Kitabı oku: «Геворг Марзпетуни», sayfa 23
8. Конец последнего врага
На следующее утро царь устроил смотр войскам, чтобы видеть, какой ценой он одержал победу, венцом которой было пленение вражеского царя. Он с грустью обнаружил, что упорная и яростная битва отняла у него около пятисот воинов. Огромные потери врага не утешили царя, ибо все мертвые абхазцы не могли ему заменить одного живого армянина.
Абас приказал привести к себе абхазского царя.
В просторной долине вокруг царского шатра были выстроены армянские войска. Количество их достигало нескольких тысяч. По обе стороны шатра стояли придворные и княжеские полки. За ними сепухский, араратский, басенский, сисакянский, утикский, тайский и другие. Перед каждым полком находился военачальник в праздничном вооружении.
Царя, стоявшего около шатра, окружали спарапет, царевич, сепух Ваграм, сюнийские князья и царская свита. Все ждали плененного царя.
И вот в конце лагеря показался князь Гор на коне, с обнаженным мечом. За ним вели закованного в цепи абхазского царя и его князей. Их окружал отряд ванандцев, вооруженных копьями.
Пленного царя провели мимо длинного строя войск и поставили перед царем.
– Привет тебе, абхазский витязь, – заговорил спокойно царь.
– Привет, зять!.. – надменно ответил Бер.
– Ты еще осмеливаешься меня так называть? – спросил Абас.
– Да.
– Но ведь с тобой говорит царь-победитель…
– Он похититель моего наследства, и больше никто! – дерзко прервал его Бер.
– Я думал, что найду в тебе смирившуюся душу и кающееся сердце, – начал медленно царь. – Я думал, что ты покоришься и попросишь прощения за те злодеяния, которые совершил, за те потери, которые нанес и своему, и моему войску, бессовестно и жестоко предав мечу тысячи людей. Но ты упорствуешь и не раскаиваешься, ты говоришь со мной так же дерзко, как говорил с моим послом. Может быть, тебе надоела жизнь и ты ищешь смерти? Или ты забыл, с кем говоришь?
– Абхазскому царю, который властвовал над обширной страной, обладал несметным богатством, великолепными дворцами и прекрасными наложницами, жизнь не может надоесть. Это должно быть известно моему зятю. А с кем я говорю, я тоже знаю. Ты армянский царь, победил абхазцев и взял в плен их храброго царя. Скажу, это большая слава для тебя; но я не удвою этой славы, смирившись пред тобой и прося прощения. Пусть цепи сковывают мне ноги, но им не сковать мой гордый дух. Я – твой враг и останусь им навсегда. Не думай, что неудачи заставят меня когда-нибудь склонить пред тобой голову.
– Если так, то и я обойдусь с тобой как с врагом, а не как с родственником. Гордись, сколько хочешь, но знай, что твоя спесь не убавит ни одного звена из твоих цепей и не увеличит моего уважения к тебе. Свободолюбивый царь не покушается на свободу друга. А ты не только возымел такое желание, но захватил мои земли, посягнул на свободу моего народа и угрожал освятить армянскую церковь по чужеземному обряду… Ты тиран и, что самое преступное, враг моего престола. Бог против тиранов и уничтожает их, он предал тебя в мои руки. Насильника я мог бы еще пощадить, но щадить врага моей родины я не имею права.
Сказав это, он обратился к Гору:
– Ты обещал, князь, проводить царя Бера до нашей столицы. Выполни свое обещание, и пусть этот храбрец увидит храм, который собирался освятить по чужому обряду.
Царь вошел в шатер, не удостоив Бера взглядом, а ванандцы увели пленных.
Через несколько дней престольный Карс принял праздничный вид. Его многочисленные здания, княжеские дворцы, балконы, даже башни и бастионы украсились пестрыми тканями, коврами и флагами. На пути от городских ворот до царского дворца в нескольких местах были воздвигнуты триумфальные арки, увитые гирляндами зелени и цветов и украшенные гербами. На улицах и площадях складывались костры для ночных празднеств.
Улицы были полны народу, всюду царило оживление. На крышах, балконах и у окон стояли женщины и девушки, которые обычно не показывались открыто на улицах, и с нетерпением вглядывались в даль.
Все готовились к радостной встрече возвращавшегося с победой царя Абаса и его войск.
Толпы народа высыпали на дворцовую дорогу, поднялись на крепостной вал и на холмы, чтобы лучше видеть проходящие войска.
Весть о победе армян и пленении абхазского царя и его князей уже дошла до города. Все горели нетерпением увидеть дерзкого врага, который угрожал войти в Карс и освятить царский собор по своему обряду.
Но вот наконец послышались звуки труб и показалось знамя передовых отрядов. Народ, движимый какой-то неведомой силой, подался вперед и огласил воздух радостными криками. Наконец показались пешие полки, за ними конница, и вскоре вся восточная долина Карса заполнилась войсками.
Когда они приблизились к черте города, народ окружил их, казалось не желая пропускать дальше. Когда же прошли передовые полки и появилось царское знамя, воздух задрожал от громовых возгласов: «Да здравствует царь!» Немного погодя показался и сам царь, гордый и величественный, одетый в золотые доспехи. Белоснежное перо развевалось над золотым орлом, украшавшим его шлем. Он сидел на коне, покрытом золоченой броней, окруженный знатными телохранителями. Подъехав ко все возраставшей толпе, волновавшейся как море, царь с ласковой улыбкой на устах кивал в ответ на громкие приветствия.
За царем шла ванандская пехота, которая вела царя Бера и его князей, закованных в цепи.
При виде пленных в толпе раздались крики ликования, а наиболее ретивые из зрителей стали насмехаться над пленниками. Но спарапет, ехавший за ванандцами, поднял руку, и насмешки прекратились.
– Когда царь въехал в городские ворота, его встретило крестным ходом духовенство и проводило в собор. А войска, вступив в город, заполнили все улицы и площади. Мужчины приветствовали победителей радостными криками, а женщины осыпали их цветами.
Царица Гургендухт, окруженная свитой и княгинями, ждала царя в соборе. Все кругом радовались, лица всех сияли. Только одна царица была печальна. Торжественный праздник и доносящиеся снаружи ликующие крики были вызваны несчастьем, постигшим ее родного брата, ее родину. Как могла она радоваться, зная, что в эту минуту родина ее в тяжком горе?
Но как армянская царица она должна была, скрыв свою печаль, выйти к народу и не омрачать радости других. Царские обязанности брали верх над родственными чувствами: царица приказывала сестре забыть о несчастье брата и радоваться победе мужа и царя… Только тонкая женская душа могла скрыть такое горе под приветливой улыбкой.
После того как духовенство отслужило молебен в присутствии царя, спарапета, придворных и всех князей, царица подошла к царю и поздравила его с победой.
Царь, горячо любивший жену, прочтя в ее глазах печаль, сказал:
– Бог и святая церковь свидетели, что армянское войско поступило справедливо. Твой брат Бер угрожал моему престолу и нашей родине. Армянские воины защищали эти святыни.
– Тот, кто угрожает твоему престолу и родине, не может быть моим братом, – произнесла царица торжественно.
– И если бог накажет его, ты не должна убиваться, – добавил царь, – ибо он воздает должное.
От этих слов сердце царицы сжалось. Она поняла, что брату грозит какое-то новое несчастье, но в присутствии придворных, князей и княгинь не решалась спросить.
Подозвав к себе княгиню Гоар, она прошептала ей на ухо:
– Узнай от спарапета, где находится брат.
– Он здесь, в городе, – ответила Гоар.
– Я знаю, но куда его поместили?
– Говорят, что его отвели в храм святых Апостолов.
– В храм святых Апостолов? Зачем? – спросила испуганно царица.
– Не знаю.
– Спроси спарапета. Узнай, что они намереваются сделать с ним. Слова государя не предвещают ничего хорошего. Я боюсь, у меня сжимается сердце… Пойди, княгиня, узнай!.. Если они приняли какое-нибудь ужасное решение, нам надо помешать этому…
– Сейчас, моя повелительница, сейчас, – сказала княгиня и направилась к Гору.
Носилки царицы и знатных женщин уже удалялись от церкви, когда княгине наконец удалось увидеться со спарапетом.
– Князь, куда увели Бера и что с ним собираются делать? – спросила она у Марзпетуни.
– Зачем ты меня об этом спрашиваешь, дорогая княгиня?
– Я хочу знать…
– Мы его отправили в церковь святых Апостолов.
– Зачем?
– Чтобы он молился.
– Ты шутишь? – воскликнула княгиня.
– А ты?
– Я спрашиваю серьезно.
– И плохо делаешь. Ты должна знать, что князь Марзпетуни до сего дня ни одной женщине не говорил о своих намерениях… Ты можешь спросить меня только о совершившемся.
– Но…
– Что такое? Говори.
– Сама царица желает знать.
– Царица?.. О, ты этого могла не говорить… Я так и предчувствовал… Но раз ты сказала, я обязан ответить. Пойди и скажи царице, что на поле боя мы потеряли пятьсот храбрых воинов и ни одна сестра не пришла узнать, где ее брат и что с ним сделали.
Сказав это, спарапет отошел от княгини.
«Я это знал… Я предчувствовал… Мы не можем приказать сердцу сестры не страдать. Поторопимся же, чтобы женские чары и мольбы не испортили дела», – прошептал про себя спарапет, следуя за царем.
Что же происходило в церкви святых Апостолов?
За несколько дней до этого, когда войско еще стояло лагерем в Ардагане, царь собрал на совет князей, чтобы решить участь пленного Бера.
Некоторые из князей советовали казнить его, другие – заключить в темницу, а спарапет потребовал, чтобы его ослепили.
Царь, не желая причинять горя царице, стоял за заключение в тюрьму, и в то же время ему не хотелось отказывать спарапету, которому он стольким был обязан.
– Ослепление такой же грех, как убийство. Если я ослеплю Бера, то это преступление будет тяготеть над тобой. А я не хочу, чтобы это помешало тебе выполнить твое сокровенное желание.
– О чем ты говоришь? – спросил спарапет.
– Ты хотел освободиться от клятвы и вернуться в Гарни, в свой дом. Имей в виду, что после ослепления Бера католикос не освободит тебя от клятвы.
– Пусть я никогда не вернусь в свой дом, пусть мой прах не будет покоиться в родной земле, но родина избавится от лютого врага! – воскликнул Марзпетуни. – Если бы я был уверен, что, получив свободу, Бер оставит наши границы в покое, я бы первый просил о пощаде. Но он – змеиное отродье и не успокоится, пока его не раздавят. Неужели ты думаешь, что заключением в темницу ты избавишься от него? Нет темницы, двери которой не открыл бы подкуп, а низкие люди всегда найдутся. Этого человека надо взять в Карс, показать ему храм, над которым он хотел надругаться, и перед этим храмом ослепить, чтобы он и его близкие почувствовали силу армянской церкви. Это наказание жестокое, но если Каиаффа мог сказать про невинного Христа, что лучше, «если один человек умрет ради народа, но не погибнет весь род», – не будет ли справедливым применить эти слова к преступнику, который стал причиной гибели множества воинов? Сколько бедствий принес нашей стране отец его, князь Гурген! Мы надеялись с его смертью избавиться от постоянного врага на северных границах, но сын пошел по стопам отца… Бог предал его в наши руки. Если мы сейчас не ослепим его, он нарушит мир новыми войнами. Тогда нас проклянут народ и души тех воинов, которые пали по прихоти этого изверга…
На царя подействовали слова спарапета, и, не в силах больше противиться его требованию, тем более что и другие князья согласились с Марзпетуни, он обещал ослепить Бера.
Но спарапет, боясь, что царь по возвращении в Карс может уступить мольбам царицы, испросил разрешение наказать Бера сразу же по вступлении в город.
Вот почему Бера отвели в церковь св. Апостолов и все поспешили туда же.
Когда царь со своей свитой прибыл в новый собор, там уже собралась огромная толпа народа. Там был и Бер с пленными князьями. Их охраняли ванандцы, вооруженные копьями.
Царь избегал взгляда царицы, стремясь поскорее осуществить принятое решение. Сойдя с лошади, он подошел к Беру и, взяв его за руку, сказал:
– Иди же, осмотри церковь, которую ты собирался освятить по своему обычаю…
Он привел царя Бера в храм и, указывая на внутренность храма, сказал:
– Посмотри, как хорош он! Он выстроен на четыре крыла и разделен на двенадцать ниш. В каждой из них ты видишь лик одного из апостолов. Смотри на купол, как он красив! Он покоится на сводах, не поддерживаемых колоннами. Смотри на алтарь, как он высок! Смотри во все глаза, потому что ты никогда больше не увидишь этого.
Сказав это, царь вывел Бера и, показывая церковь снаружи, сказал:
– Видишь, храм уже готов, мы должны были освятить его, но ты нам помешал, потому что хотел освятить его по своему обычаю. Господь этого тебе не позволил, ибо он против злодеев. Но в освящении нашей церкви ты все же примешь участие. У нас в обычае перед освящением церкви приносить богу жертву. Вот этой жертвой будешь ты, чтобы хоть немного искупить свое преступление…
С этими словами он оставил Бера и, повернувшись к Марзпетуни, сказал:
– Спарапет! Вот человек, который был причиной гибели твоих пятисот воинов. Воздай ему должное!
Затем царь сел на коня и со свитой отъехал от церкви.
Спарапет подошел к Беру.
– Есть законы, о абхазский царь, – сказал он, – которые служат счастью и благоденствию народа. Презревших эти законы постигает небесная кара… Ты в своей жизни попрал немало таких законов и у многих отнял благо и счастье. И если сегодня тебя постигнет божья кара, проклинай не нас, а того, кто стал причиной твоего несчастья, – проклинай Бера, именовавшего себя «абхазским царем»…
Сказав это, он велел позвать главного палача.
Палач повел Бера в ближайшую темницу и там выколол ему глаза.
Когда царь Абас вернулся во дворец, царица, с трепетом ожидавшая его, вышла к нему навстречу.
– Где брат мой, преславный государь?
– Мы оставили его в застенке, – ответил царь, стараясь не смотреть на нее.
– Что вы с ним сделали? – воскликнула царица в ужасе.
– Ослепили, – был ответ царя.
Царица громко вскрикнула и без чувств упала на руки прислужниц.
Прошло несколько недель. Абхазские князья узнали о несчастье, постигшем их царя. С ценными дарами они пришли к царю Абасу с просьбой освободить Бера и пленных князей.
Абас назначил не только большой выкуп, но и потребовал возмещения всех убытков, которые причинил ему Бер.
Абхазские князья исполнили его требование. Они выплатили выкуп, возместили военные убытки и заключили вечный мир. Затем, взяв слепого царя и князей, вернулись в Абхазию.
Это немного утешило царицу. Ее брат, хоть и слепой, вернулся на свой престол, а страна получила сполна за понесенные убытки.
Так закончился спор о северных границах, поднятый Цлик-Амрамом. В Армении, обезопасившей себя и с этой стороны, снова на долгие годы воцарился мир.
9. Смерть героя
После описанных нами событий царь Абас занялся внутренними делами своей страны, стараясь укрепить союз с князьями и привлечь на свою сторону недовольных. Для этого представился удобный случай – торжественное освящение нового кафедрального собора, которое состоялось осенью 943 года.
На нем по приглашению царя присутствовали: католикос Ананий, который только что вступил на ахтамарский престол, старейшие епископы Армении, царь Васпуракана Ашот Дереник, владетели агдзинцев, могцев и Туруберана, князья Сюника, Гугарка, Тайка и другие, сын Саака Севада – Давид, много именитых людей и несметное количество народа.
После освящения собора и празднеств, которые продолжались несколько дней, по предложению князя Геворга Марзпетуни был заключен всеобщий союз армянского государства. В силу этого союза, все армянские князья, нахарары и царские дома объединялись и клятвенно обещали, в случае нападения врага на одну из областей Армении, вооружиться и действовать по приказу араратского царя. Этот договор огласил в только что освященном соборе сам католикос Ананий. Под ним подписались араратский и васпураканский цари и все армянские князья, поклявшись при этом свято и нерушимо хранить союз, который должен был служить усилению мощи родины и благоденствию армянского народа.
Царь Абас одарил ценными подарками своих высоких гостей и дружески с ними расстался.
Кроме того, некоторых князей царь удостоил особых милостей. Так, например, владетелям агдзинцев и могцев, которые всегда помогали своими войсками царской армии, даровал новые земли и титул великих князей. Сюнийским родственникам, доказавшим свою верность престолу, царь передал несколько граничащих с их областью провинций. Сепух Ваграм, самоотверженно участвовавший во всех боях, был назначен полномочным наместником над землями Утика и Агвана, и ему были предоставлены все права и доходы, которыми пользовался Цлик-Амрам при Ашоте Железном.
Князя Давида, сына Саака Севада, царь утвердил в правах владетеля Гардмана, вручив ему княжескую власть над этой страной, чтобы тем самым положить конец раздорам, которые начались там со времени царствования Ашота Железного. Царица Саакануйш из Еразгаворса переехала на свою родину в Гардман, чтобы провести остаток своих дней с братом. Из уважения к ней царь Абас подарил князю Давиду еще несколько провинций страны Агван.
Что касается Геворга Марзпетуни, то царь не знал, как отблагодарить своего достойного соратника, патриотизму которого был обязан упрочением своего престола, а родина – благоденствием.
– Во всем моем царстве нет такого сокровища, которым я мог бы вознаградить тебя, – сказал он Марзпетуни в присутствии всех князей. – Единственной и достойной наградой тебе будет титул «Благодетеля Родины», который я отныне и присваиваю тебе.
Сказав это, царь взял руку Марзпетуни и горячо ее поцеловал.
Старый князь был глубоко тронут. Обняв царя, он поцеловал его в голову.
– Бог уже вознаградил меня, – сказал он. – Я вижу свою родину мирной и счастливой, царский престол в безопасности, армянских князей в единении, врагов изгнанными. Сейчас я могу со спокойным сердцем сказать: «Ныне отпущаеши раба твоего, владыко, яко видесте очи мои спасение Израиля».
Что делал после того Благодетель Родины? Убеленный сединами, он, как и прежде, оставался жить при дворе, не считая возможным для себя вернуться в Гарни.
Он продолжал носить звание спарапета царских войск, хотя его обязанности выполнял Гор.
При дворе, начиная с царя и кончая последним придворным, все его любили и оберегали. Народ обожал его. Имя Геворга Марзпетуни стало для армян священным. Когда он выезжал на прогулку или представал перед войсками, всюду встречали его криками радости. Каждый хотел его видеть, беседовать с ним. Старый спарапет, потрудившийся много на своем веку, неустанно призывал к деятельности молодых. Он будил в них дух любви к родине, дух единения, разжигал патриотические чувства.
– Каждый из вас может превзойти меня, – часто говорил он собиравшейся вокруг него молодежи. – Надо только искренне любить родину, действовать самоотверженно, невзирая на опасность. Когда в дни бедствий я вышел на поле брани, со мной было всего двадцать человек. Иные меня считали безумцем, другие смеялись надо мной. В их числе были и те князья, которые со своими войсками заперлись в замках… Но я положился на бога и на свою волю и, как вам известно, преодолел все трудности. Я доказал миру, что может сделать только один человек, когда его вдохновляет благороднейшее из чувств – любовь к родине.
Пусть каждый из вас вооружится той же верой в родину, которая жила во мне, той любовью, которую я питал к своим братьям, той надеждой, с которой я положился на бога, и он увидит, что невозможное станет возможным, препятствия исчезнут сами собой и опасности перестанут угрожать. Больше всего любите единство, потому что это сила, рассекающая горы, сметающая все преграды, останавливающая течение рек. Научитесь жертвовать во имя единения самым дорогим для вас в мире, и оно принесет вам и вашим детям то счастье, которого ищут многие, но находят далеко не все.
* * *
Прошло еще несколько мирных лет, жизнь Благодетеля Родины клонилась к закату. Когда он почувствовал близкую кончину, он позвал своего сына Гора и невестку Шаандухт, имевших уже детей, и дал им свое последнее наставление.
– Могущество народа – в семье, – сказал он. – Силен тот народ, который имеет крепкие семьи, живущие согласно, мирно и добродетельно. Крестьянские хижины, неприметные домики, в которых живут одетые в лохмотья бедняки, презираемые богачами, – в них-то и заключена подлинная сила отечества.
Тот, кто хочет видеть свой народ сильным и родину победительницей, должен прежде всего оберегать семью. Так заботливый садовник, чтобы укрепить дерево и получить плоды, печется о корнях, скрытых в земле, которые не видимы людям. Эти корни дают жизнь дереву. И как растение не может жить с высохшими или подточенными червем корнями, так не может существовать народ, в семьях которого царит порок.
Если для народа и родины такую опасность представляют развратники из простонародья, то тем более опасной и губительной может стать развращенность тех, кто правит народом. Вот вам пример: семья Ашота Железного. Сколько страданий и горя доставила этой семье его слабость и сколько бедствий принесла она родине!..
Ведая обо всем этом, мои любимые дети, выслушайте мой последний завет и свято выполняйте его. Он заключается в нескольких словах: любите друг друга! Любовь осчастливит вас и ваших детей. Она будет источником радости под вашим семейным кровом, и божье благословение снизойдет на дом Марзпетуни, наследниками которого вы являетесь.
Старый князь умолк. Гор и Шаандухт опустились перед ним на колени и горячо поцеловали ему руку, обещая свято выполнить заветы любимого отца.
Царь Абас, услышав, что князь день ото дня слабеет, навестил его, желая узнать, где бы он хотел быть похороненным.
– Моя клятва запрещает мне быть погребенным в Гарни, – сказал князь Марзпетуни. – Похороните меня в любом уголке моей родины.
– Я хотел бы, чтобы твой прах покоился в Багаране, в родовой усыпальнице Багратуни, – сказал царь.
– В Багаране? Да, возьми меня туда, но не хорони в склепе твоих предков. Правда, там лежит твой отец, царь-мученик, и герой брат, но там погребен и Ашот Деспот. Жизнь разлучила меня с этим изменником, пусть же и смерть нас не соединит.
– Каково же твое желание? – спросил царь.
– Похорони меня перед цитаделью, на скалистых высотах, откуда я мог бы следить за могилой Ашота Деспота… чтобы он не изменил святым, погребенным рядом с ним… – ответил князь слабеющим голосом.
Через несколько дней Благодетель Родины отдал богу свою праведную душу.
Весь двор, престольный Карс и араратские страны оплакивали его смерть, а Абас устроил ему царские похороны.
Тело князя Марзпетуни похоронили перед цитаделью Багарана, на грозном утесе, у подножья которого бились волны Ахуряна, вечным гимном славя подвиги несравненного героя.
Затем царь передал должность спарапета Гору как достойному наследнику великого патриота, а на могиле Марзпетуни велел заложить церковь св. Геворга, которая и поныне стоит там невредимая среди развалин исчезнувшего Багарана.
