Kitabı oku: «Книга хочет на ручки», sayfa 6

Волшебница и тот, кто на коне

 
Волшебница сбежала. Надоели.
Побыть немного хочется обычной,
Не колдовать, не биться на отлично,
А побродить неузнанной, без цели,
От хлеба сытой, и хмельной от зрелищ
Среди толпы чужой и безразличной.
 
 
На праздник городской, где скоморохи
Дудят и пляшут в шапках с бубенцами,
Где льётся мёд, и змеи с мудрецами
Пугают люд честной, и выпивохи,
Смеша народ и не страшась подвоха,
В турнире бьются с лучшими стрелками.
 
 
Быть должен победитель рослым, статным,
Пленять сердца девиц орлиным взором,
А он невзрачен, мал, на руку скорый.
Хоть по манерам виден почерк знатный,
Не блещет красотой невероятной,
Но может дать в стрельбе любому фору.
 
 
За кругом круг победой подытожен:
Кабан сражён стрелой, мишень – в десятку,
Вмиг замертво упала куропатка…
– Такой, наверно, белку в глаз уложит!
– Родился с луком?
– Дьявол он, быть может?
– Но кто же он?
– Не знаем!
– Вот загадка!
 
 
– Чужак? – с просила баронесса мужа.
Кивнул в ответ барон. Обеспокоен:
Когда чужой становится героем,
Хорошего, конечно, ждать не нужно.
Им вряд ли службу добрую сослужит
Его удача. Дело-то дурное…
 
 
Пора воспеть стрелку победы славу.
Толпа гудит, сеньоры не спешат.
Показан был достойный результат,
Но кубок, пусть заслуженный по праву,
Вручён не будет. Местной знати нравы
Его награды хитростью лишат.
 
 
Толпа затихла, слушая решение:
– В честь дня рожденья баронесса наша
Желает подарить одну из башен,
Коня и часть земель в своём имении
Стрелку, который лучший без сомнения.
И будет герб его стрелой украшен…
 
 
– Счастливчик, повезло! – толпа ревела.
– Ах, баронесса наша, мать родная!
– …Но мастерство в успехах измеряют.
Своё он должен доказать на деле,
И подвиг повторить Вильгельма Телля⁷, —
Вещал герольд, вердикт их завершая.
 
 
Вот яблоко выносят роковое
К столбу мальчишку крепко привязали.
Он тихо плакал, женщины рыдали.
Дрожало время бренное людское
Натянутой звенящей тетивою,
И даже ветер замер, ожидая.
 
 
Но ста шагов стрела не пролетела —
У ног стрелка вонзается она.
– Игра такая смысла лишена,
Ведь было две стрелы тогда у Телля⁸, —
Сказал стрелок, и судьи побледнели, —
А у меня осталась лишь одна!
 
 
– Наш город – наши правила, стрелок!
Ты проиграл, хоть ловок был и смел.
В стрельбе искусность показать сумел,
Но струсил, вызов наш принять не смог,
И дерзким словом ты себя обрёк
В изгнание – вот наглецов удел!
 
 
Смолчали все, ведь он для них чужой,
И за него вступаться проку нет.
Чужак уйдёт, от смуты только вред,
Уж вечер близок, скоро пир горой…
Конь ждал его за городской стеной.
Мальчишки мать тайком крестила вслед.
 
 
Эх, люди, снова, снова вы покорны!
Цепочку из отпущенных вам дней
В ловушке вечной слабости своей
Влачите вы в трудах своих упорных,
Считая, что доказано, бесспорно, —
Вам сытость справедливости нужней.
 
 
Волшебница покинула столицу, —
Чужой здесь быть совсем небезопасно.
К их пиру не хотелось быть причастной,
Читая лицемерье в красных лицах,
Готовых петь, гулять и веселиться,
С вердиктом судей якобы согласных.
 
 
Уж лучше освежиться светлым элем,
Передохнув в таверне придорожной,
И дальше в путь, мечи оставив в ножнах,
Без поводов их испытать на деле.
О нравах посетители галдели,
От них за дальний столик скрыться можно…
 
 
– Присяду рядом с вами?
– Да, садитесь…
Знакомый голос тихо ей сказал.
Взглянул и сразу опустил глаза.
Так это он, опальный победитель!
Её он нынче на турнире видел,
Дурную славу где себе сыскал.
 
 
Они молчали, словно под запретом
Для них слова, что с уст слететь готовы.
Он ей молчал о том, что жизнь в оковах
Из зла и лжи за грязную монету
Не для него. Она, – что оклеветан,
А в мире истины и чести – титулован.
 
 
Так промолчали ночь, и лишь рассвет
Забрезжил, попрощались очень сухо.
Сказать друг другу не хватило духа,
Что словно вместе прожили сто лет,
Что никого не свете ближе нет…
Зачем была им эта показуха?
 
 
Волшебница вернулась с полпути,
Почувствовав, что нет его дороже.
Что больше без него ни дня не может,
Что без него нет смысла ей идти.
Он ждал её, реальный, во плоти,
На перепутье их лесных дорожек…
 
 
Нам вызовов прожить даётся много,
Событий сильных хватит нам на век.
Вот только б не остался за порогом
Единственный,
Тот самый,
Человек.
 

Жизнь в любви

Он твой

 
А знаешь, дальше будет только праздник…
В унылом гуле стёртых жизнью красок
Твой след заметит и узнает сразу.
Он отзовётся эхом резонанса.
Он – твой посланник.
 
 
И в ощущеньях неприлично сильных,
И в тишине безмерного покоя
Тебя он примет в радости и боли,
От гроз и грёз заботливо укроет.
Он – твой защитник.
 
 
Урок усвоен, – опыт ваш учитель.
Друг в друга лучше верить, чем бороться,
Вы утолили жажду превосходства.
В ком ищешь радость, – радость в том найдётся.
Он – твой хранитель.
 
 
Для восхищения найдёшь причину,
В нём повод для надежды и заботы.
Ты знаешь, как бывает дорог кто-то,
Глаза в глаза от взлёта до излёта.
Он – твой мужчина.
 

Не знаю…

 
Я влюблена в тебя до боли,
Ожившей в закоулках счастья.
Но ты в неведеньи не волен,
И значит, к боли не причастен.
 
 
В сонливой суете движения
Играю я в свободу тайны
Из грёз, нахлынувших случайно,
В горячем сне воображения.
 
 
Прости, но этих снов с тобою
Я не делю, оберегая
Того, в ком взлёт от ада к раю
Или падение?..
 
 
Не знаю…
 

Инструкция по применению

 
– Можно быть с тобой?
– Можно,
Тем, кто быть не хочет безгрешным.
Мне среди снегов сложно,
Лучше плыть с водой вешней.
 
 
Боль моя пускай не тревожит,
Я купаюсь в ней безмятежно.
– Можно делать больно?
– Можно,
Если с болью будет надежда.
 
 
– Можно не любить?
– Можно.
– Можно не играть?
– Конечно!
Только не играть – осторожно.
Только не любить – очень нежно.
 

Моя хорошая

 
Сядь со мной, посидим тихонько, моя избранница.
Засыпает день, в небесах хозяйничать ночь останется.
В темноте орбит млечный путь мостит звёздной крошкою.
Сядь со мной, посидим тихонько, моя хорошая.
 
 
Озорной огонь затрещал, запел. Тени длинные
Растревожил он, разбудил теплом дни, что минули.
Чередою лиц в гости забрели и уселись в ряд.
Им нальём вина, пригласим к столу, – пусть поговорят.
 
 
Нам напомнит день, как всердцах с тобой обжигались мы.
В ссорах мелочных, в ожиданиях были так смешны!
Он в слезах обид раздражён, сердит, опалён огнём,
А поднимет тост, скажет – всё прошло, поросло быльём.
 
 
Вслед за ним придёт день, когда взахлёб наслаждались мы.
Скромно прячет взгляд, а в глазах блестят огоньки весны.
Полон он любви, чувства бередит, разогрет огнём.
Пьяным без вина нам с тобой до дна не забыть о нём.
 
 
Улыбнётся день, тот, с кем на детей любовались мы.
Первый детский шаг ждали, не дыша, радости полны.
Щедро на обед он ломает хлеб, освещён огнём,
Мы попросим: пусть их по жизни путь озаряет он.
 
 
И когда придёт день, подняться вверх млечной мостовой,
Примем гостя мы, вместе с ним пойдём об руку с тобой.
Соберём в багаж всё, что прожито, лёгкой ношею.
А пока вдвоём посидим тихонько, хорошая.
 

Мордашка

 
Дождливый вечер за окном.
Нас веселит тапёр усталый.
Играет старое фоно,
Гремит расстроенно оно
Фальшивым ля второй октавы.
 
 
Мой силуэт в едином стиле,
Слова, мордашку и фигуру,
Ах, как же вы тогда хвалили!
На жизнь смотреть учили шире,
Вовсю используя фактуру.
 
 
Сказали, к крови благородной
Добавить стоит кротость взгляда.
Быть нужно женщиной удобной,
И в ситуации подобной
Чин почитать и слушать надо.
 
 
Разбавив дождь вином игристым,
В ловушке мягкого дивана
Вы наклонились очень близко…
Вы прикоснулись – это слишком…
Вы прикоснулись слишком рано!
 
 
Фальшивит ля надрывным криком.
Наверно, я была пьяна…
Вы так сердились: «Что за дикость?
Что за нелепый пережиток,
В лицо плеснуть бокал вина?»
 
 
Простите, я сказать хотела,
Но задохнулась… А рука
Слова опередить успела,
Бокал схватила неумело
И окатила Вас… Слегка…
 
 
Рука – коварная злодейка!
Подозревала я давно, —
Для выходки найдёшь лазейку,
Ведь там, где честь по три копейки,
Ты с гордым взглядом заодно.
 
 
В московских лужах сор оставит
Дождливый вечер. За окном
Ваш крик в фальшивых нотах тает…
Ах, как же он меня ругает,
Но мне, простите, всё равно.