Синяк под глазом и распахнуто пальто. Играет музыка, солируя трубой. Горят огни над входом цирка шапито, и шины шоркают по мокрой мостовой. Блуждают тени по извилинам аллей, среди скамеек и скрипучих фонарей.
Толкучка улиц. Полутёмные дворы. Перед витринами – пирожные лотки. Горят рекламы, будто звёздные миры. И рассыпаются трамвайные звонки. И свежесть вечера. И дым от папирос. И режут глаз осколки острых летних звёзд.
2
Что было будущим, то минуло давно. Бикфордов шнур… а по небу бежит огонь длиною в сердца стук и шириной в ладонь… И жизнь обратно не прокрутишь, как кино: рассвет блеснёт своим единственным огнём — и ни тебя… ни той афиши под дождём…
Никто два раза не войдёт в один поток (так кто-то умный недвусмысленно сказал). И утекает время каплями в песок. И не проглотят дважды омуты зеркал ни отрока с обветренной губой, ни старца с голубою сединой.
«Я и во сне разучилась летать……»
Я и во сне разучилась летать… Просто присыпало пылью дорог звёзды… Для Вечности это не срок. Ветер устал через лужи скакать…
Снится, как в детстве: гудят провода, ветер в лицо и гроза за спиной. Строем – столбы на дороге пустой. Пыль… И не помню: бежала – куда?
Может быть, где-то, на той стороне шумной реки голубей небосвод? И лопухи. И жарки по весне. И тишина, незнакомая мне, пух тополиный в ладошке несёт.
Там, за забором, по краю земли глубже озёра и ярче закат… Жаль, что последние крылья мои даже во сне – будто плети висят.
Я и во сне разучилась… Опять, слышишь, часы на комоде: «тик-так…» Ясно, для Вечности это пустяк: плащ её белый туманом пропах, звёзды – как мелкая пыль на зубах…
…Ветер устал через лужи скакать…
«А под ногами – мокрая дорога…»
А под ногами – мокрая дорога. В кармане – электронные часы. Под образом языческого бога — автограф удалившейся грозы.
А за спиной в залатанной котомке — сухарь, в зелёной тряпочке – земля и Вечность, что похожа на обломки разбитого большого корабля…