вела себя хорошо. Что она чувствует, не знаю. Она очень подурнела и присмирела. Верная жена и ничего больше. Начал поэму, очень значительную, охладел, бросил, по-моему, просто не справился. Это ему не по силам. Настроение ужасное. Большой любви нет, все мелкие и случайные вспышки. Почти не пишет. Очень знаменит, обаятелен, избалован, но столь безнадежно мрачен, что я за него страшно боюсь.