Kitabı oku: «Стихея», sayfa 2

– Этой ночью в лесу скрывается настоящая ведьма, – Джорджи перешла на зловещее шипение и сделала длинный взмах в сторону раскидистого леса, который вел к набережной. – И как истинные вэйландцы вы должны схватить ее и сжечь на этом костре!

Мари сунули в руки мантию.

– Ведьма настоящая? – вопрос сорвался с губ раньше, чем Мари успела подумать.

Джорджи отыскала ее взглядом и улыбнулась:

– Привет, Мари. Рада, что ты пришла. Нет, ищем чучело, наподобие этого, – она кивнула в сторону экспозиции. – К счастью, настоящих ведьм давно не существует. Остались одни шарлатаны.

Мари поморщилась. Долгий день сказался на ней, болела каждая мышца спины. Пальцами она размяла шею, но Джорджи растолковала ее жест иначе:

– Ты не согласна? – ее улыбка померкла, а взгляд стал холодным.

Нечто подобное Мари видела на лицах Моники и Айви, но они и рядом не стояли с ледяной ненавистью Джорджи.

– Не совсем понимаю, почему здесь так ненавидят несчастных женщин, которых несправедливо сжигали, вешали, уничтожали? – Мари не стерпела.

Она честно сдерживалась целый день, но не подозревала, что жить в окружении ненависти так тяжело. Первокурсники удивленно переглянулись. В их перешептывании Мари услышала слова одобрения, но такие слабые и невнятные, что не удивительно, что лишь она осмелилась высказаться вслух.

Мы живем в спокойное время, Мари. В наши дни нет гонений на ведьм, мы можем спать спокойно. Нашим предкам повезло меньше. Так что цени это, когда снова будешь жаловаться на свою сущность.

Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.

– Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду, – она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!

– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.

Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.

– Что если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?

Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:

– Там слезы, там стоны, там пленники зла.

Там женщины воют, кричат без стыда.

Здесь в черной обители, жители мглы,

Не молятся Богу, лишь Аду верны.

Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.

А Мари продолжила:

– Их ведьмами кличут, пытают и жгут,

Мольбы их не слышат, считают, что лгут.

«И нет им прощения!» – ревут палачи,

А девы все стонут: «Прошу, помоги…»

И всем безразлично, что эти грехи

Со злобой надумали их судии.

Лечила ль больного, дитя приняла?

Пустое, на деле ты беса звала!

И полнятся склепы телами бедняг,

А люди хохочут, для них все пустяк.

И земли багряные кровью плывут,

А зло усмехнется: «Пришла пора смут…».

Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.

– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.

– Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.

Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.

– Что ты здесь делаешь? – Она схватила его за руку и попыталась отвести от толпы любопытных глаз, но он даже не дернулся с места.

– Пришел полюбоваться на первокурсниц. – Эллиот подмигнул Мари. – А здесь такие таланты. Даже мурашки по коже.

– Прекрати паясничать!

– А я и не паясничаю, – он перевел взгляд на Джорджи и вмиг стал серьезным. – Между нами все кончено, и я сыт по горло качелями, в которые превратились наши отношения.

Джорджи фыркнула и скрестила на груди руки. Нервно притопнула ногой.

– Бред несешь. Иди выспись.

– Только в обществе прекрасной поэтессы. Как твое имя, детка? – снова повеселел Эллиот.

Мари не успела ответить, потому что Джорджи окончательно загородила ее спиной. От греха подальше Мари смешалась с толпой. Стать объектом любви одного и ненависти другой в первый же день просто мастер-класс «Как влипать в неприятности».

– Эллиот, иди домой! Потом поговорим.

Парень тяжело вздохнул и развернул Джорджи за плечи лицом к студентам:

– Слушайте все! Я больше ни за что не стану встречаться с Джорджи Чарлсон. И пусть у меня отсохнет… – он многозначительно замолчал и со смешком посмотрел себе под ноги, – если я нарушу клятву.

На Джорджи было больно смотреть. Она сморщилась на глазах, побледнела, посерела, и верно, но медленно стала превращаться в каменную статую. Перед тем, как уйти, Эллиот прошептал ей пару слов на ухо, затем подмигнул японке, послал воздушный поцелуй в толпу и растворился в тени замка так же быстро, как и появился. Словно его и не было.

Пару минут Джорджи молчала. Ее помощница попыталась привлечь к себе внимание толпы, но гомон между первокурсниками только нарастал. О выходке Мари все уже позабыли.

А потом среди деревьев раздался гул, словно кто-то дунул в охотничий рог, и Джорджи ожила:

– Найдите ведьму и приведите ее на костер инквизиции! – протараторила она заученную фразу, не вкладывая и малую толику той экспрессии, что должна бы.

И студенты неохотно поплелись в сторону леса в поисках не зная чего. Мари включила фонарик на телефоне, и не только она, и протоптанные тропинки между деревьев осветилась бледными лучиками света. Вокруг разносились перешептывания, но после своей выходки Мари не рискнула примкнуть ни к одной из групп. Поскорее бы кто-нибудь нашел уже это чучело, потому что от усталости веки будто магнитом притягивало друг к другу. Недавняя встряска, устроенная Эллиотом, улеглась, и теперь Мари хотела лишь одного – спать.

До Мари доносились шепотки идущей впереди парочки. Девушки, одна с короткими светлыми волосами и в зеленой толстовке, а другая с необъятной фигурой, замотанной в сине-красный плед, крепко держали друг друга под ручки и явно не собирались искать чучело ведьмы. Сплетни интереснее.

– Он просто бог! Как жаль, что нельзя верить его заявлениям, что он расстался с Джорджи.

– Ага. Но он был очень серьезен, – плед в клетку колышется в темноте.

– Мой куратор сказала, что не стоит обращать на это внимания. Эллиот и Джорджи тысячи раз расставались и каждый раз серьезнее некуда. – Блондинка теснее прижалась к подруге. – А та девушка с длинными волосами…

Мари напряглась и ускорила шаг, чтобы не потерять их из виду.

– Ага, волосы шикарные. Жаль у меня таких нет. Да и фигуры тоже…

– Я не про то. Она странная. Такое чувство, что она не знала, куда поступала. О Вэйланде всегда шла слава, что здесь живут и учатся ярые ненавистники ведьмовства. Лучше вообще не заморачиваться на эту тему.

– Ага… – только и бросила ее подруга, теряя интерес к разговору.

– А она вела себя, как еретик среди христиан. Пф-ф, нечего было сюда поступать.

Под ногой Мари треснула ветка, и она невольно замерла. Однако девушки даже не оглянулись и вскоре скрылись среди деревьев.

Мари оглянулась. То тут, то там мелькали лучи света, мельтешили белые мантии, слышались девичий смех и возгласы парней. Первокурсники пытались получать удовольствие от сомнительного задания, а вот Мари – нет. По собственной дурости она стала изгоем в первый же день.

Она вздохнула полной грудью свежий, слегка морозный воздух, наполненный ароматами зелени и речной воды. Нашла дорожку, ведущую вниз к набережной. Мари охватило странное чувство нереальности происходящего. Еще полгода назад она даже не думала, что будет учиться среди ненавистников ведьм. Не думала, что окажется одна. Не могла и представить, что мать исчезнет.

Мари подошла к каменному ограждению и навалилась на него сверху. Шершавый камень холодил руки и тело сквозь одежду, зато река при полном сиянии луны была прекрасна. Словно нимфа в травяном одеянии распустила серебристые волосы, и они дугой огибали замок, искрясь в лунном свете.

Мари наклонилась ниже, пытаясь разглядеть в тихих водах свое отражение, но кроме темноты и лунного диска ничего не было видно. Она упустила из виду, что сегодня полнолуние. Особый день для ведьм.

Нахлынуло еще одно воспоминание.

– Мама, мы – ведьмы, но ничего не умеем… – Мари сжимала сильную ладонь матери, но все равно едва поспевала за ней. Колкий дождь бил по лицу, но у них не было зонта. Как говорит мама: «Вода – не огонь. Потерпишь».

– Мы можем многое. И одновременно малое. Но запомни, слова в устах ведьмы – это могущественная сила, ею нельзя разбрасываться. Поэтому сейчас все, что ты должна, это научиться дружить с травами и знать, у какой из них просить помощи.

– А сейчас мы куда спешим?

– Сегодня полнолуние, Мари. Мы спешим на шабаш. Сегодня ты станешь настоящей ведьмой.

Мари отошла от ограды и силой выбросила мысли из головы. О том, что произошло в ее первый шабаш, вспоминать не хотелось.

– Черт! – она вновь посмотрела на полную луну.

Пошло оно все… Мари идет спать, а эти чудики пускай рыщут по лесу в поисках чучела.

Мари вернулась на тропинку и вдруг остановилась, когда луч фонаря выхватил из темноты женскую фигуру в грязном саване. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, и где-то с минуту они с незнакомкой смотрели друг на друга. Девушку окутывали длинные черные волосы, но они выглядели до такой степени спутанными, что им помогли бы только ножницы. По ее ногам стелился густой, как смог, туман. То ли вдалеке, то ли в голове у Мари зазвучали ритмичные удары. Бой барабанов нарастал, становился звучнее и опаснее.

Мелькнула мысль, что это постановка для первокурсников, но чутье ведьмы не обманывало: перед Мари – не человек. Незнакомка не шевелилась, лицо было бесстрастно, и только в ее глазах горел огонь. Пламя инквизиции. Мари сглотнула, пытаясь вспомнить, что бы сказала мама, но острая боль в затылке лишила ее зрения, и она погрузилась во тьму…

* * *

Мари открыла глаза и почувствовала лицом холодную землю. Мелкие камни кололи щеку, пальцы впивались в почву. Голова привычно гудела, как в моменты приступов, но слова не пытались сорваться с губ. Наоборот, в голове стучало, теперь яростно и злобно. Мари дотронулась до макушки и поморщилась. Странно, чувство, будто ее ударили по голове, но не было ни раны, ни крови. Она в один миг отключилась и провалялась без сознания неизвестно сколько времени. Сквозь барабанный бой до нее донеслись крики. Мари с трудом поднялась на ноги. Ни незнакомки, ни тумана больше не было. Только ритм, который слышала лишь она одна, напоминал о странном знакомстве.

Пошатываясь, Мари пошла по тропинке вверх. Теперь крики усилились, но барабаны все равно стучали громче. К нему присоединился хор женских голосов, от которого перед глазами заплясали черные пятна.

 
Чувствуешь боль струится по венам?
Так зябко и холодно, еле дышится.
Нас давно нет, покрытые тленом,
Тебе в этой мгле померещимся.
В замке развеяли пепельный прах,
В приговоре – печать алой кровью.
Сожгли тела мучениц на кострах —
Наши души пропитаны болью.
Нет больше жалости, нет сочувствия,
Кровожадные, хищные мы
Вернулись сюда под покровом безумия
В Вэйландский замок, где люди – рабы.
 

Мари мутило от слов жуткой песни, но она ничего не могла с этим поделать. Только слушать и молча проталкиваться сквозь толпу, которая собралась в центре парка. Сначала Мари заметила знакомый плед в клетку, сброшенный на землю. Его хозяйка стояла на коленях, закрывая лицо руками в беззвучном крике.

В воздухе болтались белые кроссовки на тонких, странно вялых ногах. Такие же безвольные руки. И лицо. Кровавая пена на губах, широко раскрытые глаза…

А затем Мари поняла, что видит девушку с короткими волосами, которая любила посплетничать. Любила… Теперь ее тело болталось на толстой ветви дуба, а вокруг шеи была обмотана веревка, подобная той, которой было привязано чучело на постаменте.

 
Суть наша полнится яростной местью,
Отныне не станем молчать.
У ведьм не осталось совести, чести,
Пришло ваше время рыдать!
 

Девушка была мертва.

Обучение в Вэйланде началось.

Глава третья. Крамольные мысли

Убийство потрясло маленький городок настолько, что не проходило и дня, чтобы Мари не услышала чьи-то перешептывания и домыслы. На три дня в Вэйланде наступил траур, наполненный затишьем и тихой печалью.

Полиция дотошно допросила каждого, кто присутствовал на посвящении в студенты. Но никто не видел, что произошло. Новоиспеченная подруга покойной, которую Мари запомнила по клетчатому пледу, твердила одно: они заплутали в лесу и из-за густого тумана потеряли друг друга из виду. Позже она нашла ее повешенной на дереве.

Родители кляли преподавателей за то, что те разрешили студентам шляться в полнолуние в лесу. Конечно же, легенды и байки не заставили себя ждать. Одна из версий гласила, что девушку повесили ведьмы. Но официально постановили, что она повесилась из-за разбитого сердца. Как бы сильно вэйландцы ни ненавидели ведьм, даже они отказывались признавать их существование в реальности.

Мари поняла, что их ненависть к ведьмам – нечто вроде кружка по интересам. В Вэйланде находится клуб инквизиторов, вот и весь секрет. Поэтому к концу первой недели она уже не обращала внимания на их идиотские замашки, к тому же ее мысли были заняты другим. А именно – той незнакомкой, которую она видела в полнолуние. И чем больше Мари об этом думала, тем сильнее ее мучила мигрень.

Мари удобнее обхватила стопку книг, которую ей выдали в библиотеке, и вышла на узкую дорогу, выложенную брусчаткой. С двух сторон теснились двухэтажные каменные дома, навалившиеся друг на друга, как старые выпивохи. С их крыш свисали полотна плюща, и некоторым хозяевам приходилось обрезать зелень, чтобы освободить окна.

Над одной из дверей Мари заметила вывеску в винтажном стиле с черными выжженными буквами.

«Магазин пряностей и трав».

От неожиданности Мари остановилась и невольно огляделась. Она ожидала увидеть гневных селян с вилами. Но, похоже, владельцы не боялись, что их обвинят в колдовстве. Мари пригнулась и вошла в низенький проход. Над головой мелодично звякнул колокольчик.

– Добрый вечер, – тихо позвала Мари, но никто не спешил выйти ей навстречу.

Прилавок пустовал, зато деревянные стеллажи вдоль стен были заставлены товарами, от аромата которых закружилась голова. Баночки с куркумой, паприкой, корицей, скрученной в трубочки… Сушеные пучки мяты, шалфея, лаванды и бесчисленного количества трав, которые Мари узнавала с восторгом и трепетной ностальгией, живописно свисали с потолочных балок.

– Добрый, добрый, – послышалось позади Мари, и она быстро обернулась. – Пришли полюбоваться или хотите что-нибудь купить?

За прилавком появилась женщина, которая словно только что шагнула из портала времени и переместилась в Вэйланд из эпохи хиппи. А еще она чем-то напоминала спаниеля – ощипанные на концах светлые волосы и длинный нос, на который водрузили круглые очки в желтой оправе.

– Пока полюбоваться. – Мари подошла ближе к продавщице. – А вы не боитесь торговать травами в Вэйланде?

Женщина засмеялась:

– Сразу видно, ты только поступила. Нет, деточка, я торгую для туристов, а их манит все колдовское. И коренные жители Вэйланда не такие предвзятые, как студенты. Юношеский максимализм, что поделать… – Она нырнула под прилавок и вытащила пучок сухоцвета с темно-сиреневыми цветочками. – Держи, это подарок. Судя по всему, грядут темные времена. Темнее, чем четыреста лет назад, – зеленые глаза женщины блеснули за стеклами очков.

– Душица? – Мари одной рукой неловко взяла сушеное растение и понюхала. Запах знакомый с детства. Ароматы трав окружали ее до самой смерти матери. – Хороший оберег от злых сил.

– Разбираешься в травах? – восхитилась женщина.

– Немного. – Мари оглянулась на дверь. – Мне пора идти. Зайду, как будет время.

– Приходи, приходи, деточка. Нам есть о чем поболтать. И запомни: меня зовут Тина, – крикнула женщина, но когда Мари повернулась, чтобы ответить, за прилавком вновь было пусто. В напоминание о Тине остался лишь сухоцвет, одиноко лежащий на стопке учебников.

Мари вышла из магазина и благодарно вдохнула свежий воздух, наполненный речной прохладой. После ядреных сочетаний специй и трав, кислород казался еще более свежим, чем раньше. Но она успела отойти лишь на пару домов, как сзади послышался знакомый голос.

– Эй, поэтесса, постой!

Похоже, душица плохо оберегала, потому что возле Мари возник Эллиот. Тот самый фотогеничный парень, от которого она хотела бы держаться подальше.

– Помочь? – Он с улыбкой попытался выхватить у Мари книги, но она увернулась.

– Помоги. Оставь меня в покое, пожалуйста.

– Э, нет, коварная девчонка. Это выше моих сил, – он развел ладонями и шустро забрал у Мари часть учебников. Она лишь успела подхватить пучок душицы, чтобы он не полетел на землю. – А ты знаешь, что нам разрешено скачивать их в электронном виде на планшет? И не надо таскать целую кипу.

– Знаю. Но Айви говорит, что, читая бумагу, лучше усваиваешь материал. И я с ней согласна, – Мари подавила вздох и ускорила шаг. Чем быстрее она вернется, тем быстрее отвяжется Эллиот.

– Твой куратор – Айви? – Его лицо забавно скривилось. – Уверен, она уже рассказала обо мне кучу гадостей. Но поверь мне – это все ложь. Я не душу собачек и не ворую у бабушек вставные челюсти.

Мари подавилась смехом. Узкая дорожка между старинными домами с атмосферой Прованса закончилась, и перед ними вновь вырос угрюмый, скалистый замок.

– Конечно, мы говорим лишь о тебе. У нас ведь нет других тем для разговора, – фыркнула она.

– Не будь злюкой, пупсик, – подмигнул Эллиот.

Мари заскрежетала зубами:

– Пупсик у тебя в штанах, а теперь отдай книги и сделай одолжение – оставь меня в покое, – она почти силой вырвала у него учебники.

– Про пупсика не обидно ни капли, – хмыкнул Эллиот и, захватив пальцами прядь ее волос, легонько потянул на себя. – Пупсик. Я не могу называть тебя по-другому, потому что не знаю твоего имени.

Половина слов Эллиота смазалась и пролетела мимо Мари, потому что внутри нее взорвался ком ярости и все, что она видела – это как его пальцы держали ее волосы.

– Отпусти, – прошипела она.

– Что? – слегка опешил Эллиот из-за смены тона. Но пальцы разжал, и прядь упала тяжелой нитью.

– Никогда больше не прикасайся к моим волосам, – холодно бросила она и отвернулась, пока не наговорила лишнего.

Мари поспешила прочь, прижимая к груди стопку книг и вдыхая эфирный аромат душицы. Она боялась обернуться, боялась увидеть в глазах Эллиота омерзение. Ведь только настоящая ведьма запрещала прикасаться к своим волосам. И в таком месте, как Вэйланд, об этом точно знали.

* * *

Мама бы сказала, что только глупая и недальновидная ведьма могла так отреагировать на поступок Эллиота. Мама бы сказала, что Мари должна была сдержаться, несмотря на то, что каждая ведьма знает: волосы – это святое, в них сила, в них вся колдовская сила. В любом случае, все, что могла сейчас Мари – это додумывать, что бы сказала мама.

Неважно. Главное – никто не должен увидеть какого цвета ее кровь.

Мари наклонилась над раковиной и плеснула холодной воды в лицо, а затем впилась взглядом в собственное отражение. Мария Ребекка Бэсфорд. От столь громкого имени осталась лишь бледная тень, которая вынуждена скрываться среди людей, мечтающих сжечь ведьму на костре. Ее преследовал озабоченный парень, и скоро на голову посыплются проблемы со стороны ревнивой Джорджи. Вроде бы, это и есть жизнь обычного подростка, но вот повесившаяся девушка и исчезновение матери…

Мари протерла лицо и внимательно всмотрелась в темно-карие глаза, которые ей достались от матери. Один в один. Словно на нее смотрит мама. И раздраженно говорит: «Держи себя в руках. Ты же ведьма! Будь сильной. Будь собой…».

– Куда? Куда же ты исчезла? – прошептала Мари.

Полгода назад ее жизнь перевернулась, когда она обнаружила пустую квартиру. Вещи матери лежали на месте, телефон со стертыми кнопками валялся на диване, а на кухонном столе – разлитый кофе. Осколки вишневой кружки были разбросаны по темно-зеленому кафелю, как крупные капли крови. И сломанный дверной замок – вот и все, что ожидало Мари дома. Ни спустя день, ни два, ни три мама не вернулась. Зато в ее жизни возник отец с новой семьей, и тогда все привычное и родное, что Мари знала, исчезло следом за матерью.

Мари вернулась в раздевалку к своему шкафчику, стараясь не вспоминать прошлое, но голова как была чугунной, так и осталась, и даже бодрящий душ не помог. Снаружи опустился густой вечер, и, возможно, вечерняя прогулка в компании Айви помогла бы ей развеяться. Мысль приободрила, и Мари быстро натянула джинсы и хлопковый свитер грубой вязки. Стащила полотенце с влажных волос и расчесала их пальцами.

– Черт… Ну почему я не сдержалась? – пробормотала она, снова вспомнив разговор с Эллиотом.

– Потому что ты – шлюха!

Она не успела отскочить, как Джорджи с необычайной силой схватила ее за волосы и дернула на себя. Мари до крови прикусила губу, чтобы не закричать, и знакомый металлический привкус проступил на языке.

– Думала увести у меня парня на глазах у всех? Знаешь, скольких я уже проучила? Ты не первая, кто переходит мне дорогу и спотыкается!

Джорджи намотала ее волосы на кулак и потащила за собой по холодной плитке. Мари упала на колени, продолжая молчать. Голова горела так, словно с нее сняли скальп.

– Что, нечего сказать?

Джорджи замерла и наклонилась к Мари, чтобы заглянуть в лицо:

– Плачешь?

– Нет, – прошипела Мари и поймала взгляд Джорджи в свой плен.

«Мы можем многое…» – Снова прозвучал в голове голос матери.

С лица Джорджи схлынула кровь, и она испуганно разжала пальцы. Спотыкаясь, она попятилась назад, пока не прижалась спиной к стене.

– Пожалуйста, не надо, – почти жалобно простонала она. Ее кожа посерела, а глаза превратились в огромные впадины.

– Не надо – что? – вкрадчиво поинтересовалась Мари, поднимаясь с колен.

Руки дрожали, а в груди клокотала ярость. Джорджи прикоснулась к ее волосам без разрешения, унизила, причинила боль, и сейчас Мари едва сдерживалась.

– Вот это вот… – промямлила Джорджи и заплакала, закрывая лицо руками.

После ее слов злость внезапно утихла. Мари вздохнула и бросила усталое:

– Проваливай.

Дважды просить не пришлось. Уже через минуту Мари в полном одиночестве села на длинную скамью между шкафчиками.

«Вот это вот», как выразилась Джорджи, возникло у Мари после исчезновения матери. Первый ей об этом сказал отец:

«Не смотри на меня так. Ты словно вскрываешь мои потайные страхи и заставляешь испытывать их все одновременно. Я даже не могу описать то, что чувствую. Твой злой взгляд в точности, как у твоей мамы. Когда мы ссорились, она не могла его скрывать, а я не мог его выносить. Я предпочел бросить семью, лишь бы не испытывать этот ужас снова и снова. И вот сейчас я готов вновь сбежать, только бы не сталкиваться с тобой. Ты никогда меня не поймешь…»

Но Мари понимала. Тот безотчетный ужас, который вызывал взгляд разъяренной ведьмы, способен убить, если его не контролировать. Его может вынести только другая ведьма или колдун. Либо человек, потерявший голову от любви. Джорджи не была ни первой, ни вторым, ни, тем более, третьим. А вот Мари была ведьмой. И после этой стычки за ней точно явятся, чтобы сжечь на костре.

* * *

Мари опоздала на первую лекцию по истории средних веков. Айви прожжужала ей все уши про то, что к занятиям профессора Чейза лучше прочитать весь заданный материал, либо не явиться вовсе.

Он на интуитивном уровне вычисляет не подготовившегося студента. Отыщет тебя в кромешной тьме.

Но получить «неуд» на первом же занятии не так пугало Мари, как узнать в профессоре того самого парня, с которым она столкнулась в день приезда.

«А если узнаю, что с того? Я просто устала после дороги, переволновалась из-за памятника инквизиции, да мало ли что там себе напридумывала. Может, он вообще не существует… Может, это галлюцинации?»

С такими мыслями Мари пришла на лекцию спустя пятнадцать минут после начала и села с самого края возле прохода. В аудитории царил полумрак, а профессор Чейз стоял спиной к студентам и водил лазерной указкой по огромному слайду, который проецировался на стену через проектор.

Мари прищурилась. На экране горела картина, которую она уже видела в коридорах замка. Кажется, «Саул и Аэндорская волшебница»¹. Сгорбленный мужчина в белой мантии, каким обычно изображали тень пророка Самуила, явился к колдунье, но женщина в ужасе попятилась к каменной статуи, а израильский царь Саул пал ниц перед пророком. И причем здесь средневековье, если картина 19 века?

– Это Аэндорская волшебница из Ветхого Завета, – громко подтвердил догадку Мари профессор и переключил слайд. Теперь на стене горела красивая девушка в сером платье с чашей в руках. – А это Цирцея, дочь Гелиоса, что опоила друзей Одиссея и превратила их в свиней. Несчастная, одинокая женщина… Меня просили начать именно с ведьм, потому что мы учимся в Вэйланде, – со смешком добавил профессор и обернулся.

Луч проектора высветил его лицо, и Мари со стоном сползла ниже под стол. Это был он. Профессор Уильям Чейз. Его взгляд пробежался по лицам студентов, и Мари показалось, что он задержался на ней.

– Знаете, я здесь преподаю второй год, а все равно не понимаю местной зацикленности на ведьмах. Даже ваша учебная программа построена так, чтобы показать ведьм истинным злом, – он вздохнул. – Ладно, переключаюсь, а то меня закидают помидорами. По одной из легенд, – он снова повернулся к картине, – самые знаменитые ведьмы – это реинкарнации Аэндорской волшебницы. Когда Саул пришел к ней и попросил вызвать дух царя Соломона, она выполнила его просьбу. Но в Ветхом Завете умолчали, что колдунья поплатилась за свою помощь. Ее сожгли. Напоминаю, что это только легенда. – Профессор включил лампы и погасил проектор.

Яркий свет ударил по глазам, и студенты недовольно поморщились.

– А теперь вопрос: что связывает Аэндорскую волшебницу и Цирцею? – профессор уселся на край стола и скрестил руки на груди. На этот раз он был только в белой рубашке, хотя Айви шутила, что Уильям Чейз родился в джемпере.

По залу пронеслись перешептывания, но никто не рискнул поднять руку.

– Ну же! Все логично. Считайте, что я чуть раньше уже ответил на вопрос.

Профессор Чейз вздохнул, когда молчание затянулось. Он снова пробежался взглядом по рядам, и на этот раз Мари не показалось: его глаза почти что впились в нее.

– Мисс…? Да, да, вы, в чудесном зеленом свитере.

Это вообще-то был цвет морской волны, но Мари придержала язык.

– Мисс Бэсфорд.

– Замечательно. А по имени?

– Мария.

– Мария, – повторил за ней профессор Чейз, словно пробуя ее имя на вкус. Судя по улыбке ему понравилось. – Как вы считаете, что общего между этими двумя колдуньями?

– Потому что Цирцея – реинкарнация Аэндорской волшебницы, – сухо ответила Мария.

– Браво! – он захлопал в ладоши. – Может быть, вы сталкивались с этой легендой раньше и расскажете, для чего сжигали ведьм?

Мари мысленно вздохнула. Она не читала книг, которые профессор задал к первой лекции. И если она скажет «нет», а там говорится про эту легенду, то это скажется на ее отметке. Но, если получится наоборот, то у остальных появится лишний повод подозревать ее в колдовстве. В принципе, хуже уже не будет. После косяков с Джорджи и Эллиотом…

– Слышала, – решилась Мари и увидела, как брови профессора Чейза поползли вверх.

Ну, вот. Он не ожидал, что она знает, но отступать поздно.

– Продолжайте.

– По легенде существуют тексты, вырезанные из Ветхого Завета. В них говорится, что из праха ведьмы можно сделать целебную мазь, которая заживляет любые раны, как физические, так и душевные. Панацея от всех болезней, – Мари старалась не обращать внимания на косые взгляды. Кто-то из студентов остервенело листал книгу про инквизицию, но, видимо, в ней подобной информации не содержалось. Конечно, они ведь не ходили на шабаши со своими матерями.

– Браво! – профессор Чейз даже не пытался скрыть изумление. – Вы первая, кто ответил на этот вопрос. Браво. А скажите, Мари, вас ничего не смущает в этом факте? На одной чаше – ведьмы, на другой – целебная мазь. – Он перевернул руки ладонями вверх и изобразил весы.

На его лице читалось откровенное восхищение. Глаза блестели, а на губах блуждала теплая улыбка. Мари почувствовала, что у нее горят щеки.

– Смущает. Не понимаю, как истинное зло может спасать чужие жизни?

– Согласен. Что ж, таким коварным образом устроено многое в нашей жизни. Добро и зло тесно связаны, и, изучая историю, мы увидим это переплетение на примерах. Мисс Бэсфорд, задержитесь после лекции, а сейчас продолжим изучать ведьм.

И профессор Чейз снова погасил свет с помощью пульта и включил проектор. Темнота вовремя скрыла разгоревшееся лицо Мари и спасло ее от любопытных взглядов. Но не спасет в будущем. Мари вовсе не жаждала задерживаться после лекции и, тем более, находиться в аудитории наедине с профессором. Она хотела быть ниже травы, тише воды, но где бы она ни появилась, приковывала к себе всеобщее внимание. А как иначе…

«Знаешь, почему многих ведьм так быстро распознавали? Очень сложно скрывать ведьминскую суть. Она искрится в наших глазах, звучит в нашем голосе, управляет нашими эмоциями. Да, можно все отрицать, но ведьмы все равно будут выделяться из толпы. Сейчас ты еще слишком мала и не понимаешь. Но когда вырастешь, все изменится, и ты вспомнишь мои слова».

«Все изменилось, мама. Очень быстро».

Остаток лекции Мари молчала, игнорируя вопросы профессора Чейза, а он будто и забыл о ее существовании. Изредка она делала записи и параллельно прикидывала, как бы успеть сбежать раньше всех. Но стоило прозвенеть звонку, как профессор тут же повернулся в ее сторону и с улыбкой махнул, подзывая к себе.

Мари спустилась к нему, напряженно прижимая к себе учебник с тетрадью. Профессор Чейз складывал свои конспекты в черную папку, и вблизи казался Мари еще красивее, чем издали. Сердце гулко забилось в груди. Ее окутал морской аромат, от которого закружилась голова.