Kitabı oku: «Тайна леди Одли», sayfa 3
Глава IV. На первой странице «Таймс»
Предполагалось, что Роберт Одли станет адвокатом. Его имя уже занесли в ежегодный юридический справочник; как все его собратья, он снимал апартаменты в Темпле и съедал положенное количество обедов, с достоинством перенося суровые испытания, через которые пробиваются к славе и богатству начинающие законники. Если все эти меры могут сделать из человека адвоката, то Роберт Одли решительно таковым стал. Правда, за пять лет, что его имя значилось на одной из дверей Фигтри-Корта, он ни разу не вел дела в суде и не стремился получить дело. Этот флегматичный, беззаботный молодой человек приятной наружности двадцати семи лет от роду был единственным сыном младшего брата сэра Майкла Одли. Отец оставил ему четыреста фунтов годового дохода, а друзья настоятельно советовали увеличить эту сумму, получив право на адвокатскую практику. По здравом размышлении Роберт пришел к выводу, что гораздо более хлопотно противиться желанию друзей, чем обедать и жить в Темпле, последовал их совету и без зазрения совести стал именовать себя адвокатом.
Порой в особенно жаркие дни, изнуренный усилиями, затраченными на курение немецкой трубки и чтение французских романов, Роберт брел в Темпл-Гарденс, устраивался в каком-нибудь тенистом местечке с расстегнутым воротом и небрежно повязанным вокруг шеи голубым платком и жаловался приятелям по юридической корпорации, что совершенно выбился из сил.
Старые крючкотворы добродушно посмеивались, слушая его причитания, однако все как один соглашались, что Роберт Одли славный малый и довольно-таки любопытная личность, а за его праздностью, ленью и безразличием скрывается незаурядное чувство юмора. Больших высот он не достигнет, однако и мухи не обидит. Действительно, квартира Роберта превратилась в настоящую псарню из-за глупой привычки тащить домой всех бездомных или потерявшихся шавок, которые безошибочно выделяли его в толпе и бежали следом, виляя хвостом.
Охотничий сезон Роберт всегда проводил в Одли-Корте, хотя к заядлым охотникам не относился. Он предпочитал спокойно трусить на упитанной гнедой лошадке, держась на почтительном расстоянии от лихих наездников. Смирная кобылка прекрасно понимала, что наездник не намерен рисковать жизнью, и полностью разделяла его взгляды.
Сэр Майкл в племяннике души не чаял, а кузина Алисия – хорошенькая, беспечная, загорелая, чистый сорванец в юбке – презирала. Кое-кто считал, что ему следует добиться расположения юной леди – единственной наследницы отличного имения, однако Роберту это даже в голову не приходило. Он считал Алисию чудесной девушкой, веселой и умной, одной из тысячи, и только. Вряд ли он имел представление о настоящих размерах состояния дяди и наверняка никогда не подсчитывал, какая часть в конечном счете перейдет к нему.
Поэтому, когда в одно весеннее утро, за три месяца до описываемых событий, почтальон принес известие о свадьбе сэра Майкла и леди Одли вместе с возмущенным письмом от кузины о том, что ее отец только что женился на молоденькой дурочке с кукольным личиком и кудряшками не старше самой Алисии, при этом постоянно хихикающей (с сожалением вынуждена заметить, что в силу своей неприязни именно так мисс Одли описала музыкальный смех, которым все так восхищались в Люси Грэм), то эти послания не вызвали у флегматичного джентльмена ни раздражения, ни особого удивления.
Он прочел сердитое письмо Алисии, не вынимая изо рта янтарного мундштука трубки. Завершив чтение и подняв густые черные брови до середины лба (кстати, это было его единственной манерой выражать удивление), Роберт выбросил и письмо, и открытку в корзину для бумаг и, отложив трубку, приготовился сделать умственное усилие с целью обдумывания сего предмета.
– Я так и знал, что старикан в конце концов женится, – пробормотал молодой человек после получасового размышления. – Алисия и мачеха будут жить как кошка с собакой. Надеюсь, они не станут ссориться в сезон охоты или выяснять отношения за обеденным столом: скандалы вредны для пищеварения.
Около двенадцати часов дня, следующего после вечерних событий, описанных в предыдущей главе, племянник баронета держал путь из Темпла в город. В недобрый час он поручился за одного нуждающегося приятеля, а поскольку по векселю не было уплачено, то рассчитываться призвали Роберта. С этой целью он, с голубым шелковым платком на шее, трепещущим в горячем августовском воздухе, двинулся вверх по Ладгейт-Хилл, и вошел в освежающе прохладное здание банка в тенистом дворе неподалеку от собора Святого Павла, где уладил дело, пожертвовав двумя сотнями фунтов.
Покончив с делами, Роберт покрутился на углу, дожидаясь свободного кэба, чтобы вернуться в Темпл, как вдруг его едва не сбил с ног молодой человек, стремглав влетевший в узкий переулок.
– Будьте любезны смотреть, куда идете, дружище, – мягко отчитал Роберт нетерпеливого прохожего. – Вы меня едва с ног не сбили.
Незнакомец остановился, пристально посмотрел на Роберта и ахнул от неожиданности.
– Боб! – удивленно воскликнул он. – Только вчера вечером я ступил на родную землю, а уже сегодня утром встречаю тебя!
– Я вас как будто где-то видел, мой бородатый друг, – ответствовал мистер Одли, внимательно вглядываясь в оживленное лицо незнакомца, – но пусть меня повесят, если я помню, где и когда.
– Что? – с упреком вскричал незнакомец. – Не хочешь ли ты сказать, что забыл Джорджа Талбойса?
– Конечно же, нет! – с чувством промолвил Роберт и, взяв старого друга под руку, повел его в тенистый двор, перейдя на свой обычный безразличный тон. – Ну, рассказывай, Джордж, где ты пропадал.
И Джордж поведал ему свою историю. Он рассказал все то же, что услышала бледная гувернантка на борту «Аргуса», а затем прерывающимся от волнения голосом сообщил, что в кармане у него около двадцати тысяч фунтов, которые он хочет поместить в банк к господам таким-то, своим давнишним банкирам.
– Ты не поверишь, я только что от них вышел, – сказал Роберт. – Я пойду с тобой, и мы уладим дело за пять минут.
Приятели устроили все за четверть часа, после чего Роберт Одли предложил немедленно отправиться в «Корону и скипетр» в Гринвиче или в «Замок» в Ричмонде, чтобы пообедать и поговорить о старых добрых временах, когда они вместе учились в Итоне. Однако Джордж, только что приехавший из Ливерпуля, сказал другу, что прежде всего должен заглянуть в одну кофейню на Бридж-стрит в Вестминстере, где надеется найти письмо от жены.
Пока они вихрем неслись в кэбе через Ладгейт-Хилл, Флит-стрит и Стрэнд, Джордж Талбойс изливал на Роберта все свои невероятные надежды и мечты, которые так захватили его жизнерадостную натуру.
– Я куплю дом на берегу Темзы, – радовался он, – и буду жить там с женой, и у нас будет яхта, дружище Боб. Представь: ты лежишь на палубе и куришь, а моя малышка играет на гитаре и поет для нас. Она поет не хуже тех – не помню, как их там называли, – которые чуть не ввели в беду старину Одиссея, – добавил молодой человек, чьи познания в классике оставляли желать лучшего.
Обслуга в кофейне удивленно глазела на небритого, с запавшими глазами незнакомца в одежде колониального покроя, возбужденного и шумного. Впрочем, в годы военной службы Джордж частенько сюда заходил, и, услышав его имя, к нему сразу подбежал официант.
Джордж заказал бутылку содовой и попросил узнать, есть ли письмо на его имя.
Не успели приятели устроиться в укромном уголке у камина, как официант принес воду и сообщил, что писем на это имя нет.
Он произнес это равнодушно, машинально вытирая маленький столик красного дерева. Лицо Джорджа смертельно побледнело.
– Талбойс, – повторил он. – Возможно, вы не расслышали – Талбойс. Ступайте и посмотрите еще раз, письмо должно быть.
Официант пожал плечами, вышел и вернулся почти сразу с известием, что ничего похожего в ящике для писем нет. Там обнаружилось всего три письма, адресованные господам Брауну, Сандерсону и Пинчбеку.
Молодой человек в молчании выпил воду и, облокотившись о стол, закрыл лицо руками. Роберт понял, что разочарование очень горькое, каким бы пустяковым оно ни казалось на первый взгляд. Наконец Джордж поднял голову, машинально взял из кипы журналов на столе вчерашний номер «Таймс» и уставился невидящим взглядом на первую страницу.
Не могу сказать, сколько он просидел так, глядя на строчку в списке смертей, прежде чем до его ошеломленного мозга дошел смысл. После долгой паузы он подтолкнул газету к Роберту и с лицом, изменившим цвет от бронзового загара до землистой бледности, с ужасающим спокойствием указал пальцем на строчку:
«24-го числа сего месяца в Вентноре, остров Уайт, скончалась Элен Талбойс, 22 лет».
Глава V. Могила в Вентноре
Да, там действительно значилось черным по белому – «Элен Талбойс, 22 лет». Уверяя свою приятельницу на борту «Аргуса», что упадет замертво, если услышит дурные вести о жене, Джордж не кривил душой. И вот – страшное известие, а он сидит окаменелый, бледный и беспомощный, уставившись в удивленное лицо друга.
Джорджа оглушила внезапность удара. В странном потрясении до него не доходило, что случилось, почему всего одна строчка в «Таймс» оказала такое ужасное воздействие. Мало-помалу туман в сознании рассеялся, и на несчастного обрушилась страшная реальность.
Жаркое августовское солнце, пыльные подоконники и потрепанные шторы, кипа игровых счетов, приколотых к стене, пустой черный камин, лысый старик, клюющий носом над «Морнинг эдвертайзер», неряшливый официант, складывающий скатерть, и озабоченное лицо Роберта Одли, устремленное на него с состраданием и тревогой, – все вокруг вдруг приняло неестественные пропорции и слилось в темные пятна, плывущие перед глазами. В ушах зашумело, как от дюжины паровых двигателей, и последнее, что услышал Джордж, был звук падающего тела.
Он открыл глаза в сумерках прохладной комнаты, тишину которой нарушал только далекий грохот экипажей, и недоуменно огляделся. Роберт Одли сидел рядом и курил пенковую трубку, а сам Джордж лежал на низкой железной кровати напротив открытого окна, где стояли ваза с цветами и клетка с птичками.
– Тебе не мешает моя трубка, Джордж? – спокойно спросил его друг.
– Нет.
Канарейка запела звонкий гимн заходящему солнцу.
– А птицы тебя не беспокоят, Джордж? Вынести их из комнаты?
– Нет, мне нравится, как они поют.
Роберт выбил из трубки пепел, аккуратно положил ее на каминную полку, вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с чашкой крепкого чая.
– Выпей, Джордж, – сказал он, поставив чашку на маленький столик рядом с кроватью, – это пойдет тебе на пользу.
Молодой человек не ответил, медленно оглядел комнату и перевел взгляд на хмурое лицо друга.
– Где мы, Боб? – спросил он.
– В моей квартире, дружище, в Темпле. Пока у тебя нет своего жилища, оставайся у меня.
Джордж потер лоб и неуверенно спросил:
– Та газета сегодня утром, Боб, что это было?
– Не стоит сейчас об этом, лучше выпей чаю.
– Да-да, – нетерпеливо вскричал Джордж, приподнимаясь с кровати и широко открыв глаза, – я вспомнил! Элен, моя Элен! Моя жена, любимая, единственная! Умерла!
– Послушай, – промолвил Роберт, мягко тронув его руку, – ты должен помнить, что женщина, чье имя ты увидел в газете, может оказаться не твоей женой. Может быть, это другая Элен Талбойс.
– Нет! – воскликнул Джордж. – Возраст совпадает, и фамилия не слишком распространенная.
– Не исключена ошибка.
– Нет, нет, нет, моя жена умерла!
Молодой человек стряхнул руку Роберта, встал и пошел к двери.
– Ты куда? – воскликнул друг.
– В Вентнор, увидеть ее могилу.
– Не сегодня, Джордж, куда ты на ночь глядя? Я сам поеду с тобой первым же поездом завтра утром.
Роберт уложил друга в постель и дал настойку опиума, оставленную доктором, которого вызвали в кафе на Бридж-стрит, когда Джордж упал в обморок.
Молодой человек провалился в тяжелый сон, и ему приснилось, что он поехал в Вентнор, нашел свою жену живой и невредимой, но старой и седой, а сына – взрослым юношей.
Рано утром Джордж сидел напротив Роберта в вагоне первого класса в поезде, который мчался по живописной равнине в Портсмут. Приятели сошли с парохода в Вентноре под палящими лучами полуденного солнца. Люди на причале глазели на бледного золотоискателя с нестриженой бородой.
– Что будем делать? – спросил Роберт. – У нас нет ни одной зацепки.
Джордж посмотрел на него с растерянным и беспомощным видом, и Роберт Одли, самый нерешительный и безвольный человек на свете, понял, что действовать придется ему.
– Давай поспрашиваем в гостиницах миссис Талбойс? – предложил он.
– Фамилия ее отца Молдон, – пробормотал Джордж. – Он никогда не отправил бы ее сюда умирать в одиночестве.
Больше они ничего не сказали, а отправились в гостиницу. Там им поведали, что в Вентноре действительно останавливался некий капитан Молдон и у него умерла дочь.
Официант пошел узнать адрес. В это время года в гостинице было оживленно, по коридорам сновали постояльцы, в вестибюле суетились официанты и конюхи.
Джордж прислонился к дверному косяку с тем же выражением лица, что так напугало его друга в вестминстерской кофейне. Увы, худшие опасения подтвердились. Элен Талбойс, дочери капитана Молдона, нет в живых. Вернувшийся через пять минут официант сообщил, что капитан Молдон проживает на Лэнсдон-стрит, в доме номер четыре.
Они легко нашли обшарпанный домишко с маленькими оконцами, выходящими на море.
– Дома ли капитан Молдон?
– Нет, – ответила хозяйка, – он пошел с внуком на пляж. Не угодно ли джентльменам войти и подождать?
Джордж, как сомнамбула, прошел за другом в маленькую гостиную – пыльную, убого обставленную, неубранную, с разбросанными по полу сломанными игрушками, где стоял застарелый запах табака.
– Погляди-ка! – Джордж указал на портрет над камином, изображающий его самого в годы службы, очень похоже: в военной форме, с боевым конем на заднем плане.
Роберт оказался мудрым утешителем. Не сказав убитому горем вдовцу ни слова, он уселся к нему спиной и уставился в открытое окно.
Некоторое время Джордж беспокойно сновал по комнате, трогая разбросанные повсюду безделушки. Корзинка с незаконченной вышивкой, альбом, куда он своим корявым почерком записывал отрывки из Байрона и Мура, книги, которые он дарил Элен, букет сухоцветов в вазе, привезенной из Италии.
– Рядом с моим висел ее портрет, – пробормотал Джордж. – Интересно, где он теперь?
Почти целый час они провели в молчании, которое наконец нарушил Джордж:
– Надо поговорить с хозяйкой, я хотел бы спросить ее о…
Он не выдержал и спрятал лицо в ладони. Роберт позвал хозяйку – добродушную и болтливую женщину, давно привыкшую к болезни и смерти, ведь многие постояльцы приезжали сюда умирать. Она рассказала все подробности последних дней миссис Талбойс, приехавшей в Вентнор всего лишь за неделю до смерти: болезнь быстро прогрессировала, и несчастная день за днем медленно, но верно угасала от неизлечимого недуга.
– Джентльмен приходился ей родственником? – спросила она у Роберта, указав на рыдающего Джорджа.
– Да, это ее муж.
– Как? – воскликнула женщина. – Тот самый, что жестоко бросил ее с ребенком на руках на попечение старика-отца? Капитан Молдон часто рассказывал мне об этом со слезами на глазах.
– Я ее не бросил! – воскликнул Джордж и рассказал историю своих скитаний. – Она говорила обо мне? Спрашивала обо мне… в конце?
– Нет, отошла тихо, как ягненочек. Она с самого начала говорила очень мало, а в последний день никого не узнавала, ни маленького сыночка, ни бедного старика отца. Лишь однажды сорвалась, говоря о своей матери и о том, как бессовестно было оставлять ее умирать в незнакомом месте, так что у меня сердце разрывалось от жалости.
– Ее мать умерла, когда Элен была совсем ребенком, – сказал Джордж. – Подумать только, что она вспоминала мать и говорила о ней, а обо мне даже не вспомнила.
Женщина отвела Джорджа в маленькую спальню, где умерла его жена. Он опустился на колени у кровати и нежно поцеловал подушку. Хозяйка заплакала.
Пока он стоял на коленях, уткнувшись лицом в скромную белоснежную подушку, женщина достала что-то из ящика стола и отдала Джорджу, когда тот поднялся с колен. Это была длинная прядь волос, завернутая в серебристую бумагу.
– Я отрезала этот локон, когда бедняжка покоилась в гробу, – сказала она.
– Да, – пробормотал он, прижав локон к губам, – эти самые волосы я так часто целовал, когда ее головка лежала у меня на плече. Но они всегда были волнистыми, а сейчас кажутся гладкими и прямыми.
– Волосы могут меняться из-за болезни, – сказала хозяйка. – Если хотите посмотреть, где ее похоронили, мистер Талбойс, мой сынок покажет вам дорогу на церковный двор.
И Джордж Талбойс отправился в тихий уголок, где под земляным холмиком, укрытым клочками свежего дерна, лежала женщина, о чьей приветливой улыбке Джордж так часто мечтал на другом краю земли.
Роберт оставил друга рядом со свежевырытой могилой и, вернувшись примерно через четверть часа, обнаружил, что тот не шелохнулся.
Наконец Джордж поднял голову и спросил, есть ли поблизости мастерская каменотеса, он хочет сделать заказ.
Каменотеса без труда нашли, и Джордж, присев среди разбросанного по двору мусора, написал карандашом краткую надпись для надгробия на могиле покойной жены:
«Памяти Элен, любимой супруги Джорджа Талбойса, ушедшей из жизни 24 августа 18… года в возрасте двадцати двух лет, горько оплакиваемой скорбящим мужем».
Глава VI. Бегство
Возвратившись в коттедж, они обнаружили, что старика еще нет, и спустились на пляж. После недолгих поисков они увидели отца Элен: сидя на куче гальки, он читал газету и грыз орехи. Неподалеку играл мальчик – копался в песке деревянной лопаткой. Траурный креп на поношенной шляпе старика и маленький черный сюртучок ребенка ранили Джорджа в самое сердце. Куда ни взгляни, повсюду находил он подтверждение своего горя.
– Мистер Молдон, – окликнул он тестя, подходя к нему.
Старик поднял взгляд, встал с гальки, уронив газету, и церемонно поклонился. У него был нос с горбинкой, выцветшие голубые глаза и безвольные губы. Выцветшие светлые волосы тронула седина. Сильно поношенная одежда носила следы былого щегольства: поверх застегнутого на все пуговицы жилета болтался монокль, а в руке он держал трость.
– Господи боже! – воскликнул Джордж. – Вы меня не узнаете?
Мистер Молдон вздрогнул, его лицо покрылось красными пятнами и приняло испуганное выражение.
– Не узнал, мой дорогой мальчик, – заговорил он, – с первого взгляда не узнал: борода сильно меняет внешность. Вы не находите, что борода сильно меняет человека, сэр? – обратился он к Роберту.
– О боже мой! – в нетерпении воскликнул Джордж. – Так-то вы встречаете меня? Я прибываю в Англию и узнаю, что моя жена умерла за неделю до моего приезда, а вы несете какую-то чушь о бороде – вы, ее отец!
– Истинно… Истинно! – забормотал старик, вытирая покрасневшие глаза. – Такая беда, такая беда, дорогой Джордж. Если бы только вы приехали неделей раньше…
– Если бы я приехал раньше, – закричал в приступе горя Джордж, – я бы не дал ей умереть! Я боролся бы за нее со смертью! О господи! Почему проклятый «Аргус» не пошел ко дну? Зачем я дожил до этого дня?
Он быстро зашагал по пляжу, а тесть беспомощно смотрел вслед, вытирая платком слезящиеся старческие глаза.
Роберт невольно подумал, что капитан Молдон не очень хорошо обходился с дочерью. У него сложилось впечатление, что тот боится Джорджа.
Пока взволнованный молодой человек в приступе горестного отчаяния мерил шагами пляж, мальчик подбежал к деду и потянул за полу.
– Пойдем домой, – попросил он. – Я устал.
Услышав детский голос, Джордж обернулся и пристально посмотрел на мальчика.
– Дорогой мой! Сыночек! – воскликнул он, схватив ребенка на руки. – Я твой папа, приехал к тебе из-за моря. Ты будешь меня любить?
– Я тебя не знаю, – оттолкнул его малыш. – Я люблю дедушку и миссис Монкс из Саутгемптона.
– Джорджи у нас с характером, сэр, – заметил старик. – Он избалован.
Они медленно пошли обратно к коттеджу, и Джордж Талбойс еще раз рассказал историю своего отъезда. Он сообщил тестю и о двадцати тысячах фунтов, положенных в банк накануне. Расспрашивать об усопшей у него не хватало духу, а старик был скуп на слова: через несколько месяцев после его отъезда они переселились в Саутгемптон, где Элен давала уроки музыки, жилось им неплохо, но затем ее здоровье пошатнулось, она заболела и умерла. Печальные истории всегда кратки.
– Мальчик, кажется, любит вас, мистер Молдон, – помолчав, заметил Джордж.
– Это да, – ответил старик, погладив кудрявую головку ребенка, – Джорджи души не чает в своем дедушке.
– Тогда пусть он лучше остается с вами. Проценты от моего вклада составят около шестисот фунтов в год. Сто фунтов вы сможете тратить на образование Джорджи, а остальные пусть накапливаются до его совершеннолетия. Мой друг будет доверенным лицом, и, если он согласится, я назначу его опекуном мальчика, разрешив пока что вам заботиться о ребенке.
– Почему бы тебе самому не заняться его воспитанием, Джордж? – спросил Роберт Одли.
– Потому что я поплыву ближайшим кораблем в Австралию. Мне легче копать землю в лесной глуши, чем оставаться здесь. Отныне я не могу жить как все люди, Боб.
Когда Джордж заявил о своем решении, глаза старика блеснули.
– Думаю, ты прав, мой бедный мальчик. Перемена обстановки, простая жизнь и… и…
Капитан Молдон запнулся, заметив устремленный на него пристальный взгляд Роберта.
– Не слишком ли вы спешите избавиться от зятя, мистер Молдон? – мрачно поинтересовался Роберт.
– Избавиться от него, дорогой мой? Да что вы! Нет, нет и нет! Однако для его же блага, дорогой сэр, для его же блага.
– Для его блага, я думаю, ему лучше остаться в Англии и воспитывать сына, – возразил Роберт.
– Говорю тебе, я не могу! – воскликнул Джордж. – Каждый дюйм этой проклятой земли мне ненавистен – хочется бежать отсюда, как с кладбища. Я возвращаюсь в город сегодня вечером, завтра утром улажу денежные дела и без промедления отправлюсь в Ливерпуль. Пусть между мной и ее могилой ляжет полсвета.
Прежде чем уехать, молодой человек еще раз заглянул к хозяйке, чтобы расспросить о жене.
– Они были бедны? – спрашивал он. – Нуждались, когда она болела?
– О нет! – отвечала женщина. – Хотя капитан Молдон скромно одет, у него в кошельке всегда полно золотых. Да только бедняжке это не помогло.
Слова хозяйки отчасти утешили Джорджа, хотя он и недоумевал, где старый пьяница ухитрялся достать денег на лечение дочери.
Но он был настолько убит горем, что не мог ни о чем думать, поэтому больше не задавал вопросов и вместе с тестем и Робертом отправился на причал, к небольшому пароходику, на котором они должны были отплыть в Портсмут. Старик церемонно поклонился Роберту.
– А ведь ты даже не представил меня своему другу, мой дорогой мальчик, – укоризненно заметил он зятю.
Джордж посмотрел на него в недоумении, пробормотал что-то нечленораздельное и взбежал по трапу, не дав мистеру Молдону возможности повторить свой вопрос. Корабль устремился навстречу заходящему солнцу, и скоро очертания острова растаяли на горизонте.
– Подумать только, – произнес Джордж, – всего два дня назад я плыл в Ливерпуль в надежде прижать к сердцу мою любимую, а сегодня уезжаю от ее могилы.
На следующее утро в адвокатской конторе был составлен документ, назначающий Роберта Одли опекуном маленького Джорджа Талбойса.
– Это огромная ответственность, – волновался Роберт. – Я – и вдруг опекун! Я о самом себе никогда не мог позаботиться!
– Я верю в твое благородное сердце, Боб, – промолвил Джордж. – Я знаю, ты не оставишь моего бедного осиротевшего мальчика и проследишь, чтобы о нем заботились как следует. Я возьму немного денег, только чтобы хватило добраться до Сиднея.
Однако вскоре выяснилось, что Джорджу явно суждено заботиться о сыне самому: когда он добрался до Ливерпуля, пароход уже уплыл, а следующий отплывал только через месяц. Джордж вернулся в Лондон и вновь воспользовался гостеприимством Роберта Одли.
Адвокат встретил его с распростертыми объятьями, предоставил ту же комнату с канарейками и цветами, а сам поместился в гардеробной. Горе эгоистично, и Джордж не осознавал, на какие жертвы пошел Роберт ради удобства друга. Он понимал лишь одно: для него солнце закатилось, жизнь кончена. Он сидел с утра до ночи, уставившись на цветы с канарейками и куря сигары в ожидании парохода, что увезет его за море.
Однажды, незадолго до назначенного дня отплытия, Роберт Одли вернулся домой с заманчивым предложением. Один из его друзей, такой же несостоявшийся молодой адвокат, собирался провести зиму в Санкт-Петербурге и хотел, чтобы Роберт составил ему компанию. Адвокат, недолго думая, заявил, что поедет только с Джорджем.
Джордж долго отказывался, однако поняв, что Роберт без него не поедет, уступил.
– Какая разница, Россия или Австралия? Куда угодно, лишь бы подальше от Англии.
И трое молодых людей отправились в путешествие при весьма благоприятных обстоятельствах, имея при себе рекомендательные письма к наиболее влиятельным жителям русской столицы.
Прежде чем покинуть Англию, Роберт написал письмо кузине Алисии, в котором сообщал, что отправляется в путешествие со старым другом Джорджем Талбойсом, которого недавно встретил после многолетнего перерыва только что овдовевшим.
Ответ Алисии пришел с ближайшей почтой:
«Мой дорогой Роберт! Как жестоко с твоей стороны сбежать в ужасный Санкт-Петербург перед самым началом охотничьего сезона! Говорят, там такой суровый климат, что люди отмораживают себе носы, а поскольку твой довольно длинен, я бы советовала тебе вернуться до наступления зимы. Кто такой этот мистер Талбойс? Если он приятный молодой человек, то можешь привезти его к нам, как только вернетесь. Леди Одли просила передать тебе просьбу: купи ей соболей. Цена не имеет значения, бери самые лучшие, какие только сможешь достать. Папа носится со своей новой женой как ненормальный, а мы с ней не очень-то ладим; она не то чтобы неприятна, умеет всем угодить, но безнадежно глупа. До скорой встречи, милый Роберт. Твоя любящая кузина Алисия Одли».
