Kitabı oku: «Невеста Горного Князя», sayfa 4
Мастер тем временем, как любой старый учитель, съехал с темы и принялся возмущаться тем, как плохо-то раньше жили, и как в соседних странах до сих пор живут. Я не без труда вспомнила, на каком моменте дедулю «унесло».
– Мастер Матей… Вы про князя Мартича не рассказали.
Он тут же посмотрел прямо на меня, и стало немного жутко от цепкого и ясного взгляда.
– А ты умная девочка. Видно, в вашем мире учат старших слушать.
Я не стала разрушать его иллюзии по поводу воспитания в нашем мире и вежливо кивнула. Камень в моих руках мастера устроил, он покрутил его, повертел, посмотрел на свет, цокнул языком, убрал. Кивнул, мол, работай дальше. Хорошо, мою улыбку под платком не было видно.
– Ну так вот, Иона, душенька. Жили мы паршиво. Я уже немолод был, жена умерла, дочка тоже – от чахотки обе. Остался только внук бестолковый. А здесь князь Мартич да приказчик его: возьми, Матей, подмастерье на выучку, возьми! Кого ни пришлют, так то косорукий, то смотрит не на камень, а на себя. Кто вообще работать не хочет. Не оставлял я юнцов, гнал в шею. А тут уж Мартич осерчал, притащил мне сироту с кухни. Худющий был! Щепка! Говорит, бери Матей, этого. А то пришибу, да и тебя заодно.
Ну я Алеша-то и оставил… А толку его учить было? Плюнь – улетит. Откормил сначала, а потом смотрю – он не дурак совсем. Чует, где цвет и красота камня. Как сохранить и да приукрасить. Понимаешь, девонька? Есть ведь люди такие… Кому немного учиться надо, только подтолкнуть да откормить, и пойдёт дело…
Старик забрал у меня лунный камень в форме капли и с сожалением вздохнул. Наверное, его задевал талант ученика, хотя говорить он этого не собирался.
– Ну вот любил он… понимаешь, притащит ягодку или траву. И давай такую же из камня делать. И один в один выходило. Смородина – хоть ешь! Блестит, листики живые, всё взаправду. А потом-то я увидел… он одну ягодку держит долго-долго в руках, и она каменная становится. Он вертит-вертит, и другие уже по образцу делает. Ландыш, помню, сделал. Тогда его приказчик уже заметил, оброк тоже повесил, но Алеш молодой был, справлялся, ещё и за меня успевал делать. Только вот в гору стал ходить частенько. Говорит, как зовёт его кто. И успевать перестал, и я пару раз за него делал… А я-то, как он, не мог…Потом Штефан мой рассказывает: мол, нашёл Алеш девицу. Красивая, чернявая, глаза зелёные, платье богатое, малахитом шитое.
Я-то не сразу понял кто это, подумал, ну, мало ли, вдруг к князю кто приехал. Штефан только бегал, вот, Алеш туда пошёл. Да в гору опять. Да с девкой… Как следил будто, хотя в ученичестве у портного уже был.
Были у нас легенды, понимаешь… что если встретить в забое девушку в зелёном, то заиграет-загуляет тебя Дева Горы, украдёт сердце твоё, и пропадёшь, останешься в каменных стенах навеки. Но кто же знал, что не сказка это!
И вот приводит он её в мастерскую и говорит: «Ты, Мастер, мне как отец. Благословишь нас с Амалией?»
Стоит она в своём платье, красотка каких мало, а камни в мастерской поют, словно рады её видеть. Я тогда и понял… Говорю, ладно я. Ты, Алеш, у Матери её благословение спрашивай сначала. Да у князя тоже, несвободный ты человек, подневольный.
Смотрю, посмурнела она сильнее моего парня. Он-то на словах про князя, а она-то знала, знала, что Мать Гор людей не жалует. Да и не зря, не держу обид…
Я попыталась представить счастливого Алеша и уронила лунный камень. Матей поднял его и покосился на меня.
– Дай запястье, девонька. – Он потрогал турмалин, поцокал языком. – Иди-ка ты к себе, да только хоть на полчасика в ванну перед сном. Завтра придёшь. Амалия далеко да недостаточно. Всё равно сила уходит. Завтра вечером придёшь, расскажу.
– Да вы прям Шахерезада, Мастер.
– Это кто, внучка? – старик забрал у меня халат и принялся ковыряться на стеллажах.
– Есть в моём мире сказка про даму, которая сразу истории не рассказывала.
Матей непонятно фыркнул. А, это вроде смеха. Понятно.
– Умная была. Прям как ты. Держи, – он протянул мне подвеску с капелькой лунного камня на тончайшей, почти невидимой цепочке, – у князя турмалин есть, а так я узнаю раньше, если вдруг силу терять будешь. Иди отдыхай, утро уже. Порадовала старика…
Уже в своей спальне я поняла, что безумно хочу спать. Какие купальни, вы о чём? Только кровать, только одеяло.
Сквозь окна тихонько уходила тьма, уступая место утреннему сумраку. Мне снился молодой князь в рабочей одежде стоявший рядом с Амалией.
В полудрёме, не нарушая моих видений, раздался знакомый голос.
– Княжна Иона спит ещё, князь…
– Иона, значит? Так ты её зовут, Симона?
Девочка замялась, но ответила:
– Княжна велела звать её так. Но она спит ещё…
– Хорошо. Передай ей, что я срочно уехал в столицу на неделю. Говорить, что я заходил не надо.
И тем не менее я услышала шаги по ковру, дыхание и немного смущённый голос князя:
– Спи… Иона.
Я проснулась от солнечного света, но в спальне не было никого.
Алеш
Матей часто ругал меня за попытки сделать иначе. Потом, правда, понимал, что я вижу камень лучше, и молчаливо соглашался. Сам-то он тратил уйму времени на то, чтобы сделать изделие, а потом забраковать и сделать новое.
Если было время и камень, Матей мог переделывать сколько угодно раз. Бесконечное число раз…
Я коснулся зеркала рукой.
– Мы слишком быстро сдались, да? Амалия…
Любимая молчала. Колокольчиками вокруг звенели ландыши из лунного камня, невидимый ветер шевелил листья мяты. Да всё казалось чуть более живым, чем обычно.
Стекло было чистым, лишь по краям остались следы пыли. Кто-то спускался сюда недавно. Матей? Штефан? Я обернулся – но я своими шагами и плащом затёр возможность понять, кто здесь был.
Настолько меня вывели из себя слов старого учителя, что я даже не смотрел по сторонам, не задумывался о том, куда я иду и зачем, и как оказался здесь, в своей старой мастерской.
Амалия… я встретил её в штольне.
Сначала подумал, что мне привиделось. Смотрю, стоит девушка, ни дать ни взять княжна из легенд. Сердце защемило от её красоты и хрупкости, столь неуместной в грубых горных недрах.
– Ты заблудилась? – я спросил то, что пришло в голову первым. Потому что сам я к тому моменту заблудился совершенно точно. Она улыбнулась, и смех звонкими колокольчиками разлетелся по коридорам.
– Я-то нет! Хочешь, тебя выведу?
– А ты дорогу знаешь?
Она снова засмеялась. В зелёных глазах хотелось потеряться, в её голосе хотелось греться, как у камина зимой. Девушка увела за собой, и будто мы шли сквозь гору. Махом вышли наружу через неизвестный мне ранее проход. Мы стояли на склоне горы, с серого неба падал снег, далеко внизу виднелся основной вход в прииск.
Я не мог оторвать взгляд от своей спасительницы. Как она поправила выбившуюся из косы чёрную прядь, как легко и невесомо улыбалась, и как румянец вспыхнул на её щеках.
И только затейливо расшитое каменьями платье девушки напомнило мне о том, что я простой работяга в рубахе и тужурке. Стало неловко. Её же ничего не смущало.
– Как тебя зовут, мастеровой?
– Алеш… Олдрич, – я назвал фамилию мастера, своей у меня не было, не заслужил ещё. – А ты?
– Амалия… Дочь Гор. Ты найдёшь меня снова, Алеш Олдрич? Обещаешь?
Она развернулась, чтобы уйти, но я ухватил её за руку.
– Постой! – понятия не имел, что сказать, лишь не хотел, чтоб она уходила так просто. – Почему ты вывела меня?
Ведь и вправду – сколько горняков теряется, сколько гибнет под завалами. Но вывела она только меня.
– Я наблюдала за тобой, – легко произнесла девушка и перекинула косу на другое плечо. – Нравится смотреть, как ты работаешь, как говоришь с камнем, как видишь красоту гор… Ты стоишь за других рабочих, хотя намного талантливей их всех. Тебя бы могло и не быть тут вовсе, если б не твоё желание помочь им с оброком. Но… мне пора. Принесёшь мне в следующий раз ландыш, ладно?
Был ноябрь, и мне даже в голову не пришла мысль, что, вообще-то, скоро зима и миру не до цветов. Всё разумное и верное терялось в обещании и ожидании новой встречи с Дочерью Гор. Ещё не дойдя до прииска, я решил, что принесу ландыш. Раньше, чем открыл дверь мастерской, уже точно знал, как именно сделаю цветок.
– Ты где ходил, недоучек, – Матей привычно ворчал за опоздание.
– С девкой он был! – завистливо бросил Штеф. Я поморщился. Они хоть и выросли вместе, но дружбы особой никогда не было. А чем старше мы становились, тем больше Штефан бесился оттого, что, мне, как ему казалось, доставалось всё слишком легко и просто. Я в долгу не оставался и прочил ему ходить бобылём вечно.
– А ты что днём здесь забыл? – старая, штопанная-перештопанная тужурка аккуратно легла на полку. Сапоги я поставил у печи.
– Приказчик послал, для княжьего платья надо капельки из лунного камня, пять раз по сто. Да побыстрее!
Мастер Матей заворчал было на внука, мол, не наше дело бусики точить, их кто угодно сделает. Но дело было в том, и мы трое это знали, что дедуля в последнее время всё быстрее и быстрее уставал, глаза у него начинали болеть быстрее. Штефан расправил сутулые плечи и высокомерно посмотрел на деда:
– Нечего мной командовать! Приказчик, сказал, вы должны делать!
– Мы сделаем, – ответил я, – пойдём выйдем, Штефан.
– Алеш, останься!
Я сжал кулаки, но послушался Матея. Штеф махом сбежал, не дурак, понял, зачем я с ним выйти хотел. Ничего пропесочу его чуть позже.
В свете старой лампы я шлифовал бусины, а Матей разбирал камень, который нам привезли.
– Хочешь что-то своё сделать? – старик смотрел на то, как я порой чересчур щедро определял кусочки камня в отход. – Не беспокойся, скажем, что мои старые руки немного грубо все раскроили. Делай, мальчик. Не бойся. Но помни: лишь смелости для счастья мало…
– Как-то много вы камня потратили, – хмуро произнёс Штеф, когда забирал капельки.
– Так я же кроил, с запасом, внучек. Да и не тебе судить, ежели приказчику не понравится – пусть придёт, объясним.
Внучек поджал губы. Приказчик, хоть и отвратный жадный мужик, за годы привык, что Матей всё делает на совесть, и в мастере не сомневался.
Едва Штеф вышел, как мастер повернулся ко мне.
– Ну, показывай…
Выточить цветы было просто, сложно было собрать их на стебель. Дольше всего искал достойный срез на лист. В отличие от маленьких цветочков, сюда отходы не подходили. Наконец, я нашёл подходящий по цвету осколок змеевика. Не малахит и не нефрит, конечно. До полуночи шлифовал, чтобы было похоже на живой лист.
Мастер довольно поцокал языком.
– Приказчику да князю пока не показывай. А то век воли не увидишь.
– Не стану. Никто, кроме вас не увидит.
В гору я пошёл пару дней спустя, поздно вечером, когда уже все ушли. Под ногами хрустел недавно выпавший снег, на плечах был потёртый, но куда более приличный кафтан Мастера. Под ним я бережно нёс ландыш. Хорошо, что снег и луна освещали дорогу, и если идти медленно и осторожно, то можно обойтись без фонаря. Вот и останец выше прииска. Я достал ландыш. В ночном свете молочный лунный камень казался почти настоящим цветком. Хотя… проклятье, один цветочек, отломился, должно быть, по дороге. Но по снегу и ночью я его не найду.
– Амалия… Амалия!
За спиной раздался знакомый смешок. Тонкие пальцы закрыли мои глаза, около уха раздался шёпот, который просил угадать… ещё раз позвать её по имени.
– Амалия… – повторил я в третий раз и повернулся.
Холодный ветер трепал её чёрные волосы, ландыш в её руках звенел колокольчиками музыку ветра.
– Спасибо…
Я взял цветок из рук девушки и поставил его в снег.
– Весной здесь будет целая поляна таких, – засмеялась она. Но мне было не до весны. Я обнял её, прижал к себе.
– Что, проверяешь, живая ли я? – Дочь Гор обожгла дыханием мне шею. – Не сказка, не призрак, не стихия… почти человек. Поцелуй меня, мастер Алеш Олдрич. Хочу чувствовать твоё дыхание.
Меня не надо было просить ещё раз. Губы девушки были мягкими и нежными, мы отдавали друг другу дыхание, воздух, чувства… и получали взамен ещё больше. Словно наши души говорили друг с другом, зажигаясь огнём от тепла друг друга.
– Знаешь, как это называется? – произнесла она, отстранившись на мгновение, – это судьба, Алеш…
Мы говорили в свете луны, и от нашего дыхания шёл пар. Амалия прижалась ко мне спиной, так что я мог частично согреть её кафтаном. Мечты, прошлое, будущее… Слова заставили нас забыть о холоде и о времени, а главное, забыть о воткнутом в снег белом ландыше, и том, что кто-то мог его потом найти.
– Уже утро, Алеш…Тебе надо идти, – произнесла Амалия, – возвращайся ко мне снова.
– Уже утро, князь. Вам надо ехать в столицу, – произнёс Войт в реальности.
– Я вернусь, – обещание прозвучало куда менее живо, чем перезвон каменных цветов и взгляд каменной девушки. Но я говорил это не им, я говорил это себе. Вернусь и разберусь, что происходит.
Всю дорогу наверх мой кравчий ворчал о том, что негоже так пропадать, и посреди ночи ходить в эти ваши колдовские мастерские… Его бормотание возвращало меня в нынешнее время, и я решился. Толкнул дверь в спальню княжны.
Девушка в постели мирно сопела. В каштановых волосах плясали солнечные зайчики, полуоткрытые губы имели совсем другой контур, да и лицо… Это как надо было перестать смотреть на свою, пусть и ритуальную, невесту, что не заметить разницы.
– Княжна Иона ещё спит, князь.
– Иона, да? – Симона зажала рот рукой. Очевидно, проговорилась.
Сколько раз уже девушка повторила мне, что она – не Амалия? Упорства ей не занимать.
– Спи, Иона. Мы познакомимся позже.
10. Когда смелости мало
Иона
В сознании рефреном звучал голос князя, дополняя приятное послевкусие сна.
– Симона, князь был?
Девочка опустила глаза и замотала головой.
– Скажешь правду, пойдём опять в оранжерею.
Наблюдать, как желание побаловать себя и подчинение старшим бунтуют, отражаясь на лице горничной, было забавно. Она пыталась одновременно и улыбнуться, думая о прогулке, и хмуриться, думая о том, что нарушит указ. Дилемму решила вошедшая Даяна.
– Князь велел не говорить, что приходил, но не велел молчать о приказе скрывать свой визит. Мы ничего не нарушили, Сим. Возьмёте нас снова в оранжерею, княжна Иона?
Я рассмеялась.
Купальня, поздний завтрак. Надо обдумать всё, что я знаю. Подумать только, прошло всего три дня! В голове не укладывается!
Ночью я определённо пойду к Матею, значит, днём после обеда надо подремать пару часов. Ещё выгулять девочек, и узнать, что ещё есть в замке. Наверняка библиотека тоже должна быть.
Сёстры порхали по оранжерее как бабочки, то к одним цветам, то к другим. В незамеченном мной вчера застеклённом балконе обнаружилась пара плетёных кресел и жаровня. Здесь, должно быть, здорово сидеть и смотреть на дикую красоту гор. Опять начал сыпать снег. На остеклении снежинки не задерживались совершенно, оставляя возможность наблюдать ползущие по небу серые облака.
Девочки спорили, откуда был привезена нежно-лиловая роза: из Тэмании или из Катайи.
– Симона, – прервала я их, – а какие планы у княжны должны быть дальше?
– Ближайшие два дня никаких, княжна Иона. После должна приехать Теодора Тейтана, но она скорее вместе с князем вернётся. Там снежные дороги накатают, вы с князем поедете по горным посёлкам. Орген, Шанара, Стефрен…
– Орген – это где раньше Мартичи жили?
Девочки переглянулись и пожали плечами.
– Наверное. Не помню такую фамилию среди влиятельных семей. А ты, Сим?
– Это, наверное, что-то местное. Вы где услышали, княжна? Кто-то из слуг сказал?
Я махнула рукой, мол, неважно.
После обеда я подремала, попросила Симону найти мне максимально удобное платье, а лучше брюки и рубашку, на что у девочек чуть истерика не началась. Но зато я сама зала и устроила ревизию гардероба Амалии. Ну, вернее, моего гардероба на ближайшее время.
Некоторое количество богато расшитых платьев, ночные рубашки, простые платья, накидки, пояса, платки… Бархат, шёлк, лён, меха… Я перебирала пальцами ткани, пока не упёрлась в то, что светлые ткани кончились и начались тёмно-зелёные.
– Это часть князя, пойдёмте, – сказала Даяна.
– Да-да, конечно. Спасибо, девочки.
Я отослала сестёр, и после ужина вломилась в гардероб уже сама, и пошла на половину Алеша. Здесь нашлась и вполне приятная мягкая рубашка, и то, что должно было быть бриджами, но для меня оказалось вполне неплохими домашними брюками. Особенно если подпоясаться. Чтоб не пугать слуг, прихватила огромный, расшитый розовыми цветами платок из тонкой шерсти. В него можно было завернуться почти полностью, и непонятно было, что под ним: платье и брюки.
Из украшений оставила только лунный камень. Ну и волосы заплела в косу. Вот, типичная студентка.
– Добрый вечер, Мастер Матей, – я постучалась в мастерскую. Дедуля, не оборачиваясь и не отрываясь от работы, крикнул мне входить.
Я зашла, скинула платок и взяла с вешалки фартук. Халат был огромный. Так намного удобнее.
– Что делать сегодня будем, мастер? – я села рядом, он поднял на меня взгляд и замер.
– Найду тебе работу, Але… Иона. Девонька, ты чего в рубашке?
– Так удобнее ведь, – я пожала плечами.
А Матей принялся вытирать слёзы.
– Прости, так его мальчишкой напомнила… Рубашка эта, волосы убрала… говоришь как положено. Да и фартук тоже его… Я смотрю, и будто не было ничего… Никакого проклятья. Никакой свадьбы…
Он ведь, Алеш, привёл Амалию свою, и пошли они к Мартичу. Волю Алешу просить, мол что угодно из камня сделает, только отпусти. А князь смотрит на девушку, и понимаем все мы, что угробить Алеша хочет. А потом достает ландыш, который ученик мой делал и говорит:
– Проси или не проси, но вот на что ты камень мой тратил? Налево работал? За такое каторга положена, а не свадьба!
Откуда он цветок тот взял, где нашёл? Не знаю… Но говорил я им, не идти князю вместе, говорил не спешить. А он мне, Алеш: я же смелый!
Ну вот князь ему про каторгу говорит, да еще и угрожает: будешь спорить, девку тоже накажем. Тут Амалия не выдержала, вышла вперёд, уронила камень об пол и говорит:
– Матери моей на вас нет, люди. Пусть она судит. Пусть своё Благословение даст моя Мать, Мать Гор!
И задрожал потолок, и пол задрожал.
Амалия-то думала, что Мать гневаться будет… Тоже решила смелостью взять. Видно, не ждала, что голос великой скажет:
– Благословляю.
Алеш
Едва я прибыл в столицу, как Войт сообщил, что среди прочих, аудиенции просит Лейса. Но, кроме дел, мне надо было осмыслить прошедшие три дня, и то, что раньше успокаивало и давало тепло, сейчас только отвлекало.
– Не сегодня, Войт.
Кравчий пожал плечами.
– Хорошо. Но леди весьма настойчива. Если вы её оставили, то след объясниться, сами знаете.
Надо было разобраться с бумагами, послушать казначеев, обдумать планы. Я смотрел на стопку писем на столе. Кравчий тем временем не отходил, давая понять, что дождётся ответа.
– Она что, заплатила тебе?
Мужчина поморщился и поджал губы.
– Я не корыстный, сами знаете. Ведьма она. Ответьте, пожалуйста.
А, точно. Суеверия и страх перед магией из слуги за годы так и не вышли. Он вроде и к женщине неплохо относился, но осторожность никуда не пропала. Лейса ещё и пошутила наверняка что-то в духе: «не принесёшь весть от князя, упадёшь с лестницы». Я говорил кравчему много раз, что она не умеет проклинать, она может просто видеть будущее, что ты упадёшь с лестницы, к примеру. И этим знанием манипулировать.
– Скажи ей, что я приму её через три дня.
– Я передам леди Мартич, – степенно кивнул слуга, скрывая облегчение.
Письма я разобрал, Войт ушёл, а я остался смотреть через окно на город, который мы с Матеем возвели практически на пустом месте.
Мартич, Мартич… Никогда не задумывался о том, что Лейса носит эту фамилию. За две с половиной сотни лет многие воспоминания были похоронены мною собственноручно. В последние годы я катался в Орген без задней мысли, что там когда-то стояла совсем другая усадьба, тем более, от того дома и следа не осталось.
Наверное, дело было в том, что крики, ругань с князем для меня мало значили по сравнению со случившимся после.
Мы встречались с Амалией много раз. Я делал ей браслет из ягод смородины, собирал очелье из бирюзовых васильков. Берег любые отходы, чтоб собрать маленькое чудо.
Зимой она заводила меня в ход за останцем, и мы сидели в тепле и разговаривали. Помню, Амалия предложила мне попробовать поколдовать. Сказала, что на самом деле у многих людей есть способности, просто мы даже не пытаемся ими пользоваться. Принесла мне из лесу красную, высохшую на морозе ягоду шиповника.
Я повертел её в пальцах, и вдруг легко представилось, что она вырезана из сердолика, представились прожилки впадинки… Вдруг я ощутил в пальцах холод и тяжесть – там лежала уже каменная поделка, брошь, которую Амалия тут же взяла и с улыбкой прикрепила к платью.
– Спасибо! – Слова благодарности вырвались сами, даже в мыслях не было, что так могу колдовать.
– Не за что, Алеш. Это же твой дар. У меня вот нет ничего особенного, – грустно произнесла девушка.
– Ты прекрасна, Амалия, – я тогда не понимал ничего, захваченный чувствами.
– Моя Мать, Мать Гор, давно устала нести груз силы… Давным-давно она встретила человека вроде тебя, полюбила… и появилась я. Мать думала, что я унаследую силу Гор, сниму тяжесть с её плеч. Но у меня нет ничего. Нет силы защитить горы от людей. Нет силы влиять на мир.
Мне вспомнилось, как она выводила меня из завала при первой встрече, но Амалия лишь пожала плечами.
– Это горы меня защищают, а не я их. Вот ты ягоду в камень превратил, и твой дар будет расти и шириться. А я как была просто красивой сказкой, так и останусь.
– Но… я хочу быть с тобой!
Она сжала мою руку.
– Мы расстанемся. Однажды.
– Но не сегодня, Амалия.
– Не сегодня.
Едва растаял снег, как я принёс ей каменную мяту. И ещё ландыш. И браслет из незабудок. Чем дальше, тем меньше мне надо было камня. Не надо было украдкой сохранять отходы, не надо было беспокоиться о времени, которое тратилось на обработку изделий. Мне хватало и оброка, хотя временами я забывал обо всём. И только мастер Матей ворчал поутру, мол, Алеш, что ж ты творишь… Не всегда я тебя прикрою…Ты думай, думай заранее… смелости мало.
А мне тогда казалось, что смелостью можно горы свернуть. Едва зацвёл дикий миндаль, как я сорвал ветку и без устали пытался колдовать. Выходило не то. Я полночи просидел, наконец из последнего цветка с ветки вышло кольцо. Белое золото с цветком из розового турмалина. Неважно, что говорила мне Дочь Гор, я хотел быть вместе с ней.
Она стояла ко мне спиной среди розовых и белых облаков цветущего багульника. Даже яркой весной зелень её платья казалась настоящей, чем дикие травы.
– Амалия… – тихо окликнул я. Голос против воли вышел сиплым, нервным. Девушка обернулась. Узнавание, радость, грусть – всё смешалось в её глазах.
– Выходи за меня? Я горы сверну, лишь бы ты улыбалась.
Изящное кольцо смотрелось неуместно в моих грубых руках, но было всё равно. Имел значение лишь ответ любимой девушки. Ветер трепал выбившиеся из косы пряди ее чёрных волос, небо то скрывало солнце облаками, то пускало золотистые лучи чертить пятна на поляне.
– Я буду с тобой, Алеш… Столько, сколько захочешь. Только я боюсь матери.
– Давай сначала спросим благословение у Мастера Матея? Он мне как отец.
Учитель не был против, хоть смурнел и хмурился, слушая нашу историю. Скрипнула дверь, то зачем-то зашёл Штефан. Зашёл, да и выскочил тут же.
– После зайди, внучек, – крикнул ему Матей. А мне сказал:
– Ты, Алеш, сходи к князю и скажи: так мол и так, хочу вольную. Сделаю тебе чудо, цветок каменный. Только сначала вольную требуй! Не говори ни про дар свой, ни про невесту! Ни тем более уж как ты ей цветочки делал! Не спеши, бери на работу срок не маленький, говори, что трудно это, но ради воли сотворишь дивное, что славу и богатства князю принесёт.
Тогда меня мало что заботило. И Мартича… не помню имени даже, я не боялся. Здесь как раз приказчик явился со словами, что зовёт меня князь. Я и пошёл вместе с Амалией, мол, как честные люди. Матей ругался, возмущался, но следом отправился.
Как вышло, что мой первый ландыш оказался у князя? Кто нашёл его? Кто отнёс? Зачем? Матей начал было выгораживать меня, я попытался сказать о своём даре, дабы не подставить старика под наказание. Но всё решила Амалия. Она крепко сжала мою руку и прошептала: «Прости…»
И явилась Мать Гор. В голосе владычицы был грохот камней на порогах реки, в её тоне была сила снести всё, как сносит поток воды по весне или лавина снега зимой. В её чёрных волосах проглядывала седина, в глазах был холод вечных ледников.
– Благословляю вас на союз. Но только если ты, Алеш Олдрич, примешь мою силу, силу Гор, и будешь вечно с моей дочерью.
– Я согласен.
Князь что-то прокричал сзади, схватить что ли приказывал. Мать Гор усмехнулась, и от усмешки её рассыпался в прах княжий камин. Из слюдяные окна стали пылью, впустив тёплый ветер с запахом грозы. Двери пропали, будто их и не было.
– Пойдём, Алеш Олдрич. Теперь ты будешь Князем Гор. Где ты хочешь править?
Наше с Амалией место, то, что осталось у меня в сердце – я представил сразу. Пещера за останцем над рудником. Женщина выслушала нас и кивнула.
– Хорошо. Кто поведёт тебя к клятве, Алеш Олдрич? Кто будет свидетельствовать об этом союзе от людей? Я дам ему волю и дар вечности.
– Мой учитель, Мастер Матей Олдрич.
Мы держались за руки с Амалией. И я был счастлив. Старик нахмурился.
– Никуда без внука не пойду!
Мать Гор пожала плечами. Ей это было неважно.
– Прости Алеш, но я Штефа бросить в неволе не могу.
Не сказать чтоб я хотел видеть внучка на своей свадьбе, но и мастера понимал.
Мать Гор вывела нас прочь из усадьбы и повела к горам, на ровной поляне поодаль от прииска она остановилась.
Вокруг цвёл багульник и миндаль, начинала раскрывать белые цветы яблоня.
– Дайте свои руки, Алеш, и ты, дочка. Поклянись, Алеш Олдрич, что ты будешь любить мою дочь, оберегать, и не разорвёшь с ней союз никогда. Если же союз ваш распадётся, то горы накажут тебя. Вы будете счастливы вечно, если останетесь вместе.
– Клянусь… – на наших запястьях зажглись нежным светом розовые камни, а на поляне воздвиглась каменная арка из белого мрамора и зелёного малахита. Сверху же расцвёл огромный каменный цветок.
– Вечно свидетельствуют Горы, – произнесла она и повернулась к Мастеру.
– Вечно свидетельствуют люди, – после подсказки произнёс Матей.
– Вы будете счастливы вечно… – произнесла Мать Гор. – И пока здесь цветёт камень, пока горит турмалин на запястье, всё будет хорошо.
Тогда меня волновало только одно – утащить Амалию в нашу пещеру и просто хотя бы обнять. Мы, смеясь, бежали по склону к останцу, да только на месте нашей пещеры была другая – огромный зал с каменными купелями. Пар от тёплой воды дурманил не меньше, чем страсть.
– Это мамин подарок, – Амалия коснулась моих губ пальцами. – Я люблю тебя, Алеш. Люблю…
***
За ночь прииск изменился. Появилась большая зала с камином, от купален открылась дверь в спальни…
– Обставьте уж сами, – встретила нас днём Мать Гор. – Я скоро уйду, но моя сила останется с тобой, Алеш Олдрич, пока ты с моей дочерью. Камни живут вечно, пусть также живёт ваша любовь. Я долгие годы держала её, старалась быть справедливой… только ради того, чтоб защитить Амалию. Теперь эта сила твоя.
Мы держались за руки с моей уже женой, и улыбались совершенно глупыми счастливыми улыбками. Мы не отпускали друг друга, и мысль о том, что теперь мы не расстанемся, нас тогда радовала.
– Мам… у Алеша ведь и свой дар есть, – с улыбкой произнесла Амалия и показала шиповник, который носила до сих пор.
Женщина вздрогнула.
– Ты должна была сказать мне, дочь, что у него свой дар камня!
– Это же мелочь, я так, цветы зачаровываю, – мне тогда казалось это незначительным. Мать Гор покачала головой.
– В мире не бывает мелочей, Алеш Олдрич. От маленького камешка начинается лавина…
… лавина началась, только позже. И сдержать её было не дано никому.
Мы успели построить замок, заложить основу города ниже по течению реки. Начали налаживать торговлю… Я дал свободу всем, кто работал на прииске, взамен положив деньги за труд. Меня звали князем, Амалию княжной. Мартич бросил Орген, хотя я его и не прогонял. Просто люди от него ушли ко мне… все, даже служивые.
Мать Гор угасала, и чем больше её сила переходила ко мне, тем мощнее проявлялся мой родной дар. И однажды камень на руке Амалии начал светлеть. Она словно замирала, временами не могла проснуться. Мать Гор пыталась повернуть всё вспять, но было поздно. Владычица сама создала нерушимую вечную клятву, повязав меня, дочь и горы в вечный союз. Она сотворила чёрную купель, которая тянула мой дар в воду, и стало легче, но ненадолго. Семь лет прошло. В тот день, когда Мать Гор растворилась в облаках, и я почувствовал полную власть над землями края… мы спустились с Амалией вниз, ей нравилось бывать в моей мастерской, сидеть там рядом и молча наблюдать как я работаю. Тогда, помню, обернулся… а она стоит рядом, смотрит на меня и улыбается. Но не дышит. Камнем стали её губы, камнем стали её волосы. Сила и магия шла от меня к ней через камень на запястье, обращая в камень ту, что всегда была в моих мыслях.
Образ которой остался в душе навеки, сделав сердце каменным.
– Так что ты сделал, старик? – я коснулся розового камня на запястье. Почему горы не гневаются, если со мной не Амалия?
11. Огонь, вода и камень
Иона
Две ночи я провела у деда Матея, и он не давал мне скучать. И быстро пришло понимание, почему первый вечер князь так разозлился – дедуля временами превращался в жуткого зануду и совершенно не стремился беречь чьё-либо самолюбие. Он быстро выяснил, что мне нравится работать с бусами, спросил, что я хочу и притащил мне коробку с лунным камнем разных форм и размеров.
За серьёзной работой мастер начинал молчать, а потому рассказ тянулся куда дольше, чем я думала. После подземелий я чувствовала себя вымотанной и долго «отмокала» лечебной купальне. Днём спала почти до обеда, гуляла с девочками, и даже один раз вышла пройтись по заснеженному двору замка.
На третий вечер, я, как обычно, одолжила рубашку и бриджи князя. Волосы я затянула в плотный узел – так куда удобней, чем коса. Спустилась по лестнице и, не доходя до Матея пару пролётов, услышала гнусавый голос сзади:
– Куда прёшь, мальчишка?
Я ускорила шаг, и чуть не упала на очередной ступеньке. К чёрту! Не хочу останавливаться! Князя здесь нет, в каменных переходах мастер Матей меня не услышит. Это сейчас Штефан думает, что от него убегает нерадивый слуга. И то только потому, что не заметил моего лица, а девушку в брюках отродясь не видел. Если бы узнал… страшно.
