Kitabı oku: «Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке», sayfa 2

Итак, из просвещенческих политических текстов «отцы-основатели» США заимствовали базовые представления о свободе и равенстве, о правах человека и оптимальной организации государственной власти. Менее изученным представляется рецепция в США просвещенческих представлений об этничности, о моральной основе республики, о связи государственного устройства с размером и климатом страны.

При изучении влияния Просвещения на революционный процесс в Америке следует иметь в виду, что просвещенческие идеи отражались не только в дискурсе образованной вигской элиты. Поэтому необходимо исследование не только классических текстов Американской революции, созданных вигской интеллектуальной элитой, но и возможной рецепции просвещенческих идей в более широких кругах населения. Насколько были знакомы с основными просвещенческими концепциями рядовые участники антианглийского сопротивления? И насколько адекватно они эти идеи воспринимали? Одним из источников массового влияния на американское общественное мнение была пресса. Отражала ли она идеи Просвещения?

Существуют источники, позволяющие судить о распространении книг европейских просветителей в Америке. Это, например, реклама книжных лавок, каталоги библиотек, описи имущества колонистов. В XVIII в. круг чтения американцев расширился. Бенджамин Франклин писал о создании филадельфийской «Библиотечной компании» и библиотек в других колониальных городах: «Библиотеки пополнялись благодаря пожертвованиям, чтение вошло в моду, и наши люди, за неимением общественных увеселений, которые могли бы отвлечь их от чтения, все больше тянулись к книгам, так что через несколько лет чужеземцы уже отмечали, что люди у нас более образованные и знающие, чем лица того же звания в других странах»⁶⁶. В 1731 г. для «Библиотечной компании» удалось закупить 45 книг; большую часть из них составляли книги по истории и географии, а также путевые заметки. В числе авторов в каталоге значились Тацит и Плутарх, Пуффендорф и Алджернон Сидней. Из английской классики были выбраны сочинения Аддисона и подшивки знаменитых альманахов «Tatler» («Болтун») и «Spectator» («Зритель»). Зато религиозных сочинений поначалу вообще не было⁶⁷. Пользоваться библиотечным фондом можно было по подписке. С произведениями европейских просветителей американцы знакомились в основном по английским изданиям, но в 1760-х гг. появились и собственно американские издания. Свою роль в популяризации идей Просвещения сыграла и пресса. В колониальных газетах могли помещаться отрывки из «Общественного договора» Ж.Ж. Руссо, «Второго трактата о правлении» Дж. Локка или других знаковых произведений Просвещения.

Однако влияние европейских просветителей нельзя ограничить непосредственным чтением их произведений. В 1760-1780-х гг. их идеи ретранслировались и популяризировались через целый ряд информационных каналов, включая альманахи, памфлеты, периодическую печать и даже проповеди. Это создавало широчайшие возможности для распространения просвещенческих идей. Об их активном усвоении свидетельствуют источники личного происхождения: дневники, письма, мемуары. «Я не чужд доктрин г-на Локка и других лучших защитников прав человечества, касающихся договора, всегда подразумеваемого между правящим и управляемым, и права на сопротивление в последнем случае, когда договор будет нарушен настолько, что не останется никаких других средств для возмещения ущерба. Я смотрю с благоговением, почти равным идолопоклонству, на тех бессмертных людей, которые приняли и применили такое учение в течение части царствования Карла Первого и Якова Второго», – писал в своих мемуарах генерал Континентальной армии Чарльз Ли⁶⁸. О том же говорят резолюции многочисленных митингов, проводившихся по разным поводам, а также инструкции депутатам колониальных ассамблей (позже – депутатам легислатур штатов и ратификационных конвентов). Поэтому необходимо привлечение новых документальных материалов и на их основе пересмотр традиционных оценок революционного процесса в США. В монографии в научный оборот вводится значительное количество ранее недоступных материалов, прежде всего неопубликованных (архивных), а также, периодической печати, памфлетов, листовок и прокламаций, карикатур, редких изданий XVIII–XIX вв.

Но американцы революционной эпохи не просто могли при случае процитировать Локка или Юма. Они пытались воплотить в жизнь просвещенческие ценности и идеалы. Наиболее ярко такие попытки отразились в конституционных документах Американской революции: Декларации независимости, первых конституциях штатов, Конституции 1787 г., что также становится предметом отдельного рассмотрения.

Девятнадцатое столетие, казалось, означало разрыв с наследием просветителей, господствующей эпистемой стал романтизм. Казалось, что просвещенческая парадигма оказалась отброшенной. По нашему мнению, Просвещение завершило и придало стройную форму социокультурному универсуму либерализма.

В американской историографии по существу отсутствуют исследования, посвященные влиянию просветительских идей на революционный процесс в США в XIX столетии, за исключением, пожалуй, монографии Милана Зафировски, в которой была предпринята попытка рассмотреть в общих чертах влияние наследия Просвещения на процесс модернизации и интеграции экономических, политических и социокультурных сфер⁶⁹. Он полагает, что Просвещение способствовало политической модернизации западного общества с точки зрения сосредоточения внимания на демократических ценностях и институтах и создания современных либеральных демократий. Успехи научной революции дали людям уверенность в том, что человеческий разум способен решать социальные проблемы. Несмотря на свою приверженность классической традиции, Просвещение было модернизирующей силой, стремящейся переформатировать культуру и общество на новых началах. Согласно Джеймсу Макгрегору Бернсу, дух американского Просвещения состоял в том, чтобы придать идеалам просвещения практическую, полезную форму в жизни нации⁷⁰.

Когда заканчивается собственно период американского Просвещения и приходится говорить не о нем самом, а о его наследии? Историки расходятся в хронологических векторах. Так, Г. Мэй и А. Кох считают его окончанием 1815 г.⁷¹, а Р. Фергюсон относится его окончание к 1820 г.⁷²

В XIX веке наиболее плодотворными для молодого американского государства остаются идеи английского Просвещения, в интерпретации американских просветителей Б. Франклина, Т. Джефферсона, Дж. Мэдисона, А. Гамильтона. Политические и общественные деятели продолжают апеллировать к локковской традиции, но не только. Преломление просветительских идей происходит в значительной степени через английскую литературу, весьма популярную в образованных кругах американского общества. В то же время в русле распространявшегося в Европе романтизма появляется самостоятельная американская литература в лице В. Ирвинга, Ф. Купера, Н. Готорна, Г. Мелвилла, Э. По, Г. Лонгфелло, У. Уитмена, Г.Д. Торо.

Революционный процесс, запущенный Войной за независимость, не мог остановиться с принятием основных конституционных документов. Американскому обществу предстояло испытать на практике их реальную ценность и жизнеспособность. Период между Первой и Второй американскими революциями был важнейшим этапом трансформации и модернизации американского государства и общества. Он отличался известной парадоксальностью, сложным переплетением решенных и нерешенных проблем. С одной стороны, в нем одновременно развивались как центростремительные, так и центробежные тенденции, происходила практическая проверка на прочность союза штатов, подтверждение на практике результатов Первой американской революции. С другой, шло вызревание предпосылок для нового революционного потрясения – Второй американской революции (Гражданской войны и Реконструкции).

Историческая специфика межреволюционного периода в США заключалась в том, что страна избежала торжества контрреволюции, реакционного поворота к прошлому, характерных для европейских революций. Период между Войной за независимость и Гражданской войной был наполнен сложными и противоречивыми модернизационными процессами, реформаторскими инновациями. Нет оснований идеализировать эти процессы трансформации индустриального общества, их негативные черты не подлежат замалчиванию. Однако, именно в этот период в практической плоскости реализовывались и верифицировались просветительские проекты как европейских мыслителей, так и американских «отцов-основателей», в рамках складывающейся эпистемы либерализма. Происходила неизбежная смена парадигм, отказ от устаревших и или не вписывающихся в новую эпистему ценностных установок. Республиканизм оставался скорее общепринятой риторикой, но в нем уже не было необходимости. Буржуазная цивилизация не нуждалась в «суровом счастье Спарты», ей больше подходили утилитаризм или прагматизм. Происходила именно трансформация просветительских ценностей в кредо либерализма. На первый план выдвигались идеи демократии, свободы и прав человека. И ключевым принципом оставалась локковская трактовка права собственности.

Вместе с тем продолжался вечный спор о сущности и функциях государства, общественном договоре, народном суверенитете, реальности механизма разделения властей, о необходимости централизации или децентрализации власти, федерализме и сепаратизме, свободе и правах человека, о возможности решения социальных и политических проблем путем реформ или через посредство революции. Американское общество волновал вопрос, при каких условиях происходит превращение исполнительной власти в тираническое правление и каким образом возможно избежать такой перспективы. Особенно жесткая полемика по этой проблеме ведется в период назревания нового революционного кризиса в связи с усилением влияния в политической сфере плантаторской олигархии.

Центральной линией, которая проходит через весь межреволюционный период, затрагивая Вторую американскую революцию, является идея свободы и демократии, политических и гражданских прав человека. Существующее в стране прямое рабство афроамериканцев несовместимо с идеалами свободы, с провозглашенным в Декларации независимости естественным равенством людей и их правом «на жизнь, свободу и стремление к счастью». Чтобы уничтожить рабовладение, Соединенным Штатам пришлось пройти тяжелые испытания Гражданской войны и Реконструкции. Но решить проблему равноправия белой и черной расы так и не удалось. Отголоски расового неравенства остаются достаточно сильными и в современной Америке.

Глава 1
Рецепция естественно-правовой теории в период Гербового акта (1765–1766)

Рассмотрение революционного процесса в США стоит начать с «увертюры» первой Американской революции. Это период 1765–1774 гг., который некоторые авторы включают в ее хронологические рамки. В современной историографии чаще всего используется другая хронологическая схема, согласно которой началом Американской революции считаются сражения при Конкорде и Лексингтоне в апреле 1775 г., а завершением – принятие федеральной Конституции 1787 г. Однако развитие революции было бы невозможно без десяти лет конфликта с метрополией, который начался после Семилетней войны. Именно тогда сформировалась партия вигов, или патриотов – защитников прав колоний (их противники именовались тори, или лоялистами). Тогда же появились первые программы пересмотра роли колоний в Британской империи. В это время планы вигов были реформистскими и не предусматривали революционного слома имперской власти. С этой точки зрения, 1775 год действительно стал для Америки переломным.

Для темы данной монографии важно, что именно в период 1765–1774 гг. в колониях шло активное усвоение идеологии Просвещения. Данная глава и две последующие ставят своей задачей проанализировать механизмы рецепции просвещенческих идей в Америке и то, как концепции европейских просветителей изменяли сознание и даже повседневную жизнь американцев. Основным источником в этих главах стали средства массовой информации, прежде всего, газеты, издававшиеся в Бостоне. Именно этот источник избран в силу своей массовости, а значит, влияния на общество. Пресса также публиковала документы, исходящие от самых широких слоев белых колонистов: петиции, инструкции депутатам, резолюции митингов. Они позволяют судить о том, насколько были знакомы с основными просвещенческими концепциями рядовые участники антианглийского сопротивления и насколько адекватно они эти идеи воспринимали. При этом именно бостонская пресса задавала тон газетам всех колоний. Ее материалы перепечатывались, им охотно подражали виги других колоний. Кроме того, до 1775 г. именно Бостон был центром политических событий, связанных с противостоянием метрополии.

Окончание Семилетней войны (1756–1763 гг.) для Великобритании ознаменовалось экономическими и финансовыми проблемами. Государственный долг страны составил 132,6 млн фунтов стерлингов. Решать свои трудности английское правительство собиралось за счет жителей североамериканских колоний. Были введены Аллеганский акт 1763 г., Сахарный акт и Денежный акт 1764 г., Квартирный акт 1765 г. (Акт о постое), вызвавшие сильное недовольство американцев. Но самую большую ненависть колонистов вызвал Закон гербовом сборе 1765 г. Предполагалось, что он даст казне метрополии до 60 тыс. ф.ст. в год. Налогом облагались все печатные издания, официальные документы, брачные контракты, торговые соглашения и прочие документы, писавшиеся на гербовой бумаге. Во многих случаях гербовый сбор в несколько раз увеличивал стоимость сделки или покупки. За нарушение закона предусматривались суровые наказания. Пытаясь несколько подсластить пилюлю, английское правительство приняло решение не присылать сборщиков налога из метрополии, а назначить их из среды самих американцев. Поскольку до этого уже был акт о налогообложении колоний – Сахарный акт 1764 г. – и значительного сопротивления он не вызвал, вероятно, инициаторы и защитники гербового сбора не ожидали серьезного конфликта и в этом случае. Так, губернатор Массачусетса Ф. Бернард отзывался о гербовом сборе весьма мягко: «Кое-какие постановления, которые могут показаться неприятными только в силу своей новизны»⁷³.

Но колонисты восприняли новый налог как неконституционный и разорительный. Он стал той самой последней соломинкой. Уже копившееся некоторое время недовольство вылилось в масштабный протест. Центральное место в политической теории патриотов занял лозунг «Никакого налогообложения без представительства». Патриоты доказывали, что ни один британский подданный не обязан подчиняться законам или платить налоги, на которые он не дал своего согласия лично или через своих депутатов в парламенте.

В данной главе анализируется роль американской прессы в процессе распространения просвещенческих идей на примере бостонских и отчасти виргинских газет 1765–1766 гг., т. е. на самом первом этапе развития революционного движения в Америке⁷⁴. В третьей четверти XVIII в. резко увеличилось число газет в колониях. В 1750 г. на Атлантическом побережье издавалось 12 газет, в 1775 г. – 48. Росли их тиражи, территория охвата, периодичность выпуска. Тираж самой популярной торийской газеты – «Rivington’s New York Gazetteer» – достигал 3600 экземпляров, тираж вигской «Massachusetts Spy» -3500 экземпляров. Для сравнения: в 1750-х годах средний тираж бостонских газет составлял ок. 600 экземпляров⁷⁵. При этом бостонская пресса, бесспорно, задавала тон патриотической пропаганде всей Америки. С ней сотрудничали прекрасные аналитики – Джеймс Отис⁷⁶, Джон и Сэмюэль Адамсы, Джозайя Куинси. Благодаря налаженному сообщению с Лондоном и соседними колониями газеты имели возможность снабжать читателей актуальной информацией. В период кризиса, связанного с гербовым сбором, видно, как на протяжении одного года менялась концепция новостей. Резко снизилась доля сообщений из Европы, зато известия из других колоний, прежде бывшие редкостью, уверенно заполнили страницы бостонских газет. Там же печатались резолюции массачусетской ассамблеи и многочисленных городских митингов, инструкции депутатам и тому подобные документы.

Ведущую роль играла «Boston Gazette» Идеса и Джилла. Э. Оливер, один из виднейших тори Массачусетса, так характеризовал ее роль: «О настроении народа можно с уверенностью судить по этому проклятому листку. Если настроение толпы в момент публикации и не совпадает с духом писателя, все же на него смотрят, как на оракула, и вскоре сообразуются с его советами»⁷⁷. Возле офиса «Boston Gazette» каждый понедельник собиралась толпа, нетерпеливо ожидающая выхода очередного номера⁷⁸.

Южная пресса не играла такой большой роли в колониальном обществе. Роль печати на Юге была ограничена недостаточной грамотностью населения. Если в Новой Англии грамотность, по крайней мере, среди взрослых была близка к стопроцентной, то в Виргинии, по самым оптимистическим оценкам, грамотными были около двух третей белых мужчин, причем их «грамотность» нередко сводилась к умению подписать свое имя⁷⁹. В результате ни одна из влиятельных газет предреволюционного периода не издавалась южнее линии Мейсона – Диксона. Тем не менее, обе «Virginia Gazette» (в 1765–1766 гг. выходило две газеты с таким названием), как и их северные аналоги, включились в борьбу против Гербового акта.

Некому «постоянному читателю» «Boston Gazette» Гербовый сбор представлялся в виде «двуликого Януса, с руками загребущими, как море; он один способен ухватить все наличные деньги континента»⁸⁰. Газеты сравнивали гербовый штамп с печатью зверя из Апокалипсиса ⁸¹.

В колониях возникали организации «Сынов Свободы», призванные отстаивать права американцев. Резолюции многочисленных митингов требовали отмены ненавистного закона. Митинг фригольдеров Кембриджа (Массачусетс), 14 октября 1765 г. постановил: «Если данный акт будет иметь место, свобода исчезнет, торговля замрет и погибнет, наши наличные уйдут к казначею его величества и “придет нужда наша, как разбойник”»⁸². В резолюциях митинга в Леминстере (Массачусетс) 3 марта 1766 г. говорилось: «Поскольку мы храним нерушимую верность лучшему из королей, мы должны ненавидеть подлость и безумие людей, давших ему худший из советов [принять Гербовый акт]». Далее утверждалось, что столь пагубный закон, конечно же, был задуман при дворе французского короля и внедрен его агентами по другую сторону Ла-Манша⁸³.

Избиратели инструктировали своих депутатов в колониальных ассамблеях добиваться отмены ненавистного налога. От Нью-Гэмпшира до Южной Каролины устраивали карнавализованные процессии, изображавшие похороны Свободы, «казнили» чучела распространителей гербовых марок⁸⁴. В Нью-Йорке повесили и сожгли чучело самого лейтенант-губернатора⁸⁵. В Южной Каролине сборщика налогов заперли в форте вместе с гербовыми марками, опасаясь, что разъяренные «Сыны Свободы» его попросту убьют⁸⁶. В Бостоне 14 августа 1765 г. состоялась большая демонстрация против гербового сбора. Участники прошли парадом по улицам города, разрушили небольшое здание, намеченное под продажу гербовых марок, и обезглавили чучело сборщика налогов Э. Оливера. «Народ возопил, и глас его был услышан в отдаленных концах континента», – комментировал С. Адамс⁸⁷. Психологическое давление срабатывало во многих случаях. Например, Захария Гуд, гербовщик в Мэриленде, «радостно и охотно» отказывался от своего поста и клялся не распространять гербовых марок ни в Мэриленде, ни где-либо еще во владениях его величества⁸⁸.

«Сыны Свободы» также старались не допустить привоза гербовых марок в колонии, ведь без них проведение соответствующего закона в жизнь становилось попросту невозможным. В Элизабеттауне (Нью-Джерси) воздвигли виселицу и поклялись повесить без суда и следствия первого же, кто станет принимать или распространять гербовую бумагу⁸⁹. В феврале 1766 г. в Плимут (Массачусетс) пришло судно с таможенным разрешением, отпечатанным на гербовой бумаге. Местные «Сыны Свободы» вытребовали «печать рабства» у капитана, а затем устроили массовую демонстрацию с развернутыми знаменами, под бой барабанов. Под «древом свободы» разожгли костер, на котором и уничтожили злосчастную бумагу⁹⁰.

Еще одним средством борьбы был бойкот английских товаров⁹¹. «Кларендон» (Дж. Адамс) восхищался: «Купцы пожертвовали даже своим хлебом во имя свободы»⁹².

В октябре 1765 г. в Нью-Йорке состоялся межколониальный Конгресс гербового акта (Stamp Act Congress). Были представлены девять североамериканских колоний. Принятые на конгрессе 13 резолюций суммировали доводы в защиту прав колоний и их претензии к спорному законодательству.

В итоге бюджет метрополии так и не получил от подавляющего большинства североамериканских колоний ни единого пенни гербового сбора. Лишь Джорджия выплатила жалкие 45 ф. ст. Еще 3233 ф. ст. заплатили Канада, Флорида и Вест-Индия, но и это были крохи по сравнению с запланированным доходом, который должен был составить 172,5 тыс. ф. ст.⁹³ Американцы одержали свою первую победу в конфликте с метрополией. 18 марта 1766 г. Гербовый акт был отменен.

За год кризиса колониальное антианглийское движение сформировалось и окрепло, нашло для себя организационные формы и ритуалы протеста. В оппозицию гербовому сбору были вовлечены широкие массы колонистов. Лидеры движения, получившего название вигов или патриотов, неизменно это отмечали. «Кларендон» (Дж. Адамс) писал: «Люди, даже из низших слоев, стали более внимательными к собственным свободам, больше интересуются ими и готовы защищать их, чем когда-либо»⁹⁴.

Закономерной частью идеологической индоктринации масс была рецепция политической философии Просвещения, происходившая в колониях. Ключевые просвещенческие категории, такие как «общественный договор», «естественное право», «народный суверенитет», стали базовыми элементами революционной идеологии в Америке.

Как бостонская, так и виргинская пресса много делала для популяризации просвещенческой философии. Философы-просветители были медийными персонами, и новости о них публиковались в газетах. Даже относительно плохо осведомленная «Virginia Gazette» не упускала случая сообщить, например, о прибытии в Дувр «знаменитого мсье Ж.Ж. Руссо»⁹⁵. Сообщения о деятельности просветителей, мелькавшие в новостных блоках бостонских газет, были менее лапидарны. «Boston Gazette» сообщала о том, что Д. Юм нашел в Париже любопытные архивные документы, в том числе материалы по «знаменитому договору между Карлом II и Людовиком XIV, двойной целью которого были захват и расчленение Соединенных провинций, а также установление папизма в Великобритании и Ирландии». Газета выражала надежду, что найденная информация даст новый повод почтить Славную революцию, которая «избавила Британский остров от фанатизма и тирании Стюартов»⁹⁶. Другая газета упоминала о намерении Вольтера написать трагедию о Карле I под характерным названием «Судьба тирании»⁹⁷.

Сочинения философов-просветителей были вполне доступны американским читателям. Бостонский книготорговец Джон Мейн предлагал купить новое издание локковского «Опыта о человеческом разумении» в 3-х томах всего за 12 шиллингов⁹⁸. Он же рекламировал «Философский словарь» Вольтера, превознося «выдающиеся способности этого великого гения, его остроумие и подлинный юмор»⁹⁹. В другом его рекламном объявлении читателям предлагали «Новую Элоизу» и «Эмиля» Ж.Ж. Руссо¹⁰⁰.

Газеты вносили свою лепту. «Boston Evening-Post» публиковала перевод параграфа из «Общественного договора» Ж.Ж. Руссо, в котором говорилось, что конечной целью любого законодательства являются свобода и равенство¹⁰¹. От конкурента не отставала «Boston Gazette»; она опубликовала большую выдержку из «Второго трактата о правлении» Дж. Локка, где, в частности, оправдывалось сопротивление угнетению. Английский философ писал: «Если все люди глубоко убеждены, что законы, а вместе с ними и их достояние, свободы и жизни в опасности, а возможно, и их религия, то я не знаю, что помешает им оказывать сопротивление незаконной силе, которая против них применяется»¹⁰².

Из английских просветителей на страницы американских газет чаще всего попадали Дж. Локк и Т. Гоббс. Второй из них упоминался в сугубо негативном ключе. Наряду с Р. Филмером он считался теоретиком абсолютизма. Дж. Отис отвергал «гоббсовские максимы», которые, в его представлении, сводились к тому, что «господство законно основывается на силе и обмане», «война, кровавая война есть истинное и естественное состояние человека» и т. п.¹⁰³ По мнению автора под псевдонимом «Sentinel», цитировать Гоббса и Филмера могли лишь те, «кто за порабощение рода человеческого»¹⁰⁴. В противовес Гоббсу, Локк оценивался чрезвычайно высоко. В письме в «Boston Gazette» он упоминался как «философ, чьи идеи о правительстве и, в частности, о британской конституции, яснее, чем у всех писателей до него и, возможно, чем у тех, кто пришел после него»¹⁰⁵. Французские просветители, как видно из изложенного выше, также были известны и вызывали интерес. Особенно это касалось Вольтера и Руссо. Зато почти не ощущается влияние высоко ценимого в 1780-х гг. Монтескье, чья схема разделения властей легла в основу федеральной конституции 1787 г. Упоминаний об энциклопедистах в колониальной прессе найти не удалось. Тем не менее, очевидно, что просветительская философия была известна и популярна в колониях. Этот интерес к Просвещению ни в коем случае не был умозрительным и поверхностным.

В период кризиса, связанного с гербовым сбором, просвещенческие максимы приобретали практическое измерение.

Прежде всего, это касалось такой ключевой ценности, как свобода. Дихотомия свобода/тирания в философии Просвещения была связана не только с особенностями государственного строя. Предполагалось, что свобода способствует экономическому процветанию, научному поиску, развитию искусств и многому другому. Ее понимание при этом могло быть различным. В знаменитой «Энциклопедии» Дидро и д’Аламбера говорилось со ссылкой на Ш.Л. Монтескье: «Нет слов… которые бы столь различным образом поражали умы, как слово свобода»¹⁰⁶. Чеканное определение догосударственной («естественной») свободы и свободы и свободы человека в обществе дал Дж. Локк: «Естественная свобода человека заключается в том, что он свободен от какой бы то ни было стоящей выше его власти на земле и не подчиняется воле или законодательной власти другого человека, но руководствуется только законом природы. Свобода человека в обществе заключается в том, что он не подчиняется никакой другой законодательной власти, кроме той, которая установлена по согласию в государстве, и не находится в подчинении чьей-либо воли и не ограничен каким-либо законом, за исключением тех, которые будут установлены этим законодательным органом в соответствии с оказанным ему доверием»¹⁰⁷. Здесь была зафиксирована важная для американцев связь между понятием свободы и представительством, суверенитетом народа.

Свобода в общественном мнении колоний времен гербового сбора была окружена ореолом почтения, воспринималась как безусловная ценность. Жители Леминстера (Массачусетс) провозглашали свою готовность в борьбе против гербового сбора пожертвовать всем, что им дорого, кроме своей совести и протестантской религии. По их мнению, последняя неразрывно связана с гражданской свободой¹⁰⁸. «Лучше смерть, чем подчиниться Гербовому акту и утратить наши права и свободы», – гремела «Boston Gazette»¹⁰⁹.

Олицетворения Свободы и Тирании постоянно фигурировали в протестных ритуалах. 1 ноября 1765 в Портсмуте (Нью-Гэмпшир) устроили похороны Свободы, скончавшейся от гербового штампа в возрасте 145 лет (намек на 1620 – год высадки отцов-пилигримов в Америке). Множество людей прошли по центральным улицам под бой барабанов и траурный звон колоколов. Затем была произнесена надгробная речь, но едва она была закончена, как похороненная Свобода счастливо воскресла. Погребальный звон сменился благовестом. А в готовую могилу положили Гербовый сбор. Похожая церемония состоялась в Ньюпорте (Род-Айленд)¹¹⁰.

Тиранию представляли по контрасту в монструозных формах. Дж. Адамс прибегал к красочной риторике: «Пасть могущества всегда раскрыта, чтобы пожирать, его десница всегда простерта, чтобы уничтожить, если возможно, свободу мыслить, говорить и писать»¹¹¹. В Нью-Хэйвене (Коннектикут) во время карнавализованных протестов против гербового сбора присутствовал великан 12 футов высотой, с головой, подсвеченной изнутри. Он изображал местного сборщика налогов. «Boston Gazette» полунасмешливо сравнивала «чудище» с Жеводанским зверем, сеявшим ужас на юге Франции. Великан угрожал разрушением всему вокруг себя, но, разумеется, был с торжеством изгнан под звуки флейт, барабанов и крики «Ура!» Пародийный суд приговорил монстра к сожжению, как «покровителя невежества» и «врага английской свободы»¹¹². Ассоциация между свободой и просвещением здесь очень характерна.

Столь же показательно представление о том, что свобода легко может быть утрачена и практически не может быть возвращена. После установления тирании сторонникам былой свободы можно было сказать лишь: «Поздно теперь жаждать свободы. Следовало прежде бороться, дабы избегнуть ее утраты»¹¹³. «Сыны Свободы» рассуждали точно так же, и это делало всю ситуацию с Гербовым актом в их глазах крайне напряженной, едва ли не апокалиптической. Уступка парламенту грозила тяжелейшими последствиями. Тем более, что гербовый сбор воспринимался лишь как начало. «Если б[ри-тански]й парламент имеет право ввести гербовый сбор, значит, он имеет право наложить на нас подушный налог, и поземельный, и налог на солод, и на сидр, и на окна, и с дыма. И почему бы не брать с нас налог на солнечный свет, на воздух, которым мы дышим, на землю, в которой нас хоронят?» – рассуждали американские виги¹¹⁴. Неудивительно, что Б. Бейлин считал страх перед тиранией едва ли не главной установкой американской революционной идеологии¹¹⁵.

Такая установка сослужила американцам хорошую службу. Сопротивление гербовому сбору они развернули, не дожидаясь, пока он вступит в силу. К 1 ноября 1765 г. все средства, которыми располагали для противодействия «Сыны Свободы», уже были использованы.

Но в чем для них заключалась свобода и насколько их понимание совпадало с идеями европейских просветителей?

Свобода ассоциировалась для них, как и для всех теоретиков естественного права, с самой человеческой природой. «Любовь к свободе естественна для нашего вида и неразлучна с человеком», – рассуждал некий B.W. на страницах «Boston Gazette»¹¹⁶. Таким образом, свобода существовала до государства и помимо государства.