Kitabı oku: «Гибель Марса», sayfa 3
Глава 2
Столица мира
Первое, что я увидел, когда открыл глаза, был огромный черный пистолет с вычурной скобой, лежащий на краю тумбочки. С минуту я рассматривал его. Телефон выводил трели: “Трум-м… трум-м… трум-м…” Так и не вспомнив, откуда у меня оружие, я сполз с кровати и нашел трубу под ворохом одежды в кресле с высокой спинкой. В ухо ударил баритон Алфена:
– Ты еще спишь, сукин сын?!
По утрам он всегда был раздражительным, пока не выпивал чашку кофе со сливками в обществе новой секретарши – полчаса благоденствия для всей редакции. Большей роскоши Алфен себе позволить не мог. Потом выгонял слегка помятую Верочку Матюшину и принимался за нас. Здесь на Марсе он стал грубее и жестче, словно муки старости овладевали им.
– Уже проснулся, – бодро ответил я, почесывая левое плечо, на котором откуда-то появился болезненный бугорок.
– Лучше бы не просыпался!
– Нас разгоняют? – осведомился я, потому что подобные слухи постоянно муссировались в редакции.
– Если бы! – саркастически воскликнул Алфен.
Должно быть, он сам мечтал об этом, чтобы по воле судьбы освободиться от того ярма, которое на старости лет тянул в виде редакции.
– На что вы намекаете? – спросил я, с удивлением прислушиваясь к звукам в квартире: кажется, в ванной кто-то брился.
– На твой отчет!
Я покосился на часы. Девять утра. Что-то рановато. Неужели, Алфен из-за меня отказал себе в маленьких радостях? Это значило, что дело серьезное. А я-то старался: накануне отослал краткое сообщение, из которого еще не значило, что я обнаружил черных ангелов. Надо быть полным идиотом, чтобы раструбить об этом всему свету. К тому же общеизвестно, что все события, происходящие во временном сдвиге, не имеют юридической силы. Ты даже можешь заявиться к своему начальнику и дать ему по рогам – это не будет преступлением. Хотя, во-первых, тебе это не удастся по многим причинам, не считая моральных – и главная из них квадрупольность временного сдвига, то есть приближение к искусственности (на общем фоне скалярного поля всегда оставался след), что исключало вольного обращения – в этом-то и вся сложность для злоумышленников, а во-вторых, для чего же тогда существует метаполиция? Как известно, с ней-то как раз шутки плохи.
– Ну и что? – спросил я тем тоном, которым обычно злил Алфена.
– Где ты шлялся в понедельник?!
– А какой сегодня день?
– Вторник!
– Не может быть… – оторопел я, на мгновение забыл о странном бугорке на левом плече.
– Может! – перешел на фальцет Алфен. – Может!!!
– Я сейчас приеду, – пообещал я.
– Можешь не стараться, – заявил Алфен, – ты уволен!
– Вы не можете со мной так поступить! – крикнул я в трубу.
– Могу! Я все могу!
И дал отбой.
В этот момент в комнату вплыл улыбающийся Леха.
– Привет…
От него пахло моей зубной пастой. Он был в моей пижаме и освежался моим одеколоном. Его морда блестела, словно блин, а на руках был сделан маникюр. Если на Земле он носил прическу, как поросль у слона под мышкой – а-ля петушок, то на Марсе старательно зачесывал волосы на бок, что в сочетании с круглой рожей придавало ему слегка купеческий дебильный вид. Недаром его бросила жена, злорадно подумал я.
Тем не менее я попросил:
– Ущипни меня…
– Если я тебя ущипну, – Леха решил поиздеваться, – ты окончательно спятишь. У тебя вид, словно ты увидел астроса. – Он опасливо покосился на пистолет и спросил почему-то шепотом: – Ты действительно считаешь, что мы влипли?
Если сегодня вторник, то до пятницы далеко, как до земной Луны. Значит, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Куда-то пропал понедельник! Если черные ангелы и временной сдвиг звенья одной цепи, то мы накануне грандиозных событий. Думаю, Леха и сам сообразил, что дела дрянь. У меня появилось плохое предчувствие.
Я пошел на кухню, предоставив Лехе возможность, не смущаясь, освежаться моим одеколоном и ходить в моих тапочках, и обнаружил, что в кабинете на кожаном диване кто-то спит: из-под одеяла торчала рыжая волосатая рука. На ковре валились мастырки и двухлитровая бутыль из-под пива “Ладожское”. А в комнате стоял характерный запах. Идиот, подумал я.
– Ты кого привел? – спросил я, оглядываясь на Леху, который выкатился следом. – Поменял ориентацию?
В былые времена на Земле мы тоже пьянствовали до потери ориентации в пространстве и времени, но никогда не курили траву на диванах и в постелях.
Леха идиотски захихикал. Я-то знал, что он однолюб – любит одних Татьян женского пола и племени. И вообще, он был как огурчик – бодрый и подтянутый, готовый к подвигам, что меня почему-то страшно раздражало. Но смена климата явно пошла ему на пользу.
Очевидно, Леха наслаждался моим возмущением и еще тем, что я ничего не понимаю.
– Вот почему ты хромаешь? – спросил Леха как ни в чем ни бывало.
Действительно. Левая нога болела. Я задрал штанину пижамы и осмотрел икру. На коже виднелись едва заметные фиолетовые пятна, как от дробинок.
– Мы попали в перестрелку? – спросил я, опуская штанину и показывая свое плечо.
– Еще бы, – засмеялся Леха.
– Ну не томи, – попросил я.
– А сам не помнишь, что ли?
– Помню твой город… сопки… комиссара Ё-моё…
– Ну… – выжидательно оскалился Леха.
И я понял, что раздражает меня не сам Леха, а все, что с ним связано. Плохо иметь друга, который напивается в самый неподходящий момент – у меня до сих пор болели спина и шея – что оказалось первым посылом к целому ряду ассоциаций.
– Помню, что пили в машине… Ах, черт!..
Это было похоже на вчерашний сон, в котором нет ни начала, ни конца. И чем дольше я вспоминал, тем ярче был сон. Теперь я понял, что внес в отчет только события до нашего перемещения во времени. А Алфен решил, что я сорвал задание и прогулял целый день. Но все рано это еще не повод, чтобы увольнять сотрудника. У нас случались разногласия и похуже. Значит, Алфен что-то хотел мне сообщить. Например, о том, что за меня принялась метаполиция. Все было возможно. Однако, возможно, я просто идеализировал Алфена.
В этот момент на лестнице, которая вела на второй этаж, раздался грохот, и через мгновение в кухню, шлепая босыми ногами и потирая ушибленный зад, ввалился Рем Понтегера. Отрешенно налил в кружку рассола из банки с огурцами, с жадностью и взахлеб выпил.
– Что мы вчера пили? – спросил он, хрипло откашливаясь.
Его опухшее лицо выражало страдание. Только теперь я обратил внимание на бардак, который царил на кухне. Хотя я жил один (с приходящими женщинами, разумеется), у меня всегда был идеальный порядок. А теперь: стол был заставлен объедками и разнокалиберными бутылками. Мало того, они беспечно перекатывались под ногами. Воняло тюлькой, косяками, солеными огурцами и еще бог весть чем. В мойку была свалена грязная посуда, а электрическая плита – залита каким-то подозрительно зеленым соусом. Сразу было видно, что хозяйничали земляне, которые не меняли своих привычек и на Марсе.
– Лично я пил водку, – сообщил Леха таким тоном, словно был бессмертным и имел три печени.
– А я что?.. – с укоризной протянул Рем Понтегера, цыкая сквозь зубы, и покаялся: – А я ее запивал пивом…
Он болезненно вздохнул. Глаза у него теперь были белесыми, а как у морского окуня, которого вытащили со дна моря – и не марсианского, а земного, разумеется, потому что на Марсе морских окуней не водилось – не завезли еще.
– Не знаю… я с вами не пил… – сказал я и выглянул во двор. Так и есть – под окнами стояла красная “яуза” комиссара Ё-моё.
Надо ли говорить, что в марсианском Сестрорецке я жил не в многоэтажке, а в нормальном доме, деревья вокруг которого были высокими и большими. Так вот, в тени одного из этих деревьев – березы – прятался юмон. Я его сразу узнал. Это был Сорок пятый.
– Черт! – я задернул штору и прижался к стене. – За нами следят!
– Кто?! – возмутился Леха.
Конечно, он высунулся из окна по пояс и заорал:
– Эй, катись отсюда, а то подстрелю!
Он явно намекал на мой огромный черный пистолет с вычурной скобой, с которым было связано какое-то приключение, о котором я ничего не мог вспомнить.
– Не могли машину поставить где-нибудь подальше! – вспылил я.
– Сейчас поедем в редакцию, – лениво возразил Рем Понтегера, выискивая в банке из-под кильки, которая служила пепельницей, мастырку побольше и потолще.
Теперь при свете дня Рем Понтегера не казался таким таинственным и, конечно – не сумасшедшим. Был он в трусах и футболке, из-под которой обильно торчала рыжая поросль, а необычайно светлый цвет глаз, несмотря на похмельный синдром, говорил о том, что передо мной классический абориген во втором поколении. У самого меня были светло-зеленые глаза, а кареглазые на Марсе почти не встречались.
– Простите, а какое отношение вы к ней имеете? – удивился я.
– Ты что! – возмутился Леха, с грохотом закрывая окно. – Это наш главный редактор… – он торжественно ткнул в Рема Понтегера пальцем, таким странным образом представляя его мне.
– Насколько я знаю, главный редактор Алфен.
– А до этого был я, – равнодушно зевнул Рем Понтегера, расчесывая одной рукой поросль на груди, а другой прикуривая от зажигалки. – Только я в этой самой петле времени застрял.
Если это правда, то прощай моя карьера главного редактора, отрешенно подумал я и спросил с иронией:
– В какой, в какой петле?
Мне было неприятно, что у меня в доме курят марихуану, и еще мне надоели их недомолвки. Они разговаривали со мной таким тоном, словно я был причиной их несчастий. К тому же я им не верил – ни единому слову. Ну ладно Леха – он мой друг, я к нему привык и все прощал, но Понтегера – едва знакомый человек.
– Бабон…
– ?..
– …Из которой ты нас и вытянул.
– Оп-па!.. – воскликнул я, чувствуя, как у меня вытягивается лицо. – Приехали. Тень на плетень наводить изволите. Я прекрасно помню, как мы попали в форт Кагалма.
– Алфен специально послал тебя в командировку, – заметил Леха и полез в холодильник за водкой. От нетерпения у него дрожали даже уши.
– Нет… Не может быть… – не поверил я.
– Может, может, – многозначительно заверил меня Рем Понтегера, пуская в потолок кольца дыма.
Я как мог защищал Алфена. Предположим, все вышло так, как он задумал. Но тогда зачем меня увольнять?
– А затем, – веско произнес Леха, выставляя на стол водку и закуску, – чтобы ты поменьше тявкал!
Мы действительно работали на Земле в одной газете: Леха – фотографом, я – журналистом. Потом Леха попал в плен к черным ангелам, то бишь – астросам, и через два года объявился на севере Марса. Я же прибыл сюда последней ракетой, и меня считали везунчиком. Марсиане до сих пор не знали, что стало с Землей. Похоже, она кончилась. Я давно уговаривал Алфена отправить меня в командировку. Не лететь же за собственный счет? Но он только дергал щекой и отговаривался. Может быть, на Земле скрыта какая-нибудь тайна?
– В бабоне прятали неугодных людей, – поведал Рем Понтегера серьезным тоном. – По земному исчислению это произошло три года назад, а в петле времени бог знает сколько этих годков.
– На эту петлю времени – бабон – случайно наткнулись, – будничным голосом сообщил Леха. – Мы тогда с тобой жили на Земле.
– Но быстро сообразили, что к чему, – добавил Рем Понтегера. – У нас тогда люди стали пропадать. Видел африканцев? То-то!
– Значит, мы теперь свидетели и покойники в одном лице?
Они мне так заморочили голову, что я забыл спросить, где мы провели понедельник и за одно позвонить Катажине Фигуре – моей приятельнице. Уж она-то не заслуживала равнодушного обращения, потому что всегда была готова прийти мне на помощь.
– Да!!! – дружно и радостно заверили они меня в один голос.
– Наконец-то ты сообразил, – сказал Леха, разливая водку в стаканы.
– Тогда это скандал, – рассудил я в надежде, что они ужаснуться и перестанут пить.
– Еще какой, – подтвердил Рем Понтегера. – Межгалактический! За него и выпьем!
– Действительно… – тупо кивнул я, удивляясь их беспечности. – Только никто не знает, откуда прилетают эти самые астросы с черными ангелами. Ты случайно не знаешь? – обратился я к Лехе.
Меня удивила их логика. Ведь если они, то есть мы, правы, то человеческий мир накануне войны. И не простой войны, а с астросами, которых мы до сих пор очень плохо знали. Надо было куда-то бежать и что-то делать. А они сидели и лопали водку!
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – ответил Леха старой-старой присказкой.
– Хорошо, ладно, – согласился я. – А как Сорок пятый здесь появился? По идее, он должен остаться в этой самой петле времени, как ее там… бабоне. А где мы были в понедельник?
Наступила странная пауза: Леха сделал вид, что его не интересуют подобные мелочи, а Понтегера – что с похмелья ничего не соображает.
– Водку будешь или нет? – спросил Леха будничным тоном, пододвигая мне стакан и не желая отвечать на мои глупые вопросы.
– Я еду в редакцию!
Пусть хоть это их удивит!
Леха с Ремом Понтегера равнодушно чокнулись, а я побежал в спальню, чтобы переодеться и между делом звякнуть Катажине. Она была художницей и обладала чувственной натурой. К тому же у нее была большая грудь. Всю жизнь ко мне липли подобные женщины. Полина Кутепова. Таня Малыш, которая погибла на Земле из-за планшетника, тоже по-своему была творческой натурой. Одна Лаврова чего стоила. Я слышал, что в Кинешме она открыла свое рекламное агентство. Сплошной злой рок, которого я не мог избежать, хотя старался изо всех сил.
Первым делом я посмотрел в зеркало – на плече у меня действительно была красная точка от укола. Если следы от наручников еще можно было объяснить резвостью комиссара Ё-моё, то кто сделал мне укол и по какому поводу, я, хоть убей, не помнил.
Надо было бы, конечно, тоже выпить, чтобы трезво оценить ситуацию, но пить мне не хотелось. И вообще, я не имею привычек наливаться с утра в антисанитарных условиях да еще в компании сомнительных личностей – Леха за два года мог стать агентом кого угодно, хоть бы тех же самых черных ангелов. А Рем Понтегера вообще – темная лошадка.
К тому же, если мы свидетели, то, как известно, свидетели никому не нужны. От них вовремя избавляются. Черт! Неужели Алфен способен на подлость? Не похоже. Совершенно не в его стиле задумывать такую длинную комбинацию. Может быть, только его заставили? А кто может заставить? Только противники землян и марсиан, то есть нынешней мировой власти – камены. Эти были готовы идти на союз с любыми силами, даже в инопланетянами, то есть с астросами. Да и Леха почему-то молчал – вроде, не сидел на пару с Лукой в плену у черных ангелов. Надо его раскрутить, злорадно решил я, зная, что Лехе будут неприятны подобные разговоры.
В этот момент в дверь позвонили. Балансируя на одной ноге и не сразу попадая второй в штанину, я решил, что это Катажина, а потом – что Сорок пятый с комиссаром Ё-моё. Явились меня арестовывать. Когда я заправлял рубашку в джинсы, звонок уже разрывался от натуги. Катажина не могла так нервничать.
Я схватил пистолет. В обойме оставалось всего два патрона. Перезаряжать не было времени – в дверь дубасили кулаками. Леха и Рем Понтегера, спьяну стукаясь лбами, метались по дому в поисках одежды. Они безумно боялись метаполиции.
Я подошел и выглянул в боковое окно прихожей. Конечно, это была глупость. Если кто-то хотел меня застрелить, лучше момента нельзя было придумать.
На крыльце стояли полицейские в дорожной форме.
– Открываю! – крикнул я.
После секундного замешательства, с течение которого я искал, куда бы спрятать оружие, я открыл дверь и улыбнулся.
– Это ваш аэромобиль? – спросил полицейский.
Второй настойчиво заглядывал мне за спину. Что он там искал? Наверное, их так учили высматривать преступников. Пистолет, между прочим, я засунул в тумбочку с обувью. Дверцу закрыть не сумел, и рукоятка предательски торчала между Катажиниными туфлями.
– Простите, я спал. Автомобиль наш… – уставился я вопросительно.
– Он стоит напротив вашего дома, – возразил полицейский. – По вторникам и пятницам частная парковка запрещена. Вы знаете об этом?
– Мы поздно вчера приехали, – ответил я, ища за деревьями Сорок пятого. Но он пропал.
– Кто, мы? – спросил полицейский.
– Я и мои друзья.
– А?..
– Не терплю порталов…
Ну да, кому приятно быть перемещенным во времени и пространстве, пусть и не разложенным на элементарные частицы, но, тем не менее, не принадлежащим себе. К этому времени считалось, что порталы устарели. Существовало даже какое-то зеленое движением против них. Я не особенно вникал в суть проблемы. По мне лучше тащиться от парковки пешком, чем предлагать свое тело какому-то бездушному аппарату, хотя в нем и использовался принцип стоячих волн. Свой портал я давно превратил в кладовку для удочек и сачков. Еще в нем пылился зеленый плащ и большие резиновые сапоги с желтой рифленой подошвой..
– Нам позвонили соседи…
– Они мне завидуют – на прошлой неделе я выиграл двести тысяч.
Полицейские оценили мой юмор.
– Тогда понятно, – сказал словоохотливый, нерешительно пожевав губами.
Второй, который так ничего и не произнес, разочарованно разглядывал окна второго этажа. Надеюсь, Лехе и Рему Понтегера хватило ума не высовывать носа.
– Покажите документы, – попросил полицейский.
Я закрыл дверь, тем самым давая понять, что ничего интересного в доме нет, хотя в нем, конечно, воняло, как в китайском притоне, а в тумбочке для обуви лежал огромный черные пистолет с вычурной скобой, и подошел к “яузе”. Единственное, мне оставалось надеяться на чудо, ведь машина принадлежала не кому-нибудь, а долбанному комиссару Ё-моё, который чуть было нас не угробил. Так оно и произошло: в бардачке я обнаружил странный пропуск с красной полосой по диагонали.
– Ну что? – спросил тот полицейский, который до этого молчал. Он все еще надеялся меня в чем-то уличить.
– Вот… – выбравшись из машины, я протянул документ.
Их лица вытянулись. Они даже стали по стойке смирно и перестали дышать.
– Сразу бы так и сказали… – укорил меня словоохотливый полицейский, снова пожевав губами.
– Мы сообщим соседям, что у вас разрешение. Вас не будут тревожить, – подытожил второй.
– Сделайте одолжение, – попросил я, удивляясь силе пропуска с красной полосой по диагонали.
Они синхронно приложились к фуражкам и удалились, ненавидя меня всеми фибрами души. Я собрался уже вернуться на кухню, чтобы насладиться обществом Леха Круглова и Рема Понтегера, как из-за поворота вывернула вишневая “крымка” Полины Кутеповой, и сердце мое по старой привычке сладко екнуло. Но я не сделал того, что должен был сделать, то есть не подошел, чтобы поцеловать ее, ибо между нами все было кончено. Она же даже не удосужилась выйти, а только открыла дверь и выпустила Росса.
– Иди… – сказала она самым зловредным тоном, на который только была способна, – твой непутевый хозяин уже приехал.
– Могла бы и зайти на пять минут, – сказал я, пропуская мимо ушей ее колкость.
Подспудно я так хотел ее удержать, что совершенно забыл о том, что в доме находились два придурка: Леха и Рем Понтегера.
– Извини, спешу. У твоей дочери сегодня экзамен…
Я открыл дверь пошире и видел золотистый чуб, дорогие солнцезащитные очки и легкий шарфик. Полина давно привыкла к красивой жизни. Вернее, даже не отвыкла, пока я прозябал на Земле. Но театр, к счастью, насколько я знаю, не бросила, хотя после прибытия на Марс я ни разу не ходил на ее спектакли. Один ноль не в пользу Катажины Фигуры, хотя у нее действительно была классная фигура, а вместо таланта актрисы – талант художницы. Получалось, что Катажина не хуже, или просто я до сих пор не мог забыть Полину и оценить Катажину? В этом трудно было с хода разобраться.
– В воскресенье мы посетим зоопарк.
– В зоопарке вы были уже сорок семь раз, – заметила она скептически, подставляя холодному марсианскому солнцу гладкую щеку.
– Тогда пойдем на русские горки. Говорят, в Сокольниках открыли новую трассу…
По решению суда я мог видеться с Наташкой один раз в неделю. Вначале свидания происходили в присутствии инспектора по несовершеннолетним, позднее я добился отмены столь суровых условий, и мы могли проводить вместе целый день.
– Ты лучше подари ей что-нибудь, – уколола Полина.
– Хорошо, – быстро согласился я, – куплю телефон.
– У нее уже пять штук!
– Тогда что-нибудь другое. Надо подумать.
Что поделаешь, я действительно был виноват. Так повелось: когда я жил на Земле, то был слишком беден, чтобы звонить на Марс, а потом, когда вернулся, я уже был им не нужен. Такое случается в жизни. Ничего не поделаешь.
Во время всего нашего разговора Росс терся о мои ноги, как большой кот. Только не мурлыкал. Правда, периодически в горле у него что-то булькало. Потом убежал обследовать угол крыльца, на котором явно оставили свои следы выпивохи – Лехи и Рема Понтегера.
– А ты не могла бы подержать у себя Росса еще один день? Я сегодня страшно занят.
Левой пяткой чувствовал, что день будет необычным и бесконечно долгим.
Полина Кутепова вздохнула и сняла очки. Лучше бы она этого не делала. Я в который раз пожалел, что мы расстались, потому что до сих пор любил и желал ее. Наверное, мои мысли отразились на моей лице, потому что Полина смягчилась.
– Он дерется с Бесом… Их приходится держать в разных комнатах…
Бес – высокопородистый, полосатый тейлацин – был моей первой любовью. Вот уж кому не повезло. Правда, Наташка его любила не меньше, иначе бы Полина давно избавилась от него, несмотря на то, что он был нашим талисманом целых семь лет, пока мы были женаты. Как быстро Полина все забыла. Я так не мог. Я привязывался к любимым женщинам всей душой, и они навсегда оставались частью мой жизни, хотя последние годы в целях самосохранения я научился не выказывать своих чувств.
– А… ну да… – согласился я, не подозревая того, что Полина своим упрямством спасла мне жизнь.
– К тому же… – Полина сделала паузу, – Павел не любит животных.
Я забыл сказать, что после развода Полина быстро и успешно устроила свою жизнь, выйдя замуж за инвестиционного банкира – перевод денег из одного места галактики в другое, и все такое. Полину не интересовали дела мужа. Ее не интересовало, чем он занимается. Она даже не помнила, как называется банк, которым управлял ее благоверный. Единственное, она знала, что Павел зарабатывает много денег. Теперь она жила в Москве на Гоголевском бульваре, в пяти минутах ходьбы от Арбата, имела пять слуг и личную охрану. Почему-то сегодня она приехала одна.
В сопровождении Росса, который, пока мы пререкались, успел облить все окрестные розы, я вернулся в дом и дал себе слова больше не раскисать.
– Круглов, ты не знаешь, что это значит? – я протянул Лехе пропуск.
Леха повертел его в руках и даже согнул кончик. Росс успел сбегать на второй этаж, гремя когтями, спуститься вниз, обнюхать все углы, закоулки и подвал – в общем, обследовать дом, в которой чувствовал себя хозяином. Наверное, он представлял его себе большой-большой конурой.
– А ну… дайте мне, – потребовал Рем Понтегера.
Он сходил за очками и с умным видом рассмотрел документ со всех сторон.
– Это пропуск на предъявителя для союзников, – сказал он, возвращая его мне. – Ценная штука.
Что ценная, я уже пронял. Только какими полномочиями обладал владелец?
– Для каких союзников? – спросил я.
– У нас одни союзники, – веско произнес Рем Понтегера, – астросы и их рабы.
Чувствовалось, что он ненавидит и тех и других. Уж не потому ли, что сидел с ними в одном бабоне?
– Ты с этим пропуском можешь зайти куда угодно.
– И выйти… – весело подытожил Леха.
– Значит, нас приняли как минимум за хлыстов, – предположил я, не обращая внимание на Лехино зубоскальство.
Я знал, что хлысты за два последних года вообще перевелись стараниями “кальпы”. Население терроризировали и другие государственные службы, названиям которых, как правило, служила аббревиатура из трех букв. Остался один Леха, но он спилил клыки и ничем не отличался от марсиан. Наверное, поэтому он и сидел на севере. Выдавать его я не собирался.
– Леха, – спросил я сквозь зубы, – планшетник у тебя?
– У меня, – ответил Леха.
– Его надо спрятать.
– Почему?
– Ты видел Сорок пятого?
– Ну и что?
– Всем уже известно, что мы в городе.
– Ладно, – сообразил Леха, – а ты брелок спрячь.
Конечно, мы поступили в точности до наоборот.
***
Росс по-деловому забрался в “яузу” комиссара Ё-моё и улегся на заднее сидение. Мы вылетели. Оказывается, Понтегера хорошо знает город и даже владеет приемами безопасности: вместо того, чтобы зависнуть как принято и прогреть мотор, он прямиком, чуть ли не срезая верхушки деревьев, вывернул к трассе и влился в потом аэромобилей. Дело в том, что если за нами следили и готовились сбить, самым подходящим для этого считается момент набора высоты.
Пока мы летели, я нацепил очки “пи-технологии” с виртуальным экраном и продиктовал “Фене” – моему синтезатору – два варианта. И хотя помехи были сильными, “Феня” понимал меня с полуслова и текст не надо было редактировать. Одна статья предназначалась для газеты чисто в информационном стиле – мол, обнаружена тюрьма Кагалма с черными ангелами, численность которых чуть ли не армия, и что из этого выйдет война с инопланетянами. А второй более детальный, с подробностями и именами участников этих событий для еженедельника. Таким образом я пытался обезопасить всех нас троих и Росса в том числе. Как только информация станет достоянием широкой публики, мы перестанем быть объектом интереса для различных спецслужб, которые уже, я был уверен, взяли нам на мушку. Или не взяли? В любом случае у нас было слишком мало времени. Понтегера понимал это и гнал так, что компьютер, который находился во внутреннем кармане куртки, приходилось прижимать локтем, а очки “пи-технологии” – поминутно ловить чуть ли не на кончике носа. Одна “мышка” на моем большом пальце чувствовала себя вполне сносно.
Однако в обоих статьях я не решился упоминать о бабоне – петле времени, иначе бы пришлось объяснять, как мы в нее попали, а это значило, что надо было признать свою, хоть и спонтанную, но все же способность передвигаться во времени, что, конечно же, было бы недальновидно и глупо.
Минут через десять Рем Понтегера объявил:
– За нами хвост…
Понтегера заложил вираж: с одной стороны я увидел барашки Финского залива, обрамленного горами, с другой – низкорослый сосновый лес и сухопутную дорогу на Выборг, по которой плотным потоком двигались автомобили.
– Где? – Когда мы выровнялись, Леха стал вертеться, как на сковородке.
– Метаполиция! – прокричал Рем Понтегера.
Желтый “гирвас” с маяками на крыше мелькал где-то за два километра в потоке аэромобилей. Все-таки у комиссара была хорошая машина, а не полицейская газонокосилка, хотя эта полиция и имела приставку мета.
В такой обстановке я с поспешил закончить дело, попросил “Феню” сбросить снимки из фотоаппарата на компьютер и увеличить их. Особенно мне понравились два: метатрон, который просил выпустить их из тюрьмы, и подполковник с перебитым крылом.
Дальше “Феня” рассовал файлы моим приятелям во все газеты и даже в парочку журналов с просьбой опубликовать в ближайшем номере. Мне было наплевать на негласные и гласные запреты. Даже если Алфен подставил меня неосознанно, я имел право на самозащиту – пусть это и касалось государственной тайны. В тот момент, когда Понтегера свернул по прямой над заливом и крикнул: “Приготовьтесь!”, на мой виртуальный экран стали приходить ответы. Первым отозвался Юра Дронский, который когда-то работал в земных “Петербургских ведомостях” внештатным корреспондентом. Теперь же в таблойде “Москва-хроникал” он служил главным редактором. Надо будет его расспросить, как он удрал тогда из Санкт-Петербурга, подумал я.
Другие сообщения я читать не стал, а смалодушничал и стер папку с файлами, которые имели отношение к черным ангелам, что давало шанс выигрыша времени на случай, если дело дойдет до расследования.
Мелькнул Нью-Васильевский, дамба, верфи, каналы и Нева. В центре города Понтегера перешел на ручное управление и, чтобы оторваться от хвоста, необдуманно близко проносился рядом с небоскребами. Думаю, что городская полиция уже сошла с ума. Потом он круто пошел на снижение. Мы с Лехой и Россом оказались на боковом стекле. “Феня” пропал, очки “пи-технологии” оказались разбитыми, а я увидел, как подо мной проносится земля. Деталей невозможно было разглядеть. Мелькнул шпиль, ангел и рыжая марсианская брусчатка. Моя селезенка среагировала на ускорение – в боку противно кольнуло. Я подумал о смерти и вечности. Потом увидел небо. “Бум!” Меня и Росса отбросило на Леху. Я даже испытал что-то вроде злорадства оттого, что Леха крякнул под нашим весом. В следующий момент аэромобиль выровнялся. Мы с Лехой ударились головами о потолок, а Росс взвизгнул, и Рем Понтегера крикнул:
– Бежим!
Оказывается, мы уже стояли на парковке в центре Дворцовой площади. Конечно, она лишь отдаленно походила на земную Санкт-Петербургскую, но тем не менее носила то же самое название.
Забыв захлопнуть дверь, Рем Понтегера побежал отвоевывать редакторское кресло. А Леха, видать, за компанию. На секунду он остановился. Посмотрел на нас с Россом. Потом махнул рукой и побежал дальше. Наверное, Понтегера пообещал ему хорошее, теплое место рядом с собой. При данных обстоятельствах в редакции делать мне было нечего. Рано или поздно Леха сам все расскажет. К тому же, чего скрывать, я испытывал злорадство от того, что Алфена выпрут, ведь он уволил меня по самому ничтожному поводу. Поэтому я решил направить свои стопы к Юре Дронскому, чтобы окончательно договориться о заметке, сулившей неплохие дивиденды. Чего греха таить, я рассчитывал на плодотворное сотрудничество.
Нашим аэромобилем уже заинтересовалась дорожная полиция – со стороны Адмиралтейства катили патрульные “жигули”. А со стороны Невы на посадку заходил желтый “гирвас”. Кроме этого где-то за крышами, нещадно завывая, на подходе была дорожная полиция.
При такой ситуации мы с Россом сделали вид, что прогуливаемся и поспешили к Певческому мостику, чтобы перейти его и попасть в московскую часть города. Да-да, именно московскую. Даже река с этой стороны называлась Москвой-рекой, а с правой стороны, по течению – Мойкой, если же дело имело отношении к Неве – Невой.
Итак, мы с Россом пересекли Мойку-Москву-реку и очутились в районе Китай-город. Москворецкая набережная терялась в осенней зелени за изгибом реки, а по обе стороны торчали буквы “М”, хотя, разумеется, ни о каком метро речь не шла. Метро еще не построили, да и вопрос этот дискутировался уже лет десять. Проблема заключалась в том, что конкурентом метро были аэромобили – дешевый и доступный вид транспорта и главный аргумент мирового правительства в борьбе с каменами, которые находились в оппозиции. Скорее всего, у мирового правительства просто не было лишних денег, а у каменов – веских аргументов. Веские аргументы были только у военного крыла каменов – “Наше дело”, которое находилось в подполье. Иногда они что-то взрывали или поджигали. Процесс носил вялотекущим характер.
