Kitabı oku: «Танцы на цепях 2. Уголь и Соль», sayfa 3

Я стыдилась тяги к незнакомцу, стыдилась родившегося влечения, а шуточки Ш’янта только подливали масла в огонь. Мы знали друг друга несколько дней, а я готова была провести с ним вечность. Но поняла это куда позже.

Артумиранс не пыталась меня остановить, когда дни и ночи я просиживала над картами. Когда работала без еды и сна, чтобы собрать воедино все фрагменты разрозненного рецепта, позволявшего открыть врата в нужный мир. Чего только стоило этот рецепт найти!

Но однажды и у нее назрел серьезный разговор.

Провидица зашла в комнату без стука. Знала, что прятать мне нечего. Села на край кровати, пристально наблюдала, как заполняю дневник. Я старалась не пропускать ни дня. Мир быстро менялся. Куда быстрее, чем бежали строчки чернил по бумаге. Я не хотела забыть.

Была обязана все помнить.

– Я никогда не встречала таких упрямых людей, – сказала Артумиранс. Она улыбалась – я чувствовала это по интонации.

– Это укор? Или похвала?

– А ты как думаешь?

Я ненавидела эту игру в вопросы, и Артумиранс об этом знала. Но не упускала возможности не отвечать, а вытягивать ответы.

– Ш’янт бы меня точно не похвалил.

По комнате разлился тихий смех.

– Милая, он оставил свой мир. Пришел к людям без малейшего шанса на победу, бросился в лапы Первородной, готовый перегрызть ей горло или быть убитым. Не из-за власти или силы, а из-за мести за одну единственную женщину. Он настолько упрям, что даже умереть толком не мог, а так и завис между реальностями, пока я не собрала его дух здесь, в этой самой комнате. В плане упрямства он еще даст тебе сто очков форы. Но я хотела поговорить не об этом.

Артумиранс встала и подошла к столу. Я почувствовала, как тонкие пальцы сжимают плечи. Провидица поглаживала кожу, не прикрытую ничем, кроме двух тонких бретелек белой простой майки. Успокаивала меня незатейливой лаской.

– Прошло достаточно времени. Первое потрясение отступило. И мне нужно знать, что ты настроена серьезно.

– Не поздновато ли отступать? – хмыкнула я.

– Я хочу сказать, что одного упрямства недостаточно. Если работать на нем одном, то цель скоро станет неподъемным грузом, и ты захочешь его сбросить. Люди не железные. Им нужно что-то большее.

Я поджала губы, и Артумиранс заметила этот жест в зеркале, висевшем над столом.

– Сейчас самое время поладить с собой, детка.

– Я сожалею, – ответила тихо, а провидица нахмурилась, – сожалею, что не была сильнее. Сожалею, что не заставила его взять меня с собой, что не рядом сейчас. Видит Пожинающий, Ш’янту пригодился бы лишний клинок. Сожалею, что не сказала всего, что хотелось. Мне было стыдно, Артумиранс. Я своей тяги стыдилась. Не знала его – у нас было так мало времени. Я думала лишь о том, что со мной будет, упрекала его за то, что забрал силой имя. Упрекала заслуженно, но… – я обернулась и поймала ее взгляд, – знаешь, в чем ирония? Ш’янт единственный, кому было дело. Он видел во мне живого человека. Не сразу, конечно, но увидел потом! И не относился, как к кукле или сосуду для чужой души. Проклятье, он ведь мог меня бросить, понимаешь? Отдать имя и махнуть рукой! Сбежать, куда глаза глядят, но не сделал этого. Влез между мной и Первородной. Граци со мной не согласится, но я считаю, что Ш’янт этому миру ничего не должен.

– И что же сейчас? – осторожно спросила Артумиранс.

– Я знаю, что он ждет. Я знаю. Все это не случайно. Все, что произошло с нами – не ошибка. Он мой, – я позволила себе улыбнуться, – и я приду, чтобы сказать все прямо, слышишь? Я не боюсь. Мне не стыдно больше. Но ты ведь и так это знаешь, да? Книга никогда не врет.

Провидица сжала мое плечо, пробежала пальцами по затылку.

– Книга книгой, а я должна услышать это от тебя. Чтобы в самый ответственный момент ты не сошла с выбранной тропы, обрекая меня и Граци на смерть.

Я похлопала ее по руке и вернулась к дневнику. Мне предстояло еще многое записать.

Артумиранс какое-то время наблюдала, как перо скользит по бумаге, а потом ушла, оставив меня наедине с записями. В коридоре послышались голоса. Граци вернулся домой и что-то тихо спрашивал. Стало грустно от мысли, что это последний день, проведенный под родной крышей. Завтра на рассвете мы покинем город. Кто знает, вернемся ли сюда еще, ведь все изменилось. Мир уже совсем другой. Почему-то казалось, что сбежать в другую реальность – лучшее решение.

В голове роилось столько мыслей, что не было сил все их выстроить в ряд. Хотелось просто уткнуться носом в подушку и уснуть.

Это я и сделала, поняв, что не могу больше выдавить из себя ни строчки.

Погасив лампу, я повалилась на кровать и глубоко вдохнула привычный аромат ландышей и шалфея. Где-то в самом дальнем уголке сознания трепыхалась мысль, что очень не хватает запаха жимолости.

***

Мне давно пора было отметить несколько вещей, которые всегда стоит помнить о Ш’янте.

Он импульсивен и иногда включает дурака.

Что, разумеется, всегда отрицает. Замкнутый круг.

Ему же пришлось запомнить раз и навсегда только одно.

Свободы не будет, пока смерть не разлучит нас. Меня лично это устраивало.

В первый его визит я даже не сразу почувствовала перемены. После Изнанки сны стали особенно яркими, будто я унесла частичку того мира с собой. Они полнились отголосками прошлых приключений, страхов и бед. Иногда приходили и сладкие видения, о которых я бы не рассказала ни одной живой душе. Даже собственному дневнику я не поведала всех тайн. Знала, что Артумиранс его иногда листает. Она думала, что я не замечаю.

Ш’янт принес с собой туман и сумрак. Прохладу погибшего сада, которого я никогда не видела. В этом сне солнце всегда клонилось к закату, а на земле чернел иномирский снег. Где-то в стороне маячил остов древнего замка: разрушенного и увитого высохшим виноградом.

Под высоким деревом, скрюченным и сгнившим, стояла массивная скамья.

Я подавилась дыханием, заметив знакомый силуэт. Случись эта встреча раньше, я бы задыхалась от гнева. Бесновалась бы, рвала и метала, выкрикивала проклятия, давилась яростью, обидой и глухой тоской. Полгода назад я была брошена и до глубины души оскорблена.

Я осталась одна. Иномирец как истинный эгоист принял решение за двоих.

Сейчас же перед Ш’янтом предстанет совсем другой человек. И это пугало и нервировало меня куда больше, чем его внезапное появление. Проклятие, я осталась в той же нелепой майке, в какой и легла спать! Она едва ли прикрывала бедра, и я не сомневалась, что стою красная до самых кончиков ушей. Даже во сне можно неслабо смутиться.

Я стушевалась, хотела даже отвернуться и бежать, куда глаза глядят, но сны так не работают. Мысленно обругав себя за малодушие, шагнула к скамье.

– Я скучал, – вдруг сказал он.

В горле предательски запершило, а в уголках глаз скопилась соленая, жгучая влага.

Рука потянулась к крепкому плечу, увитому знакомым узором черных лент, но сам мир будто отталкивал меня. Пальцы могли ухватить лишь пустоту.

Ш’янт походил на плотный дым, на призрачную фигуру, что может растаять от малейшего дуновения ветра.

– Иномирцы не спят. – Я могла сказать точно, что он хмурится и поджимает губы, хотя не видела лица. – В каком-то смысле, меня здесь нет.

Я обошла скамью по широкой дуге. Где уж там смущению меня удержать!

Я хотела видеть его, впиваться взглядом в черты: в высокие скулы, острый подбородок, скользить взглядом по губам, по волосам, ставшим заметно короче. Густая грива забавно топорщилась на затылке, а пряди подлиннее падали на высокий лоб, прикрывали алые глаза.

Мне было отчаянно необходимо в них заглянуть. Узнать, о чем Ш’янт думает.

Перед ним уже другая девчонка.

Граци выбил из меня последние крохи детского восторга и хрупкости, стряхнул шелуху, взвалил на себя роль отца. Я не просила, но…

Наверное, не смогла бы пожелать для себя лучшего родителя. Податливую глину Граци превратил в металл. И выковал из него все, чем я сейчас являюсь.

Запоздало пришла мысль, что я – не то, что обычно нравится мужчинам. Долговязая, совершенно лишенная девичьей грации, с крепкими руками воина, неровно обрезанными короткими волосами. Кожа давно огрубела, а из-за бесконечных тренировок на солнце покрылась загаром, отчего веснушки проступали сильнее обычного.

Наши взгляды столкнулись – и вот-вот в разные стороны полетели бы искры, подожгли высохший черный лес и весь мир вокруг. Кожа вся в мурашках, хотя иномирец даже не прикоснулся. Волосы на затылке встали дыбом, а в горле сухо, как в пустыне.

Мне было больно. Я хотела услышать вердикт. Жаждала окончательного приговора.

Что ты видишь, иномирец? Ты разочарован? Расстроен? Ты тянулся к хрупкому цветку, но его больше нет. Мне жаль, что так вышло.

Но в глазах Ш’янта отразился немой восторг. Губы дрогнули в слабой улыбке.

Локти упирались в колени, а пальцы сплелись под подбородком. Я замерла, не в силах оторвать взгляд от красивого лица.

Вообще, впервые позволила себе думать, что Ш’янт, мрак его раздери, красив. Слишком, непозволительно хорош.

Сердце бухнуло в груди, руки сами потянулись к тонкой линии рта, но снова провалились в пустоту. Метка на груди бесновалась, разливая по венам сладкий горячий яд. Меня насмешливо рассматривали из-под веера черных ресниц, а я тяжело сглотнула, и жар пробрал до самых костей. Еще чуть-чуть – и задымились бы волосы.

Я больна. Я, несомненно, больна.

– Подойди, – в голосе плескались обманчивая мягкость и терпкая горечь.

Он протянул руку, будто и правда мог дотронуться, а я подалась вперед, уперлась коленом в край скамьи. Нависла над иномирцем. Смотрела сверху вниз, пока была такая возможность. Вжалась ладонями в спинку у его плеч и почувствовала, как холод металла прошил запястья. Видела, как зрачки Ш’янта медленно заполнили радужки, как трепетали ноздри. Острый коготь коснулся изгиба шеи. Прошел насквозь, будто вспорол плоть, как бумагу, но это была лишь иллюзия. Не останавливаясь, по-хозяйски скользнул по ключицам и вниз, к вырезу майки.

Чуть сместившись, я видела, что второй рукой он мягко двигался вдоль бедра. Не касаясь, прочерчивал огненный след от колена к боку.

– О чем хотел поговорить? – выдохнула сквозь стиснутые зубы. Я могла поклясться, что еще чуть-чуть – и острые когти сдавят тело. Как никогда ясно я ощутила ту беспомощность, с которой Ш'янт жил годами, лишенный простой радости чужого прикосновения.

– Из головы вылетело, – ответил он хрипло, переместив ладонь с бока на живот. В глазах вспыхнули золотые звезды, улыбка стала привычно-искристой, но я не могла не заметить, как пульсирует жилка на виске, как чуть приоткрылись губы и из груди вырвался тяжелый вздох. Заметила, как кончик языка коснулся острого клыка. Длинного, как у хищного зверя.

Из головы вылетело? Не у тебя одного. Я точно забыла половину слов, что собиралась сказать при первой же встрече.

– Почему не приходил раньше?

– Не мог, – Ш’янт раздраженно передернул плечами. – Это не так просто, как кажется. Если бы не связь, то мы бы не разговаривали.

Я наклонилась вперед и в подробностях представила, как утыкаюсь лбом в его плечо. Душу бы продала за одно только мгновение! За единственное касание. За привычный запах, который уже давно не ощущался так остро, как раньше. Словно он медленно таял, пока мы порознь. Истончался. Отсчитывал секунды до того момента, когда я вообще перестану его чувствовать.

– Я все еще жив, – Ш’янт будто ощутил мое смятение. – И мы принадлежим друг другу, пока дышим. Никакое расстояние это не изменит.

Сердце кольнуло. Он словно слышал, о чем мы с Артумиранс говорили только что.

Он мой.

Так и есть. Мы принадлежим друг другу. Ш’янт чуть сместился и указал рукой мне за спину.

– Я хотел показать тебе кое-что.

Мир погибшего сада исчез, как и замок, и обвивавший его сухой виноград. Исчезло черное дерево и колкий холодный снег под ногами. Все затянула пелена тумана – алого, как кровь. Стало не по себе. Я пожалела, что во сне нет привычного оружия, – будто голой вышла сражаться против стаи бешеных волков.

Присутствие Ш’янта ободряло.

Он держался уверенно и спокойно, наблюдал, как реальность вокруг искажается, открывая мне картину красного густого леса. Я смотрела на него сверху вниз, буквально стоя на воздухе над верхушками переплетенных крон. Листья шумели, как могли бы шуметь стеклянные колокольчики – отчего-то я точно знала, что они стеклянные – а вдалеке темнел горный хребет.

Все это выглядело предельно… нормальным. Ничем не отличалось от любого стигая, что я видела в Рагур’ен.

– Смотри туда.

Проследив за Ш'янтом, я невольно затаила дыхание.

В небе протянулась широкая трещина. Темная, с рваными острыми краями, светившаяся лиственной зеленью. Но даже не это заставило сердце пропустить один болезненный удар.

Что-то смотрело на мир оттуда.

Что-то совершенно чужеродное, нечеловеческое и дикое. Голодный зверь, который еще недостаточно силен, чтобы рвануться в погоню за добычей, но уже присматривается, куда бы лучше вонзить острые клыки.

Я чувствовала кожей, как нечто разглядывает земли внизу.

– Оно еще спит, – проговорил Ш’янт, склонившись над моим плечом, – но это лишь вопрос времени.

Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. От привычной смешливости не осталось и следа.

– Первородная выбрала этот мир не случайно. Она ищет, как пробудить… это.

Губы сами собой растянулись в хищной усмешке. Что ни говори, а упрямство богини внушало уважение.

– Хочет новое тело? Не великовато ли будет?

– Догадливая девочка, – хохотнул иномирец. – Первородная всегда была жадной, но тут переплюнула сама себя.

– И как долго оно еще будет спать?

Лицо Ш’янта помрачнело.

– Не могу судить, но трещина быстро растет. Первородная обзавелась здесь силой и помощью. Местные твари от нее в восторге, чего нельзя сказать об отношении ко мне.

– Я приду, – сказала я и повернулась к иномирцу. Казалось, что нас разделяли считанные дюймы, а на деле – целые миры. – Приду за тобой. Ты только дождись.

– Пока есть возможность, я буду тебя навещать, – Ш’янт нахмурился, а в черной глубине зрачков плясали ураганы. И небо над головой темное, как и его глаза. Будто все вокруг – часть иномирской души, и это я – гость, которому позволили заглянуть в тайный сад. – Я хочу, чтобы ты была готова. И я сейчас не только о борьбе со злом и спасении мира говорю.

Упрямо расправила плечи, вскинула подбородок. Молилась о том, чтобы загар скрыл пылавшие от смущения щеки.

– Я буду, вот посмотришь!

Пока смерть не разлучит нас, иномирец. Так и знай!

Глава 3. Искры и пламя

То, что девушка пользуется кличкой, а не именем, меня искренне повеселило. Это было забавно, с каким бы серьезным выражением лица иномирец не обращался к несчастной «Уголек». Как ни странно, а прозвище девушке шло.

Волосы чернющие, переливчатые тугие локоны, изрядно растрепанные и спутанные после вынужденного бегства, так и просились в руку. Хотелось коснуться их и пропустить через пальцы.

Кожа белая, как молоко. Совершенно несвойственная для восточного стигая внешность – будто девушка неместная.

Иномирец – полная противоположность своей подопечной. Беловолосый, загорелый и высокий. Беспокойные золотые глаза.

Такого не обманешь. Душу вытрясет и в клочья разорвет, если потребуется. Он что-то колдовал над ногой девушки и нашептывал ободряющие слова. Зеленоватые искры скользили по коже, и каждый тихий вздох Уголька иномирец воспринимал как собственную боль. Он даже хмурился с ней синхронно, поглаживал тонкое запястье, мягко сжимал дрожащие пальцы.

«Безнадежно влюблен», – вынесла вердикт.

Взгляд Граци выражал полное согласие.

– Кто вы такие?

Голос не дрожал. Вообще, складывалось впечатление, что иномирец – хозяин положения, а мы должны отчитаться как нашкодившие дети перед нянькой. Мне нравилось, что отвага мужчину не покинула. Она ему пригодится.

– Я все объясню, только бы убраться в безопасное место. Хватай свою любовь и пошли.

Я не собиралась никого смущать, но, судя по покрасневшему от гнева лицу девушки, поняла, что все куда сложнее, чем казалось на первый взгляд. Метка под курткой слабо дернулась – будто Ш’янт следил за разговором. Оставалось только гадать, осудил бы он меня за прямолинейность или рассмеялся, глядя на вытянувшееся лицо собрата.

– Как тебя зовут, иномирец?

– Сольвэ, – ответил он. Уголек оттолкнула протянутую руку и встала сама. Обожгла меня таким взглядом, словно я только что вырезала всю ее семью.

Детка, что с тобой не так?

Граци едко усмехнулся, отчего девушка совершенно смешалась. Ничего, привыкнет. В присутствии змея даже камни чувствовали себя неуютно.

В трех милях от города было небольшое каменное укрытие. Три высоченные глыбы, соприкасавшиеся вершинами, походили на величественный шатер. Камень был гладким, мягкого желтоватого оттенка, отполированный ветрами, солнцем и песком. Из-за расположения глыб между ними можно было с легкостью развести костер, не опасаясь, что его заметят из города.

Сольвэ то и дело оглядывался и что-то высматривал. Он пытался сохранять невозмутимое выражение лица, но беспокойство то и дело прорывалось на поверхность. Уголек угрюмо молчала, думала о чем-то своем.

Граци не отставал от меня ни на шаг. Чуть наклонив голову, он заговорил тихо, чтобы чужаки не услышали.

– Хвост проблем за спиной.

– Это очевидно, – ответила я. – Из города так просто не убегают. Под покровом ночи, без оружия и припасов. Самоубийство, не иначе. Вопрос только – кого иномирец и его женщина приведут за собой.

– Уверена, что он вообще в силах нам помочь?

– Я уверена только в том, что Сольвэ – чистокровный. Таким легче прорываться сквозь миры. Артумиранс пройти не смогла, но он, возможно, сможет.

– А если нет?

– Я не хочу думать об этом сейчас, – передернула плечами и умоляюще посмотрела на Граци. Змей только кивнул.

Граци из той породы, что всегда сомневается, и единственные моменты, когда он мог рвануть вперед очертя голову – это в бою. Потому что видит Пожинающий, а Граци никогда не проигрывал. Что же касалось повседневных вещей: выбора направления, места для стоянки и прочего – змей мог впасть в состояние «все подвергну сомнению» на часы.

Путешествие в восточный стигай исключением не стало.

Я украдкой поглядывала на Сольвэ, пытаясь понять, на что он способен.

Ш’янт без оружия был так же опасен, как и с ним, но Сольвэ такого чувства не вызывал. Он был хищником, несомненно. Крепок, хорошо сложен, с совершенно идеальной осанкой. Выражение лица бесстрастное – будто он не в пустыне, далеко от дома и защитных стен, а по саду прогуливается.

Думаю, что с клинком в руке он смотрелся бы великолепно, но мог ли иномирец сражаться? Смотреться – это одно, а уметь обращаться – совсем другое. Лекарь и воин в моей голове в единое не складывались.

Уголек выглядела бесполезным мешком костей: руки тонкие, пальцы хрупкие. Девушка ни разу не держала ими ничего тяжелее десертной ложки, и я могла бы поставить на это целое состояние. Ее плечи мелко подрагивали, и стоило нам столкнуться взглядами, как кровь отливала от и без того бледного лица.

Глаза то и дело цеплялись за черный палаш на моем поясе и пару белесых шрамов, что были видны в вырезе куртки.

Впрочем, не стоило судить поспешно.

Когда добрались до камней, я вздохнула с облегчением. Завернув за одну из глыб, я увидела слабый отблеск небольшого костра. Артумиранс поддерживала крошечное пламя, не позволяя ему разрастись, подкидывала в огонь сухие травы и тонкие веточки. Вокруг вился слабый аромат шалфея.

Я внимательно наблюдала за Сольвэ и с удивлением отметила, что провидица ему хорошо знакома. В золотых глазах мелькнуло узнавание.

– Не может этого быть, – выдохнул он.

Артумиранс поднялась, закрыла книгу, что писала в свете костра. Подошла к Сольвэ мягко, казалось, даже не касаясь ступнями земли. Она подняла руки и молча попросила обнять ее – что иномирец и сделал.

Обхватил хрупкие плечи, прижал к груди. Так брат мог бы приветствовать сестру спустя долгие годы разлуки.

Артумиранс рядом с ним выглядела такой маленькой и хрупкой. Сольвэ уткнулся лицом в белоснежные волосы, заплетенные в небрежную косу, а провидица гладила его по голове, как ребенка, которому страшно ночью без мамы.

– Как же так? – спросил он, отстранившись. – Я думал, что…

– Мой милый друг, ты слишком много думаешь, – с улыбкой ответила Артумиранс и похлопала иномирца по груди. – Садитесь. Поговорить нужно о многом, а времени совсем мало.

Я повернулась к Угольку и заметила, как та от напряжения закусила губу и переводила взгляд с Сольвэ на провидицу.

Что, милая, не привыкла делить слугу ни с кем другим?

***

Тепло костра меня разморило.

Спать было нельзя: возможно, уже через час пришлось бы сорваться с места и уходить, но я ничего не могла сделать. Устала. Пришлось облокотиться на гладкий камень, устроиться удобнее, чтобы наблюдать за беседой. Граци будто прочитал мысли и принес что-то в тяжелой фляге.

Отвинтив крышку, я глубоко вдохнула горьковатый запах ореховой настойки.

Змей умостился рядом, плечом к плечу, недовольно кряхтя. За эти месяцы он так и не смог полностью привыкнуть к человеческим ногам: все время жаловался, что с хвостом было удобнее, но возвращать его не решался. В мире и так все были на нервах: ходили, друг на друга косо поглядывали – только и ждали, когда кто-то оступится или скажет что-то не то; а уж если ты иномирец – пусть только полукровка – то вообще лучше на глаза смертным не попадаться.

Я пыталась не думать о том, что будет после того, как мы найдем Ш’янта. Даже не допускала возможность, что у нас не получится, старалась мысленно говорить «когда», а не «если».

Проблемы мира все это время оставались где-то за границей моих личных интересов, не трогали душу и не запускали пальцы в сознание, но будущее неумолимо. Оно не станет ждать, когда я буду готова его принять.

Что будет с нами? Куда мы уйдем? Жить среди людей – не для меня. Граци и Артумиранс – семья, которая стала мне куда ближе любого смертного. И не было среди людей такого человека, к которому я питала хоть какие-то теплые чувства: матушка и Киран мертвы, так что возвращаться мне было не к кому, и не смогла бы я этого сделать после всего.

Мое место не с ними.

Первый глоток настойки обжег нутро, испепелил все на своем пути. Я едва сдержалась, чтобы не разразиться громким кашлем.

Второй – пошел легче, будто в горле не осталось ни клочка живой плоти, и питье проскальзывало внутрь без малейшего сопротивления. По телу разбежалась приятная теплая волна, забравшая усталость и подарившая мне еще немного сил.

Артумиранс говорила тихо, слова мягко перекатывались над костром. Сольвэ все больше хмурился. Провидица рассказывала все: о квартале в столице, где жила, о том, что Ш’янт потерял тело, но вернулся три года назад, о Первородной, о Клаудии.

О Беренганд.

О том, как мы отыскали единственные пригодные для перехода врата во владениях Черного короля.

На этом месте Сольвэ, кажется подавился, и в его взгляде было уже куда больше любопытства чем опасения.

Артумиранс рассказала о связи, о метке, кое-что из снов. Я не стала утаивать, что Ш’янт нашел оригинальный способ поговорить, а провидица не утаила это от Сольвэ.

Уголек, сидевшая за спиной иномирца, пристально меня рассматривала. Скользила взглядом по груди, искала знак. В глазах – удивление и страх, будто она изучала цепного зверя в клетке. Странную диковинку, что выставили на рынке на потеху толпе.

Было еще что-то такое в ее взгляде, отчего хотелось встать и отвесить девке хорошую затрещину.

Гадливость – вот что.

Будто метка казалась ей каким-то отвратительным насекомым, способным переползти с одного человека на другого.

– Первый проигрыш ничему Ш’янта не научил, – голос Сольвэ надломился.

Иномирец кашлянул и прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

Артумиранс склонила голову набок.

– Ему нужна твоя помощь.

– В прошлый раз он справился сам, – Сольвэ только горько усмехнулся и махнул рукой. В глазах застыли тревога и… обида?

– Не справился. – Он повернулся ко мне, хотел что-то возразить, но осекся. – И может не справиться сейчас. Первородная выбрала тот мир не случайно. Я видела. Что-то спит там, ждет пробуждения, и я не верю, что дрянь оставит Рагур’ен в покое. Она вернется сюда и заберет все, что хочет. С новым сильным телом.

Сольвэ поднялся, прошел от стены к стене. Не мог придумать, куда деть руки, и заложил их за спину. Высокий лоб прорезала глубокая морщинка.

– Для врат нужен рецепт, ингредиенты, время и силы.

– С временем у нас, конечно, не очень хорошо, – хмыкнула я и протянула Сольвэ бутылку настойки. – Будь моя воля – я бы пошла к вратам еще вчера, но нет у меня ваших иномирских сил. Я всего лишь человек. Вот и пришлось переться за тобой на край мира.

– Какая честь, – усмехнулся иномирец и поднес бутылку к губам, но отпить не успел. Замер как каменная статуя и прислушался, а через секунду приложил палец к губам и указал на единственную брешь в камнях убежища.

– Кто-то идет, – прошептал он еле слышно.

Переглянувшись с Граци, я отстегнула клинок.

– Оставайся со своей женщиной. – Иномирец качнул головой, хотел пойти, но остановился, когда Уголек схватила его за руку. – Мы сами разберемся.

***

Шорох песка, тихое перешептывание ветра. Легкий скрип. Совсем близко, буквально за изгибом желтой глыбы, где мне пришлось укрыться.

Так скрипит песок под подошвами сапог. Кто-то шел прямо к убежищу, не таился. Не подозревал, что здесь кто-то прячется, просто проверял местность. Исполнял приказ.

До меня долетел шепот Артумиранс. Она готовила врата, чтобы в случае чего сразу же прыгнуть на Красную Тропу. Оставалось только надеяться, что слух у преследователей не такой острый, как у Граци.

Змей постучал тремя пальцами по рукояти клинка, втянул носом воздух. Губы шевельнулись, и я разобрала одно единственное слово.

Ищейка.

Два воина и ищейка. Кто-то забрался в дом Сольвэ и взял их вещи. Разумеется, нет ничего проще, чем натравить на беглецов ищейку. Тогда почему воины даже не прячутся? Неопытны? Или не думают, что иномирец может дать отпор? Или просто идиоты?

Кто их разберет.

Черный палаш привычно лег в руку. Если убить стражников быстро, то они даже не успеют подать сигнал.

Граци скользнул во мрак первым. Гибкий, как ивовый прут, он двигался так стремительно, что я даже не пыталась уследить. Только выбежала следом, когда услышала сдавленный хрип.

Мне достался второй стражник. Клинок вошел в тело, как нож в масло. Люз не встретил сопротивления. Никакая броня не остановила бы такой удар, рассекавший грудь снизу-вверх. Стражник даже не вскрикнул, осел на землю и завалился на бок, как мешок с трухой.

Ищейка же повела себя странно. Они, как одомашненные животные, частенько терялись и пытались сбежать, если хозяин погибал.

Эта тварь была совсем другой. Крупный, развитый экземпляр. Ищейка присела на корточки, как только второй стражник упал, а через секунду взмыла в воздух, метя в горло Граци. В скрюченных руках были зажаты короткие кинжалы, сверкнувшие люзовой желтизной. Змей откатился в сторону и получил удар в бок.

Стоило только поднять клинок, как ищейка обернулась и взмахнула оружием в ответ. На песок брызнула темная кровь. Сжав пальцами ткань куртки, я тихо охнула.

Быстрая. Слишком быстрая.

Ищейка разинула клыкастую пасть, намереваясь впиться уже в мое горло, но Граци извернулся и впечатал сапог в грудь твари, отталкивая ее в сторону. Взмах, острие прочертило тонкую линию на мощной шее.

Тварь покатилась по песку, не удержавшись на ногах.

Один быстрый удар – и голова отлетела в сторону, а кровь залила песок.

Бой занял всего минуту. Воздух ворвался в легкие – я почти задыхалась, будто все это время не сделала ни единого вдоха. Голова шла кругом и мир расплывался, вертелся, трещал по швам.

– Какая шустрая гадина, – выдохнул Граци. По широким плечам змея пробежали огненные всполохи. Пламя обняло его руки, зарылось в волосы, а стоило Граци указать на тело ищейки, как огонь радостно бросился пожирать плоть, медленно превращая ее в пепел и обугленные обломки костей.

Змей подошел ко мне и коснулся раны.

– Над твоими рефлексами еще работать и работать.

Я только глаза закатила и закрепила меч на поясе.

– Лучше плечо подставь, у меня коленки подкашиваются.

Граци крепко прижал меня к боку и усмехнулся, услышав колкое ругательство.

– Тихо, – он приложил палец к губам и указал на каменное укрытие, – лекарь все подлатает. Радуйся, что люзовое оружие для тебя не смертельно.

Но рана меня волновала меньше всего.

Вдруг преследователи смогут пройти на тропу? Проклятье, как все неудачно складывается!

– Я надеялась, что времени у нас будет больше.

– Не будем задерживаться. Я лично не хочу проверять, есть ли сильные маги в восточном стигае.

***

Я ненавидела Красную Тропу. До дрожи в коленках и приступов тошноты.

Я знала, что это место не имело никакого отношения к Изнанке, да и вообще служила просто переходом от одних врат к другим, но отделаться от мысли, что чужая воля снова затащила меня в мир снов, не могла.

Обычный человек никогда бы не подумал, что совсем рядом спрятан мир, полный охотников, чудовищ и дверей. Только руку протяни.

Если магией отмечен, то сможешь проскользнуть за грань.

На Тропе мне часто вспоминалась история Хильгладэ.

И я с содроганием представляла, как маленькая девочка путешествовала по этому миру, чтобы добраться до Энкула. Как только умудрилась найти подходящую дверь, как не сошла с ума? Волосы вставали дыбом, если представить малышку, бредущую по кровавой ленте среди смертоносных чудовищ, тянущих к ней свои окровавленные лапищи.

Вот и сейчас я без особой радости осматривалась по сторонам. Нещадно мутило – никак не могла привыкнуть к резкому переходу из одного мира в другой. Будто кто-то со всей силы врезал кувалдой по ребрам и сбросил со скалы, навстречу бесконечности.

Возможно, что это просто из-за лечения: Сольвэ и правда меня подлатал, как только мы с Граци вернулись в убежище. Уголек при виде крови побледнела, но вела себя сдержанно.

Прежде чем иномирец сотворил свою магию, я успела подумать, что девушке не помешало бы раздобыть оружие. Как и ее спутнику.

А потом меня накрыла мгла.

Я умела терпеть боль. Проклятье, любая тренировка с Граци могла принести немало боли и страданий! Любая стычка с врагом, будь то человек или иномирец, могла закончиться плачевно. Мои рефлексы и в самом деле далеки от идеала, пусть даже я превосходила в умении среднего амбала-наемника с клинком.

Но боль от исцеления – это какой-то особенный вид мучений. И Сольвэ в этот мир изощренных страданий меня окунул с головой. Захлебнувшись криком, я прикусила руку. Ощутила привкус крови во рту.

Зрение будто отключилось. Вокруг царила непроглядная тьма, расцвеченная разноцветными всполохами. Кровавые искры мельтешили там, где тело рассекал глубокий порез, оставленный ищейкой. С ними перемешивались изумрудные огоньки целительной магии. Спину скрутил болезненный спазм, руки будто отнялись, пальцы онемели. Сейчас я бы не смогла обхватить рукоять клинка.