Kitabı oku: «Язык Ветра. Элео», sayfa 2
Глава 2
Первые воспоминания
Отворив веки, мои глаза поразило множество лучей света, напоминающих больше ядовитые стрелы, посланные коварным солнцем, нежели мягкое свечение. Всмотревшись прямо, я заметил, что небо изрезано иглами. Хотя нет, скорее всего свет просачивался между щелями в невероятно тёмном полотне.
Я выставил руку над собой, чтобы спастись от ослепления. И тут же в сознании пришло ощущение бесконечной теплоты.
Это ведь моя рука… моя рука!
Я выставил и вторую руку, чтобы до конца убедиться в этом. Обрадовавшись в полной мере, ко мне в гости зашёл здравый смысл. И вот тут стало по-настоящему неловко. Когда это я лишался рук, чтобы так радоваться их существованию? Где-то в далёких-далёких уголках разума, словно затухающим сиянием, вспыхнули до ужаса знакомые воспоминания, но тут же я утерял связь между ними, оставив их жить абстрактном мышлении. А здравый смысл то дело надиктовывал: «Чушь невиданная доселе, руки – это руки! Они были есть и будут». Я согласился с ним, но теплое чувство внутри еще долгое время не покидало меня.
Скрепя суставами я поднялся с деревянного пола и осмотрелся. В четырех стенах, увенчанных глиняной штукатуркой, была печь, окно, дверь и больше ничего, кроме кучи хлама из досок и старых деревянных предметов в противоположном углу. Кровля не состояла из полотна или другой ткани, как мне показалось на первый взгляд, но выполнена из старых деревянных досок, которые образовывали щели на стыках.
Вдохнув глоток свежего воздуха, мне показалось, что он пахнет солнечными лучами. В будущем, когда я вспоминал ту хижину, казалось, будто оно и правда пахло солнечными лучами, запах которых мне на самом деле мне не был, да и не будет, известен никогда.
В мою голову ударила причудливая мысль, не столь странная, сколько запоздалая: «Почему я здесь?». Ответить после пробуждения от крепкого сна, задача тяжелая. Каждая мысль, которая приходила мне в голову, резко обрывалась, не давая мне возможности зацепится покрепче.
Вдруг, дверь, которая и без того еле держалась, отворилась, провисая лишь на одной петле. В помещение зашёл мальчик моего возраста, ранний подросток. Тощее телосложение, угольно чёрные волосы и то, что особенно привлекло мое внимание – яркие изумрудные глаза, обремененные какой-то тяжестью. Одетый в запачканную рабочую форму садовника, вперед себя он завез тележку, наполненную хворостом.
Обратив внимание на меня, его холодный взгляд, сменило удивление, тогда бросив тележку посреди прохода он подошел ко мне.
– Очнулся! – заботливо произнес он. Следуя хорошему тону, я поблагодарил его, однако на то не было реальных причин. – Не к чему благодарности, – ответил он поникшим голосом, – я лишь сделал то, что мне было велено.
Чувствуя, что с моего лица и без слов можно прочесть удивление, я поинтересовался, где мы находимся.
– Даже и не знаю, как объяснить… – он оборвал фразу, виновато глядя в пол. Недолго думая, он представился. – Меня зовут Леден, фамилии у меня нет, как и нет собственного ремесла, но отец занимается обслуживанием фонтанов.
– А меня… – было начал я, но Леден перебил, внеся маленькое уточнение, введшее на миг общение в тупик.
– Вернее занимался, – его лицо замерло в какой-то холодной приветливо-пугающей мимике.
Занимался. Значит ли это, что его отец больше не занимается тем, чем занимался прежде? Но если так, то почему? Может мне будет лучше спросить это у него самого. Или он… Неужели умер?
– Мои соболезнования.
– Не беспокойся, – он отвел взгляд в пол.
– Значит Леден? Я могу называть тебя так?
– Конечно.
– А ты можешь звать меня, просто…
– Элео. Да, я знаю кто ты.
– Правда?
– Любишь овощное рагу? – он подошел к каменной печи, открыл дверцу и достал оттуда большой глиняный горшок. – Выбирать не придется, потому что это единственное, что у нас есть сегодня.
– Нет-нет, я с радостью приму твоё гостеприимство… Вернее, почту за честь позавтракать вместе с тобой.
– Взаимно…
Только мне стоило заметить нотки жизнерадостности в словах Ледена, как на его лице вновь повисла грустная мина. Что же я сказал не так?
– Знаешь, Элео, я не думал, что ты так легко воспримешь столь серьёзную потерю.
– Потерю? – спросил я, на что так и не получил ответа.
Он достал с верха печи две плоские деревянные тарелки и длинным черпаком положил в них рагу. Тогда я понял, что проголодался не на шутку. – Любезно принимаю твой дар… – начал я, но Леден одёрнул меня.
– Оставь эти формальности. Они тебе больше не понадобятся.
В свою тарелку он положил ровно столько же еды, сколько и мне, отсчитав равное количество каждого овоща. Тогда мне еще показалось, будто сия дотошность проявилась в целях экономии, однако после стало ясно, что Леден расчётлив и педантичен во всем.
– Ты ведь ничего не помнишь? – спросил Леден. – Я имею в виду… Попробуй-ка вспомнить как ты здесь оказался? – Он отложил свою тарелку в сторону.
Язык хотел говорить значительно больше, чем я мог помыслить, поэтому все что я произнес, прозвучало несуразно.
– Я был в том хале. Я могу в него погружаться… То есть могу, оказываясь в нем телом оставаться здесь. Сложно это все объяснить, но я был в этом пространстве… В хале… – я замолчал, потому что больше не знал, как в таком состоянии вообще можно что-либо говорить.
– Ну-ну, – поторапливал меня Леден, словно всё понял, – и что дальше?
– А дальше… Дальше я проснулся в машиоме, в этой хижине, – закончил я, пытаясь вспомнить нечто большее. Его взгляд нисколько не колебался. – А что я должен помнить? – с кривой улыбкой спросил я.
– Что угодно, кроме своего имени. Помнишь, кто твои родители?
Глубоко в сознании вспыхнуло какое-то воспоминание, но тут же все напрочь забылось. И так каждый раз, когда я подбирался к чему-то наиболее значительному, мысль выскальзывала, словно рыба из рук. Однако, не желая более опозориться, я тщательно попытался передать свои чувства.
– Помню только тепло, окутывающее все тело. Оно столь сильное, что уверен, способно согреть меня и от холода, и от жары.
Что-то сжалось в груди, к горлу подступила желчь. Пол и тарелка в моих руках, стали расплываться, тогда Леден протянул лоскуток белой ткани. По щеке прокатилась слеза. Приняв ткань из его рук, я стал вытирать слезы.
– Думаю тебе пора бы уже понять, Элео, – набравшись уверенности сказал Леден, – вчера нуаретом ты не был в королевской лозе. Ну или как там вы это называете, в том, другом пространстве, в хале. Ты не был в нем вчера – он тяжело вздохнул. – Уже вчера нуаретом ты лежал тут, на этом самом месте. Не в хале. Ты был тут, в машиоме. Тут, – повторял он, словно пытаясь объяснить домашнему питомцу, что-то элементарное, а тот его не понимает. – Всё это время твоё тело было рядом со мной. Я нёс тебя сюда, в надежде, что здесь ты очнешься и мы сможем продолжить наше путешествие вдвоём.
Он повторял предложения по несколько раз, а я и впрямь был, как непонятливый домашний питомец. Чувствовалось, как мое лицо замерло в глупой, вопрошающей мимике, но я не мог с этим ничего поделать, да мне было и не до этого.
– Уже прошло три солсмены с того момента, как наступил этот зачарованный сон. Не знаю, когда ты был последний раз в королевской лозе, но это было явно раньше, чем три солсмены. Я уже начал думать, что ты не очнешься никогда.
Он задрал голову вверх, чтобы сдержать слезы, но у меня по щекам они текли не переставая. Что-то мистическое поселилось во мне, оно было пугающее и одновременно требовало восторга.
– Это сон? – спросил я, выпрямившись.
– Боюсь, нет. По всей видимости твоя память была повреждена, – ответил Леден.
– Почему я не могу вспомнить ничего?!
Паника подступила к груди. Дыхание сбилось с ритма. Тогда мой тон стал невольно повышаться и Леден впервые не стал уводить глаз, приняв это возмущение на себя. Его взгляд был направлен на меня, отчего показался мне холодным и острым. Следом он произнес не своим, каким-то чужим, хриплым голосом.
– Три солсмены назад тебя убили. Твоё сердце перестало функционировать на продолжительное время. То, что ты жив – это чудо.
Дыра. Дыра в памяти и дыра в сердце.
Дыра в памяти. Она засасывает внутрь себя факты и противостоит моим попыткам выудить из сознания хоть какие-то воспоминания. Не за что ухватиться, для того чтобы рассудить. Это пустота. Я уже сдался ей.
Дыра в сердце. Призывает к абсолютному бесчувствию. Словно изнутри что-то шепчет о жутких эмоциях, которые мне довелось пережить когда-то. Быть может то, что я не помню всей боли, сейчас даже к лучшему…
Производным пустот во мне стала нахлынувшая волна безразличия. Кажется, и слезы больше не имели смысла. Ну льются они, и что?
На вопрос, о том, как я погиб Леден ответил, что ранение было нанесено в грудь. Что должно было задеть сердце.
– Тогда почему я ещё жив? – спросил я.
– Плоды древа мудрости. Помнишь что-то об этой легенде?
– Нет, – ответил я сходу, решив не напрягать попусту свою и без того немощную память.
– Это плоды, сок которых имеет сильнейшие целительные свойства. Сок смешался с твоей кровью тем самым ускорив регенерацию. Но ты был уже мертв, почему сердце забилось вновь, мне бы хотелось узнать самому, – я обречённо кивнул, пытаясь принять сказанное.
После того, как мы закончили трапезу, он рассказывал о многих базовых аспектах мира, некоторые из которых я и сам помнил, а о некоторых слышал впервые. Далее он поведал и о причине моей смерти.
– Ты сын Рэкки Рессана Джустизия. А значит, один из немногих, обладатель королевской крови. Таких как ты, называют монархами. У твоей семьи было большое имение, служащее домом для многих людей. Мы, простые люди, относимся к монархам с большим уважением, с почетом. И дело вовсе не в материальном превосходстве, но напротив, монархи для нас – это святыня, к которой мы стремимся, и которую не переступаем. Ведь мы отдали свои жизни вам. А вы, наши духовные поводыри. Но несмотря на это, есть и те, кто противится монархам, видя в их высоком статусе лишь надменность и прочие гнусности. Таким образом, три солсмены назад, эти люди подняли восстание. Поместье было разрушено, похоронив вместе с собой множество жизней. Одним из их жертв стал ты.
Его слова, звучали на заднем фоне, обменивая мое внимание на резкие силуэты беспорядка вокруг. Трещина верха стены казалась ослепительно разящей молнией, а опавшая под ней штукатурка – плодом ее разрушительной силы. Гора мусора стала зловещее, чем прежде, теперь она не просто существует вместе со мной в одном помещении, но и насмехается надо мной. Солнце, казавшееся из щелей крыши, исчезло. И все это я заметил только сейчас. Только после того, как осознал свою беспомощность перед величием знания, которым не обладаю.
Глава 3
Союз без главных
Из того, что рассказал Леден, многое до конца не укладывалось у меня в голове.
Для начала я монарх. Насколько я смог понять смысл слова, монарх – это человек высоких идеалов, имеющий у себя в подчинении множество людей, которые служат не на принудительной основе, но из особого почтения и уважения. Так же благодаря тому, что монархи для людей святыня, люди стараются всеми силами сблизиться с ними, чтобы обрести то, что имеют только они – лийцур. Некоторая сила, что выходит за рамки возможностей обычного человека.
Прочих людей, принято звать материалистами. Материалисты привязаны к монаршим семьям, таким образом, что не в силах перестать служить им, однако большая их часть довольна таким положением.
– Элео, – голос Ледена прервал мои размышления, – я направляюсь в город, если тебе, итак, ничего не остаётся, тогда, может быть, присоединишься?
Я постарался вспомнить значение слова «город», но единственное, что смог разыскать в очертаниях неизвестности, так это какое-то глупое чувство. Мне не было известно, как я выгляжу, однако казалось, будто я отчетливо представляю свою физиономию в подобных, нелепых ситуациях. В чем я и убедился, после того как нуаретом увидел в отражении разбитого стекла, того маленького мальчика с кругловатым лицом и толстыми губами, густыми, как масло бровями и вьющимися тёмно-русыми волосами.
– Не мог бы ты мне напомнить, что такое город. Я забыл, кажется, и это, – уточнил я, чем вызвал смех у Ледена.
– Да не страшно, ты мог об этом и вовсе не знать. Ведь я и сам до конца не представляю себе, что город из себя представляет.
Я уселся поудобнее, на столько, на сколько это было возможно на деревянном паркете, а Леден разлегся вдоль того места на полу, что было использовано, как стол.
– Со слов господина Донэха, город похож на поместье, – начал он, – в нем тоже обитает большое количество людей. Но в отличии от поместья, в городе люди не имеют иерархии, там каждый волен выбирать сам, чем ему заниматься.
– Вон как, – кивнул я, дав понять, что представляю себе то, о чем он говорит, но на деле это было не так легко. Ведь я и поместье лишь с трудом мог представить.
– Есть важное дело. Господин Донэх поручил мне его, – сообщил он, понизив голос. – Перед уходом из поместья он дал мне послание, – из своей сумки, что лежала рядом, он достал свиток, из дорогого пергамента, запечатанный красным воском. – Я должен передать это королевской гвардии.
Он достал и другой пергамент, который развернул по полу – менее благородный. На пожелтевшем листе виднелись кривые линии и самые разные рисунки, треугольники, деревья, животные. Это была карта.
– Ближайший штаб королевской гвардии находится в городе Жезэ, – он ткнул пальцем в правый-нижний угол карты. – А мы находимся здесь, – вторая точка находилась вверху карты. – Путь до Жезэ от нас составит треть оборотосмены, а возможно и кварту, если поторопиться.
– Кварта оборотосмены?! – переспросил я, после чего Леден объяснил мне, что время полного оборота Агито-Омоэ вокруг солнца, это оборотная смена. А когда наша твердь огибает свою окружность, это солнечная смена.
– А время мы исчисляем в градусах относительно вращения Агито-Омоэ по своей оси, 360 градусов – это полная солсмена, 180 – это половина солсмены, условно вся солнечная смена делится на четверти, ведь редко, когда можно определить точное количество градусов, минут и секунд.
– А кварта оборотосмена – это не слишком ли долго для путешествия? – спросил я. – Полная оборотная смена составляет 360 солсмен. Значит, на весь путь уйдет 90 солсмен. Неужели нету города ближе?
– К сожалению, нет. Лучше скажи, чем ты займешься теперь, узнав, что тебе некуда идти?
– А что мне еще остается? Я пойду с тобой. – сказал я, на что Леден одобрительно кивнул.
– Хорошо. Но прежде, давай заключим союз, – в тех словах был некоторый азарт.
– Что ты имеешь в виду?
– На какое-то время мы имеем общую цель, а значит должны друг другу помогать и быть честными друг перед другом. Иначе может повториться то, что произошло в поместье… – голос Ледена затух, а после вновь загорелся, словно облитое маслом пламя. – Но! Чтобы мы могли быть уверены в том, что никто из нас двоих не предаст второго, давай заключим союз!
Значит он видел нечто ужасное в поместье. То, что я вряд ли смогу представить. Кажется, он назвал это «предаст». Значит, мы не просто объединимся на пути в город, но заключим договор, который обеспечит гарантию доверия нам… Или нет, скорее обеспечит ему. Ведь у меня нет причин не доверять.
– Но, если ко мне вернется память, и я вдруг вспомню, что у меня есть другие, более важные цели. Как ты поступишь тогда? – спросил я, пытаясь повторить его азартную манеру речи, на что он нахально улыбнулся. Что-то в этом выражении лица мне пришлось по нраву.
– Именно поэтому я и прошу о союзе, – уточнил Леден
Понятно. Это не просто иррациональные страхи, а даже очень правильное решение. Кто знает, вдруг до потери памяти, у меня действительно были какие-то срочные планы, вспомнив которые, я готов буду сломя голову рвануться куда-то, оставив Ледена при этом одного на половине пройденного пути. Либо второй вариант, я мог быть испорченным человеком и после того, как ко мне вернуться воспоминания, я вполне могу попытаться причинить вред Ледену. Однако первый вариант, более убедительный. Но и в том, и в том случае, союз между нами послужит для него надежным средством. Я встал и серьезным тоном произнес решающую речь. Произнес ее так, словно говорю не я, а какой-то взрослый человек внутри меня:
– Да, мы заключим с тобой союз. Но прежде давай обозначим наши цели. Единственное, чего мне сейчас недостает, это воспоминания. Я хотел бы понять, что значат эти теплые чувства внутри, которым нет объяснения в моем сознании. Которые рвутся наружу, но я не могу понять, как их выпустить. Так что, моя цель – вернуть себе память, хочу узнать о том, как я любил родителей и какие они, – мгновение спустя, я переосмыслил некоторые свои слова и мне стало не по себе, от примеренного образа. – А знаешь, я лгу… Достаточно и того, что я смогу помочь тебе.
Изумрудные глаза Ледена засверкали особенно ярко. В них было нечто звериное, нечто кошачье, какая-то настороженность, присущая подготовительной процедуре охоты хищника. Опираясь рукой о пол, он поднялся, и оказался напротив меня.
– А я, хочу вернуть всё на круги своя, – уверенно и громко сказал он, после чего нахально-притворная улыбка спала с его лица. И через глаза вновь просочилась та уязвимая искренность, что была в нем ранее. – Хочу вновь работать в саду, подстригать кусты и заботиться о цветнике. Вкусить радость уборки кухни в одиночестве, а потом бежать на крышу поместья смотреть закат! – сказал он с особой страстью. – А для этого первым делом мне нужно передать послание королевской гвардии.
Его взгляд пылал огнем, который казался мне любовью. Такую любовь мне удалось понять не скоро, однако натолкнул на ее поиски меня именно этот взгляд здесь и сейчас.
– Я принимаю твои условия – сказал я. – Но у нас есть одна загвоздка.
Мне не понятно, что особенного он нашёл в таких пустяковых занятиях, как уборка и работа в саду. Но его главная цель мне нравится. Если передача послания поможет вернуть все, как и было, то у меня будет больше шансов восстановить знания о прошлом. К тому же в городе наверняка найдутся люди, которые что-то да знают о прошлом моей семьи. Но несмотря на все это, у нас есть одно «но».
– Ты говорил, что монархи – это святыня, которую нельзя переступать простым людям. Не будет ли для тебя порочным и недостойным действием то, что ты собираешься сделать сейчас? Союз ведь означает равенство перед друг другом. А если ты станешь уравнивать себя, простолюдина с монархом, не будет ли это кощунством для твоей совести? Значит ли это, что мы заключаем не просто союз, но ты даешь мне присягу, в которой складываешь свои полномочия ради взаимного доверия?
После секундной тишины, Леден расхохотался.
– Присягу? Тебе!? – Он смеялся громко и резко, из-за чего во мне поселились сомнения. Сомнения в сказанных мною ранее словах. Сомнения в сделанных мною выводах. Сомнения в том, насколько правильно я смог понять то, что пытался донести до меня Леден.
– Разве не ты мне рассказывал об особой значимости монархов для простых людей?
– Прости-прости, и правда, всё так. Всё так, Элео, – через каждое слово он невольно пропускал короткий смешок, – но есть маленькая загвоздка. Так ведь ты выразился?
Конечно же весь мой образ азартного, делового и взрослого человека, мигом исчезли, а достоинство словно похоронило само себя. Я почувствовал себя утенком среди орлов.
– Такой вид союза, о котором говоришь ты, действительно единственный возможный между монархом и простым человеком. Но дело в том, что ты… – он прошептал, в чем дело и смущенно улыбнулся.
В том, что я…
Ясно. От этого ничего особо и не меняется. Если Леден не будет относиться ко мне, как к святыне, так даже лучше.
– По рукам? – спросил он, протягивая мне грубую мозолистую ладонь.
– Да, – я протянул руку в ответ.
– Тогда мы заключаем союз «без главных». Второй вид союза, который доступен в твоем случае.
Мы ударили по рукам и в этот самый момент в мою голову стали вливаться новые воспоминания.
Толстый мужчина в красном фартуке и высоком колпаке того же цвета обошел стол, цепляя его своим большим животом. Усаживаясь в удобное кресло с большим громыханием, полка над столом, где располагались разные сувениры, шатнулась, а висящий в благородной рамке, самал – картина особого культурного значения, соскочил с крепления и шлепнулся ребром о пол.
– Что ж за неудобный кабинет… – говорил мужчина с выразительным акцентом, свойственным жителям южных земель, заменяя буквы «е» на «э». – Эх, сынок, можешь поднять пожалуйста?
– Конечно же, – приветливо ответил мальчик, чьими глазами мне довелось всё это видеть.
На прямоугольном холсте самала, красовалась детальнейшим образом прорисованная сцена: в центре котловина, на фоне которой рассредоточены семеро человек. Двое из них копают, и находятся в эпицентре ямы. Один выносит из ямы на спине два тяжелых мешка. И четверо других обсуждают что-то, указывая на большой формат пергамента, разложенного в руках единственной девушки на всей площадке.
Это же сам господин Джустизия! – подумал мальчик, всматриваясь в того мужчину, что выносил мешки. Что он делает? Почему он на строительной площадке? Да еще и занят физическим трудом? Мужчина в кресле заметил удивление мальчика прежде, чем тот попробовал что-либо сказать.
– Почему многопочтенный глава семьи работает вместе с материалистами? Это ты хочешь узнать? Знал я что спросишь, – мужчина улыбнулся. – Этот самал является частью непорочного цикла эреха и, как и все прочие атрибуты эреха в замке, он для нашей семьи имеет особое, идеалистическое и памятное значение. На нем увековечена солсмена, когда был положен первый камень под фундамент нашего замка. Господин Рэкки составлял его своими руками. О да! Наш господин великолепно управляется не только со своими монаршими делами в хале, но также превосходно созидает гармонию машиома. Господин Джустизия никогда не считал, что фракции несут в себе смысл, а потому весьма лоялен и…
Мальчик обомлел, его мысли запутались. Фракции нужны, для того чтобы созидать гармонию. Одни занимаются устроением машиома, другие обеспечивают целостность и лийцурят хал. Отдельно одно без другого существовать не сможет. Поэтому одновременно с физическим прогрессом должен созидаться и хал. Мы возделываем землю, а они направляют нас… Только так хаим может пребывать в гармонии. Отец, матушка, все ведь с самого рождения твердили мне об этом. Что же я упустил?
– Господин Джустизия никогда не разграничивает деятельность в хале и машиоме, – продолжал мужчина.
Воспринимать мир целостно, значит быть самодостаточным. Монарх, который так рассуждает, не имеет нужды в существовании материалистов, – побеспокоился мальчик.
– Так что, вот такой у нас глава семьи, – гордо подвел итог мужчина в колпаке.
То есть подобный дисбаланс считается хорошей новостью? Если монархи созидают гармонию в одиночку, это означает, что существование материалистов, которые созидают только одну сторону и создаёт дисбаланс.
– Получается, никакого баланса не существует? – прошептал мальчик. – Гармония… В чем смысл нашего существования, если монархи созидают оба пространства!?
В моё поле зрения вернулась прежняя картина, помещение все той же старой хижины, а в шаге от меня Леден. Его блестящие изумрудные глаза передали мне какой-то позитивный заряд. Бодрый прилив энергии, от которого на мгновение даже захотелось отвлечься. Но лишь на мгновенье. Секундой после, я замер, пытаясь понять, чьи воспоминания только что видел.
– Ты руку, будешь отпускать? – сказал он и я поглядел вниз. Мы все ещё держались за руки.
Что я только что увидел? Кто этот мужчина в кресле? Что означает «гармония»? И что это вообще за самал, откуда картина такого значения взялась там? Неужели на ней изображен… Тот о котором шёл диалог, это глава семьи Джустизия, неужели он мой отец?
Оставив уйму вопросов без ответов, диалог с Леденом продолжился. Мы стали обсуждать важные детали, которые касаются организации нашей отправки и начала путешествия в город.
Не думаю, что те новые воспоминания принадлежали мне, однако спросить о том, принадлежали ли они Ледену тоже было не легко, поэтому на какое-то время мне пришлось отложить этот вопрос, ведь от этого наше отправление могло значительно затянуться.
На протяжении двух солсмен мы подготавливали план действий, а также выбирали нужные предметы для похода. Выбирали мы их в подвале хижины, где оказалась просторная кладовка и тоннель, по которому Ледена притащил меня в хижину. Из его слов можно было представить, насколько тоннель длинный, раз на путешествие у него ушло почти три солсмены. А что располагалось по другую сторону тоннеля, я не спрашивал, мне казалось это очевидным, там было поместье.
Так же Леден показал мне пару интересных приёмов, для того чтобы, как он выразился: «Противостоять недоброжелателям». По его словам, эти приёмы предназначены для того, чтобы причинять болевые ощущения тем, кто намеревается причинить их тебе. Смысла я не понял, но сама тренировка мне даже очень понравилась. Мы размахивали руками, делали разминку и плавно шевелили телом. Когда же наступил зарено третьей солсмены, мы двинулись в сторону города, так, как нам указывала карта, двинулись в глубь леса.
