Kitabı oku: «Чувства, живущие под кроватью», sayfa 8

Yazı tipi:

Рыло


– У тебя целлюлит видно! – отправил Иван Петрович комментарий стройной блондинке. Фигура у нее, конечно, была изумительная, но, с другой стороны, наверняка ведь зазналась уже, корону на голове отрастила. Так что пусть подумает над своим поведением. Тем более делать все равно нечего – отпуск. Можно пока женщин в интернете перевоспитывать.

«Глупости пишете!» – набрал он под каким-то постом на историческую тему.

Исследование было грамотным и интересным, но куда это годится. Заведут себе блог и не работают потом. И налоги поди не платят. А он, Петрович, всех их корми.

«Креатив – не очень и автор – бесталанный графоман!» – радостно сообщил он под постом с весьма неплохими стихами. Зачем, он и сам не знал. Надо же чем-то занять время.

Покончив с этими важными делами, Иван Петрович начал смотреть какой-то сериал про бандитов, наслаждаясь свободой. Расслабленный и умиротворенный, он незаметно задремал, но был разбужен громким телефонным звонком. Это курьер приехал, привез заказ.

Радостный Иван Петрович открыл дверь, улыбнулся и собирался уже получить посылку, но вдруг курьер с криком бросился вниз по лестнице.

– Куда же вы?! – кричал ему вслед Петрович, но курьера уже и след простыл.

– Совсем с ума посходили. Надо жалобу писать! – решил Петрович, и закрыл дверь.

Вдруг взгляд его привлекло нечто странное. Прямо на него из зеркала ухмылялось отвратительное свиное рыло! Грязное, гадкое, с пятачком и глазами-щелочками. Рыло внимательно уставилось прямо на него.

Петрович протер глаза. Рыло в зеркале тоже начало тереть глаза руками. Боясь поверить в страшную догадку, Петрович начал ощупывать лицо и с ужасом понял, что оно неестественно увеличилось, удлинилось, а вместо носа у него теперь свиной пятачок. Неужели допился?

Петрович, конечно, знал, что такое белая горячка. Об этом рассказывали некоторые знакомые. Это когда насекомые мерещатся или рыбы… Но чтобы поросята…

Он схватил телефон, сделал селфи и задумчиво посмотрел на фотографию. С картинки на него смотрела все та же физиономия поросенка, что и из зеркала.

– Вася, что я тебе только что прислал? – попытался развеять свои сомнения он, отсылая фотографию брату.

– Мерзость какую-то. Свиную голову, только я не понимаю, зачем… – тут же ответил брат.

Паника охватила Ивана Петровича. На всякий случай он широко распахнул окно и высунулся из него насколько мог.

– Мама, мама, там поросенок в окне! – заголосил какой-то ребенок. Петрович тут же спрятался обратно.

* * *

Когда жена Лида пришла домой, Петрович сидел, закрывшись в туалете.

– Лид, а Лид! Со мной беда!

– Надеюсь, денег мы никому не должны?! – с тревогой спросила Лида.

– Нет, Лидусь… Хуже…

– Принес домой неприличное заболевание?

– Еще хуже, Лид. Лидусь, я поросенок…

– Это я и так знаю. А натворил ты что?! Выходи, не прячься от меня.

Дверь туалета открылась, и Лида испуганно вскрикнула.

– Ой, Ваня, миленький, что с тобой? Что с тобой, Ванечка?!

Петрович не знал, что ответить. По грязной свиной коже катились горькие слезы.

* * *

– Я все придумала! – подумав немного, сказала Лида. Мы к бабке поедем ночью. Я поведу машину, а если нас остановят, скажу, что ты так нарядился на маскарад. Это очень хорошая бабка, она и порчу снимает, и любое магическое воздействие. Мне про нее еще кума рассказывала. Она помогла ей Мишку приворожить.

Петрович только тяжело вздохнул.

* * *

– Совсем обалдели ночью, без приглашения приезжать! – проворчала бабка из-за двери, но все-таки открыла, польстившись на денежное вознаграждение. Она постоянно зевала, щурилась от яркого электрического света и пыталась сфокусировать взгляд на гостях.

– Присаживайтесь! – жестом пригласила она их к круглому столу, покрытому алой бархатной скатертью.

– Нам бы порчу снять… – начала диалог жена. – У нас рыло свиное сделалось.

– Порча на вашем Петровиче, конечно, есть… – ответила старуха, – только она совсем пустяковая. Ему еще на третьем курсе института влюбленная девочка сделала отворот на красивых и молодых женщин. С тех пор он им никогда и не нравился. Снимать? Это будет стоить семь тысяч рублей.

– У нас денег лишних нет! – отмахнулась жена. – И вообще, мы за другим пришли. Нам бы вот рыло исправить. Кто-то же его наколдовал.

– Да никто его вам не наколдовал. Рыло его собственное! – уверенно сказала ведьма. – Видели бы вы, какие он комментарии пишет в интернете. Ну поросенок же натуральный. Это раньше он просто человеческую личину носил, а теперь она пропала временно. Как иногда маски слетают в прямом эфире. Ничего страшного, надо три дня подождать, и все восстановится. Вы только пока его родственникам не показывайте, скажите, что у него понос и ветрянка. За диагностику с вас 12 тысяч рублей.

Петрович, держа за руку жену, бежал к машине, радостно похрюкивая. Через три дня все действительно прошло, как и сказала бабка. С тех пор он был очень осторожен с комментариями в интернете… На всякий случай.

Дурной глаз


– Геннадий Викторович, стойте, куда же вы! Я вас везде ищу!

Галина бросилась вслед за заведующим отделением, увидев, как он выходит из кабинета. Она бежала со всех ног, но поскользнулась на мокром полу и рухнула врачу прямо под ноги.

– Что скажете? Получили результаты анализов? Что с дедушкой?

Геннадий Викторович, сухонький седеющий мужчина лет сорока пяти, брезгливо посмотрел на Галю и скривился, предчувствуя неприятную сцену.

– Вот не хотел вам настроение портить перед выходными, но прогноз плохой. Есть опухоль; ее, конечно, можно оперировать, но… учитывая возраст пациента… Я советовал бы окружить его вниманием и заботой вместо всех этих процедур. Вот так. Мне пора идти.

Геннадий Викторович торопливо зашагал к лифту. Галина бросилась вслед за ним.

– Ну хоть какая-то надежда есть?

– Нет! – отрезал заведующий.

При этих словах двери лифта захлопнулись. Галина стояла одна посреди больничного коридора. По ее лицу текли слезы.

* * *

Сказать дедушке правду, омрачив тем самым остаток и без того короткой жизни? Или соврать, лишив тем самым возможности завершить земные дела? Галина осталась одна наедине с этими мыслями. Потом глубоко вздохнула, вытерла слезы и через силу улыбнулась, стараясь придать лицу как можно более безмятежное выражение.

– Дед, ты меня еще не заждался? Я так и не нашла заведующего! – бодро отрапортовала она.

Дедушка, обладатель густых белых бровей, белоснежных усов и редких остатков поседевшей шевелюры, нахмурился.

– Можешь не обманывать меня, Галочка, я все знаю. В конце концов, я больше восьмидесяти пяти лет на свете живу. Я знаю, что сказал тебе врач, можешь не переживать. И к смерти я готов, насколько к этому в принципе можно быть готовым. Только перед этим мне нужно кое-что тебе рассказать…

* * *

Галка никуда не спешила. Она молча смотрела в окно, на голые черные деревья, на осеннюю грязь, на темные свинцовые тучи. У нее, конечно, было полно дел, но по сравнению с неизбежной потерей близкого любимого человека все они казались не такими уж и важными. Она взяла стул и присела у кровати больного. Дедушка, который стал вдруг невероятно серьезным, откашлялся, и начал свой рассказ.

– Ты знаешь, Галочка, я родился в Советском Союзе. Многое успел повидать, попробовать. Это сейчас говорят, мол, в СССР того не было, в СССР этого не было. Все было, но не обо всем говорили вслух. Об отношениях с женщиной, например, не принято было распространяться. А любовь была, и дети рождались! Духов французских не было, белья, а я доставал! И бабушке твоей дарил, царствие ей небесное. И колдунов в СССР тоже вроде бы не было. Но знала бы ты, какие очереди выстраивались к московским ведьмам и ясновидящим… У иных во дворах люди неделями ночевали, лишь бы совет получить.

– К чему это ты? – с недоумением спросила Галя.

– А к тому, что пришло мне время кое в чем признаться тебе. Я, если честно, Галочка, колдун. Самый настоящий советский колдун, пусть и на пенсии.

Галина не знала, что и сказать. С одной стороны, дед казался совершенно нормальным человеком, в здравом уме и твердой памяти, как говорили раньше. Но все эти его слова про ведьм и колдунов… Как это понимать?

– Не беспокойся, я пока еще в маразм не впал! – насупился дед, словно прочитав ее мысли.

– Я и не думала…

– Не обманывай меня. Лучше посмотри в окно.

Галя снова подошла к окну и вдруг увидела, как одно из сухих темных деревьев загорелось вдруг само по себе, вспыхнуло факелом. Дед довольно улыбнулся.

– Как тебе?

– Это ты сделал? – только и могла изумиться Галя.

– Да, представь себе. В этом и состоят наши магические способности. Мы можем взглядом (и даже внутренним взором) зажигать огонь и испепелить то, на что злимся. Стоит только немного сосредоточиться.

– Почему ты сказал «наши способности»? – удивленно переспросила Галя.

– Потому что они передаются в роду через поколение. Я не хотел тебе говорить раньше времени, но… пришло твое время принять дар. И да, варианта отказаться у тебя нет. Я всю жизнь пытался свести его к нулю – у меня ничего не получилось. От нашего выбора тут вообще мало что зависит.

– Мне надо что-нибудь подписать? Кровью? – с тревогой поинтересовалась Галина.

– Зачем так драматизировать?! Словно тут какое-то пошлое представление разыгрываем. Дар, если он настоящий, сам тебя найдет, от него так просто не убежать. Но прежде чем я умру, и ты останешься со своим даром один на один, я хочу, чтобы ты кое-что запомнила… Тогда жизнь твоя, как и моя, будет долгой…

* * *

Церемония прощания прошла быстро; были Галя и еще десять человек. Приехали домой, помянули деда добрым словом и занялись своими делами. Только небольшой блокнотик, в который Галя записывала наставления деда, напоминал о том разговоре. Записи в нем говорили о том, что Гале следует контролировать свой гнев и дурные мысли, иначе последствия могут быть самыми плачевными.

Несколько раз, когда Гале наступали на ногу в автобусе или пролезали мимо нее без очереди, она пыталась использовать завещанную силу, но ничего не выходило. В конце концов Галя и думать забыла о своих способностях, а предупреждения деда списала на чудачество пожилого человека. Она бы и не вспомнила о том разговоре, если бы однажды не поссорилась со свекровью…

* * *

– Галь, ну что за куртку ты ребенку купила! Я тебя умоляю! Со мной не могла посоветоваться?

Свекровь Нина Ивановна недовольно поджала губы. Галина никогда ей не нравилась. Ее сын мог бы сойтись с куда более перспективной невестой, чтобы и жилплощадь своя была сразу, и тесть чтоб с карьерой помог. Да еще куртка эта. Зачем-то черная, хотя всем известно, что девочки любят розовое…

– Так ведь ей уже пятнадцать, ее попробуй заставь носить то, что не понравилось… – оправдывалась Галя.

– Вот потому что сразу воспитывать надо было, а не на работу бежать, как ты! Не мать, а ехидна!

Галина хотела было что-то сказать, но одернула себя. Мама мужа как-никак. Однако слова свекрови показались ей такими обидными, что она долго не могла выкинуть их из головы.

– Жень, ну я не могу так больше, мы с тобой больше двадцати лет вместе, с самой юности, и все это время придирки. Ты видел ехидну вообще? Разве это я?!

Муж флегматично жевал. Ему не хотелось в очередной раз становиться на линии огня между женой и мамой.

– Видел, ехидна миленькая. Это и не оскорбление вовсе. Вот морская корова некрасивая, это я понимаю. И вообще отстань от мамы, она пожилой человек.

– Ну-ну! – сказала Галина.

Если бы Женя был внимательнее, он заметил бы, как в ее глазах вспыхнула искорка. Вспыхнула и тут же погасла.

Галя ушла в спальню, прилегла на кровать и вдруг услышала страшный крик.

– Галя, Галя, собирайся скорее, у мамы начался пожар, еле потушили! – кричал Женя, бегая туда-сюда по квартире.

– Ну пусть приезжает к нам! – пожала плечами Галина. Она старалась не подавать виду, что знает, о чем речь…

* * *

Оказалось, что способности применять просто. Даже непонятно, почему не получалось раньше, хотя Галя пыталась, еще как пыталась… Может быть, не задевали ее случайные прохожие в транспорте, не было в душе достаточной ярости? А вот со свекровью вышло сразу. Наверное, потому что обиды в душе копились годами. Галя изо всех силы старалась быть хорошей невесткой, но получала лишь холодный душ раздражения и безразличия. Но вот сейчас пришло время платить по счетам.

Не нужны были записи в блокноте, которые оставлял ей дедушка. Все получалось само собой. Нужно было просто представить ненавистную квартиру, в которой женщина провела первые годы брака. Обшарпанную кухню, занавеску в цветочек. Представить внутренним взором и поджечь. И смотреть, как разгоревшееся пламя перекидывается на мебель, как удушливый едкий дым расходится по всей квартире…

Галя больше не даст себя в обиду. Для защиты у Гали есть дурной глаз. Хотя какой он дурной, просто справедливый.

* * *

Нина Ивановна жила у них несколько месяцев, пока длился ремонт. Но и после ремонта квартира почему-то сохраняла неповторимый аромат едкого дыма. Свекровь даже хотела продать ее по сниженной цене, но покупателей не находилось. Галина была довольна своей местью. Ей даже показалось, что дедушка поступил нечестно, скрывая от нее такую силищу и возможность распоряжаться ею по своему усмотрению. В конце концов, если душа просит, почему бы и нет?

За последние полгода она совершала акт возмездия еще несколько раз. Подожгла документы на столе гендира в тот момент, когда он собирался лишить их отдел премии. И долго смеялась, представляя, как директорша, суровая грузная дама, подрыгивает, пытаясь сбить пламя папкой. Потом отпугнула одну бродячую собаку – та забрела к ним во двор и погналась за ребенком на детской площадке. В тот же момент перед животным появился огненный кулак. Ну и по мелочи несколько случаев. Например, одному противному коллеге, который намекал на ее возраст и особенности фигуры, Галя подожгла резинку у трусов, а потом с удовольствием наблюдала за его беспокойством. Или одной наглой дамочке, пролезшей без очереди, пережгла ручки пакета, так что продукты у нее по всему полу рассыпались.

Галя и дальше продолжала бы свои выходки, если бы не один случай. Однажды, не получив вовремя отчет, женщина так разозлилась на коллегу, что случайно подожгла собственный компьютер. Конечно, никто и подумать не мог, чтобы ее в чем-то обвинить, но машина восстановлению не подлежала. Пришлось какое-то время работать на стареньком ноутбуке. Вот тебе и радость от возмездия.

С тех пор Галя все чаще стала замечать, что вредит сама себе. То сверкнет глазом-молнией в зеркало – и полетели вокруг закопченные осколки. То рассердится на собственную юбку, в которой заело молнию, – юбка и загорится. С дочерью-подростком боялась поругаться лишний раз. Мало ли… И не расскажешь ведь никому.

* * *


Взяла Галина отпуск, уехала в санаторий – приводить нервы в порядок. Старается не гневаться лишний раз, а как не гневаться, если то суп жидковат, то на завтрак масло не подали. Хотела омлет съесть, и тот случайно взглядом испепелила. В итоге заперлась в номере, стала смотреть телевизор, чтобы отвлечься. Там как раз местные новости передавали. Неподалеку от их санатория пропала и не может найти дорогу группа туристов. Их уже ищут, но леса в этих местах густые, непролазные, а еще болота…

Тогда собралась Галина с силами, да и зажгла над санаторием огромную сигнальную ракету. Конечно, не было ракеты никакой, был только тот самый огонь, ведьмина силища. Но вот вспыхнуло над санаторием зарево… А заблудившиеся изможденные люди увидели надежду и вскоре вышли навстречу поисковому отряду.

Дед, кстати, всегда говорил: добродетель не в том, чтобы вечно сдерживать свою силу, а в том, чтобы уметь ее применить…

Пугало


Этим летом в деревне Ниничи нечистая сила разбушевалась. Стал кто-то прицельно мужиков изводить. До полусмерти пугать грибников в лесной чаще. Пакостить рыбакам. А одинокому деду Семёну так и вовсе забор сломали. Причем ломал явно не человек – где человеку этакую силищу взять? С виду как будто какой-то зверь али великан вдоволь порезвился, поиздевался над стариком. Разбросал столбы по всей деревне, а иные перемолол в труху. А ворота, те нашли ажно за версту от дедова дома. Вот как лютовала нечистая.

Мужиков в деревне и без этого было, прямо скажем, негусто. Большинство или в город подались, на заработки, или зеленый змий их извел. Много народа от огненной воды полегло. Кто отравился, кто замерз, а кто человеческий облик потерял вовсе и отправился в места не столь отдаленные. Мужиков всего-то осталось человек десять, они и попали под удар.

Бабы-то, сколько ни трудились в огороде, сколько ни шастали по лесам за грибами да за ягодами, сколько ни ходили по одной к колодцу, проделок нечистой силы не замечали. Напротив даже, иногда баба выйдет утром на фазенду сорняки полоть, а их как будто меньше стало. Или бочки пустые водой наполнились, хоть дождя уже и не было сто лет. Вроде как помогает кто-то проворный да невидимый, жалеет. Вся деревня только это и обсуждала последнее время. Это да еще одного пижона городского, Василия, штаны. Больно уж коротки они были, до колена, и подвернутые. А с ними штиблеты красные, да без носков. Старожилы его помнили – это был бабки Нюры внук. Вступил в наследство в прошлом году и начал свои порядки, значится, наводить. Малину забросил – аж к соседям ползет. Картошку не садит. Наезжает иногда с друзьями на шашлыки и в гамаке прохлаждается. А недавно пугало соорудил огородное, три метра высотой. А зачем, спрашивается, ему пугало, если он ничего не сажает? Баловство одно.

Дед Семён к нему подходил и прямо спрашивал: зачем тебе, дескать, пугало? А Василий отмахивается, смеется. Это я, дескать, развелся с одной неприятной особой, а вещи жены мне совершенно без надобности, зачем они тут валяются? Так я из них пугало сооружу, пусть будет портрет разведенной женщины во весь рост. Мне приятно будет смотреть, как ее сажей намазанной физиономии вороны пугаются. Хотя нет, я лучше буду его игнорировать. Даже какой-то моторчик прикрутил, чтобы пугало руками вращало в женином халате. А у самого малина к соседям так и ползет. И сорняк разросся везде.

Правда, на фоне последних странных событий про штаны стали забывать. Не до штанов сейчас, в живых бы остаться. С каждым днем нечистая сила озоровала все больше, а когда старосту Егора Ильича в лесу чуть до инфаркта не довела, собрался народ на сход – вместе покумекать, прикинуть, что да как, обсудить, кто и что видел.

Егор Ильич, ничего не скрывая, доложил: по лесу его гоняла баба огромная. Чумазая, страшная, злющая-презлющая. Лицо черное, перекошенное, алый язык вываливается, руки-крюки вращаются, выкорчевывают с легкостью деревья из земли и кидаются ими в старосту безо всякого уважения. Прыгает за ним на одной ноге, еле ноги унес.

Тут дед Семён не выдержал. Он из окна своего тоже видал, как огромная баба забор ему раскурочила. А почему баба – дык потому, что в старом красном халате была. И вместо волос у нее солома. Речь держала и Наталья, сватьи покойной бабы Нины троюродная племянница. Сама она бабу огромную не видала, но, послушав общее мнение, сочла нужным заявить, что находила в огороде, рядом с посадками, странные следы. Какие-то не поймешь круги, а не поймешь ямы. Как будто рядом с рядками кто-то столб в землю вбивал. Только ямы эти были аккурат вокруг грядки. А на самой грядке вдруг исчезли бесследно все сорняки, будто кто-то их выдернул.

Обсудили это все жители, да и решили за нечистой силой проследить, чтобы понять, где и зачем она шастает. Собрали инициативную группу, а именно пострадавших: старосту и деда Семёна. Наталью с собой взяли принудительно, хоть она и не хотела, как представительницу бабьего полу. Поскольку вредит-то баба, а бабе с бабой всегда сподручнее сговариваться. Спрятались они все у Натальи в огороде за телегой, соломой присыпались и сидят в сумерках, наблюдают.

Долго сидели, аж светать начало. И тут слышат – скрип. Это кто-то калитку отворяет. Высунулись потихонечку из своего укрытия. Видят, по дорожке прямо к грядкам скачет пугало. То самое, которое Василий городской сделал и портретом бывшей жены назвал. Скок-поскок, обрабатывает грядки, поливает огород, воду в бочки таскает. Поразились наши наблюдатели, но сидят тихо, ни шороху.

Наработалась огромная трехметровая баба, отерла деревянной крючковатой лапищей лоб и говорит вдруг вслух человеческим голосом:

– А не пойти ли мне к деду Семёну огород потоптать?! И заодно помидоры его извести, больно уж крупные народились.

Тут дед Семён, конечно, не выдержал. Вылез из-под телеги и как заорет:

– Помидоры не трожь! От помидор свои культяпки убери! А то, ух, переломаю!

Пугало разъярилось и пошло на него, вращая страшными лапищами, того и гляди отметелит. Выскочила Наталья и давай пугало просить-умолять, чтобы остановилось, не доводило до беды. То, как ни странно, послушалось.

– Ну ты пойми меня, Натальюшка, как баба бабу. Ведь от мужиков все беды. Того же Василия возьми. На огороде не трудится. Постоянно пьет. Крапиву развел и сорняки. А каждый божий день меня оскорбляет. И вот этот уродливый халат натянул. И морду намалевал какую-то недовольную. Меня все кикиморы да лешие пугаются, ни с кем подружиться не могу. И что теперь, одной страдать? Нет уж, пусть они все со мной. А что я по огородам хожу, так это он меня своей лютой ненавистью оживил, хоть и обещал игнорировать.

Тут Наталья, конечно, пустила слезу:

– Нельзя же так, – говорит.

Обещала все переделать. Тут и староста с дедом Семёном подключились, дали слово все исправить и с Василием поговорить, чтобы впредь не безобразничал и женщин даже в мыслях не обижал.

После того как все трое во главе с пугалом пришли к Василию, тот чуть не… был крайне обескуражен. Но позволил, естественно, любые переделки. Пугало зловещее Наталья лично переодела в лучшее платье, что от бабы Нюры осталось, оно все равно зря в сундуке пылилось много лет. А волосы изящно уложила и украсила лентами. Дед Семён, потрудившись немного напильником, сделал пугалу изящные пальчики. А староста Егор Ильич лично правил физиономию.

Потом принесли пугалу зеркало. Посмотрела на себя чудо-баба, да и вмиг подобрела. Ушла в леса, теперь там водит дружбу с лешими. Говорят, если кто из местных в лесу заблудится, она их домой возвращает бережно, не пугает. Покой жителей стережет. Это дело в деревне, конечно, отпраздновали. А Василию велели больше плохо о женщинах не говорить и подозрительных изваяний не делать. С бывшей женой у него, кстати, отношения после этого наладились, она с ребенком к нему приезжает на дачу. Ты, говорит, со мной по-человечески, и я с тобой по-человечески. Бабы – они такие.