Моя драгоценная гнома

Глава 1

– Есть прекрасный жемчужный ожерелий! Смотри, господина, каждый жемчужна – белый, как молоко! – мой отец нахваливал товар, а я едва сдерживала смех, слушая, как он коверкает эльфийскую речь. – Такого нигде не найдете, это вама любой скажет! Лучший ювелира среди гномов – это вы ко мне, господина, ко мне!

– Ты лучший, что ли?

– Сама лучший, господина! Ювелира Багз! Багз и сына – лучшие мастера во всем королевстве!

Покупатель был эльфом, и папаша старался напоказ, выдавая иногда такие перлы, что я кусала губы, чтобы не засмеяться, а смех так и лез наружу, проклятый.

– Ожерелье мне нравится, – сказал покупатель задумчиво, – и вот это тоже нравится. Я возьму оба – и из жемчуга, и из топазов.

Когда он достал бархатный кошелек и высыпал на прилавок горсть золотых, мы с папашей переглянулись. Смеяться сразу расхотелось, а что касается папаши, он едва не забыл про гномий акцент:

– Если желаете, господин мой… у нас иметь еще кое-что, что мы держима для особых покупатель.

– Что-то лучше этого? – спросил эльф, и в голосе его чувствовался явный интерес.

– Горазда, горазда лучше, господина! – сказал папаша таинственно и кивнул мне: – Сына, принеси две шкатулка.

Я выскользнула из лавки и пробежала по коридору до тайника. Оглянувшись на всякий случай (хотя, кто сможет проникнуть в наш дом?! Ведь мы с папашей сами делали замки!) я простучала по кирпичной кладке, и один кирпич тут же уехал в сторону. Запустив руку в тайник, я достала те самые шкатулки, о которых говорил отец. Что ж, если покупатель решил раскошелиться, то сегодня у нас будут телячьи отбивные на ужин!

Быстрой ногой я вернулась в лавку и с поклоном передала отцу шкатулки. Папаша не любил, когда я вертелась поблизости, если приходили покупатели, но тут я не смогла заставить себя уйти. Ведь в этих шкатулках лежали броши, которые сделала я, и мне страшно хотелось посмотреть, как покупатель отреагирует, увидев их.

– Только для вас, господина, только для особых покупателей, – сказал отец, пододвигая светильники, чтобы показать товар во всей красе. – Это мой лучший работ. Я вижу – вы ценителя, вы понять и почувствовать.

Он нажал на крохотные выступы на шкатулках, сработала хитрая потайная пружина, и крышки медленно поднялись.

Я осталась, чтобы посмотреть на покупателя, когда он увидит броши, а вместо этого уставилась на них самих, как будто увидела в первый раз.

Две розы – алая и белая, вырезанные так тонко, что походили на настоящие цветы. Белая – из прозрачного лунного камня, красная – из граната. На их лепестках, словно капли росы, блестела бриллиантовая крошка, рассыпая сполохи искр. Казалось, что повеяло нежным ароматом цветов, и стало свежо, как от только что выпавшей росы.

С трудом оторвавшись от созерцания украшений, я посмотрела на покупателя.

Эльф откинул капюшон, наклонившись над прилавком, чтобы лучше рассмотреть броши, и я почувствовала болезненный укол в сердце – он был удивительно красив. Эльфы сами по себе дивный народ, и у них невозможно встретить не то что урода, даже просто – некрасивого, но этот походил на драгоценную жемчужину среди обломков перламутра.

Черты лица точеные, словно вырезанные самым острым и тонким резцом по редкому белому мрамору. Глаза миндалевидные, опушенные черными ресницами, прозрачные, как изумруды – я готова была поклясться, что при дневном свете они приобретут зеленый цвет, но сейчас, при светильниках, казались золотистыми. Прямые брови – волосок к волоску, будто он только что причесывал их щеточкой из свиной щетины, как эльфийские модницы. Прямой нос с высокой переносицей – без единого изъяна, ровный, как по линейке. Идеальный овал лица, твердый подбородок с ямочкой, высокие скулы, четкий абрис губ, и в довершенье ко всему – целая грива роскошных, пышных, светлых волос. Они лились с макушки, из капюшона, падали на плечи эльфу, на прилавок, и распространяли аромат мускуса и толченого янтаря. И цветом они напоминали янтарь – золотисто-рыжие. Наверное, на солнце они утратят красноватый отлив и покажутся настоящим золотым потоком.

Я смотрела на эту природную красоту жадно, пытаясь насытиться ей, запоминала каждую черточку, каждый изгиб удивительного лица, а мои мысли уже полетели, представляя будущую работу – статуэтка «Охотник на привале». Слоновая кость и золото. Слоновая кость и золото! У меня руки зачесались тут же схватить напильник и засесть за станок.

В это время эльф очнулся и поднял голову, встретившись со мной взглядом.

– Чего это твой мальчишка так на меня уставился? – спросил он недовольно.

– Сына! – шикнул отец, и я брызнула прочь, как мышонок. – Извиняйте, господина… Мы – люди маленькие, знатных господ не видели…

И хотя задумка новой поделки влекла меня, как песня волшебных птиц сирен, я не смогла уйти – притаилась за дверью, глядя в щелочку на эльфа.

– С чего ты взял, что я знатный? – проворчал он, набрасывая капюшон. – Я возьму и эти две броши тоже. Сколько ты просишь?

Он купил их не торгуясь, и когда ушел, папаша запер лавку и пустился в пляс, переваливаясь с ноги на ногу, как пьяный медведь, если медведи могут быть пьяными.

– Эрмель! Сто золотых! – он потрясал кошельком над головой. – Хвала Длиннобородому, который привел нас в этот город!

– Хвала, что он привел этого покупателя в нашу лавку, – засмеялась я, выглядывая из-за двери.

По половицам тут же стукнуло, и папаша бросился поднимать покатившиеся жемчужины. Он насчитал шесть и поругал меня:

– Я же сказал тебе, чтобы не смеялась открыто!

– Но тут никого кроме нас нет, пап.

– А если бы был? – он строго посмотрел на меня из-под косматых бровей. – Даже не знаю, благодарить ли ту фею за такой дар или проклинать.

– Проклинать?! Да мы как сыр в масле катаемся благодаря ей! – изумилась я.

– Эрмель, – отец вздохнул и вдруг погладил меня по голове.

Он был не слишком щедр на ласку, мой папаша. И если уж решил приласкать, то значит, неспроста. Я прижалась к нему и в сотый, если не в тысячный раз пообещала, что буду осторожнее.

– Ну все, все, – папаша растрогался, но постарался не подать виду и с притворным гневом оттолкнул меня. – Мужчины не нежничают, так что веди себя, как положено гному!

– Слушаюсь, батя! – я натянула на голову поплотнее вязаный колпак и засеменила следом за отцом, который пошел прятать деньги в тайник. – Дай золотой, – попросила я. – Куплю сегодня телятины, отпразднуем удачную сделку.

Отец положил в мою протянутую руку две монеты.

– Зачем две, пап?

– Купи и себе что-нибудь, Эрм, – сказал папаша, старательно упаковывая монеты в тряпку, чтобы не звенели, и пряча за кирпичную кладку. – Карамелек там, шоколадок… Что захочется.

– Мужчины не едят сладостей, – сказала я, подражая его тону и снова чуть не засмеялась, но вовремя зажала рот ладонью.

– Мама была бы недовольна, если бы узнала, что я с тобой сотворил, – вздохнул отец.

Нет, сегодня и вправду был удивительный вечер. Обычно мы не вспоминали о покойной матери, избегая грустить о том, кого уже не вернешь, но сейчас папаша, как видно, особо расчувствовался. Я обняла его, утешая, и подергала за седую бороду:

– Ты же это делаешь ради моей пользы, пап. Мама была бы счастлива. Да она и так счастлива – смотрит на нас и говорит: «Какой у меня заботливый муж! Какая милая доченька!»

– Все, топай за мясом, – папаша еще раз погладил меня по голове и со стуком вернул на место кирпич, закрывавший тайник, показывая, что нежностей больше не будет.

– Скоро вернусь! – крикнула я уже на бегу.

Глава 2

Мясная лавка в этой части города была только одна – и то в самом дальнем квартале, куда не заходили благородные эльфы. Разумеется, лавку держал тоже гном, потому что эльфы считали себя выше черной работы. Но мясники, подметальщики улиц, пекари и прачки нужны везде, поэтому в городе дозволено было жить гномам и людям, только селились они в отдалении от эльфийских домов – за мостом. И лишь счастливчикам удавалось открыть лавки в Цитадели – центральной, самой красивой и богатой части города. Ювелирная лавка папаши и мясная лавка господина Виндальва считались лучшими, поэтому обе они находились в черте Цитадели.

И теперь я бодро шла по широким, вымощенным брусчаткой улицам, уступая дорогу эльфам и стараясь не смотреть в зеркальные витрины. Зачем расстраиваться лишний раз?

Я и так знала, как выгляжу среди златовласых и белокурых красавцев и красавиц – как воробышек, ненароком залетевший в лебединую стаю.

Каковы бы ни были мои мысли, чувства и умения, я всегда останусь для эльфов ничтожной гномой, жалкой коротышкой, которой судьбой уготовано прислуживать высшим существам и испытывать от служения благоговейный восторг.

Восторг я и правда испытывала – когда видела украшения, сделанные мною, на эльфийских дамах и господах. А они даже не догадывались, что брошь в виде стрекозы со сверкающими бриллиантовой крошкой крылышками, изумрудная лягушка или веточка крыжовника, выточенные из яшмы и серпентина, сделаны мною – гномой, едва достающей макушкой до груди великолепным эльфам, гномой, чье чувство вкуса заведомо считается грубым и примитивным.

Но ювелирные украшения – это, конечно, хорошо. Только есть их невозможно. И когда ты голоден, начинаешь думать не о драгоценных камнях, а, например, о телячьих отбивных. И они тоже хороши. Так хороши, что могут заставить позабыть обо всем на свете. Но я позабыла обо всем на свете и даже об отбивных, когда завернув за угол дома увидела того самого эльфа, что купил мои розы. Я остановилась, будто налетела на невидимую стену. Нет, поистине судьба зло пошутила надо мной, вкладывая в тело гномы душу эльфийки – стоило увидеть нашего недавнего покупателя, как я опять замечталась.

Слоновая кость и золото!

Нет-нет! Золото – оставить, слоновую кость – отставить!

Его кожа была гораздо белее слоновой кости. Может быть, алебастр?

Невольно я свернула совсем не к мясной лавке, а за эльфом, который медленно брел по улице, оглядываясь вслед каждой красавице. Красавицы тоже посматривали на него, но без особого интереса, потому что эльф был одет в поношенный камзол и заплатанные на коленях штаны, а плащ его был замызган по низу, как после долгого путешествия.

Я втайне подосадовала – эльфы всегда судили по внешнему виду, вот и эти пустоголовые девицы понятия не имели, что в сумке у красавчика, выглядевшего почти нищим, лежат драгоценности, на которые можно купить всех знатных эльфиек нашего города. Хотя… и этот тоже хорош – так и ест женщин глазами, будто решил осчастливить собой каждую. Эльфы! Что с них возьмешь! Не всякая перламутровая раковина скрывает жемчужину – так и здесь. Не во всяком красивом теле поселяется прекрасная душа.

Но какова бы ни была душа нашего недавнего покупателя, я не могла не насладиться его внешней красотой, и тянулась за ним, как ягненок на веревочке. Я сделаю самую прекрасную в мире статуэтку – алебастр и золото… О нет! Алебастр слишком прост! Может, лучше взять опал?

Пока я размышляла о будущей поделке, красавчик остановился возле цветочной лавки, где две юные эльфийки покупали камелии. Ничуть не стесняясь, он привалился плечом к столбу, поддерживающему навес над корзинами цветов, и принялся разглядывать девушек. Те посмеивались, заметив его внимание, но дальше кокетливых взглядов дело не пошло.

Я юркнула в переулок, выглядывая из-за угла. Мне было слышно, как торговец предлагал эльфу цветы, и тот купил букетик незабудок, расплатившись золотым – опять неслыханная щедрость. Похоже, цветы были ему не нужны, и он всего лишь откупился.

– Не желаете ли еще чего-нибудь посмотреть? – так и заюлил перед ним торговец – из людей, кстати. – Есть прекрасные камелии, лилии…

– Нет, благодарю, – бросил эльф, все еще посматривая вслед девушкам, которые уходили по улице, хихикая и оглядываясь через каждый шаг. – Какие красотки в этом городе…

– По всему королевству таких не найдете, – поддакнул торговец.

– А кто считается первой красавицей?

– Первой? Нет такой. Пожалуй, самые красивые – дочери покойного графа, – ответил торговец, ничуть не удивившись вопросу. – Леди Белладонна и леди Розалинда. Это самые прекрасные цветы нашего города. А может, и всего королевства.

– Это их называют Алой и Белой розами? – оживился эльф.

– Именно, господин, – важно подтвердил торговец. – Леди Белладонна бела, как белая роза, а леди Розалинда румяна – как алая. Когда смотришь на них, не можешь решить – какая же прекраснее!

– Вот как, – эльф даже приспустил капюшон, чтобы лучше слышать. Поток волос хлынул на грудь, так и засияв на солнце – словно тончайшие золотые нити. – А как можно на них посмотреть?

– Не один вы желающий! – засмеялся торговец. – Юные леди каждое утро посещают дом молитвы и проезжают по главной площади в открытой карете, чтобы каждый мог их увидеть. Будьте на площади, когда часы на башне пробьют семь раз, и вы увидите наших красавиц. Поверьте, это незабываемое зрелище!

Господин эльф развесил уши и не заметил, что к нему почти вплотную подобрался тощий, как щепка, человеческий мальчишка. Я знала его, это был Пыш – уличный вор. Крал он все, что плохо лежало, висело или стояло, и еще ни разу не попадался. Мы с ним были давно знакомы, и он частенько получал от меня зуботычин или пинков. Но, бывало, я жалела его и бросала монетку или угощала булочками с вареной селезенкой, которые готовили только в гномьих кварталах. В этот раз Пыш (а именно так в насмешку прозвали вора из-за худобы) решил поживиться эльфийским кошельком.

Вот уж дурак! Неужели не соображает, чем рискует? Укради он кошелек у гнома или человека – отделался бы поркой, а за кражу у эльфа полагается тюрьма. А из эльфийской тюрьмы еще никто не выходил! И вообще – это был наш с папашей клиент!

Я разом покрылась липким потом, когда Пыш осторожно подцепил кошелек, висевший у эльфа на поясе. Идиот! Трижды идиот!

Вылетев из-за угла, я ущипнула Пыша за костлявое плечо и выразительно показала кулак. Этот паршивец ничуть не испугался и показал мне язык. Недолго думая, я ударила воришку в ухо. Рука у меня была тяжелая, и хотя сейчас я била едва ли вполсилы, Пыша метнуло в сторону, и он неловко дернул кошелек.

– Это еще что?!

Негодник Пыш слинял в мгновение ока, а я оказалась не столь проворна. Эльф сцапал меня за шиворот и встряхнул так, что в голове зазвенело.

– Ты что это трешься возле меня?! – зашипел он, встряхивая меня еще раз. – Воровать вздумал?

Как назло, Пыш уже успел наполовину перерезать шнур, державший кошелек, и эльф это заметил.

Торговец цветами узнал меня, и его прямо перекосило от страха и изумления.

– Что вытаращился? – крикнула я на него, а потом отпихнула эльфа. – И ты что вытаращился? Нужны мне твои деньги, простофиля! Ты бы меньше глядел на баб, а больше – на свой кошелек! Тебя чуть не обворовали, а ты вместо благодарностей трясешь меня, как грушу!

Я совсем позабыла про акцент, но ни эльф, ни торговец этого не заметили. Впрочем, торговец поспешил скрыться от беды подальше, чтобы не оказаться причастным к ограблению Высокого эльфа. У меня же скрыться не получилось – эльф крепко держал меня за ворот куртки, и я бестолково топталась, все больше напоминая ягненочка на веревочке.

– Постой, я тебя знаю, – эльф не спешил меня отпускать, но больше не тряс – и на том спасибо. – Ты – сын ювелира. Увидел, что у меня есть деньги, и решил поживиться?

– Такой высокий и такой тупой! – огрызнулась я, тщетно пытаясь освободить свою одежду из его пальцев. – Если бы мы с отцом хотели тебя ограбить, то прибили бы в лавке! У нас столько драгоценных камней, что можно улицы мостить, зачем нам твои жалкие золотые?

– Ври больше! – фыркнул эльф.

– Правильно говорят… – сказала я, уже не владея собой от злости.

– Что говорят?

– Что в самом красивом орехе по закону подлости – гнилое ядрышко! Вот и у тебя – скорлупка крепкая, а мозгов нет!

– Смотрю, ты слишком проворен на язык для гнома, – сказал эльф, разглядывая меня, прищурившись, и этот взгляд ничего хорошего не сулил. – И акцент куда-то подевался…

Глаза у него и в самом деле были зелеными, как южные изумруды. В любое другое время я бы замерла и сердцем, и душой перед таким взглядом, но сейчас бесило все – и даже южные изумруды вызывали отвращение.

– Куда акцент подевался! – сказала я дерзко. – Мы с ним шли в мясную лавку за отбивными, вот он ушел, а гнома задержали.

– Да ты шутник, как я погляжу, – заметил эльф без тени улыбки и добавил, помедлив: – Ладно, иди отсюда, пока не получил по шее. Некогда мне с тобой…

Он отпустил меня, и я сердито поправила куртку и колпак:

– Это ты получишь по шее, если не прекратишь ворон считать! Я к тебе в охранники и мальчики для битья не нанимался! Могу и по носу съездить!

– Если допрыгнешь, – сказал он холодно. – А так… максимум, что ты сможешь – в пупок укусить.

От опрометчивых слов и действий меня удержал эльфийский патруль, который как раз вывернул на улицу. Четыре гвардейца и пять благородных эльфов в златотканых камзолах бежали с такой скоростью, словно мчались спасать принца крови.

– Все одно к одному, гномово отродье! – ругнулся золотоволосый красавчик и попытался надвинуть на лицо капюшон, но было поздно.

Его заметили, и эльфы всей ватагой рванули прямо к нам. Я перетрусила, вообразив, что торговец цветами уже донес о покушении на кражу, но в следующую секунду меня оттеснили в сторону, и самый старший из эльфов – чьи волосы уже напоминали серебро, а не золото, зашептал зеленоглазому красавчику:

– Господин! Вы повели себя очень безрассудно! Вам небезопасно… – тут он подозрительно посмотрел на меня. – А это кто?

В его голосе не было уже ни капли подобострастия и страха – только презрение. Ведь какой ужас – мерзкий гном осмелился подойти к Высокому ближе, чем на пять шагов! Немедленно мыться, опрыскиваться розовым маслом и звать лекаря!

Наверное, я ляпнула бы лишнего и наделала глупостей, но зеленоглазый красавчик меня опередил:

– А ты не видишь, кто это, Ромуальд? – спросил он высокомерно. – Это гном. Попрошайничал у меня.

Я задохнулась от негодования: попрошайничала?! Я?!

Но Ромуальду и остальным этого оказалось достаточно.

Они подхватили золотоволосого под руки и повели прочь, ахая и кудахча, как стая куриц. Гвардейцы шли впереди и позади, с алебардами наголо – гроза драконов, да и только.

Мне стоило больших усилий, чтобы не плюнуть им вслед. Но плевать на эльфийских улицах нельзя. За это штрафуют. Поэтому мне только и оставалось, что развернуться в другую сторону и направить стопы в мясную лавку, куда я, собственно, и собиралась вначале.

Не прошла я и двух домов, как из подворотни вылез Пыш.

– Ты сдурел, Эрм?! – набросился он на меня. – Такого куша лишил, недомерок!

Вместо ответа я затолкала его в ту же подворотню, откуда он вылез, и от души навешала плюх и затрещин.

– Ну все, все! – завопил, наконец, Пыш, и я отпустила его, тяжело дыша.

Воришка потирал затылок и уши, и ругался:

– Точно – спятил! Чего на меня набросился? С каких это пор ты защищаешь белобрысых выродков?!

– Этот выродок – наш с папашей клиент, – сказала я, многозначительно похрустывая пальцами, и Пыш сразу забыл ругаться. – А тебе надо тоньше работать, а то топорно, толстяк, топорно.

– Ну я не знал, что он ваш клиент, – добродушно признался Пыш. – Ладно, мир.

Мы пожали друг другу руки, выбрались из подворотни на улицу и пошли рядом.

– Купишь мне булочку с ливером? – спросил Пыш, когда я сказала, что иду в лавку к Виндальву.

– Куплю, – проворчала я, – хотя вместо булочки тебе надо хорошего «леща» дать.

– Хватит злиться, Эрм, – похлопал меня по плечу Пыш. – Я же извинился. Ты же знаешь, я ваших клиентов не трогаю…

– Еще бы трогал, – я сбросила его руку со своего плеча. – Но я почти пожалел, что помешал тебе. Тот блондинчик – та еще задница. А из-за тебя, толстяк, я чуть не влип.

– Не-не-не! – хитро заулыбался Пыш – Не из-за меня, я тут совсем ни при чем!

– Дать бы тебе еще раз по зубам, мне бы сразу полегчало, – сказала я ему доверительно.

Конечно же, дальше угроз дело не продвинулось, и мы, дружески болтая, прошли почти всю Цитадель, с хохотом вспоминая неудачную кражу. Вернее, хохотал только Пыш, а я лишь улыбалась уголками губ.

– Но я чуть не обвалился, когда ты меня ущипнул! – признавался Пыш. – Фух! Сердце прямо в пятки упало!

– Когда-нибудь тебя эльфийский гвардеец ущипнет, – предрекла я, и воришка сразу смеяться перестал. – И тогда будешь воровать корки у тюремных крыс.

– Бог с тобой, Эрм! Не говори такие страшные вещи! – Пыш даже побледнел.

– Давно бы за ум взялся… – заворчала я и замолчала.

Мимо нас проехала коляска, запряженная эльфийскими белыми жеребцами. На конях блестела позолоченная сбруя и покачивались плюмажи из павлиньих перьев, а в коляске, между двух эльфов в златотканых камзолах, сидел наш недавний покупатель – тот самый красавчик с изумрудными глазами.

Мы с Пышем прижались к стене дома, чтобы дать дорогу коляске и сопровождавшим – десяти всадникам с кинжалами наголо.

Зеленоглазый красавчик повернул голову, и наши взгляды встретились. Меня словно облили ледяной водой из ведра. Холодное презрение, высокомерие, брезгливость – вот что было в этом взгляде.

Посмотрев на меня, эльф мазнул взглядом по Пышу и отвернулся.

– Пыш, извини, – сказала я, когда процессия скрылась из виду, – но сейчас ты получишь еще пару плюх.