Kitabı oku: «Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи», sayfa 2
Хэнк, стараясь себя не обнаружить, навел ружье туда, где уловил движение, и посмотрел в оптический прицел. Светлые небеса!
Это был, конечно, не зохен. Откуда зохену взяться на Т5? Во дворе находилась госпожа Ильтен. Совсем не похожая на себя вчерашнюю, в простой удобной мужской одежде: брезентового цвета майка, песочные брюки, волосы стянуты зеленым платком с длинными бахромчатыми концами, болтающимися сзади. Их-то он и принял за хвост зохена, потому что движения госпожи Ильтен были столь же стремительны. Она будто танцевала странный танец – то резко, то плавно, постоянно меняя темп, но при этом сохраняя высокие значения скорости, абсолютно несвойственные девичьим танцам. На взгляд человека несведущего. Однако Хэнк был в этом деле специалистом. Он и сам умел подобные танцы танцевать. Не столь ловко и быстро: сказывалась мощная комплекция, в ближнем бою Хэнк делал ставку на силу, а не на маневренность. Но хорошо разбирался, что к чему. Выпад вправо – противник лишается глаза, скольжение влево – у второго развалена печень, кувырок назад – разрыв дистанции, а рывок ногой в полете – это у кого-то выбит кадык… Движения завораживали, захватывали волю. Так и представлялись падающие один за другим враги. Люди. Эти удары были заточены под существ примерно одного с ней роста и анатомии. Против людей, не зохенов. Вот дерьмо, кто же тогда она?
Палец пополз к курку, но Хэнк вовремя опомнился. Хорош он будет, если застрелит чужую жену, оттого что она показалась ему похожей на зохенку! Даже если кто-то просто увидит его здесь, рассматривающего госпожу Ильтен в оптический прицел, ему не избежать очень неприятного разбирательства. Мысленно ругнувшись, он опустил ствол и осторожно попятился, молясь, чтобы его не заметили. Только когда ворота скрылись из виду, Хэнк стер со лба рукавом холодный пот и зачехлил ружье. Он наконец вспомнил, зачем потащился к Ильтенам – за лодкой. Да зохен с ней, с лодкой. В самом прямом смысле слова. Не задалась сегодня охота, ничего не попишешь.
Винк, кутаясь в плед, печально курил на балконе второго этажа. Грусть была совсем не его амплуа, но что же делать, коли жизнь дала трещину? Не сдержался перед нанимательницей, и ладно бы имел успех, с победителя взятки гладки, а то опозорился, как последний лох. Выставил себя похотливым невежей, к тому же не умеющим плавать. Госпожа Ильтен вытаскивала его из воды за шкирку, вот ужас-то. Моральные терзания неудачливого кавалера усугублялись простудой, которая одолела его, невзирая на горячую ванну и стакан алкоголя. Всю ночь он мучился насморком – то сопел, то чихал, то хлюпал, ворочаясь в тщетных попытках уснуть. Его возня мешала спать Камма, и плюс ко всему они поругались. Хорошо еще, не подрались. Камма посулил дать в морду, если на него попадет хоть одна сопля, и был при том вполне серьезен. Так что Винк благоразумно убрался на балкон и теперь страдал бессонницей там, куря одну сигарету за другой. Сигареты, между прочим, принадлежали Камма: свои-то он утопил, – и неминуемо подходили к концу, в связи с чем впереди намечался еще один конфликт. Что за непруха!
Едва занялся рассвет, из дома вышла госпожа Ильтен в брюках. Винку не хотелось попадаться ей на глаза, и он погасил сигарету, чтобы не привлекать внимания. Впрочем, ей было плевать. Она начала утреннюю тренировку. Видел бы ее Винк вчера, ни за что не решился бы клеиться к ней. Впечатление было неоднозначное: к горлу подкатывала тошнота, и в то же время глаз не отвести.
И тем не менее Винк заметил мужика, пялящегося на госпожу Ильтен из-за забора. У мужика имелось ружье, и это встревожило Винка не на шутку. Еще немного, и он заорал бы, но тут мужик опустил ружье и тихонько слинял.
Тереза закончила комплекс упражнений, сняла платок, волосы рассыпались по плечам. Она обтерла платком лицо, сорвала с куста фрукт и зажевала его – приятный утренний ритуал, уже становящийся привычным.
Внезапно из дома вылетел Винк с вытаращенными глазами, нос покрасневший, в уголке рта погасшая сигарета.
– Госпожа Ильтен, там вооруженный мужик! – Сигарета выпала.
– Где? – мягко, словно сумасшедшего, спросила Тереза.
– Да вон там! – Винк ткнул пальцем за ворота. – Только он уже ушел.
– Господин Винк, – участливо проговорила она, – вы хорошо себя чувствуете? У вас нет жара?
Винк покраснел. Жар у него был. Несильный, но отрицать бессмысленно.
– Может, вы видели призрака?
– Никакого не призрака, – пробурчал Винк. – Живой, как я или вы. Это еще один маньяк наверняка. Здоровый такой, с ружьем.
Тереза засмеялась.
– Так это, по всему, господин Хэнк. За лодкой пришел, как пить дать.
– Он в вас целился! Помяните мое слово, маньяк он.
История о пойманном и уничтоженном маньяке будоражила умы – при том, что главная подробность осталась неизвестна широкой публике.
– Маньяки, господин Винк, не охотятся на женщин с ружьем, – просветила его Тереза. – Они предпочитают, чтобы женщины попадали в их руки целыми и здоровыми, а не изрешеченными пулями. Какое удовольствие в том, чтобы выпоторшить полутруп?
Винк зажал рот и жалобно застонал, ища глазами, куда можно было бы освободить подкативший к горлу желудок.
Ремонт был закончен, Тереза расплатилась, и компания засобиралась обратно в город. Они могли бы дождаться Ильтена, чтобы не бросать даму одну, но Камма взмолился. Они с Винком остались вообще без сигарет, отделочник не курил, ближайшие соседи тоже. Камма мог бы потерпеть, привычка не приобрела характер зависимости, но Винк был активным курильщиком и испытывал все возрастающий дискомфорт. Еще немного – и начнет срываться. Главным образом на том, кто ближе всех – не на хозяйке же. А потому Камма решительно отнес рюкзак в машину, усадил за руль чихающего и бранящегося Винка, и отделочнику не осталось ничего, кроме как завести фургон и присоединиться к ним.
Звуки моторов растворились за сумеречным лесом, и наступила тишина. Такая тишина, что слышно, как какие-то козявки шелестят в траве, а в озере плещется вода. Тереза зажгла свет в беседке, и на огонек, словно собака Павлова, приковылял дед Калле. Она накормила его ужином, откупорила бутылочку вина, и они славно посидели. Если бы еще дед не рассуждал о том, как прекрасно было бы умереть прямо сейчас – в комфорте, неге и хорошем настроении…
Спустилась ночь. Господин Калле убрел домой. Тереза погасила свет, но темнота была неполной, невзирая на отсутствие прожекторов и спутников: на стволах деревьев мягко светились колонии симбионтов. Бледно и неярко, не мешая кружащимся в вышине звездам, но поразительно романтично. Тереза прошла по садовой тропинке, прикасаясь к стволам рукой и любуясь гаснущим свечением на пальцах.
В конце тропки неожиданно обнаружилась калитка. Ну надо же! Куда она ведет-то? Дорога в другой стороне, туда выходят ворота. Тереза двинулась к калитке, но вдруг остановилась. На пути стояла девушка. Или молодая женщина, судя по богатым одеждам и кольцу, сияющему на пальце. Она была соткана из света, переливаясь, словно голограмма. Очень красивая, вот только без головы. Свою голову она держала в руках, и та сочилась красноватыми светящимися каплями, исчезающими на полпути к траве.
Призрак, поняла Тереза. Вообще-то она никогда раньше не видела призраков и не слишком верила в их существование. Литература, где они упоминались, была насквозь фантастическая. Поэтому она совершенно не знала, что с ними делать. Разумеется – не пугаться. Единственный вред, который может принести бесплотное существо – это если ты от него шуганешься и сломаешь себе какую-нибудь конечность, навернувшись в переплетении корней.
– Привет, – сказала она.
Девушка молча смотрела на нее своей отрезанной головой. Да и как она могла бы ответить?
– Это он тебя так? – спросила Тереза, поведя головой в сторону дачи.
Ну да, глупый вопрос. Неужели призрак без головы явился бы сюда издалека, просто потому, что здесь красивее или интереснее? Конечно, она умерла здесь.
– Я его убила, – сообщила Тереза. Пусть девушка знает, что за нее отомстили. – Раздавила ему яйца, сломала челюсть, выбила глаз и порвала селезенку. А после всадила в него нож, и он сдох.
Девушка внезапно улыбнулась. Странно выглядела эта улыбка на отрезанной голове. А в следующий момент призрак исчез. Только следы света какое-то время оставались на сетчатке, пока Тереза не проморгалась.
Ильтен приехал вечером следующего дня. На той же самой машине узнаваемого розового цвета. Даже любопытно: большинство населения Тикви – мужчины, из немногих женщин еще меньше арендует автомобили, с чего бы такой девчачий окрас? Въезжая во двор, он чуть не врезался в инсталляцию, сваренную Винком из лишней арматуры и железных листов.
– Что это? – слабым голосом осведомился Ильтен у подошедшей Терезы. Он был бледен, на лбу испарина.
– Скульптура, – объяснила она.
– А нельзя ее снести? – с надеждой спросил он.
– Ты совсем с ума сошел, дубина? Это же произведение абстрактного искусства! За такие в цивилизованных местах знаешь сколько денег берут?
Ильтен покривился. С одной стороны, Тереза затронула верную струнку в его душе: деньги он ценил, и дорогую вещь просто так выбрасывать не хотелось. Но уж очень напугало его это ощетинившееся стальными иглами чудовище. Хорошо еще, не ночь, а то бы точно инфаркт заработал.
– Тереза, ну зачем оно здесь? Любители искусства не приедут смотреть экспонаты в дачный поселок. Только случайных путников отпугивать.
– Вот и хорошо! Нечего тут шастать всяким бродягам. Покрашу-ка я его люминесцентной краской, чтобы воров и забулдыг разило насмерть еще на подходе.
Ильтен застонал. Спорить бесполезно, Терезу с рельсов не собьешь. Видимо, придется ему привыкать к этому адскому монстру, стоящему на страже у ворот. Чтобы успокоить нервы, Ильтен решил думать не о том, как чудище выглядит, а о том, как дорого оно стоит.
Тереза провела Ильтена по всему дому. Он был здесь впервые. И вроде бы все, кроме монстра, ему нравилось. И роскошная ванная, и дорогая мебель, и красивые светильники. Понравилась спальня с пушистым синим ковром и гостиная с камином. Верхние комнаты, отделанные в стиле минимализма, тоже понравились.
– Вот только кто здесь будет жить? – Дом казался ему чересчур большим. – В одной комнате можно обустроить детскую, а на что вторая?
Тереза хмыкнула. Ишь, раскатал губу, детей планирует. Но принципиальных возражений у нее не было, так что хмыканье вышло незлобным.
На ужин, как обычно, притащился дед Калле. Ильтен воззрился на него непонимающе. Вызвался помочь накрыть на стол и в процессе задал вопрос:
– Это еще кто?
– Господин Калле – наш сосед. Очень милый пожилой джентльмен.
– Надеюсь, он не останется у нас ночевать? Скажу тебе, как профессионал…
– Что это не мой тип мужчины? Рино, завянь. У тебя все мысли об одном. Успокойся, дед ходит к нам не для того, чтобы меня соблазнить. Это для него давно неактуально. Просто ему трудно самому готовить еду.
– И он будет есть с нами каждый день? За мой счет?
– Авось не обеднеешь! – окрысилась Тереза. – Дед ест, как птичка. Он нам не помешает. Кому он вообще может помешать? А польза от него есть, он тут всех знает. И еще я у него лодку купила.
– Зачем тебе лодка? – снова удивился Ильтен.
– Да ты дерево! Чтобы плавать по озеру, разумеется.
Утром встали поздно после бурной ночи и, едва перекусив, с подачи Терезы отправились на озеро. Оказалось, что калитка в глубине сада ведет прямо туда коротким путем. Ею давно не пользовались, и тропка через небольшой луг основательно заросла, но была различима. Тереза отворила скрипучую створку, и спустя минут пять они уже стояли у прихваченной цепью лодки.
– Мы на этом поплывем? А где мотор?
– Протри глаза, это весельная лодка. Нет у нее никакого мотора.
– А кто будет грести? Я не умею.
– Рино, ты дебил или прикидываешься? – Глаза многообещающе сузились. – Научишься!
Ильтен готов был хоть сотню единиц поставить на то, что Тереза сама умеет грести и что никакого физического дискомфорта это у нее не вызвало бы. Но спорить бесполезно. Пока она не разозлилась, можно было пытаться подобрать какие-то логические аргументы, только не сейчас, когда выражение зеленых глаз предвещало беду при любой неосторожной реплике. Он наклонился, сорвал большой красный цветок, через заросли которых они сюда шли, протянул ей.
– О-о? – растерянно улыбнулась Тереза.
За все время в Тикви никто не дарил ей цветов, не только скуповатый Ильтен, но даже Маэдо, готовый дорого платить за свое счастье.
– А я уж думала, у вас не принято дарить женщинам цветы. – Она поднесла цветок к носу; он источал слабый нежный аромат.
– Не принято, – подтвердил Ильтен. – Но мне почему-то показалось, что тебе будет приятно.
– Делаешь успехи. – Она улыбнулась краешком губ. – Спасибо. Ну что, в лодку?
Еще бы она забыла о своих намерениях! Впрочем, против ожиданий, грести оказалось не сложно. Ветра не было, лодка плавно скользила по озеру.
– Хочу купаться, – заявила Тереза. Сколько можно отказывать себе в таком простом желании?
Ильтен посмотрел на нее с сомнением.
– Погода прохладная, да и вода – не молоко. Вымокнешь, простудишься.
С этим она была, в виде исключения, согласна. Сопли Винка еще не изгладились из памяти.
– Так мы разденемся, – предложила она. – А потом вытремся моим палантином, всего и дел-то.
– Будешь раздеваться? А вдруг кто-то смотрит?
– Да кому тут смотреть? – рассмеялась она. – Во всем поселке три с половиной двора заселены, и жители сидят по домам, как приклеенные.
– Говорят, тут маньяк орудовал. – Ильтен все не решался дать добро.
Тереза чуть не плюнула. Слышал звон, да не знает, где он!
– Маньяк давно мертв, – отмела она все возражения и принялась стягивать блузку. Ничто и никто не помешает ей наконец искупаться!
Далеко не все жители Риаведи сидели по домам. Хэнк, тот давно не спал и планы имел серьезные. Он все-таки решил выбраться на озерную охоту и придумал, как это сделать. Лодку он нашел на берегу пару дней назад. Все, что нужно – перепилить цепь, которой она пристегнута. Он выписал из города бензопилу, и вчера ее доставили. Закинув ружье в чехле за спину и таща бензопилу в руках, Хэнк решительно топал по берегу к заветной цели.
Внезапно по ту сторону луга, где виднелись заборы крайних домов поселка, открылась калитка. Он и не знал, что там калитки имеются. Свидетели были Хэнку совершенно ни к чему, но куда спрятаться на открытом месте? Он ругнулся и присел, так что камыши скрыли его с головой. При этом задница оказалась в холодной воде, а бензопилу пришлось держать на вытянутых руках. Ужасно неудобная поза!
Тут он ругнулся еще раз, так как фигура, направляющаяся к берегу, принадлежала госпоже Ильтен. А за ней следовал муж – Хэнк упустил момент, когда он приехал, но господин Ильтен был узнаваем. Пары минут хватило, чтобы понять: горе-охотник снова обломался. Ильтены подошли к лодке, жена отомкнула замок, муж столкнул суденышко в воду. Хэнк замычал от обиды. И не смоешься, пока они куда-нибудь не урулят.
Лодка поплыла прочь от берега, и Хэнк осторожно сменил позу. Пятясь на четвереньках и стараясь не шевелить камыши, он выполз на сравнительно сухое место – туда, где вода стояла не по колено, а лишь чуть увлажняла почву. Аккуратно сел – чего уж, все равно вымок, – расстелил куртку, положил на нее бензопилу и принялся ждать, когда же Ильтены уберутся. Как назло, те торчали посреди озера, никуда не двигаясь, словно у них не было никаких дел. Хэнк расчехлил ружье и, глянув в оптику, тихонько крякнул. Ильтены плавали вокруг лодки в чем мать родила, смеялись и брызгали друг в друга водой. А потом залезли в лодку, и началось такое, что только в интернет-кафе и увидишь. По-хорошему, надо было бы отвернуться, но разнузданное зрелище притягивало взор, и Хэнк, браня себя за слабоволие, продолжал пялиться в оптический прицел, пока лодка не поплыла обратно.
Тут он спохватился. Поспешно убрал ружье и прикинулся элементом пейзажа. Может быть, Ильтены пришвартуют свою лодку и быстро уйдут, и он наконец сможет воспользоваться бензопилой и обрести желанный приз? Беседуя, они вылезли из лодки, подтащили ее к берегу, и госпожа Ильтен замкнула цепь.
– Не боишься оставлять здесь без присмотра? – спросил господин Ильтен. – Вдруг уведут? – Умный мужик, надо отдать должное.
– Да кто позарится? – Госпожа Ильтен махнула рукой.
А баба – дура, подумал Хэнк. Вот сейчас закроет за собой калитку, а он тут как тут: вжик-вжик, и лодка – его.
Подбоченившись, госпожа Ильтен по-хозяйски разглядела лодку, кивнула сама себе и добавила:
– А если кто-то посмеет, под землей найду, за мной не заржавеет. И ноги из жопы повыдергаю. Пусть выкусит!
И таким холодом повеяло от ее обещания, словно зохен прошипел. Хэнк поежился и взял слова обратно. Она не дура, нет. Она вовсе не зря уверена, что на ее лодку никто не покусится. Уж во всяком случае этим несчастным будет не Билле Хэнк. Перед глазами стоял ее боевой танец во дворе. Абсолютно незачем подавать этой зохенке повод для конфликта. И вообще красть лодки нехорошо, вспомнил он. Соблюдать закон и приличия вояке было трудновато, не создан он для мирной жизни. То ли дело на войне: поставили боевую задачу – выполнил – молодец, и никто не придерется, что ты нарушил правила движения или жилищный кодекс. А тут шагу не ступи… Проводив Ильтенов глазами, Хэнк со вздохом поднялся и свалил подобру-поздорову.
А не поговорить ли с господином Ильтеном, осенило Хэнка. Мало ли что жена у него шарахнутая, сам он казался вполне адекватным. Неужели он не уступит лодку на пару дней в декаду? Особенно если он, Хэнк, пообещает подкидывать дичинки к обеденному столу.
Но чтобы поговорить с Ильтеном, с ним надо где-то встретиться. Соваться незваным в его дом Хэнк зарекся. Опять напорется на госпожу Ильтен, ну ее. И тут его взор упал на жену. Вот он, выход. Она женщина, если заглянет в чужой двор, это ее ни к чему не обяжет, а его – тем более.
– Лика! – гаркнул он. – Поди сюда!
– Да, Билле, – пискнула она, отвлекшись от младенца.
– Пойдешь сейчас в дом номер 12, – велел он. – И пригласишь к нам господина Ильтена.
– Господин Ильтен придет в гости? – В глазах вспыхнула радость.
– Когда ты научишься вести себя как следует? – рявкнул он и замахнулся, но передумал. Донести до глупой бабы мысль важнее. – Не придет, если ты не сделаешь так, как я говорю! Пойдешь туда и спросишь, не соблаговолит ли господин Ильтен пожаловать ко мне на вечерний чай и сигареты с Т3. Именно так спросишь, поняла?
– Да, Билле. – Лика торопливо закивала, округлив глаза.
Дачный воздух отличался от городского примерно так же, как воздух Т5 от Т1. Ильтена с непривычки после обеда потянуло в сон. А когда он проснулся, Тереза сообщила:
– Пока ты дрых, приходила Лика. Между прочим, взвизгнула, когда нашу скульптуру увидела.
– Госпожа Хэнк, – поправил он.
– Она не перестала быть Ликой оттого, что вышла замуж, – отмахнулась Тереза. – Лика передала, что Хэнк приглашает нас на вечерний чай и сигареты.
– Нас? – недоверчиво уточнил Ильтен. – Она сказала «нас»? На сигареты? Либо она еще большая растяпа, чем я предполагал, либо ты что-то перепутала.
Тереза поморщилась. Конечно, Лика сказала, что ее муж пригласил господина Ильтена. Тереза просто сочла, что это несущественно.
– На чай нас могли бы пригласить вдвоем, – терпеливо, как всегда, объяснил Ильтен. – Но на сигареты – нет. Это значит, зовут только меня.
– Ты же не куришь!
– А это неважно. Упоминание сигарет – просто знак, что зовут только мужчин.
– А женщины у вас все как одна некурящие? Я видела, что кое-кто из невест курил.
– И это тоже неважно.
Нет, его с толку не собьешь. Тереза вздохнула.
– Я знаю, о чем хренов Хэнк хочет договориться за моей спиной. О лодке. Даже не думай ему уступить! Лодка – моя.
– Тереза, у женщины не может быть собственности.
– Плевать! Объясняйся с ним, как хочешь. Главное, чтобы он уяснил: если ему нужна лодка, пусть приходит ко мне лично и вежливо просит.
Кто перед кем извиняться будет?
Лика тщательно припудрила синяки, но со свежей царапиной прямо под глазом ничего сделать не могла. Хоть вообще вуаль не снимай. Попросить Билле обрезать ногти? Еще хуже получишь за то, что посмела ему указывать.
Они сидели в саду под навесом, пили чай и говорили о какой-то лодке – Билле и господин Ильтен. Господин Ильтен совсем не изменился: такой же красивый, стройный, элегантно одетый… Не то что Билле. Лика вспомнила первую встречу с мужем. Это был как ушат холодной воды после сна. И почему все произошло так быстро – с того момента, как господин Сантор привел ее на порог господина Ильтена, и до того, как Билле увел ее оттуда? Как бы она хотела подольше остаться у господина Ильтена! Правда, там были какие-то нудные компьютерные анкеты, но зато сам он – такой внимательный, ласковый… А потом – к этому грубому и злому Билле. Ну, где тут справедливость?
Вытирая слезы, она подошла к кроватке сына, покачала его. Тоже толстый и крикливый, как папа. Единственная радость в ее жизни. Пока что. Чего доброго, вырастет – сам ее бить будет. Отец явно не научит беречь маму. Определенно нет справедливости на свете.
Она вышла в темный сад. Господин Ильтен прощался у калитки. Они вежливо раскланялись, Билле прошел в дом мимо Лики, не заметив. Вот и все, подумала она. Несколько секунд она стояла, рассеянно глядя вдаль, потом, повинуясь неосознанному порыву, выскользнула за калитку, бросилась вслед.
– Господин Ильтен! Подождите!
Он остановился, оглянулся. Сердце замерло. Какой милый, знакомый взгляд!
– Я что-то у вас забыл? – спросил он.
– Да… то есть нет, – заплетающимся языком прошептала Лика. – Постойте со мной немножко, пожалуйста.
– Зачем, госпожа Хэнк?
Он говорил с ней, как чужой. А ведь прошло всего чуть больше года!
– Вы не помните меня? Но ведь мы…
Идиотское положение, думал Ильтен, стоя посреди дороги перед маленькой госпожой Хэнк, прикрывающей шелковистыми серыми волосами правую половину лица. Она, должно быть, считает, что секс между ними к чему-то его обязывает. И чему он только учил глупышку? Жаль ее, видно, с мужем ей несладко, но он не имеет права проявлять свою жалость.
– Что было до вашего замужества, не имеет никакого значения, – мягко сказал он. – Идите домой, госпожа Хэнк, уже поздно.
– Господин Ильтен, – чуть слышно прошелестела Лика. – Понимаете, я люблю вас, господин Ильтен.
– Ну, приехали, – вздохнул он. – Вы замужем, госпожа Хэнк.
– Но я все равно люблю вас!
– Это ваше право и ваша проблема одновременно. В душе вы можете любить или ненавидеть меня сколько угодно, а в жизни у вас есть супруг, и по отношению к нему – некоторые обязанности.
– Почему вы так жестоки? – Она расплакалась.
– Успокойтесь, госпожа Хэнк. И идите к своему мужу – он, наверное, уже задумался, куда вы подевались.
Ильтен повернулся и пошел к своей даче, ускоряя шаг. Надо же так влипнуть! И ведь не первый раз, порой на пути диспетчера попадались женщины, выданные им замуж, но так и не избавившиеся от влюбленности в него. Но никого из них не было так жаль, как несчастную госпожу Хэнк. Жизнь у нее явно не сахар. Только что он мог сказать, чем утешить? Ответить на ее чувства? Ну нет, даже не будь у него Терезы, он не стал бы рисковать. Господин Хэнк явно не тот человек, который позволил бы жене иметь любовника. То-то он так изумился…
Лика стояла на дороге, потерянная, растрепанная и отчаявшаяся. И собственная жизнь казалась ей жалкой и ненужной…
Лика зашла в дом. Было тихо. Она помнила, как противно было травиться, к тому же теперь знала, что вряд ли умрет, только промучается зря. Как сделать это по-другому? Ножи в шкафчике на кухне тупые. Но в кладовке висел охотничий нож Билле. Она скользнула в кладовку, молясь про себя, чтобы муж не заметил, дрожащими руками расстегнула ножны. Билле не разрешал брать нож, но если она покончит с собой, он ведь уже не побьет ее за это.
Лика расстегнула блузку непослушными пальцами. Где-то там должно быть сердце. Она прицелилась ножом. Было страшно, сталь блестела как-то зловеще. Лика приложила нож острием к груди, всхлипнула и с силой надавила.
Нож был наточен на славу – Хэнк всегда следил за оружием. Он рассек кожу, грудную железу, мясо… Лика задохнулась от боли. Это было куда больнее, чем тумаки мужа. Кровь хлынула неожиданно сильно, в глазах потемнело. Лику охватил ужас. Ей вдруг подумалось, что убить себя – не такая уж хорошая идея. Но остановиться она не могла: она уже лежала на полу, вдавливая в себя нож собственным телом, и сознание меркло.
Хэнк, расслабленно лежащий на диване, услышал в кладовке подозрительный стук и звон. Первой мыслью было: воры! Он мгновенно подобрался, вскочил и ринулся туда, готовясь порвать незваных гостей на клочки.
Однако никаких воров в кладовке не оказалось. Только лужа крови, в которой лежала его жена с его собственным ножом в груди. Хэнк со свистом втянул в себя воздух. Если бы у него на голове были волосы, они бы встали дыбом. Его жена, его драгоценность!..
Он нервно перевернул Лику, пощупал пульс. Светлые небеса, жива! Усилием воли Хэнк взял себя в руки. Плох тот боец, который не умеет оказать первую помощь. Но здесь он не справится, нужен врач. Проклятье, ни один врач не поедет в эту глушь! Надо срочно везти Лику в город. А машины нет. Он решил сэкономить на аренде и отпустил машину в гараж, едва они приехали в Риаведи. И что теперь делать без машины?
Самообладание едва не изменило ему, но тут он вспомнил, где недавно видел автомобиль. У Ильтенов. Легковушка пронзительно розового цвета. Только бы им внезапно не пришло в голову завершить аренду! Хэнк схватил жену в охапку, перепачкавшись в крови, и помчался к дому номер 12.
Во дворе была госпожа Ильтен. Хэнк отчаянно заскрипел зубами. Вот неудача! Эта вредина ни к господину Ильтену его не пустит, ни машину не даст. Что там говорить о машине, коли она даже лодку не дает…
Она обернулась на звук. В зеленых зохенских глазах отразилось изумление и – внезапно – понимание.
– Чем помочь? – Она не тратила время на пустой этикет, и за это Хэнк был благодарен.
– Автомобиль! – прохрипел он. – Я заплачу!
Она молча бросила ему ключ. Светлые небеса, спасибо! Он забыл сказать это вслух. Торопясь, открыл машину, положил жену на заднее сиденье и, не успев сам сесть как следует, нажал на акселератор. Легковушка, чуть не врезавшись в стойку ворот, развернулась и понеслась к городу.
– А где наша машина? – удивился Ильтен, выглянув утром в окно.
Исчезновение ярко-розового транспортного средства бросалось в глаза.
– Видимо, в городе. – Тереза отвлеклась от утренней тренировки.
– Ты что, завершила аренду? – В его городе послышалось недовольство. – Нет, это замечательно, что ты наконец задумалась об экономии, но экономия должна быть не в ущерб удобству…
– Да завянь ты со своей экономией! Нет. Вчера ближе к ночи прибежал ошалевший Хэнк…
– Господин Хэнк, – как всегда, поправил Ильтен.
– Пусть выкусит! Хэнк прибежал с раненой женой, безумными глазами уставился на тачку. Ну, я и разрешила ее взять.
Ильтен хмыкнул:
– Вот так просто разрешила? Чего тогда насчет лодки упиралась?
– Это разные вещи! – запротестовала Тереза. – Лика вся в крови была, он хотел ее как можно быстрее доставить к доктору. Тачка ему понадобилась, чтобы жизнь жене спасти. А лодка – чисто для удовольствия.
Она взяла приготовленный тазик и двинулась по саду, обрывая с кустов серповидные плоды.
– Кстати, – вспомнила она, – что ты сказал Хэнку про лодку?
Ильтен пожал плечами.
– Сказал, что не могу ею распоряжаться. Что дом, двор и все, что здесь находится, в том числе лодка, принадлежит не мне, а твоему любовнику. И в его отсутствие лодку надо просить у тебя, а не у меня.
– Что?! – Глаза Терезы расширились. – Ты ему такое сказал? Ах ты зараза! – Она швырнула в него плодом; он увернулся и невозмутимо спросил:
– Разве я где-то солгал?
Тереза засопела. Ей очень хотелось открутить Ильтену голову. И в то же время было стыдно перед ним оттого, что это действительно правда.
– Ты настаивала, чтобы я не отдавал лодку, – напомнил Ильтен. – Но если лодка моя, я не вижу причин не дать ее господину Хэнку попользоваться. Мы ведь с ним не враги, а добрые соседи. А если лодка не моя, то ко мне вопросов нет. Ты же этого и хотела.
Она сердито кинула плод в таз.
– Что он теперь обо мне подумает?
– Ты бы поразмышляла над тем, что он подумает обо мне.
Завтрак прошел мирно. Тереза чувствовала себя слегка виноватой, как всегда, когда речь заходила о ее отношениях с Маэдо. И впрямь, Хэнк может подумать, что Ильтен – плохой муж, неспособный обеспечить жену, раз живет в доме ее любовника. Выходит, Ильтен рискнул своей репутацией, чтобы с лодкой вышло по ее. Неудобно.
Чтобы отвлечься от этих неприятных мыслей, Тереза стала думать о другом. Вот интересно, что произошло с Ликой. Это супруг ее так приложил, что сам испугался? Или несчастный случай? Крови многовато для обычных побоев, тут без чего-то серьезного не обошлось. Хэнк же не совсем дебил, чтобы пырять железом кормящую мать?
Черт возьми! Как она об этом сразу не подумала? Где их ребенок? В машине его точно не было. Она вскочила – мелькнула мысль: надо бы сменить брюки на юбку, но тут же ушла, – и помчалась к даче номер 4. Ребенок заходился в крике, лицо посинело, ручки и ножки беспорядочно дрыгались. Пеленки были мокрые насквозь. Тереза забегала по дому в поисках чистого детского белья, нашла, вымыла и переодела малыша. Он, похныкивая, стал искать грудь.
– Голодный, – сочувственно констатировала Тереза. – Откуда ж я тебе молоко достану? Коров тут нет.
Она понесла ребенка к себе, машинально баюкая. Ильтен уставился на него:
– Что, бросили младенца одного? Ну, дает этот Хэнк!
– Господин Хэнк, – ехидно поправила Тереза.
– Изверг он! Родного сына забыл.
– С сыном пока ничего непоправимого не случилось, – рассудительно возразила Тереза. – А вот с Ликой – могло, нельзя было медлить. Хоть бы он успел ее до города довезти!
Ребенок снова заплакал, и Тереза распорядилась:
– Сходи за сгущенкой.
Малыш и из соски, наверное, не умел пить как следует, привык больше к материнской груди. Но единственное, что могли предложить ему Ильтены – разбавленное сгущенное молоко с чайной ложечки. Он давился, кашлял, плевался, но деваться было некуда. Так или иначе, часть еды попала по назначению, и измученный ребенок уснул. Тереза обтерла мокрым платком уделанную сгущенкой мордашку и положила его на большую подушку – он целиком умещался на ней. Ильтен предусмотрительно подсунул кусок полиэтилена.
Хэнк с женой вернулись только через неделю. Полдекады, иначе говоря. Лицо у Лики было совсем бескровное и выражало готовность упасть в обморок в любой момент. Опираясь на руку мужа, она с трудом преодолела ступени крыльца и огляделась. Спину пробрал холодок. В доме было пусто и тихо.
