Kitabı oku: «Мостя», sayfa 6
– Да, это верно. Иногда я слышу противоречивые просьбы.
– И как ты на них реагируешь?
– По-разному. Иногда я на них не отвечаю. Но ты права, просьбы могут быть и во вред. Пока я понял это, я много совершил ошибок.
– А почему ты не общаешься с местными обитателями, с духами природы?
– Я их не понимаю. Они закрыты от меня. Они меня не понимают. Мне ближе люди.
– Ты хочешь вернуться домой?
– Зачем? Это вы, люди, скучаете по своим родным местам и по друг другу. А для меня везде мой мир, мой дом. Сейчас мой дом здесь. Я тебя расстроил. Ты хотела выполнить их просьбу, чтобы потом они помогли этому печальному маленькому существу, которого вы зовёте Мостей.
– Неужели ты про каждого человека знаешь, про каждого человека на Земле?
– Нет. Только про тех, кто обращается ко мне. Они говорят забавные слова, чтобы я их услышал. Они их повторяют по несколько раз. Но рядом со мной никогда не было ни одного человека. Ты первая.
– Я теперь поняла, почему Духи стихий хотят, чтобы ты улетел. Потому что ты нарушаешь принцип невмешательства. Ты помогаешь всем, кто к тебе обращается. Понимаешь, этим может воспользоваться человек, который задумал чёрное дело. А такие есть среди людей.
– Я никому не хочу зла. Я знаю, что такое творить зло. Я тоже когда-то творил зло.
– В библии написано, что иногда и дьявол может предстать как ангел света. То есть, человек может тебя обмануть. Понимаешь, есть тот, кто слушает людей. Люди много веков молятся богу, прося у него помощи. И обижаются на то, что не всегда их желания исполняются. И думают, что он их не слышит. Но он знает, какие наши желания в пользу пойдут, а какие во вред. И надо заслужить помощь, надо самому сначала научиться слышать других и хотеть им помочь.
– Мне нравятся люди. Но в твоих словах есть истина. Я подумаю.
– Как твоё имя?
Ответа долго не было.
– У меня его нет. Ко мне обращаются Бел-горяч камень Алатырь.
– А может, это не к тебе обращаются? – Вдруг пришла мне мысль – Тебя никто не видел. Ты был на земле ещё до людей. Может на Земле есть другой камень Алатырь, и он настоящий?
– Но я услышал это обращение, я посылаю часть своей энергии на исполнение просьб.
– Так ты отдаёшь свою энергию, чтобы выполнить просьбу человека?
– Конечно, за всё надо платить. Если я делаю какое-то действие, я трачу свою энергию.
– А откуда ты её берёшь.
– Я трачу свою.
– Но если ты не будешь её пополнять, ты её всю растратишь.
Он мне ничего не ответил. И я поняла, почему он мне не показывается.
– Ты стал меньше?
– Да, теперь я могу поместиться в твою руку.
– И ты всё равно исполняешь желания?
– Да.
– Так ты скоро исчезнешь совсем.
– Нет, не скоро. Но когда-то я исчезну. И я останусь. Тебе этого не понять.
– Знаешь, не исполняй больше желания, просто слушай их, и перенаправляй к тому, кто знает всё о человеке, кто знает кому и какая нужна помощь. – И вдруг у меня сорвался с губ вопрос, который я совсем не намерена была задавать и я спросила его – А хочешь, я возьму тебя на Землю? Там солнце, которое тебя согреет, ты, наверное, уже забыл, какое оно тёплое и ласковое. Там живут люди. Ты будешь смотреть на них и слушать. А ночью будешь смотреть на звёзды, а они будут смотреть на тебя. И твой каждый день не будет похож на другие. Только пообещай мне, что ты не будешь больше исполнять желания, оставь их тому, кто это сделает лучше.
И вдруг я почувствовала в своей руке гладкий камень. И в тот же миг неизвестная сила выкинула меня с равнины, подняла вверх, окутав верёвками сизого тумана, и я свалилась на мягкую траву, выронив из руки камень. Я была на опушке леса и, похоже, было очень раннее утро. Это Земля. Место совершенно незнакомое. И это понятно, я не знакома с каждым лесом и каждой поляной на Земле. Я осмотрелась и подняла белый конусообразный блестящий камень.
– Как здесь хорошо! – Раздался знакомый голос.
– Да, хорошо. – Согласилась я – Сейчас надо определиться, где мы. И решить, где я тебя оставлю.
– Ты можешь меня оставить здесь. Мне здесь очень нравится.
– Слушай, может тебя отнести на какую-нибудь гору, чтобы ты был наверху? Или ты сам улетишь туда, куда захочешь?
– Я больше не могу летать, – ответил мне Белый Камень, и потом добавил – не беспокойся, ты рядом со своим домом, я это чувствую.
– Я не могу тебя просто взять и оставить здесь, вдруг кто-нибудь тебя подберёт? Или просто, проходя мимо, пнёт?
– Я не беспомощен, и могу стать невидимым. Я обещаю тебе, что не буду отвечать на их просьбы, но научусь пересылать их тому, кто сделает это лучше. Я буду просто смотреть на жизнь. Пока хватит моих сил.
– Я буду вспоминать тебя, – грустно сказала я – и буду разговаривать с тобой.
– А я буду тебе рассказывать о себе. – Ответил Белый Камень – Спасибо тебе. У вас всё будет хорошо. Поверь мне. Иди в том направлении, куда сейчас смотришь. Там ты получишь помощь. Я последний раз помогаю, не волнуйся. Слово моё крепко.
И он исчез. Так я справилась со своим заданием или нет? Он не полетел к звёздам, но он стал так мал, что ему не справиться с земным тяготением, Земля не отпустит его.
Глава 6.Выбор
Я зашагала туда, куда смотрела. Опять добрым словом вспомнила подарочные ботинки. Босиком сквозь такие буераки, которые я преодолела до того, как дошла до дороги, я бы не осилила. Дорога, к которой я вышла, была асфальтированная и, самое главное, движение было достаточно интенсивное, несмотря на ранний час. Я не стала останавливаться и голосовать, а пошла в ту сторону, куда направлялся больший поток машин. Похоже, они ехали в город на работу. Пройдя пару километров, я увидела шиномонтажку, кафе, и стоянку. Всё нормально, сейчас узнаю, где я нахожусь и попрошу телефон, чтобы вызвать Илью. Кафе было открыто, и я в него зашла. Оно было абсолютно пустое, даже за стойкой никого не было. Я сначала громко поздоровалась, потом села за столик и стала ждать. Минут через пять из бокового коридора вышел молодой парнишка, приветливо поздоровался со мной и спросил, что я буду заказывать. Мой первый вопрос его озадачил. Я спросила:
– Извините, но я сначала хотела бы узнать, где я нахожусь.
– Это предприятие ИП Голомидов.
– Нет, мне нужно знать, сколько километров от ближайшего населённого пункта. И ещё нужен телефон, чтобы позвонить, буквально полминуты.
– Екатеринбург рядом, восемнадцать километров от него. – Он махнул в ту сторону, в которую я шла – А в ту сторону если ехать, – он махнул в противоположную сторону – то там дальше Белоярский. До него тридцать километров с небольшим.
Он мне дал свой телефон, и я набрала номер Ильи, который, слава богу, я помнила наизусть. Сонный голос брата мне ответил не сразу:
– Да, говорите.
– Илья, меня нужно забрать с восемнадцатого километра по дороге на Белоярский. Возьми с собой мои ключи от квартиры. Потом всё объясню. Приезжай быстрее.
Если он и удивился, то молча, сказал коротко: «Буду. Жди» и отключился. Парнишка оказался понимающим, и вынес мне стакан кофе и бутерброд с сыром. Я начала отказываться, сославшись на то, что у меня нет с собой денег, но он с улыбкой сказал:
– Завтракайте, не переживайте. Приятного аппетита.
Хороших людей намного больше, чем плохих. С такой мыслью я выпила кофе и съела бутерброд. В кафе вошли двое мужчин и сели за столик у самого выхода. Потом ещё зашли люди, и через полчаса все столики были уже заняты. Я, чтобы не занимать столик зря, вышла на улицу и села на бетонный блок. Я смотрела в сторону, откуда должен был приехать Илья. Часов у меня не было, чувство времени у меня было так себе, поэтому мне казалось, что я тут сижу с начала лета. Наконец показался синий Фольксваген. Увидев меня, Илья округлил глаза и покачал головой. Я села к нему в машину и попросила сто рублей, чтобы рассчитаться за завтрак в кафе. Он молча вытащил из портмоне сторублёвку и протянул её мне. Я быстро сбегала в кафе, положила её на прилавок и мы поехали в город.
– Ну, рассказывай, куда ты ходила в таких модельных шузах? – Спросил Илья, как только мы выехали на трассу.
Я ему подробно рассказала про все свои ночные приключения, про Белый Камень и про то, что у нашего Мости есть перспектива, а какая перспектива, я сама не поняла.
– По крайней мере, у него впереди много интересных открытий. Он же занимался наукой, ему это будет интересно. А что может быть интереснее, когда о мире рассказывают те, кто участвовал в его создании?
– Он же человек, как он без общения с другими людьми будет жить?
– Так духи тоже могут принимать облик человека. Я же тебе рассказывала, что в башне, когда я первый раз там была, была женщина, хозяйка башни.
– Слушай, а может не надо было оставлять здесь этот говорящий камень? Надо было его домой привезти. Ты же одна живёшь, было бы с кем вечерами поболтать.
– Я до сих пор не уверена, правильно ли я сделала, что принесла его на Землю. А ты говоришь, что домой.
– Пусть лежит, греется под солнышком, что, жалко, что ли. Он же тебе пообещал, что будет молча лежать. Ты ведь доверяешь ему? Господи, что я спрашиваю? Сидим два взрослых человека и рассуждаем о доверии к камню.
– Я ему доверяю. Если бы ты видел то, что я видела, у тебя бы такого вопроса не возникло. Ты сегодня займёшься цыганским бароном?
– Да, Аль-Капоне, я сегодня обязательно займусь цыганским бароном.
Он довёз меня до дома, отдал мне мои запасные ключи и я снова пошла домой. Я успела только быстро вымыться и позавтракать, и всё равно опоздала на двадцать минут на работу. Наташа недовольно мне сказала:
– Пораньше спать ложись, не хватало ещё, чтобы ты, как школьница, на работу начала просыпать.
– Наташа, если бы ты знала, где я была всю ночь, ты бы так не говорила. – Ответила я.
– Так расскажи. А то пришла вся такая загадочная. Так где ты была?
– На трассе Екатеринбург – Белоярский?
– И что ты там делала?
– Завтракала.
– Это только сегодня, или ты всегда там будешь завтракать?
– Надеюсь, что только сегодня.
Часов в одиннадцать позвонил Сакатов:
– Оля, здесь прекрасно, ещё и погода нас не подвела. Меня уже Виктор Иванович с соседями познакомил. Я вот сижу у Валеры, он мне ручку от портфеля ремонтирует. Оторвалась в дороге. Что у тебя нового? Ты пыталась связаться с башней?
– Не только пыталась, но и была там. Сейчас не могу говорить, после работы всё расскажу. И ещё, тот туман, который над крышей, он не враг. Остальное вечером.
Я положила трубку и увидела, что Наташа стоит и слушает мой разговор. Она удивлённо повторила:
– Туман над крышей не враг? Оля, скажи честно, что это за коллектив единомышленников, которых ты собрала вокруг себя?
– Если хочешь, я могу тебе всё рассказать. Но это очень длинная история. Если будет время и желание, я тебе расскажу.
– Звучит зловеще. Ладно, я подумаю. Хочу ли я вступать в клуб « Странные люди».
Вечером позвонил Илья и сказал, что едет в цыганский посёлок, а после сразу заедет ко мне.
Вечером, после работы, закрыв аптеку, я пошла домой. Или сегодняшняя ночь, подарившая мне путешествие в другой мир, на меня так действовала, или непонятные сомнения нахлынули на меня, но я себя чувствовала так, будто я что-то сделала не так. Придя домой, я просто легла на диван и закрыла глаза. Словно лёгкий свежий ветер пролетел по моему лицу, и я услышала:
– Он тебя обманул. Мы показали тебе его. Каким он показался тебе, это не правда. Но то, что он не может больше летать, это правда.
– И что теперь будет?
– Он будет лежать там, где ты его оставила.
– Он мне обещал, что будет только слушать.
– Да, он будет только слушать. Но единожды солгав…
– Зачем он меня обманул?
– Спроси сама у него. Между вами прочная связь. Он всегда будет откликаться на твой зов.
Я открыла глаза. Ну что ж, я принесла с собой ещё одну проблему. Только я хотела позвать Белый камень, как в дверь позвонили. Приехал Илья, вид у него был озабоченный.
– Знаешь Оля, наверное, нам не разрешат перехоронить Зурку на цыганское кладбище. Они соблюдают особый закон, он называется романилэ. Они мне вообще рассказали фантастическую историю про то, что когда распинали Христа, мимо проходил цыганский табор. И один цыган украл гвоздь, которым хотели прибить голову Спасителя. И этим они облегчили страдания его. За это им разрешено иногда заниматься воровством и мошенничеством. Вот так. Ни больше, ни меньше. И бог любит их за их весёлый нрав и талант к песням и пляскам.
– А что про захоронение? – Нетерпеливо напомнила я ему.
– Они христиане. А христиане не хоронят самоубийц на кладбище. Они, правда, пообещали мне посоветоваться с баронами, но надежды мало.
– Так ты сам не говорил с бароном?
– Нет, он у них постоянно не проживает, а приезжает, когда пожелает, или по делам. Что будем делать?
– Не знаю. Я очень надеялась, что история Зурки их тронет. Надеюсь, ты её им рассказал?
– Оля, я пытался им её рассказать. Но они меня слушали так же, как и моя бывшая жена. Все разом говорят, посреди разговора встают, уходят, что-то делают, начинают мне сами о чём-то непонятном рассказывать. В итоге, я сам себе её и рассказал.
– Может ещё с кем-нибудь посоветоваться.
– Ну, только с Анной, с кем ты ещё можешь посоветоваться. Ладно, я поеду.
От ужина он отказался, сославшись ещё на одно неотложное дело, которое он сегодня должен сделать. В коридоре он склонился над моими башмачками, покрутил их в руке и сказал:
– Наш краеведческий музей у тебя их с руками оторвёт. Или как правильнее сказать – с ногами.
– Я их оставлю себе на память. Мне они очень нравятся.
Когда Илья ушёл, я сразу же набрала Алексея Александровича, который ответил, мне показалось, сразу же, когда ещё я набирала последнюю цифру номера.
– Ольга, я поставил на громкую связь, нас тут четверо, Мостя с нами, и Валера пришёл. Рассказывай.
Мой рассказ продолжался ровно до одиннадцати вечера. На том конце провода было полное молчание, даже Сакатов меня не перебивал. Я несколько раз даже спрашивала, есть ли там кто. И два раза сходила попить. Когда я закончила свой рассказ, у меня не было сил даже обсуждать ничего, учитывая, что вчерашнюю ночь я практически не спала. Поэтому, когда Сакатов только начал своё: «А почему», я сразу же отрезала, что сегодня мы не будем ничего обсуждать, а вот завтра, на свежую голову, мы и поговорим. К тому же, я планировала ещё пообщаться с Белым Камнем. Потом я вспомнила про безрезультативную поездку Ильи и сказала, чтобы они подумали, что нам делать с Зуркой. Алексей Александрович ответил, что связные камни у него с собой, поэтому, когда мы с Ильёй приедем, то вызовем Анну и посоветуемся с ней. Я попрощалась с ними и сразу же мысленно обратилась к Белому Камню. Голос его, так же, как и раньше, раздался прямо у моего уха:
– Я не хотел тебя обманывать. Ты можешь мне верить. Я уже знаю, что для человека всё незнакомое кажется чужим и враждебным. У нас с тобой вчера не было времени узнать друг друга лучше, у тебя не было доверия ко мне. Да, я несколько больше, чем тебе показался. Но ни слова, кроме только этого, не было произнесено с целью тебя обмануть. Ты знаешь, где я. Ты можешь всегда прийти ко мне, ты можешь всегда говорить со мной. Я открыт тебе. – Потом короткое молчание и – Извини. Но у меня не было выхода. Я целую вечность провёл в такой враждебной среде, а люди они другие, мне здесь хорошо.
– Но ты же сам первый враждебно отнёсся к первым обитателям нашей Земли, к Духам, которые помогали развиваться природе.
– Нет, я не враждебно к ним отнёсся, я такой, какой я есть. А они такие, какие есть.
– Ты убил двух духов.
– Нет, я никого никогда не убивал. Они часть меня. Я хотел познакомиться с ними, я никогда раньше не встречал подобных им. В космосе жизнь – редкая гостья. Даже если она где и появляется, но пролетает быстро, и снова не остаётся от неё никаких следов. Это, видимо свойство любой жизни такое – пробиваться через немыслимые трудности, что бы зацепиться, развиться, а потом саму себя уничтожить.
– Значит не только мы люди такие?
– Не знаю, говорю же тебе, я никогда раньше не встречал жизнь. Видел только следы, оставшиеся после неё, занесённые толстым слоем пыли.
– Печально.
– Да, печально. Поэтому я, когда был перемещён сюда, не знал, как взаимодействовать с живыми существами. Я миллионы лет приглядывался к ним. Да, не скрою, я допустил много ошибок при общении с Духами. Но мы так и не смогли с ними услышать друг друга.
– Ты был перемещён?
– Да вместе с вашим спутником Луной.
– Откуда?
– Даже если я тебе скажу откуда, тебе это ничего не скажет. Издалека. Очень издалека.
– А кто вас сюда переместил?
– Тот, кто может всё.
– Это тот, кому ты сейчас будешь пересылать просьбы людей?
– Да.
– Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо здесь на Земле. Ты же сказал, что твой дом сейчас здесь. Береги свой дом. Хорошо?
– Я буду беречь наш дом. Я уже понял всё, что ты мне сказала раньше.
Я успокоилась. Не то, чтобы совсем, всё-таки сейчас на поверхности нашей планеты находится, благодаря мне, очень таинственный космический гость. С другой стороны, он уже и не гость вроде, и раньше нас, хозяев Земли, здесь появился. Промучилась я этим вопросом не долго, потому что сразу уснула. И снился мне всю ночь сон, в котором я ходила вокруг каменной высокой башни, в которой не было дверей.
На следующий день мне Сакатов позвонил с самого утра.
– Ольга, у нас проблема. Мостя вчера с нами посидел совсем недолго. Когда ты нам звонила, он был с нами. Потом враз на полуслове исчез, невидимым стал. А среди ночи подошёл к Виктору Ивановичу, и упал возле его кровати. Потом снова пропал. Сегодня не выходил к нам. Мы не знаем, здесь он, с нами, или нет.
– А когда подошёл к Виктору Ивановичу, что он ему сказал?
– Не успел ничего сказать. Потрогал его за плечо и свалился, где стоял. Виктор Иванович соскочил, чтобы ему помочь, а его там уже нет. Он меня разбудил, мы в подвал спускались, искали, звали его. Так до утра больше не ложились.
– А жёлтый туман был над крышей?
– Днём вчера был, но мы уже не беспокоились о нём, раз ты нам сказала, что Мосте это ничем не угрожает.
– Если до вечера ничего не изменится, мы с Ильёй вечером приедем, вызовем Анну и посовещаемся.
До конца работы он мне ещё три раза звонил, но только, чтобы сообщить, что Мостя не откликается. Ещё он днём поговорил с Марией Григорьевной, и она вспомнила одну удивительную историю, которая произошла с ней, когда она ещё работала в школе. То есть, лет двадцать назад, а может даже и больше. Когда в Васильках закрыли начальную школу, её перевели в Дружинино, она стала ходить туда пешком. Это примерно семь километров. Осенью и весной ещё ничего, а зимой темнеет рано, и даже в пять вечера уже темно, как ночью. Перед Новым годом она задержалась, они репетировали с учениками новогодний концерт, и шла уже часов в восемь вечера. Из освещения – только звёзды на небе, даже луны не видно. И вдоль дороги сугробы в высоту метра два, как бульдозером нагребли, так они и стояли. Так вот. Идёт она, торопится, да и мороз за двадцать градусов, а она ещё и варежки в школе забыла, руки в карманах держит. И слышит, позади шаги, будто догоняет её кто-то. Раз она обернулась назад, два, а потом увидела тень, промелькнувшую на сугробе. Она женщина не пугливая, и врагов вроде у неё нет, а всё равно, не по себе ей стало. До деревни ещё километра три было. Ускорила она шаг, почти уже бегом бежит. Но выдохлась и пошла снова тише. И слышит, шаги её догоняют. Она резко обернулась, и видит, девочка невысокая в коротенькой шубке её догоняет. И тоже вся запыхалась. Видит, что Мария Григорьевна остановилась и ждёт ей, она быстрее пошла. Подошла к ней и говорит так виновато: «извините, что бежала за Вами, я подумала, что вдвоём веселей будет идти». У Марии Григорьевны отлегло от души. Пошли они рядом. Девчонка назвалась Соней. А Мария Григорьевна её спрашивает: «Я тебя раньше в Васильках вроде не видела, в гости к кому идёшь?» А Соня ей отвечает: « Да, в гости. Но я тут раньше жила». Мария Григорьевна спрашивает её: « А к кому ты идёшь?» Соня говорит: «К Старковым». Мария Ивановна украдкой поглядывает на неё, но никак узнать не может, да и темно на дороге. А потом Мария Григорьевна и спрашивает у Сони: «А почему ты одна так поздно идёшь, и откуда ты приехала?» А Соня отвечает: « Мария Григорьевна, не пытайтесь меня вспомнить и узнать. Вы меня, скорее всего, и не помните, потому что всего один раз только видели. Вы тогда ещё приехали к нам в деревню по комсомольской путёвке, молоденькая совсем, Вас ещё поселили к заведующей столовой Римме Коптяевой». У Марии Григорьевны дыхание перехватило, и это говорит ей эта маленькая девочка, которой от силы лет двенадцать – тринадцать. Как она может помнить то, что произошло тридцать пять лет назад? Мария Григорьевна замолчала. Она подумала, что Соня где-то слышала у взрослых разговор про неё, вот и повторяет. Так, для смеху. А Соня серьёзно продолжает: « Я Софья Михайловна Старкова, помните такую?» Мария Григорьевна вспомнила, как придя в дом к своему ученику Мите Старкову, она увидела лежащую на кровати худую жёлтую старуху, которая шумно дышала и стонала. Старуха умерла через несколько дней. На кладбище Мария Григорьевна не поехала, но на поминки её чуть ли не силой притащила сноха умершей старухи, завхоз школы Алла Ивановна. И было это ровно тридцать лет назад. Бред какой-то. Видя, как Мария Григорьевна вся сжалась и замолчала, Соня её успокоила: «Мария Григорьевна, я не к Вам иду, сегодня я иду за племянницей своей, Катериной, она уж давно болеет, а сегодня час её настал. Жалко только, что больно неуживчивый у неё характер был, обидеть человека могла запросто, даже не заметив. Мало, кто вспомнит её добрым словом». Марии Григорьевне интересно стала, она и спрашивает: «А что, если обижала она людей, в рай не возьмут?» На что Соня так серьёзно ей и отвечает: «Вы ведь сами не верите, тому, что говорите. Какой рай? Не смейтесь над этим, не на все темы можно шутить. На эту нельзя. Просто запомните это. Когда человек уходит, то всегда, ну или почти всегда, остаются люди, с которыми он взаимодействовал в жизни. И как они его будут помнить, это и является решающим, как он уйдёт, где он будет. Бывает, придёшь на поминки, а там люди вроде и грустные все сидят, не разговаривают. Сначала не поймёшь, вроде печалуют, а им просто сказать нечего про того, кто покинул их. Знаете же, о покойниках или хорошо, или ничего. Вот и молчат, хотят, чтобы скорее всё закончилось и уйти. А бывает, собираются люди помянуть, и начинают вспоминать, и посмеются, и поплачут. Этот человек оставил след в их жизни. След обязательно должен остаться, и он должен быть светлым, как облака над нами. Человек, только когда окажется там, в своём вечном доме, понимает ценность всего ,что происходит здесь. Не надо тратить свою жизнь на мелкие обиды, на накопление каких – то там ценностей. Да что я Вам это говорю! Во всех книгах об этом пишут. Я, думаете, почему сюда прихожу? Почему до сих пор не обрела покой? Потому что из-за меня пострадал невинный человек, и не один». И рассказала Соня про то, что когда ей было шестнадцать лет, полюбился ей в деревне парень, да так полюбился, что только о нём и думала, о нём и мечтала. А у парня этого была невеста, и дело уже к свадьбе шло, да только вмещалась судьба-злодейка в лице черноокой красавицы Зурки. Зурка, девка бойкая была, да и невеста тоже не из смирных была, вот и подрались они из-за этого парня. Соня узнала про это, в деревне новости быстро разлетаются, и её будто сатана в бок ткнул. Поняла она, как может избавиться от обеих соперниц. У неё отец ветеринаром работал, и было у него средство, которое усыпляло животных. Соня отлила этого средства в пузырёк. Пришла в гости к своей сестре, они вместе пошли по гостям, так вот Соня и подлила в чай несчастной невесте это средство. Чтобы та уснула, чем дольше, тем лучше, чтоб свадьбу свою проспала, и подумали все, что Зурка её околдовала. Да только уснула та вечным сном. Не хватило смелости Соне признаться в своём преступлении, только лежала она и рыдала на сеновале, поняв, что погубила человека, что грех этот будет на ней до конца жизни. А потом ещё узнала, что Зурка повесилась, совсем ей плохо стало. Залезла мать к ней на сеновал, думала, что обидел кто Соню. Соня разревелась, да и выложила матери всё. Побелела мать, закрыла лицо руками и только прошептала: «Что ты наделала, глупая!» Конечно, мать ничего не сказала никому. Но долгими зимними вечерами, когда они оставались с Соней вдвоём дома, они обе плакали и молились. Рассказала Соня всё это Марии Григорьевне, дошла вместе с ней до деревни, и свернула к дому Старковых. А утром Мария Григорьевна узнала, что померла Катька Старкова. Вот такую историю рассказала Мария Григорьевна.
Признаться, история эта на меня произвела очень сильное впечатление. Зурка, бедная Зурка! Но может, теперь мы сможем просто похоронить её на кладбище, она ведь тоже пострадавшая сторона, и пусть она сама на себя наложила руки, но ведь обида у неё была на всю деревню. Обвинили её несправедливо. Ох, как несправедливо! Мне и раньше было жалко Зурку. Она же, в сущности, была ещё ребёнок. Да и кровь у Зурки горячая, цыганская. Вот и не смогла она жить без любимого, да ещё с таким позором. В деревне люди бы до конца её дней помнили и вспоминали ей загубленную душу.
С Ильёй мы договорились, и он подъехал за мной ровно в пять. Наташа, когда я ей сказала, что мне нужно сегодня уехать из города пораньше, только поджала губы и кивнула.
Илья меня спросил:
– Что это с ней?
– Она сегодня услышала про жёлтый туман случайно, теперь думает, что мы какая-то секта.
– Тебе надо было на работу в этих башмачках своих идти, у Наташки тогда, вообще, насчет тебя все пазлы бы сложились.
Почти в семь мы въезжали в Васильки. Возле своего дома сидела бабушка Тикалиха. Увидев нас, она мне махнула рукой, приглашая. Я сказала Илье, чтобы он остановился, и показала ему дом Виктора Ивановича, чтобы он ехал к нему.
– Подружка?– Спросил меня Илья.
– Не знаю ещё. – Ответила я и пошла к Тикалихе.
Я подошла к ней и поздоровалась. Она мне показала на скамейку и сказала приказным тоном:
– Садись.
Я села и она меня спросила:
– Вы цыганку хотите перехоронить?
– Да, тем более, сейчас открылись новые обстоятельства. Она не убивала невесту Ивана. – Сказала я и добавила – Тот, кто это сделал, сам признался.
– И кто это? – С недоверием спросила она.
– Софья Михайловна Старкова.
– И как это она вам призналась? Она умерла, в пятьдесят седьмом, я в тот год замуж вышла.
– Ну вот, нашли её признание.
– Надо же, – видно было, что недоверие её ко мне только растёт – и где вы их нашли?
– Не важно. Но это точно она сделала. Она подлила средство для усыпления животных в чай невесте Ивана.
– Ну-ну. И куда вы её хотите захоронить? На наше кладбище мы не дадим. Пусть её цыгане к себе хоронят.
– Простите, я не знаю, как Вас зовут. – Обратилась я к ней.
– Можешь баба Лида меня звать. – Ответила она.
– Баба Лида, а Иван Камышев больше не возвращался в Васильки? – Спросила я её.
– Нет, даже на похороны матери не вернулся. Говорят, запил он и сгинул где-то на севере. А ты что, у Виктора спроси, он же его родственник. Может он писал им.
– Говорят, что некоторые Зурку видели, будто ходит она возле кладбища. – Сказала я.
– Ты что вокруг да около, так и спрашивай. Все знают, что Зурка неупокоённая. И шатается везде. Я не видела, но Людка, продавщица наша, её видала.
И она рассказала, что Людмила прошлой весной заболела, и её увезли в город в областную больницу. Она там три неделе пролежала. И к майским праздникам её выписали. Она ключи бабе Лиде оставила, чтобы цветы поливала и за порядком следила. У Людмилы ещё две кошки, их надо тоже было кормить. Вернулась Людмила домой, двери открыла, а прямо у порога вся её обувь выставлена, и зимняя и летняя, всё, даже галоши. Она ещё удивилась, зачем баба Люда это сделала. Пока печку истопила, пока всё проверила, так и стемнело. Она пошла к бабе Люде, там они чай попили, обсудили врачей, соседей. Когда Людмила стала уже собираться, то спросила у бабы Лиды, зачем та всю обувь вытащила к порогу. Баба Лида, понятно, ничего не знает про это, никакой обуви она не вытаскивала, по шкафам чужим не лазила. Ну не лазила, так не лазила, и Людмила домой пошла. Приходит, дверь открыла, а там опять обувь вся у порога рядком стоит. Людмила опять убрала обувь. А среди ночи проснулась от того, что шум услышала в сенях. Она прокралась, смотрит, а там фигурка маленькая обувь её меряет, и Людмиле говорит: «Ногам холодно, без обуви меня похоронили».
Я спросила бабу Лиду:
– Так это Зурка была?
– А кто ещё! Она всегда без обуви ходила, босиком. Как только первая трава показалась, она свои сапоги скинет и ходит так. Людмила тогда ещё несколько раз Зурку видела. Людке тоже жалко стала Зурку, и она договорилась в Дружинино, там деда хоронили, так она ему в гроб положила пару новых туфель. Вот Зурка и перестала к ней ходить.
Потом баба Лида и говорит:
– Везите её на цыганское кладбище, пусть среди своих лежит.
– Так нам там тоже не разрешают её хоронить. Они же православные. Странно так, преступников на кладбище хороним, а эту девчонку, которая была сиротой, и которую никто не поддержал в её горе, закопали, как собаку. Собак и кошек тоже, кстати, сейчас на их кладбище хоронят.
– Вот и похороните её на собачьем кладбище, там ей и место! – Зло сказала баба Лида.
– Зачем Вы так?
Я встала, и пошла к дому Виктора Ивановича. Ну что за злая бабка? Я подумала, что не зря её не по имени, а по прозвищу зовут. Одно слово – Тикалиха!
Вся компания сидела в доме вокруг стола.
– Что, так и нет Мости? – Спросила я.
– Скажу тебе больше, в погребе обвалилась одна стена! – Махнул рукой Виктор Иванович – Мы с Алексеем Александровичем и с Валерой полдня землю вытаскивали наверх, да досками стены укрепляли.
– Может, поэтому он ушёл?
– Да стена обвалилась сегодня в обед, мы слышали. А Мости давно нет. Иди спустить, может на твой зов выйдет.
Я открыла дверь, Виктор Иванович включил свет, и я спустилась в подпол. Пахло новыми строганными досками. Я несколько раз тихо позвала Мостю, хотя уже поняла, что его здесь нет. И тут я увидела на верхней полке, в самом углу, свой красный оберег, который я дала Мосте. Я взяла его, присела на последнюю ступеньку и закрыла глаза. Звуки стихли. Я ощутила знакомое лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Меня качнуло, сначала легко, а потом я сорвалась и полетела в сером потоке мелких частиц. Через мгновение я увидела комнату с большими круглыми арками над окнами, тяжёлыми бархатными шторами, в углу стояла кровать под балдахином. На письменном столе, стоявшем возле окна, были разбросаны бумаги. Окна были открыты, и за ними слышались детские голоса, которые изредка прерывались низким мужским голосом и женским смехом. Детский голос крикнул: «Папенька, папенька, смотрите, а Серёжа поймал гусеницу и посадил её себе на голову! Фу, как противно!» И следом раздался резкий мальчишеский голос: «Папенька, а Наташа опять на меня жалуется! А сама она читала днём опять книгу про любовь, вы ей сказали, что ещё рано, а она убежала на берег и там читала!» «Ах, папенька, да не слушайте его, он постоянно придумывает всё!»
