«Ключ из желтого металла» kitabından alıntılar, sayfa 15

По большому счету, у человека нет ничего, кроме времени и способности осознавать его течение

Сам-то я не слишком человеколюбив, но, если бы был способен искренне уверовать в столь идиотскую концепцию, как вечная мука, с ума сошел бы, вообразив в подобной ситуации хоть одно живое существо, сколь угодно тупое, гнусное и омерзительное, не имеет значения. Никто не заслуживает вечных мук, потому что ни сам человек, ни его деяния не сопоставимы с вечностью. А уж с вечной мукой - тем более. К счастью, я прекрасно понимаю, что в координатах вечности мука вообще невозможна, способность длиться во времени - одно из важнейших условий мучения.

Очень хорошо, когда человек, земную жизнь пройдя до половины, умеет водить автобус, говорить, к примеру, на датском и чешском языках, фотографировать, просыпаться в тот момент, когда сочтет нужным, накладывать грим, взламывать замки и печь пироги…

- Хорошо, - согласился я. - Но всё-таки почему именно туристка, а не турист?

- Да потому что у мужиков не бывает сисек, балда, - добродушно ухмыльнулся Митя. - А другого способа отвлечь внимание от твоего носа не существует.

....а когда поезд потихоньку отполз от платформы, края рваной раны стали затягиваться, время моё загустело и замедлило ход, так что при известном воображении вполне можно было представить, что его хватит ещё очень, очень надолго, а может быть, даже навсегда.

А я пойду. Ты теперь без меня справишься. Или не справишься. Но тоже без меня.

Ты же знаешь, что "по обстоятельствам" — это моя любимая формулировка.

"Меня ждут в другом месте" - это гораздо лучше, чем "спокойной ночи".

Я хотел сказать, что ошибся, когда обеспечил себе возможность бездельничать. Осуществил золотую мечту человечества, думал, буду теперь вовсю наслаждаться жизнью. А вместо этого тупо сижу на заднице и размышляю о тщете всего сущего. Оказывается, если человека лишить необходимости восемнадцать часов в сутки бороться за выживание, он тут же начинает думать, зараза такая. По большей части о смысле жизни, а такие размышления добром не заканчиваются. Не успеешь опомниться, а уже стоишь на краю мира, голенький, беззащитный и до отвращения невежественный, не понимая, что делать со всей этой сомнительной роскошью.

Я всю жизнь сижу на этой долбаной крыше за минуту до смерти, потому что по внутренним моим часам и сто, и тысяча лет – это тоже минута, даже меньше, это практически «вот прямо сейчас». Всё - "вот прямо сейчас".