Kitabı oku: «От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман», sayfa 2
Глава 4. По вере вашей…
Князь тронул коня в направлении к своего шатра, разбитого на невысоком холме, возле соснового леса. Перед шатром был накрыт походный обед. Владимир умылся водой из медного кувшина, вытер руки и приступил к трапезе. За столом с ним сидел только Вышата.
– Что, князь, сильно тебя в леске Данилка – то приложил? Болит?
– Да как-то раньше и не вспоминал, не до этого было. А сейчас побаливает вроде, – признался Владимир, потирая ушибленную часть лица.
– Холодную тряпицу положить на глаз бы надо. Сейчас пойду, принесу.
– Сиди, скажешь, пусть принесут в шатер.
– Там двух девок ромейских приволокли, ничего себе – статные бабы, может, они и принесут? – спросил его дядя.
Князь, сощурив здоровый глаз, посмотрел на дядю.
– Не до баб, Вышата. Пойду спать. К полудню разбуди. А девок, отпусти незачем им тут быть.
В шатре, на расстеленных шкурах, сон не шел к нему. Мысли были о Корсуни. «Как взять крепость? Был бы Волк здесь, сидели бы уже в городе. Ну, куда же он подевался? Случилось недоброе? Странный он какой-то. Воеводство предлагал, ни в какую. Да что там я! Базилевс ромейский предлагал к нему идти, и то отказался. Свободы, говорит, хочу, а помочь тебе, князь, помогу. Не мог Волк обмануть. Если бы не захотел помочь с Корсунью, то так бы и сказал прямо. Гордый сильно. Что же с ним случилось? Нужен он мне здесь, крепко нужен».
Владимир взял в руки Евангелие, на греческом, его он читал в свободное время. Открыл книгу наугад и прочел с начала страницы: «По вере вашей и воздастся вам». Князь вновь задумался: «Где же Жробейн? Ох, Волчьи Лапы и куда же вас занесло? А интересная все-таки книга, всякий раз новая. Если возьму Корсунь, крещусь. По вере и воздастся….. Эко, как интересно писано! Значит, верить надо? Буду верить! Возьмем Корсунь, обязательно возьмем!» С этой мыслью он поднялся со шкур и вышел из шатра.
– Как спалось, князь? – спросил дядя, стоявший рядом с пологом. В руках у него был мокрый кусок холста. – На, приложи, от самого ручья везли, холодили, уж сильно глаз заплыл у тебя.
– Ладно, давай вяжи, – согласился Владимир.
Пока тряпицу прилаживали к княжескому оку, к шатру съехались тысяцкие воеводы. Спешились и почтительно ждали окончания процедуры.
Один из прибывших повернулся к воеводе Даниилу, усмехнулся:
– Что, Данилка, бей своих, чтоб чужие боялись?
Даниил потупил взор и промолчал. Услышав, о чем речь, Владимир резко повернулся к собравшимся.
– Слушайте, мужики, как вы так можете? Вроде и на разных концах крепости стоите, а уже все знаете. Кончай зубоскалить. Лучше давайте думать, как крепость брать будем?
– Да что тут думать, князь, – откликнулся коренастый рыжебородый тысяцкий. – Крепость с налету не взять, это всем нам уже понятно. Остается только брать измором. Да, в осаде, князь, бойцы наши сидеть непривычны, все норовят через стены сигануть. Еле сдерживаем. А какие бузят сильно, недовольные, значит, ну, с теми по-свойски разбираемся. Утихомири-ваются.
– Да, беда, княже, что таких все больше и больше, – подал голос другой воевода. – Уж третий месяц тут сидим, а все без толку.
– Понимаю сам, поэтому и вас спрашиваю, что делать- то дальше будем? Есть мысли у кого толковые? Говорите, – предложил Владимир.
– Дозволь, князь, мне слово молвить, – проговорил воевода Даниил. Князь молча кивнул. – В Булгарском походе видел я, как они город у ромеев брали. Сыпали землю под стену, до самого верха. Затем по этой насыпи залезли на стену и взяли город. Городишко тот, конечно, поменьше нашего будет. А если попробовать, вдруг получится? – закончил свою речь Даниил.
– Хорошо, пусть будет так. Сыпать будем у твоей стены. Воеводы, сгоняйте всех пригодных на работу, займите всех воинов, свободных от караулов. Даниил, прикроешь их своими людьми от обстрелов и вылазок ромеев. Начнем завтра с утра. А теперь по местам. Да порядок держите. Приеду, проверю, – наказывал князь. А сам думал: «Получится, не получится, а воинов своих на полмесяца делом займу».
Вернувшись в шатер, князь устало прилег на шкуры своей лежанки, снял высохшую за время беседы повязку, прикрыл глаза и стал размышлять. Крепость нужно взять во что бы то ни стало в течение двух ближайших месяцев. Иначе осень, распутица. Не усидеть им больше у стен. Непривычны они к долгой осаде.
И мало ли что поменяется в Царьграде. Соберутся греки с силами, и его отряд, который до сих пор находится при базилевсах, в шесть тысяч копий, их не удержит. Как заявятся они под Корсунь, так и непонятно, что делать надо будет. То ли отбиваться, то ли бежать в Сурожь, а там уж и до самого Киева. Брать надо крепость, брать. Но как?
За этими мыслями настиг Владимира крепкий сон. Заглянувший в шатер дядя князя, плотнее задернул полог и молча кивнул охранникам. Двое тут же заняли свои места у входа, трое расположились по кругу, замыкая охрану княжеского шатра.
Глава5. Раненый Волк
Неяркий свет пробивался сквозь прикрытые веки. «Что это, где я?» – очнулся Волк. Память понемногу возвращалась: « Долгий путь, стрела в груди, черное перо стрелы, орел кружил надо мной. Я должен был умереть. Корсунь…. Владимир князь, старый друг… Сколько я уже здесь?
И где это- здесь? Нельзя открывать глаза. Как игра в детстве, когда сквозь ресницы смотришь, оцениваешь обстановку, а все думают, что ты еще спишь.
Оружие, меч был в моей руке, я ощущал его рукоять, нет меча. Ножи, прекрасные ножи сирийской ковки были у пояса. Надо проверить. Одежды нет, кто-то раздел и укрыл меня чем-то теплым и почти невесомым, как в детстве. Рука, моя левая рука. Сейчас попробую пошевелить пальцами, еще миг и резко встаю. Еще миг, и ищи меня в лесу или в поле. Вот сейчас, вроде готов, встаю…»
Рывок, попытка подняться— и сознание окончательно прояснилось от боли. Он услышал слова, произнесенные низким женским голосом, открыл глаза.
– И… эх! Волк варяжский и в Тавриде – Волк. Что дергаешься, все твои железки здесь. Нужны они тебе сейчас? С того света вернулся, слава богу, и туда же, воевать. Глупый, глупый Волк варяжский. Все никак не навоюешься. Слаб ты еще, рана дышит, не заживает, стрела отравлена. Охотились на тебя воины. Не степняки, серьезные люди. Твоя кровь и смерть, видать, большого золота стоили.
Бог тебя хранит, варяжья твоя душа. Зачем только, не знаю. И как земля такого злодея еще носит? Души всех убитых тобой по ночам за тобой приходят. Какую ночь не сплю, их отгоняю. – Женщина, повернувшись к Волку, с хитрой улыбкой поднесла к его губам деревянную чашу с теплым и приятно пахнущим настоем.
– Что это?
– Пей, душегуб, лекарство это, не отрава. С чего бы это мне месяц тебя выхаживать, а потом отравить? Это вам все просто. Махнул, рубанул, щелкнул тетивой лука – и нет человека. А ты его роди, вырасти, обучи. Господи! Когда же навоюются? Как дети малые, да игры их люты и кровавы.
И только сейчас Волк понял, что знахарка похожа на гречанку и говорит по-гречески, но как-то странно, не соблюдая спряжений и родов. Так могли говорить только армяне.
«Но что армянка делает в лесах и степях Тавриды? Хотя, что тут делаю я – варяг? Да, большая у ромеев страна. И все народы ее объединяет одно, самое главное, – вера в единого бога Иисуса Христа, распятого на кресте в Иудее.
Князь Владимир умен. Он понимает, что не соберет воедино русскую землю, пока каждый молится своим богам. А так и новые присоединять смысла нет. Напрасно пролитая кровь. Нужна одна мысль, одна вера, понятая и принятая каждым, кто живет даже в самом малом и дальнем уголке Руси. Без этого ни один закон, каким бы он хорошим не был, не станет исполняться, потому что не объединенные духом и верой не пойдут все к единой, даже пусть великой цели, «из-под палки».
Народы, живущие на Руси, силой в порядок не загонишь, в государство не определишь, умрут, а на своем стоять будут. Силой нельзя, значит только верой можно. А поодиночке нам всем не выжить. Богата наша земля, вольна и просторна и слишком многие приглядываются к ней, разорить ее хотят, поработить. И только необъятные и малоизведанные просторы Руси, да неразгаданная способность людей ее в минуты опасности костьми ложиться за свою землю, пока сдерживают врагов.
Надолго ли? Умен Владимир, горд, воин хороший и князь справедливый, дружинники его любят. Но сможет ли он собрать народы Руси? Не сытостью собрать, не богатством, а правдой. И если плохо и трудно, то сообща и всем миром, а если в радости и во благе, то пусть не поровну, такого не бывает, но хоть по малой толике, но чтобы справедливо и для всех. Все хорошо в князе, один изъян только есть. Не верит он сам. А как заставишь поверить остальных, коли сам не веришь? Вот и ответ на твой вопрос, Волк. А ты во что веришь? Да ни во что».
– А Бога-то просил, когда раненый в степи лежал, – услышал он голос знахарки, возившейся за большим деревянным столом.
– Да ты что, мысли мои читаешь?
– А ты как думал – шла по полю и тебя нашла? Бога ты просил оставить тебя жить. Да так просил, что в ушах звенело. Услышал Господь, послал за тобой. Ты будешь жить, северный воин, тебе суждено. Ты та буква, без которой не будет слова. И кто знает, как Богу угодно творить историю, но творит он ее человеческими руками, и без твоих рук явно не обойдется. Впрочем, некогда мне с тобой разговаривать. Дел много. За водой сходить, с живностью управиться. Лекарства приготовить. Лежи тут тихо, не вставай. Тебе еще рано подниматься.
И вышла из избы, закрыв за собой дверь.
Волк оперся на правую руку, оторвал тело от лежанки и резким движением бросил ноги на дощатый пол. Нет, надо вставать, иначе можно не встать никогда. Знахарка говорила о каких-то деньгах, уплаченных за его смерть.
А он по опыту знал – если убийцам заплатили, они будут выполнять свою кровавую работу до конца, иначе им самим не жить.
Боль в левой стороне груди резанула, в глазах помутилось, на лбу выступил пот. «Ну вот и встал, вот и славненько, хорошо поднялся, и вроде уже не так больно. Главное, удержать равновесие и не упасть», – убеждал себя Волк сделать первый шаг. Еще шаг, затем еще. До входной двери уже можно дотянуться рукой. Варяг толкнул дверь, и свежий утренний воздух защекотал ноздри. «Еще один шаг и я на улице», – подумал Волк, переступая порог. Но то ли он слишком торопился на свежий воздух, от которого закружилась голова, то ли зацепился непослушными ногами за высокий порог, отчего и рухнул, как подкошенный, ударился о землю и потерял сознание.
Очнувшись, попытался подняться, но поняв, что все его усилия тщетны, перевернулся на спину и стал разглядывать зеленые кроны вековых сосен, упирающихся в голубое небо, с неторопливо плывущими по нему причудливыми белыми облаками.
«Какое спокойное небо и как там, наверное, свободно и хорошо. Неба всем хватит, за него не надо сражаться. На небе не льется кровь. И потому оно голубое и чистое. В такой чистоте не может быть зла и боли. Там, наверное, только любовь и радость. Как когда-то в детстве. Голубое небо и счастье жить, зная…» – с этими мыслями он заснул…
Глава 6. Встреча во сне
В это же время, погрузившись в сон, Киевский князь перенесся в осаждаемый им Херсонес, где бродил по узким, мощенным диким камнем, улочкам. Жизнь в большом греческом городе кипела. Люди шли по своим делам, несли корзины с фруктами, высокие кувшины, наполненные маслами и винами, источавшими незнакомые ароматы. Устав, князь прислонился к желтой стене дома, построенного из пористого камня и увитого плющом.
Он совсем потерялся в незнакомом ему месте и не знал, куда идти и что делать дальше. Окликнуть прохожих не решался, из опасения привлечь к себе внимание и быть узнанным, хотя никто его и не замечал.
Князь ощущал себя маленьким потерянным мальчиком, заблудившимся и брошенным, совсем как в детстве, когда его первый раз привезли к великой княгине Ольге. Тогда, оказавшись в непривычно огромных для него хоромах, долго искал, бегая по комнатам, занятую делами свою грозную бабушку, и найдя и уткнувшись в подол ее сарафана, плакал от радости, а она гладила его русые волосы и ласково успокаивала.
Вдруг он отчетливо услышал голос: «Княжич, что стоишь тут, как истукан? Иди за мной. Я проведу тебя по этому городу». Владимир открыл глаза. В нескольких шагах от него стояла княгиня Ольга и пристально смотрела на внука. Затем развернулась и пошла по улице.
Как он ни старался ее догнать, боясь отстать и снова потеряться, княгиня все равно оказывалась на несколько шагов впереди. Они миновали торговую площадь, большой греческий амфитеатр и двинулись в сторону моря, которое виднелось синей полосой на горизонте.
Княгиня Ольга вела внука мимо высоких деревьев и оград, увитых виноградными лозами, по знакомым только ей улицам. Она остановилась на просторной площади перед зданием с белоснежными колоннами и позолоченными маковками куполов, увенчанными крестами. Указав на него рукой, она повернулась лицом к внуку.
«Видишь это, Владимир? Это греческий храм Бога Иисуса Христа. Здесь греки возносят хвалу Господу и проводят свои службы. Видишь этих людей? Это священники и монахи греческие. Они – хранители этой веры и носители многих знаний. Скоро это будет и твоя вера, князь. Приняв и уверовав сам, ты понесешь ее на Русь.
Вера эта сплотит русских людей и станет русской, и ты должен позаботиться об этом. И помни, греки понесут ее за тобой. Но русские никогда не станут греками, так пусть греки станут нами, неся учение Церкви Христовой, понятное для люда русского простого и списанное с греческого, но читаемое по-нашему. Тем самым и устои дедовские не порушишь, и добро и любовь средь людей наших заповедями Христовыми закрепишь. Чувства эти в сердцах людей русских с рождения заложены, поэтому вера сия найдет всходы быстрые, стремление к добру утвердит законом на земле нашей, и в мире остальном нам утвердиться позволит, опору князю даст, а народу защиту и благоденствие.
Но помни, княжич. Силу во благо применяя, не переусердствуй. Тонка грань между добром и злом, любой дурак распорядиться ей сможет, кровью вокруг себя все залив. Но это противно Богу и вере, которую ты понесешь.
И отныне, как примешь веру христианскую, любовь и мудрость будут тебе опорой, а не природная твоя вспыльчивость и гневный нрав. А для присмотра за этой бедой и для совести твоей, Бог пошлет тебе помощника и защиту от себя самого в тяжелые минуты, когда сам себя ты слышать перестанешь и во гневе к лютой несправедливости склонишься. И только та женщина, которая станет истинной княгиней и законной супругой твоей перед Господом и всем миром, будет проводником по вере Христовой, помощником верным в делах твоих.
Ибо ежели не станешь примером в вере и жизни своей, и старания свои христианские делами не докажешь, не признана будет вера Христова на Руси. А сам отвержен будешь. И труды отцов наших и жизни многих людей падут прахом. Ежели не исполнишь предначертание свое, погубишь душу свою и народ свой в веках погубишь. Но если переборешь в себе многие искушения, любовью душу наполнишь, силы свои для народа потребишь, суждено будет тебе заложить тот камень краеугольный в основу государства великого, и камень этот нерушимый держать его будет во все века.
А теперь то, о чем спросить хочешь, -продолжила княгиня Ольга. – Вон ответ мой тебе, – и она указала рукой на идущего в их сторону воина, с приметным волчьим хвостом на кончике шлема.
«Да это же Волк, как он тут оказался?» – удивился князь. Волк подошел, в пояс поклонился великой княгине и склонил голову перед князем. Владимир многое хотел узнать у старого товарища, но пока не решался. Перевел взгляд на княгиню Ольгу. Она, указав на золотые купола христианского храма, обратилась к князю и его другу: « Видите золотые купола с крестами на них? Так вот знайте, каждый идет своей дорогой к вере, добру и правде, извилиста она, тяжела ваша ноша, но посильна для каждого из вас. И чтобы не заблудиться, вот вам ориентир: где бы на той дороге вы не были, вместе ли, порознь, идите на этот свет – свет золотых куполов христианских. Для этого и золотят их, чтобы издалека видно было. Добром и любовью они осветят вам путь и приведут к нужной цели.
А напоследок хочу сказать вам, как отличить худое от доброго, веру истинную от мнимой. Там, где есть Бог, не может быть насилия над волей и разумом человеческим. Бог всем дает свободу выбора, и потому человек волен в своих решениях. Там, где есть насилие над волей и разумом, через искушение и посулы, там не может быть Бога. И помните, тот, кто сам волен принимать решения и делать свой выбор, будет и держать за него ответ. А теперь идите, Корсунь вашими трудами падет».
Княгиня исчезла, растворясь в воздухе. Друзья переглянулись.
– Жробейн, старый друг, я до сих пор сплю?
– Наверно, князь, я ведь тоже уснул, а потом вдруг здесь очутился. А наяву я раненый лежу в избе знахарки, от Корсуни на расстоянии одного конного перехода.
– Что случилось с тобой?
– Подстрелили меня, князь. На переходе подстрелили отравленной стрелой. Ждали меня на пути в город. И тебя с войском уже в самой Корсуни ждали. Успели приготовиться к осаде, наверное, туго тебе там приходится. Предательство, княже. Предательство у тебя в самом Киеве. Купились на золото ромейское, супостаты, жизни сладкой захотели, а может и власти большей, кто его знает
– Вот то-то и оно. Знать бы – кто? Ведь пока не пойман – не вор. Ну да ладно, разберемся и с этим. А нам, видать, Волк, пора с тобой просыпаться…
Глава 7. Херсонес. Положение становится сложным
Очнувшись, стратиг Херсонеса открыл глаза, ощупал голову, тронул повязку. Голова еще побаливала и кружилась. Рядом с широкой кроватью стратига спала на кушетке его восемнадцатилетняя дочь. Девушка, видно, просидела всю ночь у постели раненого отца и под утро заснула. За полог кровати стратига пробивалось утреннее солнце, светившее в проем окна. Со двора доносились голоса челяди. «Бедный ребенок, – глянул на дочь стратиг, – дежурила подле меня всю ночь. Господи, но как же она красива». Черные шелковистые длинные волосы разметались по подушке. Правильные, словно точеные резцом мастера, черты лица сейчас были спокойны. Легкое платье, повязанное лентой у груди, подчеркивало идеальную фигуру девушки.
Стратиг поднялся с кровати, и тихо ступая босыми ногами по мозаичному полу спальни, почти крадучись, чтобы не потревожить дочь, скользнул в ванную комнату. С большого медного зеркала, висевшего над мраморной раковиной, на него смотрело лицо явно больного, давно не бритого человека, разменявшего на своем жизненном веку за четвертый десяток.
Из -под повязки на лбу клоками торчали спутанные волосы. «Да, видно хорошо меня приложили, – подумал Андроник, проводя рукой по заросшей щетиной щеке. -Сколько же я пролежал? Ну, сколько бы не было, а город пока стоит. А мне уже хватит валяться. Пора возвращаться к делам».
С этими мыслями, сняв повязку, он начал поливать себя прохладной водой из ковша, черпая ее из медного сосуда с широким горлом, стоявшего неподалеку. Увлекшись этим занятием, он не услышал, как подошла разбуженная шумом воды дочь.
– Ты встал, отец? Как себя чувствуешь? А я все, как всегда проспала, – сказала она с улыбкой.
– Все в порядке, Марина, я уже на ногах. А ты иди, к себе в комнату отдыхай, ты же всю ночь не спала, – не отрываясь от умывания, ответил стратиг, глядя на дочь в зеркало. Услышав его слова, с радостным криком :
«Мама, мама, отец проснулся!» – она выбежала из комнаты.
Стратиг уже неторопливо одевался, когда к нему вошла его жена, красивая, статная женщина, лет под сорок, с такими же, как у дочери черными прямыми волосами, и большими голубыми глазами. Она ласково улыбнулась мужу.
– Слава богу, тебе лучше. А то мы с дочкой уже не знали, что делать. Почти две недели ты пролежал с того дня, как тебя ранили. Лекарей вызывали, священники были, соборовали тебя. Но все бесполезно. Хорошо, хоть Иоанн всех разогнал и потребовал тебя не будить, пока сам не проснешься. Только водой поили тебя, и то во сне. Попьешь, и спишь дальше. Такого с дочкой страха натерпелись, пока ты спал!
– Ну да ладно, со страхами – то. Почта из Константинополя была? Прилетал голубь? – спросил он жену, поднимаясь со стула и прилаживая к поясу меч.
– Да, была. Два дня назад голубь вернулся.
– Иди дорогая, поцелуй меня и затем принеси мне почтовый свиток. А по дороге, дай распоряжение слугам, пусть накроют завтрак на террасе. Я очень голоден. Заодно отправь кого-нибудь за начальником тайной стражи и Иоанном.
Жена подошла, коснулась губами его щеки, на несколько секунд, прильнула к мужу, и быстрыми шагами вышла из комнаты выполнять его просьбу.
Стратиг двинулся вслед за ней, пересек обеденный зал, прошел по широкому коридору в направлении выхода из дома к летней террасе. Спустившись по мраморным ступеням, оказался в той части двора, которую ограждали круглые колонны из желтого камня, поддерживающие навес.
Слуги, накрывавшие на столике с мраморной столешницей завтрак, почтительно замерли, ожидая приказаний от своего хозяина. Он махнул рукой, и один из слуг быстро поднес мягкий топчан с высокой спинкой, поставил его у стола и почтительно отошел в сторону.
Стратиг полулежа разместился на топчане, посматривая на расторопно сервирующую стол прислугу. На террасу, со стороны двора поднялась его жена и резко хлопнула в ладоши. Слуги моментально исчезли. Затем из складок своего платья достала свиток и протянула его мужу.
Андроник поднес развернутый лист к глазам, но прочесть написанный мелким шрифтом текст не смог. Строчки сливались и никак не хотели подчиняться. После полученного удара по голове, стратиг стал хуже видеть. Протянув свиток жене, он попросил:
– Прочитай, пожалуйста, дорогая, все равно секрета тут уже для тебя нет. Печать сломана – ты его уже читала.
Покраснев, она взяла свиток и начала читать мужу вслух. Текст был короткий. Старый приятель стратига, патрикий Василий, сообщал ему, что подмоги для Херсонеса не предвидится, в связи с тем, что положение правящих базилевсов Василия и Константина пока еще не прочно. А у стен Константинополя до сей поры находится большой отряд русских варваров, оказавших по просьбе императоров помощь в усмирении внутреннего мятежа. За что в свою очередь, базилевсы обещали кагану варваров Владимиру Киевскому в жены свою сестру Анну. Но якобы поддавшись на уговоры сестры, которая не хотела уезжать в далекую языческую страну, обещание свое так и не сдержали. Что и вызвало недовольство русских и стало причиной похода Владимира на Херсонес. В конце послания Василий рекомендовал Андронику держаться и не сдавать город, дабы не подвергнуться мести русских за обман базилевсов. И что за время длительной осады все еще может и измениться в пользу осажденного Херсонеса.
Жена стратига закончила чтение и отдала мужу свиток. Стратиг приподнялся на кушетке и поманил стоявшего за границей террасы слугу. Он попросил его принести ему зажженную свечу. Скоро свеча стояла на столе в бронзовом подсвечнике, а в серебряной тарелке рядом с ней догорал свиток, доставленный голубиной почтой.
Стратиг, пристально глядя в лицо жены, произнес:
– Кассандра, этого письма не было. Надеюсь, ты не успела о нем кому-нибудь рассказать?
– Только Иоанну, но он твой друг, – потупив взор, ответила ему жена.
Стратиг, тяжело вздохнул:
– Ну, это еще не так страшно. Но больше никому. А теперь давай есть, пока народ не собрался.
Как только он закончил трапезу и откинулся на спинку топчана, к нему поспешил слуга с водой в серебряной чаше. Стратиг ополоснул руки в теплой воде, и вытер поданным ему льняным полотенцем. Тем временем с улицы послышался топот копыт и голоса.
Вооруженные слуги открыли ворота и во двор въехали всадники. Спешившись, они бросили слугам поводья своих коней, а двое двинулись по направлению к террасе. Стратиг поднялся со своего места навстречу гостям. Пожав руку начальнику тайной стражи и обнявшись с центурионом Иоанном, он предложил прибывшим присесть. И распорядился принести вина и прохладной воды.
Очень быстро на столе появились серебряные чаши и запечатанный глиняный кувшин с вином, рядом в серебряном сосуде стояла прохладная вода. Слуга разлил вино по чашам, разбавив его водой, и удалился. Мужчины, взяв чаши в руки, отхлебнули прохладного красного виноградного вина.
Разговор начал стратиг:
– Докладывай сначала ты, начальник тайной стражи.
– Прости, стратиг, но у меня сообщения только для тебя.
Центурион Иоанн демонстративно поднялся со своего места.
– Сядь на место, центурион, – остановил его стратиг.
И вновь обратился к начальнику стражи:
– А ты говори, здесь нет чужих ушей.
Тот согласно кивнул и, неодобрительно посматривая в сторону, центуриона, начал свой доклад.
– Мы получили голубиной почтой сообщение из дворца. В нем приказ держать осаду и, подготовившись, отогнать варваров от стен вглубь Тавриды, а лодки их предать огню. С божией помощью, базилевс Константин формирует отряд для оказания помощи гарнизону Херсонеса и планирует в течение месяца лично прибыть с ним в город, чтобы совместными усилиями закончить разгром варварского кагана Владимира, а его самого пленить и доставить в Константинополь. Посему стратигу крепости Херсонес предписывается нанести варварам первичный урон и подготовить войска к переходу к наступательным действиям.
Пока письмо зачитывалось, стратиг делал вид, что внимательно слушает, думая про себя: «Господи, сплошное вранье, как его еще голубь только донес и не рухнул с неба». Глянул на невозмутимое лицо центуриона: «Молодец, все знает, а вид невозмутимый. Ох, уж это женское любопытство и длинный язык, доведут когда-нибудь до беды».
Начальник тайной стражи закончил читать послание и перевел вопросительный взгляд на стратига.
– А кто подписал, скажи, пожалуйста? – задал вопрос Андроник.
– Собственноручно печать приложил базилевс Константин, – было ему ответом.
– Ну, хорошо, будем собирать силы и готовиться к нанесению варварам первого удара под стенами крепости. Ударим, а там и помощь должна подоспеть. Неделя тебе на подготовку передового отряда. Понял меня центурион? Теперь прошу наполнить ваши чаши этим вином и выпить за здоровье базилевсов, всегда готовых прийти в трудный час на помощь своим подданным, – произнес стратиг, поднимая свою чашу, предупредительно наполненную центурионом Иоанном.
– За базилевсов! – провозгласил стратиг.
– За базилевсов! – повторили присутствующие бодрыми голосами.
Все собравшиеся за столом отпили из своих чаш.
– Ну что же, завершим наш совет, – продолжал стратиг. – Тебя, начальник стражи, прошу быть свободным, а нам с центурионом еще нужно обсудить некоторые вопросы чисто военного характера. Начальник тайной стражи не замедлил с уходом, вышел с террасы во двор, запрыгнул на своего коня и выехал в широко распахнутые ворота, в сопровождении охраны.
Центурион Иоанн подсел поближе к своему командиру.
– Что будем делать?
И центурион, и стратиг прекрасно понимали, что выполнять приказ базилевса придется. И что помощи из Константинополя они не получат.
Базилевс Константин в империи не играл никакой весомой роли, фактически передав всю военную и политическую власть в руки своего брата Василия II. И поэтому на подпись и рассмотрение ему приносили либо ничего не значащие бумаги, либо те, под которыми по тем или иным причинам Василий не хотел ставить свою печать. Сейчас был именно тот случай.
– Мало того, что они не пришлют нам помощь, так еще и толкают нас на самоубийственные действия. Атаки на варваров приведут лишь к людским потерям, снизят боевой дух гарнизона. И в случае неудачи дадут русским шанс ворваться на наших спинах в город. Совсем они там, у себя в столице, последнего ума лишились? – позволил себе возмутиться Иоанн.
– Да нет, центурион. Это просто писал тот, кто ничего не соображает в военном деле, а тот, кто поставил под всем этим свою печать, так до конца не понял сам, под чем подписывается. Результат всего может быть для нас очень плачевным. Не выполнить приказ императора я не могу. И если в течение недели мы с тобой не предпримем конкретных действий, уйдет донос императорам об измене. А дальше сам знаешь, что будет. Разбираться никто не станет, – ответил ему стратиг.
– Да, командир, положение сложное. Выходит, мы с тобой должны отправить на верную гибель, под стены города, треть наших людей, только для того, чтобы угодить идиотам в Константинополе?
Стратиг выразительно глянул на центуриона и приглушенным голосом произнес:
– Ты вообще-то потише говори, даже в моем собственном доме у стен могут быть уши. А насчет идиотов, ты не прав. Такая политика в империи уже давно. Я видел Константина. На идиота он не похож. Просто так задумано, чтобы свои промахи всегда было можно на кого-то списать. А заслуги присвоить себе. Византия уже не раз проходила двоевластие. За этим всегда скрывался кто-то умный и хитрый, тот, кто из этой ситуации извлекал для себя максимальную пользу, оставаясь невидимым для всех остальных. Ничего нового пока никто не придумал. Ну, хватит об этом, а то уже и так наговорили достаточно. Давай лучше подумаем, как будем выкручиваться.
– Я предлагаю за неделю подготовить до пятисот человек из городского ополчения, дополнительно придав им сто моих воинов. И всей этой группой ударить по русским под утро, со стороны западных ворот. Воинов поведу я сам. Если уже терять людей, так с толком. Вблизи стен, в случае отступления, нас прикроют лучники, на более дальней дистанции баллисты и катапульты отсекут преследующих. Если удача улыбнется, и мы застанем варваров врасплох, сомнем и погоним в сторону от города, то возможно удастся захватить или убить их кагана Владимира. Тогда и конец осаде.
В случае неудачи, будем отходить к воротам. Если увидишь, что русские прорываются вслед за нами, просто закроешь их, а те, кто останутся снаружи, будут умирать под стенами. Другого выхода я не вижу, – изложил свои мысли центурион.
– Я тоже не вижу другого выхода. С планом согласен, однако не вижу смысла тебе в этом участвовать самому. Ты мне нужен в городе, – рассудил стратиг.
– Кроме меня ставить во главе отряда некого. Остальные центурионы не имеют такого боевого опыта. Без толку людей положат.
– Давай, Иоанн, пока закончим про дела, а то уже и голова разболелась. Расскажи лучше, что тут в городе творилось, пока я лежал без памяти, -попросил его стратиг, подливая в чаши вино. Они сидели еще долго за неторопливой беседой, попивая разбавленное вино, пока солнце не стало клониться к закату, и не загудел колокол на соборе, собирая прихожан на вечернюю службу.
На террасу вышли жена и дочь стратига. Марина приветливо поздоровалась с Иоанном и спросила отца, пойдет ли он с ними на вечернюю службу?
