Kitabı oku: «Сызып ак нур белән… / Озари душу светом…», sayfa 9

Некоторые данные из истории Бобинской школы¹¹⁶

1. Постановка вопроса. В русской печати этот вопрос стал освещаться в последнее время довольно активно. Я имею в виду статьи и исследования молодого учёного Махмудовой А., публикуемые ею в сборниках кафедры истории СССР КГУ. Махмудова положительно оценивает просветительскую деятельность бобинских преподавателей и даёт положительную оценку работе женской школы в деревне Иж-Боби.

В татарской же печати материалы о Бобинской школе почти не появляются. Подготовленный нами материал, несмотря на то, что получил официальное одобрение в секторе истории КИЯЛИ, не увидел свет по той причине, что некоторые товарищи (зачёркнуто: доктор исторических наук Хасанов) не согласны с нашей точкой зрения (зачёркнуто: Только поэтому статья, имея официальный положительный отзыв сектора истории и несколько частных положительных отзывов отдельных учёных, уже третий год витает в разных инстанциях).

2. Необходимость изучения этого вопроса.

Бобинская школа являлась одним из передовых учебных заведений своего времени и подготовила ряд прогрессивных деятелей из татар. Не случайно большинство окончивших Бобинское медресе в годы Октябрьской революции и гражданской войны не стали муллами, а с оружием в руках боролись за победу социалистической революции. Среди бывших бобинских учеников мы встречаем впоследствии и военных комиссаров, и партийных деятелей, первых наркомов Татарской Автономной республики, писателей, поэтов, журналистов, сотрудников ВЧК и, конечно, целую армию педагогов, составивших костяк первых советских национальных школ. Были среди них и такие, которые были зверски замучены и уничтожены бандами Колчака. В нашей статье прилагается список этих лиц.

Истории Бобинской школы в своё время большое внимание уделяла советская печать. Так, газета «Татарстан хәбәрләре» в 1922 году опубликовала статьи, где даётся высокая оценка деятельности этого учебного заведения. Галимджан Ибрагимов же с первых дней создания Академического центра принял меры для приобретения в фонд Академцентра рукописей мударриса этого Бобинского медресе.

Чем же вызван такой интерес к истории этой школы?

Бобинская школа наряду с другими передовыми школами своего времени прорвала стену мракобесия и аскетизма в порядках, установленных в татарских учебных заведениях. В начале ХХ века здесь наряду с Законом божьим ввели преподавание таких предметов, как русский язык и литература, французский язык, геометрия, физика, химия, астрономия, математика (алгебра, тригонометрия, арифметика), юриспруденция, рисование, биология и медицина. Изучались также татарский язык и литература, история, арабский язык и литература, турецкий язык и литература. Окончившие эту школу шакирды прекрасно владели русским языком (что видно из следственных материалов жандармского управления), свободно разговаривали по-арабски и по-турецки, довольно сносно знали французский язык. Сам же руководитель этой «религиозной» школы Абдулла Бобинский всё своё свободное время проводил над решением задач по алгебре и тригонометрии. Преподаванию русского языка в I–V классах отводилось здесь времени до 12 часов в неделю. В одной из рецензий на нашу работу говорится (зачёркнуто: Тем более странно звучит мнение Хасанова о том), что «Буби» мәдрәсәсе тулысынча дөньяви уку йорты булып китә алмаган, хезмәт ияләрен изүдә динне корал иткән буржуазия җәдит мәктәп-мәдрәсәләрендә дин укытуны саклаган» (далее зачёркнуто: 2-я страница рецензии Хасанова на нашу работу). Было бы нелогично требовать от медресе (духовной школы), чтобы там вообще не преподавали религию. Кстати, Закон Божий преподавался также и в университете, и никто не станет умалять из-за этого роль Казанского университета, давшего миру замечательных учёных. (Далее зачёркнуто: Например, Хасанов проводит неточную мысль по истории татарского просвещения ХIХ века. Он пишет, что «бары тик К. Насыйри, Х. Фәизханов кебек мәгърифәтчеләр… генә дөньяви, фәнни мәктәп-мәдрәсәләр булдыруны кайгыртканнар». Чтобы не быть голословным, откроем книгу проф. Гайнуллина «ХХ йөз татар әдәбияты», стр. 102–103. Там приводится проект Х. Фаизханова, где говорится: «Гимназиядә укымакта булган җөмлә фәннәр укылу өстенә голүме шәргыя вә гарәбия тәдрис ителер» (ягъни шәригать гыйлемнәре вә гарәп теле укытылыр). Сыйныфлар икегә аерылып, бер шөгъбәсе ислам голәмәсе юлы булып тәфсир вә хәдис, бәләгать мәгань вә бәян укытылыр».

Приписывать просветителю ХIХ века Фаизханову идею создания чисто светской школы без религиозных предметов, по крайней мере, наивный подход к истории.)

В силу того что на татарском языке не было учебников по точным наукам, бобинские преподаватели получали их из Турции, что давало жандармскому управлению возможность подозревать их в распространении идеи пантюркизма. На самом же деле среди учащейся молодёжи сильна была ориентация на русскую демократическую и прежде всего политическую литературу. Обратимся к фактам.

Как известно, бобинская школа была растоптана жандармским сапогом в ночь на 30 января 1911 года. Обыск длился три дня. И что же нашли жандармы в корзинках, фанерных чемоданах татарских шакирдов? Вот я открываю секретную папку судебного следователя Казанского окружного суда по особо важным делам Шулинского. Читаем: «Среди вещественных доказательств имеются книги Тургенева, Куприна, Л. Андреева, Пушкина. Там можно найти брошюры «Что нужно рабочим», «Когда будет настоящая свобода?», «Хезмәт һәм капитал» (на татарском языке), «На что собираются и куда тратятся народные деньги», брошюры «Пролетарии, всех стран соединяйтесь» и т. д. Как не вспомнить в этой связи мысль профессора Нафигова, высказанную им в известной книге «Формирование и развитие передовой татарской общественно-политической мысли», о том, что жандармы искали в библиотеках книги о панисламизме, а находили марксистскую литературу (стр. 358). И, конечно, рядом с ними доставлены в КГЖУ книги стихов преступного содержания Г. Тукая, М. Гафури.

Обратимся к тетрадям шакирдов. Шулинский двумя жирными чертами подчёркивает в тетрадях слова «революция», «капитал», «социализм», «коммунист» и пояснения к ним. (Далее зачёркнуто: Архивы у нас доступны для всех учёных, в том числе и тов. Хасанова, можно туда зайти и посмотреть.)

На наш взгляд, наибольший интерес представляют революционные песни, найденные в личных тетрадях шакирдов.

 
Для нас дозволительна кровь тиранов,
Схватите же их за глотки!
Довольно уж мы полежали
Под этим гнётом.
Подымитесь теперь от всего этого.
Дуют мрачные ветры, жестокость нас угнетает,
Откроем кровавую войну против врага.
Неизвестная нас судьба ожидает;
Подымите Красное знамя рабочего народа,
За хорошее житьё и свободу,
…идите на кровавую войну рабочего народа.
 

(Подстрочный перевод сделан Н. Ф. Катановым по просьбе КГЖУ. Кстати, КГЖУ выписало специально для Катанова арабско-турецкий политический словарь из Каира. Но жандармский ротмистр в Сарапуле Будагоский настолько увлёкся ликвидацией панисламизма, что, будучи недовольным добросовестным переводом изъятых рукописей, сообщил в КГЖУ, что профессору Катанову доверять нельзя, что он сам продавал татарам из своей библиотеки запрещённые книги.)

 
Встань, шакирд, не спи,
Борони землю, сей семена.
Пусть они восходят, а не лежат на земле.
Нам нужны новые науки, хорошие порядки.
Справедливые законы.
Долой всё старое, всё ветхое!
Нам позволяется пролить кровь тирана,
Схватить его за горло.
 
 
Грабят деревенский народ,
Не оставляют ему ни копейки.
Когда голодаешь, говорят: давно бы.
Называя солдат ребятами,
Говоря, что он их очень любит,
Он отправил их в Маньчжурию.
Не жалеет ни одного человека,
Особенно же чернорабочих,
Не обращая внимания на силу.
Зачем истреблял народ,
Зачем убивал всех.
Давай прикончим его самого.
Да пропадёт самодержавие,
Да окаменеет оно совсем,
Да спустится оно на дно ада.
Припев:
Пропади это самодержавие, (2 р.)
Мы топим всё время печи,
Чтобы отомстить теперь.
Эй, рабочие-братцы,
Порядочно нас душили,
Гоняли нас на разные работы.
Да уходит отсюда Николай,
Да провалится Николай от нас.
 
 
Я скажу, о, ты послушай,
Открой глаза и не жмурь их.
Держат нас на привязи
Господа ишан и муллы.
 

Таких песен много и в тетрадях арестованных преподавателей Бобинской школы.

Эти песни находились не только в тетрадях шакирдов, а распевались на литературных вечерах, проводимых в школе. А в тот день, когда шакирды получили известие о предстоящем погроме, они прошли по улицам Иж-Боби, распевая татарский текст «Марсельезы». Вернувшись в школу, шакирды собрались у портрета царя и ругали монарха словами: «Из-за тебя мы мучаемся… (Дальше идёт одно русское слово. Судебный следователь в постановлении указывает, какое слово было сказано в конце этого предложения, причём оно записано буквально с татарским акцентом.)

Небезынтересно будет выяснить, какую же пропаганду вели бобинские преподаватели среди своих учеников: антирусскую или антиправительственную. На наш взгляд, это один из основных критериев для оценки мировоззрения молодёжи этой школы. Обратимся к фактам. Во всех показаниях кадимистов и агентуры жандармерии проводится одна мысль: бобинские преподаватели пропагандируют антиправительственные идеи. Грязную роль в бобинском процессе играл кадимист из Тумутука Шагимурат Адылев. В письме жандармскому управлению он указал, что «большинство новометодистов крайне враждебно относятся к русскому правительству… что из учеников таких учителей новометодистов не могут выходить такие верные слуги Родины и солдаты, какие бывали прежде под руководством старых мулл; тогда татары, не делясь ни на какие партии в случае призыва государя-императора, храбро сражались против кого прикажут и даже против единоверцев-турок, а получившие воспитание под руководством новометодистов едва ли будут так поступать».

«Я боюсь, – пишет мюрид Ишми-ишана Тимкин, – как бы они не затребовали составления правительства в новой форме. Они очень мало внимания уделяют преподаванию религии, предпочитая преподавание русского языка».

В этой связи можно поспорить с мнением доцента Ханбикова, высказанным им в автореферате докторской диссертации. Он пишет, что «джадидисты считали ислам… главным предметом школьного обучения» (стр. 15). Достаточно обратиться к исследованиям А. Махмудовой, где она указывает на снижение количества часов по предметам религии до минимума в Бобинской школе. Оказывается, в Бобинской женской школе в старших классах из 31 часа в неделю на изучение религиозных предметов отводилось 3–4 урока.

«Они, – пишет другой мюрид, крупный помещик Ишмуратов, – сторонники революции. Они настроены очень революционно» (слова «настроены революционно» подчёркнуты Шулинским двумя жирными чертами).

«Они очень вредны, – пишет чернобай Юнусов, – они способствуют зарождению нигилизма, безбожия (дәһрилек) и неуважения к правительству». Таких показаний в папках КГЖУ очень много.

Кроме того, о налёте жандармского отряда в ночь на 30 января бобинские были предупреждены никем иным, как русским крестьянином Степаном Кривоноговым, который позже был привлечён за это к судебной ответственности.

Интересно также отношение к бобинскому процессу русского населения этого района. Как явствует из документов, русский народ этого края с уважением относился к «бобинскому университету» (они так его и называли). Газета же «Камско-Волжская речь» писала в № 114 от 1912 года, что бобинские обвиняются, «как известно, в так называемой «панисламистской» пропаганде, о которой трубила года два-три тому назад черносотенная печать».

Председатель Сарапульской земской управы Тюнин, член училищного совета Смагин, инспектор городских училищ Ананьин и другие русские всячески поддерживали инициативу бобинских преподавателей в области обновления школьных программ. Кто же эти люди? Бездушные царские чиновники и махровые шовинисты? Тогда они бы находились в одной шеренге с противниками бобинских – вместе с газетой «Казанский телеграф», Ишми-ишаном, жандармским ротмистром Будагоским, который с величайшим удовольствием загорелся желанием уничтожить «панисламизм» в своём районе. Но если это демократически настроенная интеллигенция, то и они могли поддержать бобинцев только в случае отсутствия в этой школе панисламистского направления.

Несколько слов о так называемом сборе денег в бобинской школе для оказания помощи турецкому флоту, который так хотели доказать жандармы и черносотенцы. Несмотря на огромный труд жандармской машины, на горы свидетельских показаний, окружному суду не удаётся доказать существование пантюркистской организации в бобинской школе. Мало того, в процессе следствия обнаруживается, что никакого сбора денег среди татар на усиление турецкого флота не было. А ведь сколько людей в Казанском крае было брошено в тюрьмы, ссылку за «сбор денег» в пользу султанского флота! Нами обнаружены документы следующего содержания: в начале 1910 года турецкий шейхульислам (по-нашему – муфтий) обратился ко всем мусульманам с фетвой об оказании помощи сбором денег для усиления турецкого военного флота. Министр внутренних дел русского правительства своей телеграммой от 15 марта 1910 года в Духовное управление мусульман предупредил муфтия о категорическом запрещении таких сборов. Муфтий же, в свою очередь, циркулярно предупредил всех имамов об указании министра и заодно о содержании фетвы. После этого получилась обратная реакция: среди прихожан распространились слухи о помощи турецкому флоту, и этим воспользовались кадимисты. Отныне всякий сбор в организациях «Җәмгыяте хәйрия» квалифицировался как помощь турецкому флоту, и начались массовые аресты. Такое обвинение хотели предъявить также и бобинским.

На отсутствие идей панисламизма и пантюркизма в бобинской школе указали или, вернее, не могли подтвердить фактами существование панисламизма даже Ишми-ишан, Юнусов, Ишмуратов, Тимкин и др. Между прочим, на вопрос судебного следователя по особо важным делам «Собирались ли бобинские объединить татар под турецкий флаг?» даже Ишми-ишан ответил отрицательно.

У нас иногда любят одним росчерком пера уничтожить значение высказывания кадета С. Максудова об отсутствии панисламизма среди татар. С. Максуди – депутат Государственной Думы, кадет, враг советской республики. Допустим, для чего-то ему было необходимо отрицать существование панисламизма. Но возьмём другого депутата Государственной Думы, крупного адвоката В. Маклакова, члена ЦК кадетской партии, не министра внутренних дел Н. А. Маклакова, с которым перепутал один из моих рецензентов (зачёркнуто: Р. Гайнанов), а того самого, которого Ленин назвал «наиправейшим из кадетов» (т. 17, стр. 99).

Так вот этот самый Маклаков, который не раз пытался спасти монархию от позора, выступая в качестве адвоката Бейлиса, в процессе Тагиева и т. д., взялся за защиту бобинских преподавателей. И когда Маклаков после оглашения приговора был встречен группой корреспондентов, он авторитетно заявил, что мнение правых газет о том, что бобинские – панисламисты, он считает провокацией. И что он вообще не верит в существование у мусульман России идеи панисламизма. Это его заявление опубликовано в печати. Это заявил член ЦК кадетской партии, депутат 2, 3, 4-й Думы, который однажды говорил, что он более монархист, чем сам Столыпин. Так почему же он взялся за защиту бобинцев и не дал суду возможность воспользоваться случаем разгромить их, если они на самом деле были панисламистами?

Итак, кто же обвиняет бобинских в распространении пантюркизма? Нами пока обнаружены два документа из десяти томов переписки по делу бобинских. Вот показание Ахметфаиза Даутова – преподавателя бобинской школы. Протокол допроса от 5/V 1911 года. Отвечает: «Бобинские – новометодисты. Это наилегчайший путь для обучения грамоте. Был гектограф у шакирдов, на нём печатались антиправительственные песни и пр., на турецкий флот денег не собирали». Показание от 8 мая того же года. «Бобинские – пантюркисты. Они мечтают о создании тюркского государства под флагом Турции». Товарищ прокурора Сущевич напоминает ему об ответственности за дачу ложных показаний, напоминает его же ответы трёхдневной давности совершенно другого характера. Но Даутов ставит судьбу бобинских под угрозу. Затем тот же Даутов переходит на работу в жандармское управление и в нарочито искажённой форме переводит на русский язык документы, изъятые у бобинских. Другой свидетель – Мирсаит Юнусов, учитель той же школы – примкнул к нему, также стал работать в жандармерии. Итак, из обвиняемых они перешли в обвинителей. Когда же помощник начальника жандармского управления по Сарапульскому уезду запросил информацию на Юнусова, уездный исправник составил довольно интересный документ. «Юнусов, – пишет он, – пользуется дурной репутацией. Он дебошир и пьяница. Угрожает всем, заявляет, что он тайный агент жандармерии и на этой почве занимается вымогательством денег, стреляет из оружия. Револьвер ему подарил сам ротмистр Будагоский. Когда же в пьяном виде он был доставлен в полицейский участок, в его кармане были найдены фотографии голых женщин». Вот этот-то тип и утверждал, что бобинские – пантюркисты! Вот на кого делала ставку жандармерия!

Можно привести ещё один пример. В поисках идей пантюркизма жандармерия дошла до крайней глупости. Читаем протокол допроса. Ученик Бобинской школы Хасан Ибрагимов. Вопрос: «Являются ли бобинские пантюркистами? Собирали ли они деньги на турецкий флот?» Ответ: «Да, они четыре четверга собирали деньги для отправки в Турцию». Свидетелю… 12 лет. Можно представить деревенского мальчишку, который дрожащей рукой подписал страшный приговор татарской нации. А следующий документ подтверждает, что сборы производились не для флота, а для оказания помощи учащемуся Бобинской школы, который поехал продолжать учёбу в греческий город Салоники, находящийся тогда под властью Турции.

Но одно удалось доказать суду: всё-таки на портрете царя, висевшем в Бобинской школе, рот у Николая II был вырван. Бобинцам в конечном счёте предъявили обвинение по статьям 103 и 132 Высочайше утверждённого 22 марта 1903 года Уголовного уложения. За осквернение портретов императора и императрицы предусматривалась каторга не более 8 лет. Нельзя отказать Николаю Романову в проницательности: его подозрение подтвердилось в небольшой татарской деревне неизвестным шакирдом.

Абдулле Бобинскому отдельно было предъявлено обвинение по 132-й статье за распространение литературы бунтовщического характера. Статья предусматривала заключение в крепость сроком не более трёх лет. Здесь нельзя не обратить внимание на мягкосердечный стиль Уголовного уложения: нигде не говорится «не менее», а только «не более».

Итак, Бобинская школа стала жертвой политики царизма в отношении к нерусским народам. Но значение этого процесса в истории, на наш взгляд, было немалым. Бобинский процесс ещё раз подтвердил антинародный, реакционный характер царского самодержавия, его страх перед народами в период революционного подъёма. Дело Бобинских своей разносторонней программой обучения с уклоном к светским наукам, с революционным духом было выгодно прежде всего пролетариату, а не татарской буржуазии. Не случайно горячий сторонник бобинских преподавателей мугаллим из вятского края Шамсутдинов числится в жандармских папках как социал-демократ. Кстати, Шамсутдинов часто бывал в Казани и останавливался в квартире Аитовых, где частыми посетителями были Ф. Амирхан, С. Рахманколый и др. На одном из собраний Шамсутдинов говорил, что в 1912 году ожидается всероссийская стачка рабочих. Присутствовавший на этом собрании провокатор Мухлисуллин донёс об этом Ишми-ишану, который давно точил зубы на Шамсутдинова, и мугаллим был арестован в период бобинского погрома.

И вполне естественно, что после революции, вернувшись из эмиграции, А. Бобинский вёл среди крестьянства активную агитацию за советскую власть. Вполне естественно, что орган татарской партийной организации «Татарстан хәбәрләре» опубликовал большой материал после смерти Бобинского, где даётся высокая оценка всей деятельности бобинских преподавателей.

И не случайно главный враг бобинцев Ишми-ишан, инициатор этого позорного для царизма бобинского процесса, после революции перешёл на сторону Колчака и продолжал своё чёрное дело.

И тем более странно звучит попытка некоторых товарищей (зачёркнуто: доктора ист. наук Хасанова) вычеркнуть из истории значение деятельности бобинских, когда говорят, что «бобинские и не просветители, и не демократы, а лишь либеральные буржуа. Они не боролись открыто против самодержавия – мы не располагаем такими материалами» (стр. 3). Доктор ист. наук Хасанов не согласен также с высокой оценкой деятельности бобинских в газете «Татарстан хәбәрләре». Нельзя, пишет он, сделать какой-то положительный вывод на основании статьи одного человека. А этот один человек был как раз никем иным, как членом коллегии отдела внутренних дел Татревкома, членом областного Татарского бюро Губкома РКП(б), зам. наркома внутренних дел ТАССР Гасимом Мансуровым, выпускником Бобинской школы. Мы совершенно не согласны также с заключением некоторых рецензентов (зачёркнуто: Хасанова, стр. 5) о том, что «бобинские учились в султанской Турции». Русское самодержавие не давало возможности учиться не только бобинским… Тому мы знаем тысячу примеров… Именно поэтому выпускники Бобинской школы Мустакаев и Музавиров уехали за границу, и, имея документ об окончании Бобинской школы, один из них поступил в Энергетический университет в Бельгии, а другой – в Горный институт в Америке. Кстати, оба они, вернувшись на родину, работали в советской промышленности.

Бобинский процесс – одно звено в цепи национальной политики царизма, и его надо исследовать. Исследовать так, чтобы была возможность назвать чёрное чёрным, а белое – белым. «Нам нужна полная и правдивая информация, – писал Ленин. – А правда не должна зависеть от того, кому она должна служить» (54, стр. 446). Нужно изучать эту часть нашей истории и только на основании фактов делать выводы, а не наоборот.

«Уважение к минувшему, – писал в своё время Пушкин, – вот черта, отличающая образованность от дикости». Перелистывая страницы нашей истории, мы всё более убеждаемся, что нашему трудовому народу не за что краснеть за своё прошлое. И, на наш взгляд, ни к чему искать в нашем историческом прошлом только провокаторов, только националистов, предателей интересов народа. Ленинский принцип партийности обязывает учёных стоять на точке зрения объективной истины, которая и соответствует интересам партии, делу коммунистического строительства.

Март, 1968¹¹⁷