Kitabı oku: «Сбежавший из вермахта», sayfa 4

8. Выстрелы в спину

Они возвращались с пустыми канистрами, но не с пустыми руками. Вилли сразу оживился, когда увидел, какой военный трофей захватил Эрих. Забыл про натертые ноги, про выстрелы, предложил на полянке все разобрать и поделить по справедливости. Ишь, какой умный выискался!

– Ничего трогать не будем, – сказал, как отрезал, Эрих. – Все принесем в роту. Пусть фельдфебель доложит лейтенанту. Главное, чтобы нас никто не упрекнул в трусости.

Теперь никто не скажет, что они бесплодно провели время. Они напоролись на разведывательный отряд русских, стали отстреливаться. Слава богу, благополучно ушли от погони. Вот так надо будет доложить. И результат их боевой операции – русская офицерская полевая сумка.

Но что это? Сзади снова кто-то выпустил автоматную очередь. Одну, вторую. Пустые канистры улетели в стороны, они бросились на землю, уползли в кусты. Трещал не русский автомат, нет, у него не такая частота выстрелов, это был немецкий, машиненпистоле МП-38. Бьют свои? Но выстрелы звучали с разных сторон. Короткий перерыв, и снова стрекот автоматов. В ответ пулеметная очередь. Целый бой.

Опять Вилли выставил свой автомат. Но теперь он смотрел на Эриха, просил разрешения. Тот отрицательно покачал головой. Кто же это стреляет? Те парни, что были у озера? Они уже далеко. И вокруг все снова смолкло, ни звука. Только легкий ветерок зашевелил ветви деревьев. Но кто-то прячется за деревьями, кто-то прислушивается к чужим шагам и ждет появления на тропе немецких солдат.

Они лежали в тишине, наверное, минут двадцать. Не двигались, выжидали. Эрих поднял голову, посмотрел по сторонам. Все вроде тихо. Он подполз к ели, задышал смолистым воздухом. Этот запах снова напомнил о родине. Как там, все ли в порядке? Родители писали коротко, они всем довольны, ему не о чем беспокоиться. Дядька Отто передавал ему милитаристские приветы и пожелания побыстрее стать фэйнрихом. Зато Блюмхен в последнем письме сообщила, что молодые незамужние женщины в Германии только и говорят о новом законе, согласно которому каждая нордическая женщина до 35 лет обязана нарожать нордическому мужчине как минимум четверых детей. И потом поменять суженого! И снова рожать четырех? А ей скоро тридцать. Она старше Эриха на три года. Значит, следует срочно подбирать достойного мужчину. Эрих не собирается сделать ей предложение? Ведь если она выйдет замуж за солдата, воюющего на Восточном фронте, государство будет платить ей двести рейхсмарок. Приезжай поскорее, любимый, я соскучилась…

Поехать домой? Чтобы потом Блюмхен рожала? Проблемы деторождения его не волновали. Он не ответил. И она перестала ему писать. Обиделась?

Боже, о чем он только думает. Куда он поедет, в какой Берлин? Эрих не заметил, как к нему приполз Вилли.

– Чего ждем? Пора возвращаться. В лесу все спокойно.

Эрих приподнялся, взвалил на плечо рюкзак. Прислушался. Они, пригнувшись, побежали в сторону густого ельничка. Теперь деревья служили надежным заслоном. Выпрямились и осторожно двинулись дальше.

– Давай, Вилли, побыстрее, – негромко произнес Эрих, когда заметил, что напарник стал задыхаться и отстал. Вилли, этот нордический тип, рыжий, голубоглазый житель Мюнхена, вотчины нацизма и фюрера, оказался тяжеловат на подъем, ленив и трусоват.

Эрих остановился, перевел дыхание, обернулся. И в этот момент где-то сбоку застрекотал автомат. Вилли вскрикнул, схватился за левое плечо, повалился на землю. Теперь Эрих не выдержал, пустил очередь, за ней вторую и бросился на помощь напарнику, успел его подхватить.

– Что с тобой?

– Кажется, в меня попали, – одними губами прошептал тот, убрал руку с левого плеча, она была в крови.

– Потерпи, Вилли. Сейчас перевяжу, – ответил Эрих. Они привалились к дереву, он наскоро перебинтовал Вилли. – Дойдешь сам?

– Нет. Дай отдышаться, я, кажется, потерял много крови. – Вилли пнул ногой в дерево. – Это все из-за твоего вещмешка, – зло произнес он. – Русские тут под каждым кустом устроили засаду! Дернули их провод, вот они и прибежали.

– Ладно, Вилли, оставь сачок здесь, потом я его заберу вместе с канистрами. Обопрись на меня.

Эрих взвалил на себя автомат напарника и подставил свое плечо. Они поднялись. Вилли еле стоял, колени у него дрожали.

– Нет, я не могу. – Он снова опустился на землю.

– Послушай, – Эрих вытер выступивший на лбу пот. – Нам нельзя оставаться здесь. Возможно, русские лазутчики у наших траншей. Надо уходить. Соберись с силами. Уже недалеко. – Эрих подхватил его за талию, и так, ковыляя, они прошли еще метров пятьдесят. – Давай побыстрее, Вилли, – старался подбодрить он товарища, – пока нам не всадили еще в задницу!

Эрих посмотрел на часы – они отсутствовали два часа. За это время в роте наверняка подняли тревогу. Там слышали перестрелку. Надо торопиться. Иначе неприятностей не оберешься.

Всю оставшуюся дорогу Вилли продолжал стонать и ныть.

– Не волнуйся, теперь тебя отведут в санчасть, – успокаивал его Эрих, когда они остановились у первого поста. – Там полечишься. Может быть, отпуск дадут. Все-таки был на передовой, выполнял ответственное задание, пострадал от русской пули.

– Какая русская пуля, – сквозь зубы процедил Вилли. – Чего мелешь! Это же был наш автомат, машиненпистоле МП-38, ты не узнал его, что ли?

– Откуда он у русских? – недоуменно произнес Эрих.

– Откуда? Оттуда! Мы наткнулись на русских разведчиков, а наш патруль выпустил по ним очередь, за ней вторую. И мне досталось. Ладно, меня это уже мало волнует. Хоть бы после лечения не отправили на передовую.

В блиндаже, куда они ввалились, встретили их встревоженно. Кто в кого стрелял? Русские появились? Ранение Вилли, его стоны взвинтили обстановку. Слава богу, рана оказалась неглубокой. Прибежавший санитар поменял повязку, забрал его с собой.

Оставшийся за фельдфебеля старший ефрейтор Вендт не без ехидства заметил, что герр фон Ридель, конечно, хороший артист. А вот добыть для камрадов воды не способен. Через два дня день рождения фюрера, забыл? Вода в большом баке кончилась, привезти ее из расположения батальона обещали на следующий день, рыбные запасы подошли к концу. Опять ужин всухомятку, без всяких добавок? Ему поддакнул Руммель.

Эрих вспылил, чуть не сцепился с обоими. Все были какие-то нервные, напряженные.

Наверху беспорядочная стрельба продолжалась. К пулеметным очередям прибавились артиллерийские удары, завыли мины. С потолка блиндажа посыпался песок. И чем теперь закончится эта стрельба, мало кто знал.

Фельдфебель пришел после полудня. Он был мрачный, как туча. Его вызвали на передовую. Эрих вскочил, чтобы доложить, но тот только махнул рукой.

– Знаю, знаю, все уже сказали, – произнес он и сел за стол. – Воды не принесли, карасей не поймали, канистры потеряли, Вилли ранили. – Он забарабанил пальцами по столу.

«Сейчас начнется», – понял Эрих. Он стиснул кулаки, ждал, не садился. Так и произошло. Фельдфебель не был бы фельдфебелем, если бы не высказал ему свое неудовольствие.

– Там в батальоне ребята поживей, чем вы, – съязвил он. – Я был в роте лейтенанта Бахлера. Так вот он похвастался своими бойцами. Их разведка наткнулась на русских. Иваны совсем с ума посходили, купались в ледяном озере! Вот уж действительно ненормальные! Им дали бой. Сумели выбить из церквушки. Один, говорят, голый загорал на крыше, ха-ха! Так и убежал без портков. Надо воевать, а не принимать солнечные ванны! В общем, парни Бахлера провели целую операцию, чуть языка не захватили. А у вас только потери. Ни канистр, ни сачка и Вилли выбыл из строя. – Эрих ничего не ответил. – Ну чего молчишь? Где твое объяснение?

Эрих также молча положил на стол вещевой мешок.

– А это еще что?! – уставился на него фельдфебель.

– Боевой трофей, отбили у русских, – четко отрапортовал Эрих.

– Как у русских? Вы что, сразились с ними тоже?

– А как же! Парни Бахлера били их справа. Иваны отошли к камышам, напоролись на нас. Мы думали взять языка, того, который голым загорал на крыше, но решили оставить его парням Бахлера. Захватили трофей. Это важнее. Русские спохватились, началась перестрелка. Но мы от них оторвались и вернулись домой.

Брови у фельдфебеля взлетели вверх. Он уловил иронию и усмехнулся.

– А что в мешке? – голос у него был уже не столь суров.

– Это сумка русского офицера. В ней фотоаппарат, пленки, консервы, бутылка шнапса.

– О, чего ж ты молчишь, Ридель, это же… это же большая наша удача! – Фельдфебель вскочил и похлопал его по плечу. – Давай собирайся, пойдем к лейтенанту, доложим. Вы провели боевую операцию. Жаль, что есть ранение. Но оно боевое. Ладно, пойдем скорее. Лейтенант не выдержит, позвонит майору Хойсу, распишет все в красках. Мы утрем нос Бахлеру.

Только к вечеру Эрих узнал тайну выстрелов в спину. Оказывается, трое солдат из роты лейтенанта Бахлера тоже отправились за водой и за карасями. Они спустились к озеру, но с другой стороны. Заметили ловивших карасей людей. Наблюдали за ними. Это были русские парни. Немцы в ледяную воду не лезли. Двое русских вышли из воды, заметили немцев и спрятались в камышах. И оттуда начали вести обстрел. Наглецы! От них этого не ожидали. Завязалась перестрелка.

Иваны не дураки, пустили дымовую завесу и на лодке вместе с уловом карасей исчезли. Та пальба взбудоражила передовую линию. К перестрелке подключились артиллеристы, минометчики. Возможно, Эриха и Вилли кто-то из роты охраны или патруль принял за русских и выпустил очередь. Что ж, увы, свои тоже не ангелы, могут ошибиться. Так и было доложено руководству. Понятно, что в такой суматохе о брошенных пустых канистрах, о сачках никто не вспомнил. Снаряды со стороны русских не долетали и шлепались как раз в том самом отхожем месте. Все деревья забрызгали. Жди теперь новых ароматов.

Фельдфебель после доклада лейтенанту отправил Эриха по траншеям на передовую. Война есть война, и надо быть готовым к отражению атаки. Вещмешок они оставили у лейтенанта Шмидта. Тот поблагодарил Эриха за проявленную отвагу, пожал руку, пообещал, что первое воинское звание на подходе. Но ни о каком отпуске не заикнулся. И еще лейтенант сказал, что просмотрит вещмешок со всем его содержимым и отдаст руководству полка. Пусть командир полка оберст Эльснер, полковник, разбирается с найденными вещами. Ясно одно: русские вели разведку местности. Значит, надо усилить бдительность и выставить дополнительные посты. Консервы и шнапс из вещмешка надо проверить. Не приманка ли? Вдруг они отравленные?

Так и не довелось Эриху и его камрадам отведать вкуса русских консервов с русской водкой. Хорошо, что хоть нож не отдал. На его рукоятке была надпись, которую он понял и без перевода, – «Смерть фашистам».

Эрих стоял в траншее, держал карабин на бруствере и водил биноклем по округе. Он видел ту самую тропку, по которой они с Вилли спускались. Как могли спутать их с русскими? Какой слепец немец выпустил по ним очередь? Солнце сияет, вся местность неплохо просматривается… Конечно, на войне путаницы хватает. Вопрос, наверное, в другом. Зачем вообще они воевали? Зачем пошли на Восток? И вот застряли. Похоже, на несколько лет. И стояли насмерть. Немец против русского, русский против немца. Они испытывали смертельную ненависть друг к другу?

Все оказалось не так, совсем не так, как ему рассказывали в Берлине. Никаких недочеловеков Эрих на своем пути по Белоруссии не встретил. Видел убитых русских, видел раненых, пленных. Ощущение не очень приятное. Другие люди, чужые люди. Непонятные. Но все-таки люди, а не недочеловеки, о которых твердил Геббельс. Теперь в Россию пришла весна. Она будоражит, пробуждает совсем другие эмоции, и все меньше остается места для ненависти, для желания убивать. Весна сорок третьего надолго ему запомнится. Он бывший театральный актер теперь обстрелянный солдат. Эх, встретить бы того голого русского парня, который загорал на крыше церквушки. Нашли бы они общий язык? А если Эрих предложил бы ему выпить по рюмке? Сначала русской водки, а потом немецкого шнапса, в нем все-таки тридцать два градуса, а не сорок. Потом закусили бы. Например, берлинской шлахтеплате – на деревянном подносе нарезанная свежая ливерная и кровяная колбаса. Русский не знает вкуса ни ливерной, ни тем более кровяной колбасы. Русские вообще не колбасники. А вот хлеб взяли бы русский. Он ароматней, вкусней немецкого.

Они бы выпили, закусили. Нашли бы общий язык? Помогли бы жесты, вспомнили, как находились в двух шагах от смерти. И дали бы клятву не стрелять друг другу в спину.

9. «Горят ваши панцеры!»

В пехотном батальоне, в котором служил Эрих фон Ридель, танков, конечно, не было. Все необходимое для боевого обеспечения и духовного настроения солдаты получали из зоны расположения полка, находившегося в районе Орши. Оттуда на полноприводных трехтонных грузовиках «Opel Blitz», изготавливавшихся в родной провинции Бранденбург, на передовую подвозили новобранцев, боеприпасы, отремонтированное оружие, горючее, электрогенераторы, воду, продукты питания и почту. Забрав раненых, отпускников, кое-что из неисправного оборудования и оружия, автомашины сразу уезжали из зоны обстрела. В пехотном батальоне этим трехтонникам делать нечего.

Как-то раз летом 1943 года подогнали новинку – водоплавающий «Volkswagen KdF-166» с открытым верхом, прозванный «жук» и изготовленный на заводе Порше для специальных нужд вермахта. Его предполагалось использовать в полевых условиях. Офицеры и унтер-офицеры в очереди стояли, чтобы на нем погонять. По сухой равнине двигался он очень неплохо, рытвины, ухабы – все было ему нипочем. Но с натугой шел в гору, едва не сваливался. А по болотам вовсе не «поплыл». Во множестве окружавших полк болот, где надо ползать, «жук» только наматывал на винт траву, ветви и глох. Хорошо хоть не утоп. С помощью лошадей вытащили его на берег и отправили «домой». Новинка показала себя с хорошей стороны, но для пехоты лучше подкинуть танки.

Но получить их было непросто. Генерал Хайнц Гудериан с первого дня войны на Востоке добивался того, чтобы танки подчинялись ему одному, объединились в самостоятельные корпуса и превратились в армию. И не одну. Его тактика оправдала себя. Куда бы ни направлялась ударная группа немецких войск, танки двигались впереди. Они наводили на врагов страх одним своим внешним видом, грохотом моторов, черным дымом и скрежетанием гусениц. На всем пути от Бреста до границ Подмосковья у русских не было никакого солидного оружия против танков. Ни рвы, ни ежи толком не помогали. От бессилия Иваны обвязывали себя гранатами и бросались под гусеницы. Они швыряли бутылки с зажигательной смесью, тренировали собак со взрывчаткой кидаться под танки, строчили из пулеметов.

Все эти действия были булавочные уколы. Многотысячному семейству бронированных машин существенного урона они не наносили. Немецкая пехота на танки молилась. Накануне сражений командиры всегда просили прислать их в подмогу. Они могли переломить исход любого боя. Танки могли захватить Москву, передовые отряды рассматривали столицу в бинокль. Но… Но Гитлер опасался отрывать их от остальных частей, тормознул, потом разбросал по фронтам, и стремительное наступление захлебнулось. А со временем характер военных действий в просторах России вообще поменялся, танки готовили к решающим схваткам, концентрировали где-то в районе Курска. Короче, с ними экономили.

После жаркого апрельского солнцестояния погода в начале мая резко изменилась, начались затяжные дожди. Похолодало, дороги развезло. У входа в блиндажи образовались лужи. Отапливать подземные убежища дымными печками запрещалось, древесный уголь кончился. А как сушить мокрое обмундирование? На спиртовке?

Ухудшилось снабжение, горячую пищу не подвозили несколько дней, приходилось питаться сухим пайком. В эти дни особенно доставалось связистам. Едва успевали они подсоединить порванный кабель в одном месте, как он рвался в другом. Надо было покидать сухое укрытие, бежать на линию, искать обрыв. А чтобы не попасть под шальную пулю или снаряд, приходилось ползти по грязи, проклиная службу и уповать на милость божью. И недалеко от расположения полка появились березовые кресты. С каждым днем их становилось все больше.

И все же нет худа без добра. То незначительное происшествие у церквушки имело для Эриха позитивное последствие. Во-первых, ему присвоили звание ефрейтора. Пообещали, что в дальнейшем при усердии он может дорасти до унтер-офицера. Стать, например, фельдфебелем или фэйнрихом. Во-вторых, когда у связистов стало катастрофически не хватать людей, лейтенант Шмидт вспомнил о молодом ефрейторе и предложил ему посидеть на коммутаторе. Готов к новому заданию? Эрих тотчас щелкнул каблуками, яволь, герр лейтенант. Начальником у него будет фэйнрих Густав Штролль. Опытный солдат, хороший телефонист, слушаться его беспрекословно. Яволь, герр лейтенант! Строжайше соблюдать тайну узла и переговоров. Яволь, герр лейтенант! Разворот и шагом марш к новому месту службы, там пройти инструктаж.

Штролль оказался вполне приличным малым, он был родом из Тюрингии, из города Зуль, где делали превосходные охотничьи ружья. Они быстро нашли общий язык. Штролль не любил бегать. Эрих вызвался заменять его. В результате Эриху приходилось частенько брать катушку телефонного провода, а это почти тридцать фунтов дополнительного веса, и выползать на поверхность. Зато и Штролль не надоедал ему, не придирался по смене, не контролировал и не гонял впустую.

Бегать с катушкой все же получше, чем при атаке выпрыгивать из окопа и с карабином наперевес нестись навстречу русским пулям и снарядам. Дежурить на коммутаторе еще лучше. Над головой надежная крыша, надевай наушники, переключай себе штекеры, вызывай командиров, звони в штаб, соединяй высшее руководство и… подслушивай.

Конечно, подслушивать категорически запрещалось. Наказание для всех одно – на передовую! В штрафной батальон! Но какой связист не нарушал этот порядок? Эрих не был исключением. А чтобы не засекли, применялись разные приемы, в том числе и некоторые технические хитрости, дополнительные наушники, например, или отводные трубочки. На коммутаторе можно было тайком послушать даже русское радио. Короче, у него появились многие преимущества перед камрадами. Эрих оказался в курсе важнейших новостей, знал, где располагался их батальон, представлял, какое боевое задание предстояло им выполнять в ближайшие дни. Знал и молчал.

Как-то в ночное дежурство Эрих подключил для беседы командира полка с командиром батальона. Герр Фогт (это было условное обозначение полковника Эльснера) спрашивал герра Новака (майора Хойса), как обстоят у него дела. Герр Новак отвечал, что он по-прежнему на старой позиции, но русские зашевелились. Артиллерия с той стороны угощает их каждый день солидной порцией снарядов. Иваны ведут также активные разведывательные действия, похоже, что они намерены не только вернуть потерянный плацдарм вместе с высоткой, но и развить наступление. Недвижимость смерти подобна. Потому пехотному батальону крайне необходимы танки. Зачем? С танками можно будет начать атаку. Надо двигаться вперед, уничтожать передовые позиции противника. Оставаться на одном насиженном месте означало терять солдат.

Герр Фогт молча выслушал эти соображения и сообщил, что танки заняты на другом участке фронта. Они действуют южнее Смоленска. У них другая задача – не допустить прорыва русских на Смоленск, а значит, на Оршу и на Минск. Иначе утратят значение все высотки, и все усилия по укреплению флангов, сама оборона потеряет смысл.

– А если флангам перейти к активным действиям? Сомкнуть русских в кольцо?

– О чем вы говорите, герр Новак? – не выдержал герр Фогт. – Где брать подкрепление? Идут дожди, распутица, дороги разбиты. Мы завязнем в этой грязи. У нас два орудия просто утонули.

– Значит, нам следует готовиться к отходу?

– Что за вопросы вы задаете? – резко оборвал его герр Фогт. – Фюрер приказал: ни шагу с места! Каждый должен оставаться там, где поставлен.

– Я понимаю, герр Фогт, – вздохнул герр Новак, – но обстановка с каждым днем ухудшается. В апреле в батальоне у меня было сто восемьдесят солдат, теперь май, у меня осталось только сто сорок. Сорок убито и ранено, это чуть больше четверти состава. Присылают молодых, необстрелянных. Их надо обучать. Вы понимаете? И если так стоять дальше, то через месяц у меня останется ровно половина. А если чертовы иваны начнут движение с танками, то они прорвут нашу оборону. Три мои пушки и два дота не сдержат наступления. Иваны положат своих людей в три раза больше и пройдут. Нам нужны танки, они нужны нам не для обороны, а для прорыва и укрепления завоеванных позиций.

Герр Фогт слушал, не перебивал. Он и сам знал, что положение в батальоне складывалось не самое лучшее. О похожей ситуации ему докладывали с других участков фронта. Разведданные гласили, что русские готовят мощное наступление в центральной части. Поэтому немецкие части сосредотачивались вокруг Курского выступа. Герр Фогт знал, что туда стягивались основные бронированные силы, туда шли новейшие тяжелые танки «Тигры», «Пантеры», самоходки «Фердинанд», там должна была состояться решающая битва. Высшее командование понимало, что тот, кто выиграет танковое сражение, победит в войне. На карту поставлено слишком многое.

– Пожалуй, дня через два я смогу вам помочь, герр Новак, – задумчиво произнес герр Фогт. – Танки прибудут в расположение полка, а там посмотрим.

– А какие танки? – поинтересовался герр Новак.

Герр Фогт что-то хмыкнул в ответ, а потом сказал:

– Это оперативные данные, не по телефону… Нам обещают десять танков. После того как выровняем фронт на юге, танки прибудут к нам. Это… – Он помедлил. – Это, возможно, «тигры» и «пантеры».

«Тигры» и «пантеры»… Что знал о них Эрих? Не очень много. Прибывавшие из отпуска офицеры говорили, что новые танки «тигры», «пантеры» и самоходное орудие «фердинанд» уже направляются в подразделения, они принимают участие в боях и показали себя с лучшей стороны. На «тиграх» установлены мощные 88-мм пушки, вес составляет 50 тонн, скорость до сорока километров в час. Броня в лобовой части десять сантиметров, непробиваема. У «фердинанда» броня в два раза толще. С такими броневыми машинами можно смело брать Москву, им не страшны никакие заграждения, рвы и болота. Но с Москвой после Сталинградского разгрома решили обождать. Обратили внимания на Кавказ и на Украину, нужна была нефть и пшеница.

– Итак, – завершил свой ответ герр Фогт, – танки «тигры» и «пантеры» на подходе, ждите.

И тут внезапно в разговор вмешался чужой, незнакомый голос. Эрих даже вздрогнул от неожиданности. Голос был мужской, резкий, с неприятным акцентом. И он не заговорил, а буквально заверещал:

– Никс панцер, никс панцер, капут панцер, они горят, фойер ваши панцеры… «Тигр» капут, «пантера» капут… Фойер!

– Это еще что такое? – раздался гневный голос герра Фогта. – Кто подсоединился к нашей линии? Это русские?

– Да, русские, – прозвучало в ответ, – черт бы вас всех побрал, проклятые фашисты!

– Что происходит?! – теперь кричали оба: и герр Эльснер, и герр Хойс. Они не скрывали своего возмущения! Как такое могли допустить, где связисты?

И два начальника, забыв о своих псевдонимах, заголосили отрытым текстом.

– Скорее всего, герр оберст, это русские разведчики подсоединились к нашему кабелю.

– И вы так спокойно говорите мне об этом, герр майор! Это на вашем участке! Куда вы только смотрите! Сейчас же устранить! И доложить!

– Яволь!

И снова в разговор вмешался незнакомый голос, говоривший на плохом немецком языке.

– Поздно, поздно, господа офицеры. Вы все немецкие свиньи, но самый большой свинья – это ваш Гитлер. Гитлер капут, вы капут, все вы тут капут, война скоро капут, конец вам! А мы идем в атаку! Освободим страну от фашистов! Ура!

В телефоне что-то затрещало, связь прервалась. В этот момент был подан сигнал всеобщей тревоги, в небо взлетела красная ракета. На коммутатор прибежал бледный Штролль. Его подняли с койки. Страх явно прочитывался на его лице. Когда он взялся за штекеры, руки у него заметно тряслись.

Эрих тотчас вызвался проверить состояние телефонного кабеля. Вместе с группой солдат он побежал в сторону передовой. И тут заговорили русские дальнобойные пушки, им ответили немецкие минометы. Небо над головой расчерчивали всполохи, со стороны русских изредка взлетали осветительные ракеты, они давали ориентиры. Неожиданно он споткнулся и распластался на земле. За что-то зацепился. Провод? Так и есть, это провод. Чей он? Похоже, русский? Он снял каску, рукавом вытер стекавший по лицу пот. Что с ним делать? Перекусить? Он ухватился за него посильнее и потянул. Не поддается. Потянул еще сильнее и вдруг почувствовал, что на другой стороне его тоже тянут! Вероятно, метров за двадцать-тридцать, а может быть, и ближе от него находился русский телефонист и проверял свой кабель!

Шутки кончились, это война. Эрих выпустил в темноту одну автоматную очередь, за ней вторую. Потянул за провод. Теперь он поддался. Уложил? Остальное дело техники. Он взял в руку кабель и побежал в обратном направлении, к своим, проверяя, куда тянулся кабель. Каково же было его удивление, когда русский кабель привел его не к коммутатору, а прямо к штабному блиндажу, в расположение командира батальона майора Хойса! Русские подсоединили свой кабель к немецкому под носом у немецкого начальства! Где был патруль? Куда смотрели караульные?

Об этом лучше никому не рассказывать, иначе начнется расследование и многим не поздоровится, прежде всего Штроллю. Почти возле самого бункера Эрих обнаружил мотки проволоки, ржавые ножницы и кучку свежего испражнения. Оставили свои следы, русские свиньи. Эрих отсоединил русский кабель от немецкого, присоединил его к специально выделенному кабелю. Заизолировал и намотал на руку остатки русского кабеля. Это его вещественное доказательство.

Уставший Эрих дотащился до коммутатора, ввалился в блиндаж, положил на стол остатки русского кабеля и доложил Штроллю о проделанной работе. Теперь они тоже могут слушать русских. Вот только, найдется ли в батальоне хоть один человек, который знает этот варварский большевистский язык?

Когда через несколько дней в роту прибыл фронтовой корреспондент от центральной газеты «Фелькишер Беобахтер», чтобы написать отчет о боевых действиях пехотного батальона, то старший фельдфебель Браун представили ему ротного героя, связиста, ефрейтора Эриха фон Риделя, который подсоединил к секретному русскому кабелю специально выделенный немецкий телефонный кабель. Короче, солдаты взвода связи проделали разведывательную операцию, и в результате немецкие начальники могли теперь подслушивать разговоры русских начальников. Жаль, не все понимали чужой язык.

Эрих рассказывал взахлеб. Немного привирал. Без этого на фронте никак нельзя. Он же артист, вошел в роль. Корреспондент развесил уши. Эрих развивал свою теорию наступления. Окопавшиеся Иваны устроили возле лесочка свой наблюдательный пункт, но Эрих, который проверял телефонные линии, быстро их обнаружил. Наблюдательный пункт русских разбили. Но упрямцы не успокоились, стали посылать разведчиков. Те протянули свой секретный кабель, хотели подсоединить его к немецкому. Тогда было принято решение не обрывать русский кабель, а присоединить к своему, специально выделенному. Так ефрейтор фон Ридель присоединил русский кабель к немецкому. И все секреты врагов стали подслушивать. Теперь у русских одни потери. Они в страхе бросают свое имущество, оружие, вещмешки. Иваны не понимают, с какими силами имеют дело. Теперь их секреты уже не секреты. Оборону прорвать им не удастся. Значит, немецкому батальону нужно выбить противников с их плацдарма. Для этого нужны танки, танки, танки. С ними батальон в составе полка прорвет фронт русских и закрепится на новых позициях, враг будет разбит, его погонят в сторону Москвы…

Солдат вермахта Эрих фон Ридель чувствовал, что именно такой боевой настрой и нужен корреспонденту. Именно эти, эмоциональные впечатления, где русские выглядели полными идиотами, плохо соображающими на поле боя, а героями были немецкие солдаты, вызывали гордую улыбку и оживленные вопросы…

Корреспондент сделал несколько кадров – Эрих с каской на голове, с катушкой телефонного провода за плечами, с одолженным машиненпистоле МП-38 в руках. Еще для создания боевой обстановки на грудь ему повесили бинокль. А если рассказать все по правде? Если передать все, как было в действительности? Про откровенный разговор оберста Эльснера и майора Хойса, про подключенный русский кабель к немецкому, про кучку испражнения у центрального бункера и брошенные ржавые ножницы? Смех, да и только…

Когда после беседы с корреспондентом Эрих пришел в свой блиндаж, на койке лежал конверт. Вернулось его письмо для Блюмхин. Сердце охватила непонятная тревога. Так и есть, на нем стоял синий штемпель полевой почты «Feldpost» и штамп Франкфуртского-на-Одере почтамта – адресат выбыл в неизвестном направлении. Уехала в Берлин? И ему ничего не сообщила?

В тот вечер он не стал ужинать, завалился на койку, не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Итак, Блюмхен потеряна. Не хочет с ним поддерживать связь. Кто у него остается? Никого! Боже, как у солдата портится настроение, если дома у него не все в порядке…

Теперь Эриха раздражала низкая крыша блиндажа, она его просто давила, он головой ощущал ее тяжесть. Его мутило от запаха сырой могильной земли и давно немытых тел. Его раздражали три спавших рядом солдата. Ему хотелось выйти на свежий воздух, вздохнуть полной грудью и закричать: я хочу жить, мне надоела ваша война, отпустите меня домой!..

Он не знал, чем себя отвлечь. Единственное спасение – отвернуться к стенке и забыться. Вернуться к событиям мирной жизни, вспомнить, когда готовился к спектаклям, превращал себя то в философа Горацио, то в шута Труффальдино. Он был востребованный актер. И Блюмхен была с ним рядом. Любимый Франкфурт, как же ты далек от России…