Kitabı oku: «Два колдующих дитя», sayfa 4
Нити прошлого.
Самос устал. Его спина чесалась от струек гноя, стекающих по коже, его голова гудела от постоянной боли и жары, стопы ныли от долгой ходьбы. Он сидел в кабинете с закрытыми окнами, не допуская ни солнечный, ни лунный свет, от которого в последнее время начали слезиться глаза.
Король Приама понимал, что конец его близок. И ему, как ни странно, было не страшно умирать. Он даже ждал этого – избавления от постоянной боли и пустой болтовни жены.
В доме было тихо. Самос знал, что внизу Ясмин собирала в дорогу еду, а дальше по коридору Ювэр укладывала вещи в сундуки.
Ювэр, его маленькая доченька – будущая королева долины Тхамар.
Кто бы мог представить, пронеслось у него в голове. Самос усмехнулся и подумал о том, что его внуки будут самыми богатыми правителями во всем Новом мире, а возможно и на всей планете.
Самос потянулся к стакану, стоявшему на самом краю стола и сделал глоток воды. Перед ним лежало письмо брата, которое он сохранил на память. Король Приама потер бороду и взял лист со строками уже выученными наизусть. Это письмо было написано давно, однако дорогая бумага не потеряла свой вид за столько лет. Самос берег именно это послание, единственное из сотни оно почетно хранилось в шкатулке. Когда хоть тень сомнения закрадывалась в его сердце, король доставал напоминание о том, каким на самом деле был его брат, и вчитывался в строки. Воридер много путешествовал, даже когда его жена родила дочь, его не было дома. Он вместе с отцом пребывал на Ухое. Самос первым взял на руки маленькую Литту и перерезал ей пуповину.
В письме говорилось о том, что, несмотря на то, что Самоса готовили к власти с детства, Воридер должен был стать новым королем Приама. Они с отцом договорились об этом незадолго до путешествия. Снова читая буквы, написанные почерком брата, Самос сжал в руке плотную бумагу. Он вспомнил эмоции, что пережил тогда, вспомнил, как отец и брат прятали от него взгляды по прибытии домой. И вспомнил коронацию Воридера и то, как помогал ему первое время разобраться в тонкостях управления островом.
Самос с презрением откинул лист, постучал пальцами по столу. Он прислушался к тишине дома и почувствовал зуд в области шеи. Плотная ткань ворота натерла папулы, отчего несколько лопнули, и гной с примесью крови потек вниз по спине. Самос слегка отогнул плотную ткань и попытался успокоить раздраженную кожу, размахивая рукой, словно веером.
– Наследник! – он произнес слово в слух, будто пробуя его на вкус.
Самос открыл ящик стола и бросил туда письмо. В последнее время он часто вспоминал прошлое, те дни, когда в их доме появилась Каро, и думал, когда же он перестал улыбаться. Он сразу влюбился в девчонку, пропал безвозвратно…
Каро стояла на пороге с босыми грязными ногами. Никто даже не удосужился переодеть девочку. Алай был занят новой стражей, а Воридер еще не появился. Он тайком проник на корабль отца, хоть это и было очень опасно, а его младший брат прикрывал его, как всегда.
Самос побежал в личную спальню и принес для девочки туфли и свою тунику. Служанка, наконец, увидев чужестранку, увела ее, чтобы отмыть в бане вместе с остальными женщинами, привезенными из Цве. Самос остался покорно ждать в главной зале. На мальчика никто не обращал внимание – в доме всегда было шумно после путешествий отца.
Ожидая девочку, Самос разложил на столике фрукты и налил в стакан воды. Ему не терпелось вновь ее увидеть, нарезая круги по залу, мальчик нервно теребил рукава рубашки. Когда служанки привели Каро к нему, девочка выглядела по-другому. Самос улыбнулся, приглашая ее сесть с ним. Они провели несколько часов за едой и разговорами. Девочка расслабилась, улыбалась, а потом…
Воридер, ворвавшись в дом, с веселым смехом тянул отца за собой. Они вместе вошли в залу, и Самос поднялся на ноги, отвел взгляд, нервно поджал верхнюю губу, будто его застукали за чем-то постыдным. Воридер без стеснения подошёл к Каро и, схватив ее за локоть, поднял на ноги.
– Вот эту! Я хочу себе вот эту!
Алай, король Приама, кивнул. Ему было наплевать на жизнь прислуги, а желания любимого старшего сына исполнялись словно по волшебству.
– Забирай, – Алай повернулся к младшему сыну. – Пусть берет ее. Пошли, покажу тебе чудного зверя.
Самос не сдвинулся с места. Он на мгновение растерялся от того, как быстро в их с Каро покой ворвалась рыжеволосая буря.
– Мне не нужны звери, отец. Пусть Воридер оставит девочку в покое. Она добрая и…
Воридер свободной рукой хлестнул брата по щеке. Каро вскрикнула от неожиданности и, вырвавшись, подошла к Самосу.
– Грязный, рыжий варвар! – она погладила Самоса по щеке и плюнула в лицо Воридеру. – Мой Бог покарает тебя! Слышишь?
На улице и правда раздались крики, послышался топот, задрожала земля…
Самос и сам не мог понять, как Тавот навел в Приаме порядок. Тот год был сумбурным, устанавливался Новый мир, новые законы… Но больше всего он не мог понять, как Каро и Воридер полюбили друг друга…
Самос открыл глаза, почувствовав на себе взгляд – перед ним в дверях стояла Ясмин.
– Девочки внизу. Никак не могут расстаться друг с другом.
Она замолчала, видя, что на лице ее мужа не дрогнул ни один мускул. Ясмин стушевалась под пристальным взглядом и тихо вышла, прикрыв дверь. В последнее время она чувствовала себя гадко: дочь уезжала, муж с каждым днем был ближе к смерти, вторая дочь вечно пропадала в библиотеке, а горожане, когда она проходила по городу, смотрели на нее с ненавистью. Оставив Самоса одного, Ясмин подумала о собственном одиночестве в большом доме.
Самос почувствовал боль в груди – на сердце легла тень. Он усмехнулся и откинулся на спинку стула.
Проклятье! Что значило это слово? Какой посыл оно несло для людей с разными взглядами? Король Приама знал. Это было нечто за гранью привычного понимания боли. Проклятье Тавота было больше, чем кара за злобное деяние – это была мука и ожидание смерти, в объятия которой так хотелось упасть.
Элла поднялась на крышу, чтобы проводить взглядом корабль, уплывающий в Тхамар. Она готова была кричать от боли и ненависти, раздираемой изнутри. Ее любимая сестра отправилась с чужаком в страну, которую никогда не видела, легко оставив прежнюю жизнь. Элла вновь вспомнила, как Ювэр смотрела на короля долины, и ее дыхание сбилось от отчаяния.
От гавани отошел еще один корабль, плывущий чуть в стороне. Эти два судна разошлись, как и судьбы Эллы и Ювэр. Наследница Приама села на край крыши, ощутив жар поверхности, за день нагретой солнцем.
Первая слеза потекла по ее щеке осторожно, будто кошка, что не решалась покинуть дом. Девочка нервно вытерла ее, думая, что исправила ситуацию. Но следом потекла еще одна и за ней еще, пока тонкие струйки слез не превратились в водопад. Эллу настигло такое чувство одиночества, что хотелось крушить все вокруг, кричать, кусаться, как дикому зверю, загнанному в клетку, но она лишь сжимала и разжимала кулаки от бессилия.
Элла ненавидела Мали – человека, забравшего ее родного и самого любимого человека. Ей хотелось перерезать его горло и увидеть, как теплая кровь хлынет из артерии.
Она ненавидела отца, забравшего жизнь дедушки, дяди и любимой тети.
Ненавидела мать за бездействие и трусость.
И ненавидела себя за отсутствие решимости.
Корабль в Виту шел медленнее, чем обычно, ветер, как назло, затих, будто специально, чтобы заставить Каро злиться. Вонючие, уставшие рыбаки медленно сновали по палубе, шаркая тяжелыми ботинками. Литта старалась не высовываться из каюты лишний раз, играя с Калеабом в карты, Каро же, наоборот, пропадала днями наверху, всматриваясь в горизонт, будто это могло ускорить приближение суши.
В Виту они прибыли уже на закате. Первое, что бросилось девочке в глаза – грязные покосившиеся домишки, где-то выструганные из тонкой древесины, но в основном из глины с соломенной крышей. Причал походил на умирающего птенца, выброшенного из гнезда: весь всклокоченный, с торчащими в беспорядке палками, налетом мокрого песка и ила. Нависшие скрюченные деревья практически лежали на вытянутых в два этажа строениях. Тяжелое темно-синее небо пестрело разрывающими его молниями, предвещая ночной ливень, в воздухе пахло грязью и еловым лесом, примыкающим к порту.
Проходя по длинной, прямой и широкой улице главного города, натыкаясь на ужасного вида прохожих, Литта была разочарована. После белых домов Аму и ярких красок Приама Виту сильно отличался от дружественных островов.
Литта, сняв поношенные туфли, чтобы хоть как-то их сберечь и увеличить срок службы, медленно брела за матерью, утопая в противной жиже, звавшейся дорогой. Каро уверенно шла за полной женщиной, согласившейся приютить их в своем доме на окраине острова. Путники прошли сквозь центральную площадь городка, где крепкие мужчины отгоняли несколько коров, отбившихся от стада, и пересекли небольшое поле с кукурузой. Дойдя до деревни, Литта брезгливо прижала к груди туфли, глядя на еще более мрачную обстановку. К тому моменту начался дождь, дороги размыло до такой степени, что невозможно было разобрать, куда ступать, чтобы не утонуть в грязи.
Они шли по узким улочкам, где под ноги бросались тощие коты, а женщины выливали помои у порога. Некоторые из них внимательно разглядывали путников, забыв на мгновение о своих делах. У одного из домов Литта увидела маленьких детей, бегающих голышом под раскаты грома. Чумазые, они плескались в лужах, пока их отец курил трубку, сидя на кривой лавочке.
Женщина подвела их к расшатанной калитке, пройдя сквозь которую, Литта увидела дом с открытой настежь дверью. Внутри не было никакой мебели, кроме нескольких кроватей и огарка свечи на полу у входа. Взяв из рук Каро монету, хозяйка удалилась.
Калеаб сплюнул прямо на пол, от чего Литта брезгливо поджала губы. Не обращая ни на кого внимания, Каро выбрала самую дальнюю постель и улеглась лицом к стене.
Литта не решилась лечь на матрац, от которого воняло потом и мочой, странные пятна бурого цвета почему-то сделали ткань хрупкой, с разъехавшимися нитями. Она вышла из дома и села на бревно, оставленное здесь, видимо, для рубки дров. Девочка погрузилась в свои мысли – в последнее время она была задумчивой и тихой больше обычного. Тихий скрип покосившейся двери и тяжелые шаги, по которым сразу можно было узнать Калеаба, заставили Литту обернуться. Она увидела на пороге его силуэт. Калеаб взглянул на девушку и достал из-за пазухи поношенной куртки трубку. Маленький огонек на несколько мгновений вспыхнул в ночи, а затем Литта почувствовала сладковатый запах табака.
– Трудно представить, что этот остров принадлежит Новому миру. – задумчиво сказала Литта.
Она и Калеаб осмотрели все, что позволила им темнота ночи.
– Хм, люди не везде живут так прекрасно, как в Тхамаре. – произнес Калеаб.
Старик выкурил трубку, прежде чем продолжить разговор. Он стоял на пороге и был чуть выше девочки, сидящей на бревне. Где-то вдалеке слышалась мелодия, горели факелы, но в их районе было тихо. Старые домишки стояли, погруженные в сон.
Калеаб рассматривал спину Литты, пока она, задрав голову к небу, любовалась мерцающими звездами.
– Возле порта была таверна. – Калеаб указал пальцем в сторону огоньков. Литта повернула голову в указанном направлении. – Можем проверить открыта ли она – пройтись перед сном бывает полезно!
– А как же мама?! – спросила Литта. Ей не хотелось уходить далеко от женщины.
Калеаб махнул рукой, выбил из трубки остатки табака, постучав ею по стене дома.
– Каро спит крепко. Мы ненадолго, только посмотрим, как веселятся местные, и вернемся сразу же, как только ты захочешь.
Литта осторожно кивнула. Ей и правда хотелось посмотреть на местных, понять, почему же им тут нравится, возможно, увидеть то, что упустила, пока брела за матерью. Должно же быть в Виту что-то прекрасное?
Таверна действительно работала, мало того, в ней было полно народа, так еще и пахло неприлично вкусно. Огарки свечей были расставлены в длинные стеклянные колбы, чтобы воск не растекался, позволяя им дольше гореть. Все тот же народ, грязный и вонючий, сидел за кривыми столиками, сделанными наспех из неструганных досок. Кто-то сидел прямо на полу и подтягивал ближе ноги, когда прохожие пробирались к дальним столам. Несмотря на всю грязь, было тихо и уютно, пахло жареной рыбой, что приятно удивило гостей. Калеаб протиснулся к стене, где хозяин омывал кружки, и попросил у него две порции вина.
Они уселись в углу и распивали напиток, наблюдая за местными и слушая их истории. Дети рассказывали друг другу страшные байки, попутно пытаясь украсть у взрослых что-нибудь с тарелок, а с берега доносились песни. Глядя на все это убожество, Литта не могла поверить, что эти люди по-настоящему счастливы.
Спустя несколько часов она захмелела, и они с Калеабом решили выйти на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. На берегу плясали девушки, размахивая грязными подолами, и Литте отчаянно захотелось к ним присоединиться. Она раньше никогда не танцевала и делала это с детской неуклюжестью, но никто не смеялся над ней. Юноши и девушки приняли ее к себе, и Литта растворилась в этой ночи, в этом острове, наполненном грязью, тощими кошками и запахом гнилой капусты.
Калеаб стоял, прислонившись к дереву, курил трубку, и улыбался. Он осмотрел стройные ноги девочки, на то, как она кружилась, смеялась, запрокинув голову, и говорил себе, что нужно подождать. С каждым днем старику все больше хотелось перерезать глотку Каро – надменной хитрой дряни, и забрать Литту себе.
Каждую ночь она гуляла по замку, пока ее муж спал в своей постели. Огромной высоты потолки и длинные коридоры вызывали ужас, девочке казалось, что в них легко заблудиться. Белый обтесанный камень выстилал как стены, так и пол, длинные окна пропускали много солнечного света, а пейзаж, что открывался, был великолепен. Мали приставил к ней служанок, но вскоре Ювэр отказалась от них. Привыкшая одевать себя сама, она стеснялась чужих людей, пусть даже и женщин. Для Ювэр этот город был красив и непривычен одновременно. Она всюду ходила с охраной – молчаливым Баро, который сопровождал ее за пределами замка. Он оставался в стороне, когда она расспрашивала местных жителей, помогала рыбакам на пристани, играла с детьми внизу долины и каждый вечер перед сном посещала сады Аму.
Она явно скучала по родителям, что так быстро отбыли в Приам, и по сестре. Ювэр теперь одевалась в белое, как подобало королеве, и стойко выносила заседания совета, длившееся с восхода солнца до полудня. Мали был с ней нежен, берег ее, как жемчужину. После заседания они отправлялись гулять, после прогулок каждый был предоставлен сам себе. Король Тхамара пропадал в подвалах замка, где у него была лаборатория – его страстью была алхимия, Ювэр же, не изменяя себе, предпочитала живых людей.
Тот день запомнился Ювэр потому что в долину пришел дождь. Над Тхамаром собрались тяжелые душные облака, и утром, наконец, они разродились ливнем. В коридорах стало прохладно, многочисленные слуги спешили закрыть все створки, чтобы сквозняки, вольготно гуляющие у дверей комнат, стихли. Председатели совета спешили в королевский зал, попутно набрасывая на плечи накидки и обгоняя бредущую королеву, приостанавливались, чтобы поклониться, выказывая почтение.
Ювэр была поглощена своими мыслями. Барабанящий на улице ливень способствовал грусти, а не серьезным разговорам о делах Аму, стекающие по стеклу капли размывали вид на город. Она кивала в ответ всем, кто перед ней останавливался, совсем не обращая на них внимания. Баро медленно шел сзади, держась на почтительном расстоянии. Ювэр слышала его шаги, чувствовала, как он тяжело ступает в доспехах. Ей было его жалко – молчаливый, покладистый, он вечно таскался за ней день ото дня. Она даже не знала, когда он успевал есть и справить свои естественные потребности.
Когда они оставались наедине, она разрешала стражнику снять шлем и тогда Баро меланхолично смотрел на горизонт разноцветными глазами, пока королева собирала цветы вдали от людей или они оба сидели на холме, наблюдая за жителями столицы Аму.
Они редко разговаривали. Ювэр как-то раз спросила у Баро о его детстве, но не получила ничего, кроме односложных ответов. Между ними не было дружбы, но королева Тхамара все равно испытывала к этому человеку добрые чувства.
За этими мыслями королева дошла до зала совета. Баро открыл перед Ювэр дверь, и она протиснулась внутрь. За круглым столом уже собрались мужчины, и все одновременно встали, громыхнув ножками стульев по белому каменному полу, как только услышали тихие шаги. Ювэр улыбнулась всем и прошла к своему месту. Пхисо фон Аус, полненький коротышка с рыжей бородкой, отодвинул королеве стул. Ювэр села, и Пхисо плюхнулся рядом, шумно вздохнув. В зале вновь повисла тишина. Слуги не успели закрыть здесь окна, и холодный ветер вздымал легкие шторы, но никто из присутствующих даже не моргнул в сторону створок – все предпочли сидеть, укутавшись в шали, и стучать зубами от холода.
Ювэр поднялась, чтобы закрыть окна, и в тот же момент двери вновь распахнулись, впуская короля. Советники вскочили с мест, поклонились. За Мали в зал вбежали слуги и бросились закрывать окна. Им распалили камин, и через несколько мгновений, пока король и королева усаживались, теплое потрескивание окутало зал.
Хантор Дюб, строгий старик с маленькой тонкой бородкой, тихим надрывным голосом произвел перекличку собравшихся и разложил перед королем долины письма с вопросами для обсуждения на сегодняшнем заседании. Ливень тем временем принял еще большие обороты – за стеклом ничего невозможно было рассмотреть. В зале было темно, и Мали приходилось наклоняться над свечой, чтобы хоть что-то прочесть.
Ювэр наблюдала за всеми без особого интереса – мыслями она была далеко. Королева думала о том, что в это же время могла сделать что-то полезное для жителей, чем сидеть и делать участвующий вид, пока мужчины решали дела.
Патриций Амин – куратор моряков и порта, крепкий мужчина с золотым зубом, был недоволен делами. Он попросил выделить еще денег на ремонт кораблей. Хантор, пожевав губами, сказал, что кораблей достаточно для нужд долины и те, что находятся на ремонте, могут и подождать. Терим, что тоже присутствовал, громко пыхнул. Его нижняя губа опустилась, будто обидели его лично. Они начали спорить, а Мали все сидел, уткнувшись в письма. Ювэр прислонилась к плечу короля и опустила взгляд на бумагу – там были всевозможные прошения, даже приглашение на свадьбу, которое Мали тут же положил в сторону. Он повел плечом, и Ювэр подняла голову.
– Извини, моя королева, я должен быть сосредоточен. – король даже не взглянул в ее сторону.
Голоса тем временем становились громче, страсти накалялись, а молодой королеве стало душно. Она постаралась встать как можно тише и незаметно вышла. Баро стоял, прислонившись к стене, и, увидев, как дверь отворилась и его королева появилась, взглянув на него печальным взглядом, отстранился от прохладного камня.
– Я устала. Проводи меня, пожалуйста.
Они вернулись в спальню. Баро занял свой пост у дверей. Ювэр оказалась в пустой холодной комнате, в которой еще пахло духами и цветочным мылом, с которым она приняла утром ванну. Девочка осмотрела всю белую мебель, пустые стены, подвязанные тяжелые шторы на окнах, чтобы бледный свет проник в комнату, холодную постель, заботливо заправленную служанкой, и осела на ворсистый ковер. Ювэр укуталась в плащ и спрятала лицо в ладони, стараясь, чтобы ее плач никто не услышал.
Молодая королева Тхамара слала письма домой каждую неделю и когда получала ответ от сестры, расцветала на глазах.
Однажды за ужином король спросил ее, почему она так грустит. Они сидели за длинным столом, где стояли угощения и вкусно пахло жареной курицей. Мягкий лунный свет проникал через открытые окна, отражаясь в золоте посуды и подносов, в чашах с вином. Свечи с капелькой ароматических масел приятно щекотали нос, потрескивающие дрова в камине отбрасывали мерцающие тени на соседнюю стену. Мали развлекал жену рассказами, смеялся сам, но, увидев, как она ковыряет вилкой мясо, отложил свой прибор.
– Что же случилось, моя королева? – он поправил свои светлые волосы.
Ювэр отложила вилку и отодвинула тарелку от себя.
– Уже неделю нет письма от Эллы. Завтра прибывает корабль Терима, и я боюсь, что для меня он вновь ничего не привезет.
Мали устал от разговоров об Элле. Она не жила с ними, но в воздухе витало ее присутствие, он везде ощущал дух незримой сестры и уже терял терпение. Мали никогда бы не подумал, что в мире существовала такая сильная привязанность и это его раздражало.
Мали встал, на мгновенье сцепил зубы и повернул голову в бок, чтобы его жена не видела злости, блеснувшей в глазах. Его шаги гулко отозвались по залу, когда он обошел стол и присел рядом с Ювэр. Мужчина взял ее тонкую ладонь в свои руки, нежно проведя пальцами по тыльной стороне, и поднял взгляд на Ювэр. Его прикосновения вызвали у нее улыбку.
– Не расстраивайся, моя королева, Элла наследница целого острова, у нее много дел, без которых Приам не может обойтись.
– Я всегда для нее была на первом месте! – Ювэр отвернулась, чтобы скрыть слезы. – Не верю, что Элла не смогла найти и минутки, чтобы написать пару строк.
Пробравшись в кабинет отца, Элла замерла, прислушиваясь. Все уже спали, но она соблюдала осторожность. Прошла уже неделя с тех пор, как она получила последнее письмо от сестры и была намерена выяснить, где остальные.
Элла зажала рот рукой – в кабинете пахло терпкими травами и гноем. С каждым днем Самосу становилось хуже – по утрам, сидя за завтраком, он кривился от боли, ни одни духи уже не могли скрыть вонь, плывущую от него по всем коридорам. Все чаще он оставался в кабинете, вызывая к себе то Ясмин, то слуг.
Принцесса взяла шарф и заложила им щель под дверью. Она достала из-за пазухи свечу, что принесла с собой, и поставила на стол. Когда она зажгла ее, в комнате стало немного светлее, но теплый свет не избавил девушку от страха. Элла осторожно переложила бумаги на столе и, не найдя в них того, что ее интересовало, выдвинула первый ящик. В нем аккуратной стопкой лежали письма от Ювэр. Элла гневно воскликнула и тут же прикрыла рот рукой. Она замерла на несколько мгновений и осторожно достала письма. Под ними лежал еще один конверт, адресованный Самосу. Принцесса узнала почерк Воридера, и любопытство взяло верх. Она развернула бумагу и наклонилась над пламенем свечи, с упоением принялась читать.
Элла опустила руку с письмом и села на стул отца. Она глубоко задумалась, затем снова пробежалась глазами по строчкам и, свернув письмо по линиям, вернула его в ящик. Элла нахмурилась, достала письма сестры, но новость о том, что Воридер договорился с Алаем за спиной Самоса о наследовании трона, не выходила из головы. Она так крепко увязла в размышлениях, что ее собственные обиды на отца за сокрытие писем от сестры ушли на задний план. На короткий миг волоски на коже встали дыбом, у затылка словно повеяло чьим-то зловонным дыханием. Принцесса резко обернулась, но за ней стояли лишь шкафы с книгами и бумагами. Она осмотрела комнату, в которой по-прежнему была одна, и открыла письмо от Ювэр, что лежало сверху.
Не узнав из него никаких новых сведений о жизни короля Тхамара, кроме нескольких слов об его алхимической лаборатории, Элла на секунду задумалась, не забрать ли ей письмо с собой. Ей хотелось оставить его раскрытым на кровати отца, чтобы, когда он проснулся завтра рано утром, первым делом увидел бы свой позор, намек на то, что его деяние раскрыто. Но наследница Приама открыла ящик и бросила лист бумаги поверх кучи писем. Из коридора раздался скрип половиц. Элла резко потушила свечу, замерла в ожидании, но не услышала ничьих шагов и задвинула ящик, стараясь не шуметь.
Она покинула кабинет, стараясь замести все следы своего пребывания там, зашла в библиотеку и, подсвечивая себе тусклым пламенем, стала искать записи об алхимии. Нужных книг было не так уж много, и Элла забрала их все. Принцесса вернулась в комнату, достала сундучок, вложила в него книги, пару нарядов, высыпала на ткань украшения, некоторые из них можно было хорошо продать, и выскользнула из дома. Элла шла по улицам, словно воровка. Постоянно озираясь и вглядываясь в тени, что бросали факелы, трепетавшие на ветру, принцесса спешила. Оставленные на ночь телеги почему-то стали жуткими, окна и двери домов были похожи на масляные портреты, краска с которых потекла вниз под лучами солнца.
Она вышла к порту, пройдя по совершенно пустым улицам, и увидела знакомый корабль капитана Терима – махину, что возвышалась над остальными. Сам мужчина сидел на песке, отдыхая после изнурительного дня, пока его команда тихо пела песни на палубе сверху. Увидев, что к нему идет человек, Терим встал и сделал шаг навстречу.
– О, принцесса! – он очень удивился, когда она подошла ближе. – Чем могу…
– Мне нужно попасть в долину, найдете для меня место, капитан? – она погрузила в пески сундук и, приоткрыв крышку, не глядя, вытащила золотой браслет. – Плата за труды.
Элла протянула на раскрытой ладони украшение, но Терим не спешил его брать.
– Ваша авантюра может стоить мне головы, моя принцесса. – он толстыми пальцами коснулся ее ладони и мягко заставил Эллу опустить руку.
Терим осмотрел девушку с ног до головы и качнулся на пятках, положив руки на выпирающий живот.
– Что же мешает вам попасть в долину на утреннем корабле? Или вам нравятся ночные приключения?
– Я бегу туда тайно.
– Кто бы мог подумать?! – воскликнул капитан, усмехнувшись краешками губ.
Элла покачала головой и сильнее сжала браслет.
– Прошу вас, Терим, отец не отдал мне ее письма. Клочки бумаги… Вы думаете, он пустит меня к ней?
– Она же ваша сестра. – он задумался. – Возможно, еще не время. Ей нужно привыкнуть к новой роли и людям.
Элла видела, что Териму было немного страшно брать на себя такое обязательство и идти против короля Приама, но она не сдавалась.
– Мы в Новом мире, капитан, никто не будет отрубать вам голову. Мне необходимо увидеть сестру. В вашей жизни ведь тоже есть человек, по которому вы очень скучаете в своих плаваниях?!
– Верно. Верно, но, зная вашего отца, мне все же стоит бояться за свою голову. – он задумчиво поскреб бороду.
– Думаю, отец больше не совершит такой оплошности. По крайней мере, я не позволю, чтобы с вами что-то случилось. Знаю, слова из уст девчонки звучат не убедительно, но он даже не узнает, как я добралась до Тхамара. Посмотрите, – она повела рукой, – в порту четыре корабля. Придется допросить все команды, чтобы узнать, кто взял к себе постоялицу, но ваша команда промолчит, я знаю. Я столько раз наблюдала за вами, как вы ведете дела. Не будь я уверена, что с вами безопасно, никогда бы и не попросилась на борт.
Терим немного помолчал, взвешивая все «за» и «против». Он вздохнул, шумно шмыгнул носом, и несколько секунд его размышлений показались Элле вечностью. Она подняла голову и увидела, как несколько матросов наблюдали за ними с палубы корабля, словно за актерами уличного театра.
– Поднимайтесь на борт, принцесса. – наконец прошептал капитан.
Она знала, что сможет уговорить его и Терим был тем человеком, что вызывал у нее добрые чувства. Ему, единственному среди всех моряков, она могла доверить безопасность своего приключения. Элла знала капитана “Проки” с детства – добрый и отзывчивый, он всегда умел рассмешить ее сестру, и за это наследница Приама любила этого человека.
Ювэр проснулась рано. Сбросив с себя одеяло, она опустила ноги на холодный пол. Каждое утро, как в Приаме, она одевалась и до того, как начиналось заседание совета, шла в порт, предлагая свою помощь морякам и рабочим. Иногда проходила мимо храма, стоя у дверей и слушая, как читали молитвы люди. Она часто гуляла по лесу, собирая травы для лекарей, наблюдала за женщинами, выгоняющими стадо коз и коров на луга. Ювэр надеялась побывать когда-нибудь и на втором острове долины, хотя многие зажиточные горожане, услышав необычное желание молодой королевы, кривя носики, отводили глаза и говорили о том, что на тех островах совершенно нечего делать. Там жили крестьяне и помещики, взращивающие на обширных землях овес, кукурузу и картофель. Они были самыми крупными поставщиками мяса в столицу и входили в особую группу фермеров, которая была освобождена от уплаты налогов.
Надев на себя широкие белые штаны и длинную тунику, Ювэр подвязала волосы перед большим зеркалом. На совет она надевала еще и украшения, но сейчас юная королева собиралась на причал и оставила все побрякушки на столике. Она собралась в полной тишине, пока еще рассвет только касался неба, напевая песню себе под нос, а затем, собравшись с духом и улыбнувшись своему отражению, вышла из спальни. Ее встретили почти пустые коридоры, лишь Баро, прислонившись к стене, сидя дремал. Ювэр увидела на его лице испарину – он не снимал доспехи даже ночью, когда оставался у покоев королевы. Мужчина запрокинул голову, чуть приоткрыв рот, и так крепко спал, что Ювэр дала ему еще минуту на сон. По коридорам вновь гулял сквозняк, шторы легкими взмахами вздымались вверх, но в этом моменте была легкая безмятежность. Хотелось застыть, словно статуе и насладиться спокойствием.
Ювэр услышала голоса служанок, поднимавшихся по лестнице и нарушивших столько прекрасный миг тишины, и поняла, что скоро замок закипит.
Ладонь королевы легла на плечо мужчины, и Баро вздрогнул. Он резко сжался, будто она причинила ему боль, доспехи громко звякнули, когда он отшатнулся от стены и встал.
– Прости, но ты уснул. – Ювэр испытала чувство стыда за потревоженный сон.
– Мне нет прощения, моя королева. – его голос был уверенный и бархатистый, хоть и слегка сонный.
– Ты можешь пойти и поспать в своей постели, а не мучиться здесь. Я собираюсь по делам, а после, когда вернусь в замок…
– Я должен беречь вас, моя королева! – перебил ее стражник и виновато опустил голову.
Ювэр лишь вздохнула, глядя, как уверенно Баро подобрался, чтобы следовать за ней. Они спустились на первый этаж, кивнули работникам, приступившим к своим обязанностям, и вышли на свежий воздух.
Они прошли по утренним полупустым улицам, по влажной мостовой, где первые торговцы, такие же сонные, как стражник, следовавший за королевой, раскладывали свои товары на белоснежные скатерти прилавков. Встретив молодую девушку с корзиной, полной полевых цветов, улыбнулись, когда она, подавив зевок, слегка поклонилась королеве.
Корабли, приплывшие в самый большой порт Нового мира, стояли, покачиваясь на волнах. Это место никогда не спало – матросы сновали, огибая друг друга и выставленный груз, в узких улочках с самого утра бегали детишки: кто-то с едой и напитками, продавая их втридорога, кто-то, встречая отца из дальнего плаванья, некоторые бегали от одного капитана к другому, передавая поручения. Портовые не кланялись королеве, лишь изредка кивали, погруженные в свои дела, и для Ювэр это было глотком свежего воздуха. Поэтому она любила проводить здесь время – порт напоминал ей дом, в котором члены королевской семьи не были кем-то выдающимися.
