Туда, где бьет кнутом пастух,
Вдали белеют спины стада.
И мелодичный крик старух
Над нежной яростью заката.
Туда, где жаркий сенокос
Течет честнЫм мужицким потом.
Где на горе стоит колхоз,
И там кипит во всю работа.
Туда, где ближе небеса
С усталой крыши ветхой хатки.
И жадная до ласк роса
Травой облизывает пятки.
Туда, где весело глядят
В румяный сад глаза-окошки.
На подоконнике сидят
Две белые, как бельма, кошки.
Туда, где запах молока…
Жаль, память все в себя не вместит!
Там чья-то женская рука
Меня с молитвой перекрестит.
Спина дрожащая, страстьми согбенная.
"Эх Жизнь-кручинушка, ты баба скверная.
Не мать, а мачеха! Юдоль проклятая!"⠀
Что ж платье новое теперь помятое?
Нам ее чистую да в ручки белые.
Дык полюбуйтеся, что с нею сделали!
Как тряпку грязную под ножки кинули!
А удивляемся, аж рты разинули:
"Уж нехорошая. Уж не красавица.
И жить не хочется! И жизнь не нравится!
На её стежечках все ветры встречные! "
Ах как замучали упреки вечные!
Не девкой страшною нам жизнь сосватали
И под седой фатой обман не прятали.
За что ж обругана? Что ж нелюбимая?
Ведь даже легкая невыносимая…
Уж как наскучили Христу уставшему.
Звезда "Полынь", поди, по вкусу нашему.
Как затрубят рога, пойдем в последний бой.
И в тот предсмертный час полюбим жизнь любой.
Всë будет. Поездная тряска.
Сны, приходящие без толка.
Вагон, как детская коляска.
Как люлька боковая полка.
На станции под звуки торга
Впитает завтрак вкус плацкарта.
И с криком детского восторга
Сразятся старики на картах.
И будет сочный цвет заката
Такой, как гроздья шелковицы.
Такой, как алая помада
У нашей доброй проводницы.
И в бесконечном дребезжанье
Усталой полуночной мысли
В ходьбе, сиденье и лежанье
Откроем кантовские смыслы.
Шуршанья пассажиров справа
Закончатся, должно быть, вскоре.
И скрипы старого состава
Опять заговорят о море.