Kitabı oku: «Руда. Искушение. Скрижали о Четырех», sayfa 5

Всякой вере основа нужна, пусть наивная, пусть чудная, но на чуде, завещанном предками, целый мир стоит да не падает! Ибо родился из Света и Тьмы, а населился из малого семени.

– Святогор! – позвал братко одними губами.

Викард присел рядом, навострил уши. В почерневшую от ежевики ладонь подсыпал недозрелой лещины, что вытащил из кармана портков.

– Где промышлять исхитряешься? – удивился маг, любуясь орехами. – И когда, вот главный вопрос.

– Худо тебе?

– Руда уже близко. Рядом с ней будто зубы болят.

Викард поскрёб бороду, тряхнул рукавом, метнул сюрикен в старый пень. Поманил рукой, притянул обратно. Снова метнул с плеча.

– Вот скажи мне, братко, на кой? Зачем Руда твоему Ригару, коли магу Камней она в тягость?

Эрей рассмеялся, напрягая мразей. Они не боялись тёмного мага, но смех Эрея будоражил кровь, точно призыв боевой трубы.

– Не в тягость. Нам проще, чем остальным: власть Руды слаба над тёмными магами. К тому же Ригара здесь нет, сидит в Аргоссе, в хрусталь наблюдает.

– И? – напомнил великан о вопросе. – Братко, ну очень мне любопытно!

– Ему нужно убить сына Рандиры.

– Вона как, – протянул Викард. – Ох, я б руки-то оборвал Сильнейшему. И над трупом позабавился всласть…

– Не бахвалься, – оборвал его маг. – Чем болтать без толку, наведайся в горы. Вдруг ответят Мельты на поклон и ласку? Только Бабника с собой прихвати. Не сегодня, но рисковать не станем.

Викард подскочил, махнул Даждьбору, поманил грязным пальцем Истерро, норовящего подслушать разговор побратимов.

Эрей щёлкнул пальцами, вскрывая орех. После камней что ему скорлупа, в пыль разотрёт и отправит под ногти! Причмокнул, высасывая молочную сладость. Тяжко тёмному магу, ой, лихо! Сроду не тянулся за белым сахаром, а теперь только знай подноси!

Бабник пристал с расспросами, но получил пинки да тычки сразу от двух инь-чианьских витязей. Ибо незачем пачкать тишину словами, если собрался к подножию Мельт. Викард стукнул пальцем в висок, дозволяя копаться в сознании, и открыл Истерро нехитрый план: сходить на промысел к ближним отрогам. А потом ухватил монаха за шкирку, кинул тюком на широкую спину и припустил вслед за Даждьбором, выкладываясь в быстром беге.

Истерро с перепугу вцепился в волосы, заплетённые по обычаю в десять кос, дёрнул, будто лошадь осаживал. Викард не сдержался, заржал по-конски, взбрыкнул, точно резвый скакун. Но останавливаться не подумал: так славно бежалось, что душа инь-чианина песнь слагала от счастья.

После долгого унылого пути по пустыням, по выжженным степям и иссохшим рекам – наконец-то горы, великие Мельты. Наконец-то прохлада вместо жары, шуршащие шаги близкой осени. А за хребтом, за вершинами белыми раскинулась родная Гардарика! Многоводная, многозвучная, с гудками потешными, скоморохами ряженными, со зверьём опасным и диким! С непролазными чащами, с отвесными скалами, с озёрами синими, что девичьи глаза. Иной покон, и песни, и люди. Милый сердцу, желанный край!

«Когда-нибудь, – в мыслях поклялся Викард, так, чтоб услышал Бабник, – я покажу тебе город над озером, проведу в покои родителя, обучу любить благодатный простор, что вы считаете варварским!»

Истерро обвыкся, ослабил хватку, кивнул в ответ с благодарностью.

Инь-чианин перестал удерживать думы, вычистил от пустых вопросов. И вконец опьянел от бега.

Разудалый полёт по науке Школы, когда ноги едва цепляют пушистые метёлки травы, чуть касаются камня, обращают ветер в натянутый над землею канат, в предгорье получался на зависть. Хорошо бежать по холодному воздуху, раскрывая ладони навстречу Мельтам. Славно, как славно возвращаться домой!

Даждьбор не владел навыком лёта, не был вхож в монастырь Скалистого острова, а потому спешил по земле, кроя вождя срамным словом. Викард сбавил ход, спрыгнул на камень, скользя сапогами по вечерней росе. Крикнул:

– За лесом отрог. Там поклонимся хребту, испросим дозволения на краткий промысел.

Вик перевёл дыхание. Рассмеялся, поймав взгляд Истерро:

– Бабник, они такие, подмастерья Скалистого острова. Им тверди мало, ветер седлают, взбивают ногами туманы в масло.

– Не думал, что такое возможно. Хотя видел однажды в голове Дарителя, как спускались варвары с юной горы.

Судя по голосу, монах был напуган нежданным умением Святогора. Всё ещё удивлялся, наивный, всё ещё верил в превосходство Ю-Чиня.

– Есть силы трепать языком? – насмешливо спросил Викард у Даждьбора. – Тогда побежали, друже, до сумерек обернёмся.

Коварный лес обманул: вместо отрога подсунул мшистые валуны. Но и здесь почудилась ухмылка Мельт, будто хребет протягивал руку, встречая своих сыновей. Викард снял с могучей спины Истерро, и варвары преклонили колени, касаясь руками святых камней. Монах торопливо повторил их жест, и инь-чиане довольно кивнули.

– Отец наш, заступник, владыка! – зычно воззвал Викард. – Пришли на поклон с чистыми мыслями. Дозволь детям своим, скала от скалы, прикоснуться к богатствам глубинным. Нам не надобно самоцветов и руд, то лишь возьмём, за чем торопились! Дай же нам селитры калийной, той, что горит сиреневым пламенем, да вонючей серы в равных долях, да угля древесного толику, дабы не жечь первозданных лесов, не пачкать дымом твои облака!

Истерро сдавленно кхекнул, выпучив глаза на Берсерка. Можно подумать, состав мажьего пороха был тайной, сокрытой в подвалах Венниссы! Хотя в Хвиро и не такое таили.

Лишь когда витязи встали с колен и пошли неспешно на Инь-Чиань, шаг за шагом приближаясь к любимым горам, Истерро спросил хриплым шёпотом:

– Я сберегу твой секрет, Берсерк! Но ответь: неужели все в ваших землях знают о взрывчатой смеси?

– Великий Эттивва, какие секреты! – жизнерадостно махнул рукой великан, подставляя лицо тихой ласке Мельт. – Рядом с Аргоссой живём, мажьей наукой дышим. Тут помимо трёх компонентов – это слово такое мудрёное вроде мер да долей в рецептуре, о! – нужна воля тёмная, смесь связующая, обращающая камни в огонь и смерть. И селитру, и серу ведь надобно вскрыть, чтобы вынуть из них громобойную Силу.

Бабник в кои веки смолчал, даже потряс головой в удивлении. Чудны дела, Великий Эттивва, Бабник боится задать вопрос!

– Я проведу тебя в Мельтские горы, – пообещал Викард. – Очень уж падок ты на запретное.

– Ой ли, вождь! – упрекнул Даждьбор. – В Мельтах не жалуют Братство.

– А дальше? – разом очнулся Истерро, отводя беседу с опасной тропы. – Вы попросили, и что станем делать?

– Погуляем немного, – хмыкнул Викард, – опосля воротимся в лагерь. Сам подумай, бесценный Бабник, если горы откажут, тут ищи, не ищи, путного всё одно не выйдет. А просящего по покону… Как ты там говорил? Игно-ри-ро-вать? Кратче, зачем обижать, коли просят добром?

– Мельты любят тишину! – напомнил Даждьбор.

И остаток прогулки они молчали.

Когда солнце тронул пояс Ясаны, Викард замер на месте, будто в камни врос. Гайтан на груди задёргался, заплясал вплетённым кордиеритом. Потянул в сторонку с неприметной тропки, по которой шагали варвары.

Тотчас витязи заулыбались, заспешили на магический зов да так, что Бабник отстал, затерялся. Когда он, взъерошенный, оцарапанный, выбрался на поляну, Викард уже собирал в мешок подаренные хребтом богатства, и то, что все три компонента нашлись в неглубокой ямке, удивило одного лишь Истерро, не умевшего говорить с горами.

– Хватит добычи, чтоб вызволить реку, – поклонился великан суровому кряжу. – Благодарим, государь и отец, за щедрость твою и внимание!

Даждьбор хлопнул по холке монаха, пригнул шею могучей дланью. И то верно, учись друже Бабник, раньше Свет умел беседовать с миром, жаль, подзабыл науку. А шея, поди, не сломается!

– Вы позволите сесть рядом, советник?

Эрей выгнул бровь и кивнул Дарителю. Щёлкнул новым орехом. Пустой!

– С исповедью лучше к Истерро. По душам потрепаться – к Викарду.

Не так много осталось Силы, чтобы тратить её на разговоры. Но с другой стороны, беседа способствует пониманию, как с умной рожей изрёк бы Викард.

Дар Гонт присел на узловатый корень, нахохлился и смолчал.

Ну и славно, зачем тратить слова? И без них всё видно, как в хрустале.

У костра Стейси и Альбин Вран на спор кидали ножички в землю. Вскоре Вран проиграл в нехитрой забаве, помрачнел, прихватил рудный меч и отправился к реке на дежурство. Видно, выпало плот сторожить.

– Что вы хотели, Гонт? – расщедрился на вопрос Эрей. Молчать рядом с юным полковником оказалось настолько тягостно, что даже маг не сдержался.

В лесу, ещё летнем, парком, сделалось вдруг неуютно, будто кто-то поддел ворох павшей листвы, а оттуда пахнуло гнилью и полезли склизкие черви.

«Вода, – маг дожидался ответа. – Так пахнет стоячей водой на болотах, не мхом, не лишайником, не кислой ягодой. Смрадным илом с душного дна. Откуда бы в еловом лесу?»

– Я хотел объяснить, – прошептал Даритель.

– Стоит ли? – удивился маг. – Вы уверены, что мне интересно?

– Нет, – усмехнулся, наглея, Дар Гонт. – Я как раз уверен в обратном. Что вы знаете о любви, тёмный маг? О пожаре, что сжигает сердце и душу, обращает в ничто все ценности мира? Верите ли, что любовь способна подменить самую жизнь? Я пытался быть достойным её. Видит бог, я пытался. Но вы…

– Не я, – отрезал Эрей. – Вы снова видите лишь клинок, а не руку, что его направляет.

– И клинки ломают, советник. Как сломали однажды меня.

Забавная получалась беседа. Будто говорили разные люди, страдающие об ином, упрекающие во всех бедах сразу. Но маг уже чуял, слышал…

– Эгегей! – закричал Викард, вырисовываясь на краю поляны. Побратим потрясал мешком, привлекая внимание мага.

Дар Гонт подскочил, как ужаленный в зад, будто корень, на котором устроился, оказался коварным полозом. Метнулся в тень, пряча лицо, мокрое от слёз и испарины.

Нелегко разговаривать с магом Камней, особенно по душам. Ибо мажья душа – потёмки и холод.

«Ничего не поделаешь, – думал маг. – И тебя придётся вытаскивать к Свету. Новый подопечный на мою голову!»

– Братко! – гулко зашипел Викард, так, что иголки с ели посыпались. – Всё добыли, снабдил владыка! В порошок перетрём по обряду, а слово мажье – твоя забота.

– Будто сам не знаешь заклятья? – покачал головой Эрей. – Учись, Святогор, пригодится.

Викард осунулся, погрустнел. Всучил лопух с голубикой.

У Эрея от сладкого во рту слипалось и мечталось о бузине, но голубику взял, раскусил, причмокнул к вящей радости варвара. Зачем огорчать побратима? Учись, Берсерк, тебе воевать. Не выйдет по-мажьему, смелешь порох и отправишь врагов на поклон Эттивве.

Викард отошёл к Стейси и Тверку, к ним поспешил Даждьбор. Мрази зашипели, что выводок змей, обсуждая, как лучше скрыть плот на воде, ветками или иллюзией. Сошлись на смешанном варианте и скатились кубарем к Альбину Врану, уже заскучавшему на посту.

Эрей старался припомнить, сколько он ел до знакомства с варваром. По всем подсчётам выходило немного. Так и не смог доказать побратиму, что маги Камней не нуждаются в пище, им камни служат опорой. Как разговоры – светлому Братству. Вот и сидел теперь, как дурак, пихал в себя сладкую ягоду и старался не гадать о завтрашнем дне.

Нелегко решиться на жертву. Можно всё продумать и просчитать, правильно расставить фигуры на клетках. Но шагнуть, выманивая под удар, раскрываясь для смертной муки, – Княже, кто б знал, как муторно. Был бы человеком, бессонницей маялся, коптил небеса упрёками. Княже, как хорошо быть магом, хоть для этого годно убитое сердце: позволяет выспаться в ночь перед казнью.

Эрей доел ягоды, прислонился к ели и, расслабившись, задремал. Сделают всё за него. И плот укрепят, и мажий порох как-нибудь намешают. И Дэйву объяснят, что целькону не сыщется места на судне, и придётся монстру скакать по лесам, пытаясь догнать хозяина.

Наутро вниз по Алеру, широкому, как Божья ладонь, но неглубокому, что корыто, поплыл диковинный плот, обвитый кореньями и кустами и прикрытый добротной иллюзией. Со стороны мерещилось: стронуло водой пышное дерево, выдранное из земли камнепадом. Но когда плот цеплялся за мели и забившие русло камни, нёсся из зелени варварский мат, отрастали у дерева новые ветки, упираясь в склизкое дно. Викард толкал справа, Даждьбор слева, брёвна сходили с отмели и продолжали путь по реке, всё набиравшей ход.

По центру плота сидел монах, которому силой всучили полено, сухое, будто пустыня Хвиро. Авось удержит монаха, вытащит на поверхность в случае катастрофы. Истерро смотрел на воду с опаской: плавать в скудном на реки Хвиро умели разве что рыбаки. А монахам и вовсе Господь завещал пешими смиренно брести по миру.

«Зачем идёшь в замок, глупец? – пригнул к самым брёвнам голос, открывший на миг Океан Высшей Сферы. – Ведаешь ли, зачем идёшь?»

– За своим! – крикнул вслух Эрей, жадно впитывая солёный ветер.

Сидевший рядом Даритель подпрыгнул, едва не свалившись с плота. Эрей удержал мальчишку за шиворот.

«Скверный маг, – огорчился Ригар. Неподдельно, так огорчается скульптор, расколовший прекрасную статую случайным ударом резца. – Ничему тебя не научил. Вернись в Аргоссу, безумец!»

«Я тебя тоже люблю, учитель, – растянул рот в ухмылке Эрей. – Давеча как раз о любви говорили».

И сразу его отпустило.

– Хорошо пошли! – пробурчал Викард. – Набрал силушку Алер, ожил, родимый.

– Шест до дна не достал! – поделился Даждьбор. – Тверк, ставь рулевое весло, пока не поймало стремниной.

Рулевым веслом деловитые мрази именовали бревно, обтёсанное топором до состояния толстой доски. Викард заявил с видом знатока, что эта штуковина зовётся гребь, но на него зашикали: длинное назвище звучало солиднее, а «гребь» все сочли за ругательство. Для упора пристроили небольшую рогатину, нарекли кормовой уключиной. Держалось всё на честном слове и отборном мате дружины, щедро делившейся наболевшим. Эрей подкинул пару заклятий, чтоб не огорчать мракоборцев, потому как рулить подобным веслом, да при этом уходить со стремнины не смогли бы и бывалые кормчие.

– Работает! – улыбался Тверк. – Смещаемся к берегу, мрази!

Он бы руки потёр, да гребь мешала. Вместо него Стейси Ван-Свитт потёр и руки, и ноги, и даже на спине поёрзал от счастья. Настолько опостылел пеший маршрут, что мрази радовались, как дети.

Ликования добавил зелёный парус, сделанный из плаща Истерро. Бабник горестно вздыхал да охал, оплакивая одёжку, а остальные едва не сплясали, когда ветер надул полотно и прибавил скорости ненадёжному судну.

Маг считал мракоборцев бойцами, умудрёнными вечными схватками с нечистью, а на деле они оказались мальчишками!

Вскоре течение заметно стихло, и лишь парус двигал вперёд махину, которую Тверк обозвал ковчегом. Пойма Алера наполнялась водой. Опасность сесть на мель миновала, инь-чиане отложили шесты и приготовили весла – те же брёвна, обтёсанные топором. Но перед гребными работами затребовали еды и чаю, горяченького, с дымком.

Стейси распричитался, обзывая их нелюдями ненасытными, но горячего чаю хотелось всем, а дежурил сегодня Ван-Свитт.

Тверк сдал гребь под присмотр Врану. С невразумительной руганью древоид растолкал Истерро, задремавшего на куче тюков в обнимку с пресловутым поленом. Из-под спины монаха вынул котелок с закопчённой рыбой. Сонный Бабник округлил глаза, только теперь осознав, что рубаха, и без того несвежая, перепачкана в саже и воняет хуже старых рыбачьих сетей.

«Чешуйчатая скотина», как именовали каждый улов, всем порядком поднадоела, но дичи добыть не получалось, а крупы, взятые в деревне с пиявцами, доели ещё второго дня. Жрёте, как вурдалаки, – ругался древоид, тыча обличающим пальцем в варваров. – Ладно бы охотились, падлы!

А рыбу кто достал? – обижался Викард. – Сами впроголодь живём, всё вам отдаём!

Вот и теперь дружинники морщились, но хватали рыбку за рыбкой из полного котелка. Не до жиру, питайся, чем Бог угостил.

Эрей посмотрел на Стейси, с мрачным видом стругавшего палочки для будущего костерка, послушал ворчание о великих бедах, что обрушатся на маленький плот: о спалённом парусе, о прожжённом ставе, о пробитом магическом куполе… Признал пророчества справедливыми и помог, раскрошил крупинку кремня, вмиг вскипятив воду под чай.

Ван-Свитт умилился от благодарности, изрёк, что от магов случается польза, и живенько набросал в котёл разных травок из поясного мешочка.

После обеда Викард заявил, что можно вздремнуть для отрады души. Но на него зашикали, кинули всем, что не жалко. Берсерк обвинил друзей в полном отсутствии романтизму, но не чинясь налёг на весло. Даждьбор пристроился с другой стороны. Плот сразу обрёл устойчивость и пошёл быстрее по водной глади.

Ближе к затмению варвары взмокли. Они приближались к затору: к огромному каменному завалу, перегородившему реку. Алер вновь обращался в озеро и, отражаясь от плотной препоны, шёл в противоток вдоль берегов, закручиваясь в водовороты.

– Тверк, к рулю! – крикнул Эрей. – Правь к ближайшему берегу!

Распоряжение припозднилось. Хрустнуло весло в пальцах Даждьбора, ударило мразя в плечо, опрокинуло. Невесть откуда взявшийся вал подкинул ввысь непрочное судно, ветер разодрал льняной парус. Отчего развязались верёвки, заговорённые Стейси Ван-Свиттом, не понял даже Эрей.

Мир застыл, обесСилев, оглохнув, лишь раскрывались беззвучно рты, пока плот расходился по брёвнышку, рассыпался в жадные волны, а через миг все очнулись в воде, холодной, тягучей, голодной.

Эрея отбросило в сторону и понесло на гребне волны. Аквамарин, скромный, тусклый, найденный в юных горах Готтана, подчинил себе бурный поток, вознёс тёмного мага над хаосом, осторожно оставил на вершине завала. В нагромождении валунов маг углядел подходящую щель и быстро скинул мешочек с заготовленным мажьим порохом. Он успел загнать кремень под ногти, когда на соседний валун запрыгнул взмокший Даритель.

– Остальным не так повезло, – сморщившись, ткнул пальцем полковник.

Эрей скосил глаз на Алер.

Плот разметало в разные стороны, но мрази тонуть не собирались. Их нелегко было сжить со Свету, и невозможно схоронить во Тьме.

Викард уже выгребал на берег, таща на себе монаха, наглотавшегося студёной водицы. Истерро был напуган, стучал зубами, но упорно подтягивал к груди тючок, в котором обычно таскал писания. Кто что спасает, – усмехнулся Эрей. – Побратим прихватил монаха, оружие, котелок. А Истерро бьётся за книги!

Даждьбор тоже плыл в сторону Мельт, ища спасения на берегу, близком к родному краю. Его унесло противотоком, но варварам холодная река нипочём, так, освежила немного, а то упарился, махая веслом.

Тверк расслабился в воде, бревно бревном, прости, зелёный, сравнение грешное! А на нём восседал, скрестив ноги, Стейси. Покорившегося потоку древоида относило к правому берегу.

Альбину Врану повезло меньше: вода прихватила, стиснула ноги, утянула и прихлопнула пенным валом. Но вскоре он выплыл вновь, упираясь во что-то мечом. Алер окрасился алым, под ногами Врана мелькнул длинный ус, обозначив большого сома. Руда, из которой был выкован меч, позаботилась о хозяине, пронзила голову склизкой твари и направила к берегу. Альбин встал в полный рост, подбоченился и катил на рыбине, уходя от волны.

– Не так всё плохо, полковник, – от души улыбнулся Эрей.

Даритель скривился ещё сильнее.

Алер взбесился водоворотами, ударил струями в беглецов. Но обратная формула аквамарина всё ещё не утратила Силы, и вода застыла, подчинившись приказу, пленённая магом Камней.

– Не только демоны управляют Стихиями! – пояснил мальчишке Эрей. – Но зачем всё это, ответь напоследок?

Даритель бессильно смотрел, как выбираются на берег мрази. Как к Викарду пикирует злобный Дэйв, выполняя распоряжение мага. Как инь-чианин, матеря светотень, швыряет Бабника на спину коня, запрыгивает сам между крыльев, лупит целькона в бока, принуждая сорваться в полёт. И вместо того, чтоб спешить к побратиму, направляет Дэйва к Мельтским горам.

– Всё рассчитано, маг Камней? – холодно уточнил Даритель. – Спас товарищей, а сам подставился? Но ведь главный приз у меня! Найдёшь ли аквамарин в мешочке? Хватит ли Сил вскрыть ещё один?

Эрей молчал, дожидался ответа.

– Тебе интересно, зачем? Ради любви, убийца! Разве ты сможешь понять? Любить иногда – всё равно что дышать! А если тебя лишают воздуха, на что решишься, чтоб снова вздохнуть?

– Так кого же ты любишь? – выгнул бровь Эрей, не делая попытки спастись.

Он казался спокойным, покорным, и Даритель увлёкся обличительной речью. Маг был готов, в самом деле готов услышать имя Милины, страшное в безысходности. Но Даритель рыкнул сквозь зубы:

– Сестру!

И Эрей расхохотался в ответ.

Демоны скоры, но маги быстрее. А Эрей был стремительней любого мага.

Даритель ещё хмурился на дерзкий смех, а ритуальный нож, вспоров руку мага, коснулся правой щеки предателя. Пальцы Эрея хранили частицы аквамариновой пыли, заклятье связало Гонта, заставило окоченеть. Ох ты ж, болото стоячее!

Ладонь мага легла на влажную рану, смешивая воду и чёрную кровь с примесью злого проклятья, убивавшего Императрицу.

– Хэнт то даэрэ, хэнт иллио! Хэнт карап лэгро! Кнез ма, тен окросс туа дэан, тен окросс фетэн колло! Вайли о сейто! Тейго о порри но! – нараспев произнёс он заклятье, от которого побелел Даритель. – Именем Тьмы, именем Света, именем Бога Единого! Княже, дозволь обратить заклятье, вернуть его злобу сказавшему слово! Да сбудется по речённому! Да обернётся зло против него!

Дар Гонт закричал, забился, рванулся от холодной руки, от горького яда порчи, втекавшего в рваную рану. Щека его онемела, а Эрей делился проклятой кровью, завещая судьбу Императрицы.

Сверху донёсся металлический клёкот, маг даже не дёрнулся, не обернулся, он понял, что на помощь Дарителю примчался недобитый грифон. Свистнули хищные стрелы, и снова маг не стал отвлекаться, вливая чужую судьбу в жилы сказавшего слово смерти. Он и так знал: Тверк Тополь добрался до берега, не расставшись ни с луком, ни с мешком у пояса, полным серебряной смерти.

Инквизитор заметался, не зная, как быть. Он должен был догонять целькона, преследуя светлого мага, а вместо этого ввязался в бой, подставился под стрелы Тверка. Стрелял древоид, что песню пел, звонко, красиво выводил мелодию. Одна из стрел зацепила грифона, особая, с алым пером. Праобор вздрогнул, посмотрел на руку. Заклекотал от ярости.

Не нашлось у Тверка яда глиссарха, но уж в травяной отраве кое-что смыслил хитроумный мразь. И с памятной стычки в полях Альтавины всегда носил в колчане десяток сюрпризов, как он их называл, перемазанных ядовитым соком.

Инквизитор увернулся от новой стрелы, из последних сил поспешил к Дарителю. Споткнулся, упал на камни.

«Спасибо, древоид. За себя и Викарда, которого теперь не догнать. Но приказываю: уходи, пробивайся к войскам Императора!»

Вслух Эрей не сказал, лишь качнул плечом и взглянул на взмокшего Тверка. Тот кивнул, приучился уже понимать. Схватил Стейси, потащил от реки. Альбин Вран, не дожидаясь приказа, уже торопился вверх по течению, ведомый мудрым мечом.

Тогда Эрей, не отнимая руки от щеки помертвевшего Гонта, щёлкнул пальцами боевой правой, зажигая растёртый кремень.

Под ногами, под толщей камней, где-то в самых недрах плотины вспыхнул магический порох, и мощным взрывом освободило реку, погребая в обвале Дарителя, мага Камней и грифона.