Kitabı oku: «6748», sayfa 27
– И стоило идти с Белого острова сюда на реку Итиль, чтобы найти Илая с берегов Евфрата. Евфрат немного в другой стороне,– ответил Абу али Хусейн.
– Откуда ты знаешь, что мой остров называют белым? – спросил удивленный Эркин – хан.
– У Цезаря прочел,– ответил Абу Али.
– У кого?
–У Гая Юлия.
–У кого, Какого Гая ??
– Одного из двенадцати Цезарей правителей Рима,– пояснил Абу Али.
– Мы не знакомы с ним, – ответил гордо Эркин-хан.
–Мы осведомлены и об этом тоже,– сказал Абу Али.
– Я иду, мои люди осмотрят твой неф, – угрожающе сказал Эркин – хан.
– Я вижу, что тебе бесполезно что-либо говорить, но я скажу еще раз, не делай этого,– ответил Абу Али.
В ответ на призыв не совершать ошибку, Эркин-хан лишь взмахнул рукой в сторону расшивы и десять вооруженных мужей, одетых в черные одежды, молча пошли на расшиву. Двигались они: грациозно, плавно почти бесшумно, но в их походке скрывалась смертельная угроза все тем, кто осмелился бы встать у них на пути.
Увидя движение десятка в сторону расшивы Бильге – хан обомлел от самоуверенности посла. По закону он должен был всячески помогать любому, кто предъявил бы ему тамгу-пайзцу. Взмах его руки и его сотня двинулась бы на расшиву, попутно разоружая посла. Но Бильге был так поражен, что стоял в растерянности, опустив руки. Его сотня стояла так же молча, наблюдала за десятком в черных одеждах, осмелившихся нарушить Ясу. Десяток воспользовавшись всеобщим замешательством меж тем, молча вошел под полог. Эркин – хан, что бы рассмотреть как его люди исполняют его приказ, подошел к сходнями почти в плотную. Он вытянул шею, всматриваясь под полог расшивы. Глядя на него половина сотни Бильге хана и Кулун бек на лошадке с двумя уланами, подошли вплотную к сходням. Все молчали. Когда молчание и ожидание стали невыносимыми и самые нетерпеливые уже пытались взойти на сходни, голос с расшивы объявил,
–Не жди напрасно своих убийц Эркин хан, и ты третий исмаилитский Даи159 посланный самим Старцем Ала ад-дин Муххамадом для убийств, не жди их. Они пришли к тому чему стремились. Они мертвы и волны великой реки Итиль уже несут их в небытие.
Все стоящие на берегу посмотрели на реку, там по течению, словно грязные чернильные пятна, медленно плыли десять тел в черном. Эркин хан и тот, кого Абу Али назвал третьим Исмаилитским Даи, с удивлением смотрели в сторону расшивы. Десяток обученных убийц, каждый из которых стоил десятка воинов, сгинули беззвучно под пологом расшивы. Быстрота, с которой было совершенно десять убийств, заставили Эркин-хана призадуматься. У него в услужении теперь оставалось только три воина – убийцы, а его задание так и не было выполнено. Посольство, отправленное монголами с Евфрата в поисках друзей, было еще им не найдено, и не уничтожено. Кроме того не был исполнен его личный обет, данный им святому Георгию, согласно, которому безродный Илая – посол монгол должен был быть убит за неравный брак с дамой королевских кровей, чью красоту воспевали все трубадуры Гиени. Страх не выполнить свой обет заставил его отойти от сходен. Его же спутник тот, кого назвали третьим, остался на месте, его лицо побелело, а губы задрожали от гнева.
Срываясь на крик, он произнес,
– Я узнал тебя Аршакид, как не скрывайся под пологом, ты не уйдешь от меня.
– Я тоже узнал тебя, но имя твоего предка я не знаю, и никто не знает, а ты не помнишь. Вы живете ненавистью к людям и отрекаетесь от всего людского ради службы своему старцу. Вы не любите жизнь. И я не ухожу, напротив я жду тебя здесь на палубе. Поднимайся, прогуляемся, в знак своих честных намерений я подниму полог.
С последними словами Абу Али, полог дрогнул и поднялся наверх. Всем стоящим на берегу стала видна палуба и десять лежащих гребцов, смотрящих, немигающими глазами в небо.
–Вот плата за неповиновение вали старца,– прокричал третий.
– Нет, это плата за жизнь, которую они любили. Они не пожалели себя, ради любви к жизни, а не к старцу, но ты не поймешь этого, как не понимаешь красоту женщины и любовь, Я пониманию так жить как ты нельзя, смерть для тебя счастье. Ну, иди смелее, меч Рустама еще хорошо лежит в моей руке. Иди не бойся, я убью тебя быстро под музыку.
С этими словами Абу Али вытащил из коричневых ножен клинок. Перекрестие меча было украшено тонкой вязью, среди которой угадывалась надпись на греческом, Рустем Шах. Его противник не заставил долго ждать, но его оружие выглядело странным, два урака160 на удлиненных ручках. Издали Третий был похож на богомола, медленно готовящегося поймать добычу.
–Смешно,– сказал Абу Али, потом он взмахнул рукой, и музыканты на дойре отбили дробь. Третий, взойдя на палубу, сразу выбросил вперед руки, два лезвия со свистом рассекли воздух возле плеча Абу Али.
–Ну, что ж ты первый нанес удар, и я тебе отвечу. Сказав это, он безбоязненно повернулся спиной к противнику, опустил меч вниз, и, прислушавшись к ритму, отбиваемому на дойре, он медленно поднял меч вверх над головой, и одновременно поворачиваясь к противнику, стоящему наизготовку. Потом, с первым громким ударом дойры, он резко опустил меч вниз и потом снова повел его наверх, словно рисовал букву «Х» на большом холсте. Абу Али нарисовал букву два раза, на третий богомол опустился на колени с проломленной головой, а Абу Али по инерции прошел ещё три шага. Потом он воткнул меч в настил и сказал,
–Шершень всегда отобедает богомолом.
Все молчали, не зная, что сказать и, что делать. Монголы был поражены, они не привыкли к такому. То, что они увидели, не укладывалось у них в головах. Два батыра подрались не из-за скота или же невесты. И подрались батыры до смерти. Но не до той случайной смерти, которая всегда подстерегает батыра в бою, а именно до той смерти, что была холоднокровным убийством, и не приносило чести воинам. Хотя батыры и дрались один на один, но что-то мешало им всем признать этот бой праведным. Первым опомнился Эркин – хан, увидя бесславный конец своих людей на расшиве, он принял решение проникнуть на расшиву другим путем, через неф стоящий недалеко в шагах шестидесяти от расшивы. Он прокричал.
– Вот божий суд не пускает вашего хана на расшиву потому, что великий хан дал тамгу этому сотнику. А наш хан не понял этого, потому что был, околдовал шаманом, сидящим на соседнем судне. Нам надо снять чары с Бильге – хана и произвести божий суд с шаманом.
Бильге не успел сказать, ни слова на эту ложь, как две пары рук крепко взяли его и скрутили, а вынырнувшие из-под его уланов хранители Ясы закивали головами и продолжили, как будто раньше сговорившись.
–Мы не увидели сами его наваждение. Он монгол, а детей бьёт. Его околдовали. Мы направим десять улан к этому дому на реке, и путь шаман выставит своих, и как решит Тенгре, так и будет.
Прокричав эту несуразицу вся пятёрка, Эркин хан его два оставшихся в живых ассасина, и два хранителя ясы чуть не бегом отправились к кораблику сиротливо стоящему у берега. Сотня, видя движение, повинуясь стадному инстинкту, пошла вслед за хранителями. Бильге вели последним, опасаясь, что шаман нашлет на хана помутнение и тот опять может наброситься на ребенка с нагайкой.
Вся утренняя трагедия осталась, по большей части, вне зрения наших друзей. Утром, они, как обычно совершали богослужение, шум доносившейся из лагеря вновь прибывшего хана, их не беспокоил, прожив среди Орды, они так привыкли к порядку, что и предположить не могли, что подобное могло бы случиться. От службы их отвлекла Эля, выйдя из своей каюты, и молча показав на тела одетые в черные одежды медленно проплывающие мимо.
Вася первым сказал, – Надо тамги с бурдюков срезать, а не успеем, то нам могут и головы оторвать. Не произнося ни слова, троица разом исчезла в трюме ладьи, минуты через три Арсений вышел на свет божий к алтарю и продолжил службу. Сделал он это по совету многоопытного Василия, который сказал, что пока идет служба монголы на ладью не сунуться, ибо уважают чужих богов. Таким образом, можно выиграть время.
Эля обеспокоенная увиденным вначале, наблюдая своевременные действия своих друзей, направленные на сохранения хабара, быстро успокоилась, и вернулась к себе. В это время ладью немного развернуло, и она смогла в окно наблюдать представление Богомол и Шершень. От радости, что Богомол был убит Шершнем сразу, она захлопала в ладоши и разбудила своего мужа. В двух словах рассказав уведенное, она хотела было накормить его, но Илья попросил как можно быстрее принести ему его кафтан улана и кольчугу. Потом он сам одел на голову любимой мисюрку, хоть и хлипкую, а все-таки защиту.
– Иди, скажи Хакану, Темнику и Шаману. (Так исключительно точно, в соответствии с принятыми тогда рангами назвал Алексея, Василия и Арсения, – её муж Илья) Готовиться к Бою,– приказал ей муж.
Эля вышла и сказала Арсению,
–Илья говорит о битве. Где Вася и Леша?
– …..сейчас, – сказал Арсений. Затем он произнес «Аминь!» и стукнул в палубу особым стуком. Две головы разом показались из-под палубы,
– Чего?– спросила Лехина голова.
– Нам готовиться надо, к чему не знаю, но оружие надобно иметь тута. На палубе. – Сказал Арсений.
–А ну ладно,– сказала миролюбиво голова Василия, давая понять товарищу, что тамги все срезаны и за воровство, от монгол они не пострадают. Друзья вылезли на палубу, закрыли люки, потом повернувшись к Эле, сказали в один голос,
–Шла бы ты к мужу.
Проследив как она скроется за дверью каюты, они неспешно стали готовиться к встрече с неведомым.
Они могли бы уйти. Уйти, просто оттолкнувшись шестами от берега, и никто бы их не догнал. Но сделать этого они не посмели:
во-первых, муж Эли должен быть именно здесь встереться с руководителями похода на восток;
во вторых, уйдя, они бы подставили своего друга Абу Али;
и в третьих, они бы не продали железа.
Последняя причина могла вполне стать первой и главной. Успев в прямом смысле спрятать концы в воду, друзья спокойно стали ждать неизбежного развития событий. Одно их радовало, их друг, раскроив череп плохому человеку, а их друг мог раскроить череп только плохому человеку, остался жив и не вредим.
Первыми подошли пятеро, во главе с Эркин ханом, два старца, и двое в черных одеждах. Остальная часть Орды шла довольно медленно, переговариваясь между собой. Уланы окружили Бильге хана и, глядя ему в глаза пытались, определить, не врет ли им Эркин – хан, про наваждение. Не дожидаясь отставших Эркин – хан прокричал на ладью.
– Ты шаман околдовал нашего Бильге-хана, выходи на суд.
– …..да, да,…– вторили ему хранители ясы.
–У нас нет, шаманов здесь, и мы не можем колдовать против тебя, поэтому выстави своих людей против наших, что бы было справедливо. И если твои люди победят, то это не ты не посылал наваждение на Бильге, ибо Тенгре всегда на стороне правды. Тогда мы уйдем от тебя,– продолжал Эркин хан.
Он хотел, чтобы монголы и «эти на ладье» передрались. И монголы потом убили бы двух этих здоровяков с ладьи. А его, два оставшихся убийцы обыскали бы ладью засветло, а вечером точнее ночью осмотрели бы расшиву, взойдя на борт с той стороны, с которой никто не ждал. Он, чувствовал себя уверенно, так как знал, что монголы не могут врать и поэтому не могут отличить, где ложь, а где, правда.
–А, Ну ладно, давай своих Батыров,– ответил спокойный голос монаха, чем обескуражил Эркин – хана. Два старца хранителя услышав утвердительный ответ, заорали в унисон, объявляя всем правила поединка.
–Драться без крови, пролитие крови, – значит смерть.
Эркин хан не успел, что-либо возразить, монголы троекратным «Ура!» подтвердили согласие с правилами.
Он успел сделать лишь одно, прокричать всем,
–Драться надо один к пяти, так как шаман, сильно силён, может наградить своих людей силой пятерых.
И опять троекратное «Ура!» подтвердило это правило.
–Ну что братики окропим песок красненьким,– сказал Алексей, когда ему доходчиво растолковали правила боя.
–Мы можем выбрать место? – Спросил Василий у хранителей ясы.
– Да,– ответили старцы.
–Вот тут, возле воды, – сказал Василий,
–Да, – подтвердили старцы-хранители.
Эркин – хан ликовал, эти безумцы выбрали место, где стоять нельзя, там везде была сколькая глина. Он упустил одно, Вася и Леха – новгородцы, и каждую зиму на скользком Волховском или Гзеньском льду161 успешно били морды и квасили носы Посадским отрокам.
Друзья разделись, оставив на себе только кожаные порты, обрезав их предварительно на два запястья выше колен. Монголы одобрили их наряд. Сам они оделись так же, только толстые пояса отличали их наряд от наряда ушкуйников. Старцы-хранители, посовещавшись о чем то, сказали друзьям.
–Вот возьмите пояса и покрепче их затяните. Пояса прикроют живот, тогда удары будут не такими болезненными.
Леха с Василием удивленно переглянулись, но поклонясь старикам за совет, выбрали себе по поясу. Сразу два монгола помогли им надеть их, и затянут потуже.
Друзья думали, что здесь есть подвох или хитрость, но ничего не нашли, пояса действительно помогали сдерживать удары в живот. О чем друзья удостоверились ткнув друг дружку локтем в под дых.
Перекрестившись и отдав нательные кресты и ладанки-энколпионы Арсению, они легко спрыгнули с высокого бората ладьи на песок. Монгольские батыры в это время исполняли танец орла для разминки.
Вот старик хранитель взмахнул черным флажком и борьба началась.
Сразу стало видно различие между бойцами. Леха – наследник олимпийских борцов вел борьбу по всем правилам, совершая отчетливые броски отточенные временем. Он боролся тем, что мы сейчас понимаем под классической борьбой. Василий же был близок к стилю, который позже назовут славяно-горицкой борьбой. То есть помимо захватов и бросков он еще умудрялся и ногой поддать, и рукой ткнуть так, что противник опускался на колено задыхаясь.
– Не совсем честно, – как говорил Алексей,
–Зато действенно, – поправлял друга Василий.
Монгольские батыры боролись, так как их предки и точно также как и по сей день, монгольские юноши борются на праздниках. Так на клочке скользком от тины и глины сошлись три борьбы классическая, славянская и н монгольская. Вот Алексей, полусогнувшись стоя на месте, неожиданным выпадом, крепко схватил за запястья монгольского батыра, который неосмотрительно чуть подался вперед более чем все остальные в его пятерке. Затем Алексей резко дернул его к себе, затем ловко подхватил его за пояс, приподнял и бросил через себя. Батыр с шумом упал вводу, поднимая тучи брызг, а так как глубина была все-таки достаточная, и на то чтобы выбраться на берег ему понадобилась около десяти мнут. Правда Алексей после броска отступал сильно и останавливался уже возле кромки воды. В это время Василий оставался один против четырех. И один всем своим весом наваливался на оставшуюся четверку, стараясь то коленом, то локтем подставиться так, чтобы монгольские бойцы кто животом, а кто и боком натыкались на эти преграды и получали, если не увечья, то небольшие, но досадно ноющие синяки. Потом Алексей подходил ближе и опять выдёргивал кого-то и бросал, а остававшуюся троицу Василий уже старался смешать с песком, пока не подошла следующая пятёрка.
Монголы же в сою очередь старались изо всех сил пригнуть к земля, ну хотя бы на одно колено двоих этих улан. А Васька с Лехой всеми силами старались как можно подальше и повыше откинуть противника, что бы ему было тяжелее вставать. У них это получалось. Монголы не привычные к борьбе на скользком с трудом держались на ногах и не могли провести ни один из известных им приемов. Но друзьям было тяжело, монголы давили их массой, и скоро усталость дала о себе знать. Впрочем, с двух сторон. Монголам надоело вставать из грязи, а Василию и Алексею очень сильно надело их бросать. Монголы, обхватив за плечи, друг друга и образовав две линии, пошли на последний бросок. Друзья, видя это также обнялись, и чтобы не упасть от напора батыров, сами пригнув головы, вышли к ним навстречу они с натугой оттолкнулись от скользкой глины, и остановились, ибо ни у кого не было сил двигаться вперед. Они долго стояли, сопя и кряхтя от натуги, пот струился ручьями, но все что добились друг от друга противоборствующие стороны так это то, что они все разом опустились на одно колено
Вдруг монголы ослабили натиск, и отошли, а наши друзья как стояли, так и остались стоять, опершись на колено. Сил встать у них уже не было. Монголы, видя это, сами уставшие не меньше опираясь друг на друга встали, из десяти трое. Глубоко дыша, они готовились к последнему броску.
–Вот и все, прости меня Леха, – сказал Василий, вытирая пот свободной рукой,
–И ты, тоже прости и глаз мне вытри, а то я боюсь руку поднять, упаду, – ответил Алексей.
Но пред последней атакой случилось неожиданное. Кулун бек – мальчик, вскочил на седло своего коня и, перепрыгнув через голову, стоявшего впереди него улана, стрелой помчался к двум стоящим друзьям, по ходу снимая с себя свой синий халатик и желтый пояс. Подбежав к ним, он ловко набросил халат на головы друзей, а поясом привязал свою руку к руке Алексея, потом он прокричал
–Ман Анда.!– И топнул ножкой в красном сапожке. Услышав это, воины молча встали на одно колено, приклонив головы. Бой был окончен. Кулун бек встал на защиту двух батыров. Объявив их своими кровными братьями. Теперь все враги Васи и Алексея – враги Кулун бека, а все его друзья их друзья. Для монгол такая дружба была святой. Именно Анда Темучина помогли стать ему Чингизханом. В знак одобрения выбора Кулун бека. они три раза прокричали, – «Ура» !
Несколько улан подошли к друзьям и бережно под руки повели их к воде умыться, по пути обсуждая наиболее интересные моменты битвы. И восхищаясь умением друзей биться, как бы невзначай просили у многосильных Батыров и особенно у Неуёмного богатура Василия, побороться с ними, так им понравился его стиль.
Так обсуждая увиденное, вся орда сдвинулась далее вниз по реке, где вода была чище, напротив ладьи остались Эркин хан и его двое убийц, а так же Бильге со связанными руками в обществе двух хранителей Ясы. Хранители ясы к слову мирно подремывали, как только кончился суд Тенгре, они сразу же заснули. Эркин хан видя, что рядом никого нет кроме двух калек и одного стреноженного Чингизида, указал двум своим ассасинам на ладью, где в одиночестве стоял Арсений подле мачты.
Две черные тени неслышно двинулись к сходням. Бильге увидев это прокричал вслед Орде.
–Назад! Сюда!! Назад!
Но на его крик никто не обратил внимания, в этом сыграла роль выучка монгольского войска. Во время битвы монголы были приучены подчиняться приказам, отдаваемым с помощью флажков, а не голоса. От злости он стал прыгать на месте и ругаться.
Ассасины поднялись по мосткам так ловко, что мостки не скрипнули, и казалось, что не прогибались под их весом. Арсений, вдруг оставшийся один на корабле, подошел к борту и, глядя на приближающихся убийц сказал,
–Вы не пройдёте! Отзови своих псов франк.
–Нет я пройду, я найду их! во имя девы Марии, -ответил Эркин хан.
–И убьёшь их тоже именем матери Божьей? Спросил Арсений.
–Вот сейчас ты это и узнаешь,-сказал Эркин.
Убийцы уже подошли к борту кораблика, когда на их пути встал монах. Они не приняли его во внимание, что он сможет сделать с ними? Один на один, человек давший обет не убивать с двумя убийцами? Они вошли на палубу, слегка оттолкнув его к мачте, но дальше они не сделали ни шага, Арсений обхватил их за пояс и, прижав к себе, понёс обратно к сходням. Два кинжала молниеносно пронзили грудь монаха, Арсений лишь охнул, но не отпустил их. Подойдя к краю борта, Арсений со словами,
– Прости мя раба твоего,– шагнул вперед.
Вода с громким всплеском приняла их и медленно урча, затянула тела в водоворот.
Бильге хан молча стоял пораженный силой духа шамана, Эркин – хан, недолго думая бегом побежал по сходням, наверх на ладью, на ходу вытаскивая из ножен испанский кинжал – стилет. Он остановился возле мачты, прислушиваясь.
Эля с мужем все время пока проходил суд, и драма с Арсением, вынуждено наблюдали за происходящим, мучительно переживая собственное бессилие. Илья военный понимая, что с его силами и силами его жены они могут только помешать, но, тем не менее, так хотел быть рядом со своими друзьями. Эля одетая, по повелению мужа, в кольчужку и мисюрку сделанную в граде Москве, что на Кучковом поле, молча смотрела на происходящее. Она переживала за мужа. Если он переволнуется, то все лечение пойдет прахом. И она, она, не переживёт его ни на один день. От этих мыслей она беззвучно плакала, глотая соленые горькие слезы. Когда она увидела, что борьба окончилась и все живы, она улыбнулась и подошла к двери, в оконце которой она увидела, как принял смерть Арсений. Беззвучно чтобы не отвлекать мужа она вытащили из ножен свой небольшой меч, и встала возле двери. Луч солнца золотого падал на мисюрку, освещая иконку Спаса.
Эркин хан остался один, и теперь ему нельзя было ошибиться, но время у него было предостаточно. Орда, оставив своего хана, громко обсуждала свои дела и намерения, не обращая ни на что внимания. Расшива стояла в молчании, там готовили к похоронам своих товарищей вставших на пути убийц. Он внимательно изучил две двери, ведущие в два помещения ладьи, одно на носу другое на корме. Двери обе казались одинаково безжизненными, но у той двери, что была справа от него, в темном проеме, небольшого оконца сквозь его щели, играл солнечный зайчик. В другой двери его не было, там чернела пустота. Эркин-хан сделал простой, и правильный вывод за первой дверью мог прятаться воин, ибо ничто кроме начищенного доспеха не могло отбрасывать солнечные зайчики. Он демонстративно повернулся спиной к этой двери и протянул руку к другой, вроде намереваясь её открыть. В это время правая дверь открылась и невысокий, худенький воин или паж, или оруженосец с глубоким выпадом в его сторону, выскочил на палубу. Скорость и азарт нападающего были так велики, что Эркин-хану не нужно было и особо что-то делать. Он лишь обернулся в пол оборота в сторону нападавшего и выставил вперед руку со стилетом. Нападавший сам налетел на смертоносный клинок, сделанный в Толедо, для которого кольчужка не была преградой. Сверкая кончиком лезвия он вышел со спины нападавшего пронзив того насквозь. Эркин хан одобрительно хмыкнул. Тело нападавшего, разом обмякшее, висело на клинке, чтобы освободить клинок и идти дальше, он приподнял тело и оттолкнул его от себя. От толчка, голова убитого пажа, дернулась, мисюрка слетела. Ударившись об палубный настил, она со звоном два раза подпрыгнув, подкатилась к концу палубы и полетела вниз в втемную воду. Лишь иконка Спаса еще несколько мгновений была видна сквозь толщу воды, но потом и она пропала. Эркин перевёл свой взгляд с упавшей мисюрки и увидел громадные глаза цвета воды из горного ручья, Элеоноры Кристины Констанцы Екатерины де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, синьоры Ордино (виконтессы Андорры), дамы д. Альбре, Маркизы Монт де Морсан Виконтессы де Фезенсак, Хранительницы Камино (путь паломников в Сант– Яго де Компостелло), Устроительницы (кастелянши) замков Брей и Монтеро. Он упал на колени и стал мотать головой из стороны, в сторону изредка ударяя кулаком себя в грудь. Вскоре к мотанию головой прибавилось и странное мычание издаваемое убийцей. Всё произошло так быстро, что Илья только и успел, что выйти на палубу. В убийце он узнал поверженного им рыцаря на турнире в Компьени, хотя он и был одет в синий халат улана. Щемящая боль одиночества пронзило сердце Ильи. Он оперся на мачту и стал ждать. На берегу за драмой смотрел Бильге хан, он лишь цокал языком и качал головой. У него не хватало слов описать увиденное. В конце концов, он догадался, что нужно сделать, двумя точными ударами своих ног по бокам хранителей ясы он разбудил их, а молниями, летевшими из его глаз, он заставил тех быстро снять все веревки. Получив свободу, Бильге снял халат и два раза махнул им, и через мгновение десяток его улан стояли перед ним в ожидании приказа.
Бильге поставил двух улан на ладью с тем, что бы те следили, как бы чего посол с собой не сотворил. Еще два улана бережно отнесли Илью на брег, два других подложили под голову Эли седло и встали караулом у её тела. Предпоследняя двойка отправилась к батырам сообщить о гибели шамана и молодого воина. Увидя на берегу Илью Абу Али бегом спустился с расшивы, внимательно все осмотрев, он медленным шагом вернулся к своим людям и над расшивой взвился белый – траурный стяг. Зеленое знамя было бережно спущено и уложено в сундук на сорок дней траура. Воины не плакальщицы и им не пристало плакать, поэтому все оставшиеся в живых обитатели расшивы побрились наголо и посыпали головы пеплом в знак горя. Вечером Абу Али не стал созывать всех на вечерний намаз, так как молитва это счастье общения с аллахом, а в день траура счастья нет. Есть горе.
Алексей с Василем молча пришли на ладью и, переодевшись в чистое, стояли рядом с Кристей, читая молитвы.
Вдруг Василий спросил,-
–Лёшь, не грех ли, она ведь римской веры, может она не хочет отпевания по константинопольскому обряду?
–,Успокойся ты, таинство причастия у нас общее и смерть тоже. Мы правильно все делаем.
Близился вечер и Бильге приказал перенести Орду на берег и развести погребальный костер, оберегающий живых от мести духов мертвых. Хранители ясы одобрили его действия.
Костер разгорался почти бездымно, Бильге глядя на сильное пламя, хотел было уже отойти к себе в Юрту, чтобы просто побыть одному и прийти в себя от уведённого за весь этот день, как к нему подошёл Абу Али и сказал,
–Достопочтимый хан, надо послать людей за камышом, всех моих дров на всю ночь не хватит.
–Так и тете.. ты и пошили у ети, тебя еще два десятка людей есть, – ответил, заикаясь Бильге.
– Мои люди заняты достопочтимый, они роют могилы своим товарищам, Мусульманин должен быть похоронен до заката, времени у нас мало……
–И дров тоже, – вдруг произнес незнакомый голос.
Абу Али и Бильге разом повернулись в сторону говорившего. Им оказался, невесть куда пропавший день назад, десятник в выцветшим халате. Чингизид и ученый, чуть переглянувшись между собой в унисон произнесли,
– Тамга бор162!
Вместо ответа десятник, расстегнув ворот шелковой зеленой рубахи, показал им деревянную тамгу с вырезанным на ней львенком. Как только Бильге увидел грубый рисунок на дереве, он сразу упал на колени сам и с силой притянул за собой Абу Али. Упав на колени Бильге, уткнувшись носом в землю, прокричал.
– Бату прости меня твоего недостойного племянника. Я недостоин.
Абу Али, только приклонивший голову, а не уткнувшийся в землю, с интересом поднял свои глаза, на наследника славы Чингисхана.
–Я приказываю вам принести сюда всех погибших людей нашей орды и положить в костер. Так мы всех похороним и отгоним злых духов. Выполняйте,– приказание было произнесено спокойным голосом.
Абу Али встал и почтительно поклонившись, пошел к своим людям, вскоре десять тел в сванах лежало недалеко от костра. А Бильге хан, не поднимая головы на четвереньках, побежал в камыши во главе целого войска из сорока улан, резать камыши. Десять вьюков были нарублены за полчаса. Оценив объем исполнения приказа Бату взмахнул рукой в знак окончания полевых работ, Бильге хан уже стоя но, на негнущихся ногах подошел к хану.
–Чего ждёшь, твоя Орда, ты и командуй, – сказал Бату.
Бильге хотел было что-то сказать, но от волнения в его рту все пересохло и он смог прохрипеть нечленораздельное.
–У ебхат.
Бату лишь цокнул языком, выражая отрицательное отношение к способностям племянника. Потом он взмахнул рукой в сторону огня. Тотчас люди из его десятка приступили к ритуалу. Каждого убитого они трижды обносили вокруг костра, потом обвязав камышом, клали в огонь. Воре все тела были уложены костер, кинули ещё камыша, и он вспыхнул с такой силой, что стоявшие в первых рядах закрыли лица рукавами халатов, что бы те не обгорели. Как только плоть занялась, то есть стала гореть, Бату поклонился убитым, и во главе своего десятка пошел к тому месту, где под охраной сидел Илья.
–Говори, – сказал он.
– Бату, росписи путей скопированы и отправлены в Монголию-, начал было Илья.
– Не то. Главное говори. Что делать монголам? Что тебе наказал Чормаган, Коркуз?? Мне ехать надо. Война у нас в улусах.
– Там на западе друзей нет, – сказал Илья.
–Да ты прав, половцев они предали. Дальше,..
– Друзья есть на севере, Они помогли мне, привели жену.
–Да ты прав и тут. Уруские ханы хотя и глупо, но помогали половцам. Что хочешь?
– Я болен, я не проживу долго, и я не хочу жить без моей Бортэ.
–Хорошо будь, по-твоему, твои дети всегда будут сыты, и всегда будут знать кто их отец, все в великой степи, во всех улусах и Ямах окажут им подобающий почет.
Сказав это, Бату хан поклонился Илье, потом он резко повернулся и пошел обратно в сторону костра. Два улана его десятка, остались рядом с Ильёй, они бережно усадил его на землю, поддерживая за руки. Потом, когда голова больного, немного наклонилась, один из Улан сильным ударом палицы преломил шейные позвонки Ильи. Убедившись, что Илья мертв, они бережно понесли его к костру. Подойдя к костру, они принялись набивать одежду Ильи тростником, но Бату приостановил их. Он спросил, где та, что ждала его.
–Там на лодке, у урусов. И еще они мои анда. – ответил Кулун бек, видя, что его дядя опять стоит и молчит. Мальчишка все это время стоял в окружении четырех улан, и ему не терпелось, ну хоть что-то сделать.
–Ну вот и веди своих анда сам и носилки возьми.-сказал Бату .
Мальчик путаясь в траве пошел к ладье.
–Чего ему надо?– спросил Василий у улан, сопровождавших царевича.
–Бату послал за вами и за женой, хоронить будем.
–Кого хоронить? – уточнил Алексей.
–Её с мужем, такова воля Ильи и приказ Бату. – Ответили уланы.
–Ну, если так, то пошли, – с этими словами друзья бережно положили Элю на носилки, потом они взяли парус и укрыли её. Путь к костру был короток. Уланы поставили носилки рядом с телом Ильи. Бату с интересом посмотрел на красивое лицо Эли, потом он взмахнул рукой, воины вытащи сабли из ножен. Клинки взвились в черное небо, пламя красными зарницами играла на них. Илью положили на одни носилки с Элей и бережно поставили их на костер. Никто не решался подкинуть в костер еще связки камыша. Все стояли и молча смотрели, как огонь медленно подбирался красоте Элеоноры. Один лекарь, до конца исполнявший свой долг, принес два кувшина с душистым маслом. Он открыл их разом и как то, исхитрившись, смог облить им тела влюбленных, несмотря на огонь. Пламя на минуту отступило, потом с жутким гулом, доселе никому из присутствующих не слышанным, оно набросилось на тела и вмиг превратило их в прах.
