Kitabı oku: «Брак по-тиквийски 6. Жизнь после смерти», sayfa 7
Целый генеральный командир! Ничего себе! Сделавшись профессором и обретя научный доход, позволивший оставить работу, Терм мало перед кем испытывал пиетет. Но генерал безопасников – определенно не тот человек, знакомством с которым можно пренебрегать. Как господину Ильтену удалось заполучить его в опекуны для дочери?
– Вера! – позвал он. – Ты хотела бы повидаться с сестрой? Она сейчас на Т1, на соседнем материке.
– Каким ветром ее сюда занесло? – откликнулась жена от детской кроватки, где спал их сын. – Разумеется, мне интересно, во что выросла эта докучливая малявка. Она к нам приедет, Оге? Или просит нас приехать к ней?
– Даже и не знаю, – задумчиво проговорил Терм. – Пишет не она сама, а генерал службы охраны безопасности Маэдо. Удобно ли приглашать в гости такого важного человека?
– А! – Вера развеселилась. – Так Аннет с господином Маэдо! Это очень хорошо. – Вера беспокоилась, что после смерти родителей сестренку могли отвезти к диспетчеру и спешно выдать замуж за кого-нибудь не слишком подходящего. Характеры у обеих сестер сложные и идеалы нетривиальные. Уж на что папа был хорошим специалистом, но и он едва не промахнулся с браком Веры. – Не волнуйся, Оге. Господин Маэдо совсем не сноб.
– Ты его знаешь?
– Когда я была маленькая, он у нас бывал иногда. На дачу к нам приезжал каждое лето. Они с папой дружили. А с мамой… В общем, он – биологический отец Аннет.
Вот оно что! Тогда понятно, почему генерал возится с девочкой. Профессор ощутил к нему иррациональную зависть. У Терма в свое время не хватило духу сбежать с госпожой Ильтен и стать ее любовником. А у него, получается, хватило, причем никуда не сбегая.
– Зови их к нам, – предложила Вера. Пускаться в путешествие через океан с маленьким ребенком ей не хотелось.
Генеральный командир был одет не по форме – клетчатая рубашка с коротким рукавом, длинные белые шорты. Плотный, мордатый, в коротких волосах натуральный темный цвет ведет с сединой неравную битву, глаза темные и цепкие, но поза расслабленная. В общем, типичный генерал на отдыхе. Положенный приличному гостю поклон он отвесил коротко:
– Господин Терм? Рад. Не хлопочите, мы остановились в гостинице, чтобы вас не стеснять. Не задержимся надолго.
Вера с младенцем на руках вышла из комнаты:
– Светлого солнца, господин Маэдо. – Он сильно раздобрел по сравнению с детскими впечатлениями, но она узнала. Скорее по глазам и голосу, чем по лицу и фигуре.
– Госпожа Терм. – Он вежливо повторил поклон. – Счастлив вас видеть.
Когда-то он звал ее «ты, малышка». Но, конечно, сейчас было бы неуместно. Она уже не малышка, а замужняя женщина.
Аннет вошла следом, критически вертя головой, темный хвост волос колечками мотался туда-сюда. Она тоже изменилась. Когда Вера уезжала, сестра была малой девчонкой, веселой хитрюшкой, обожающей проказы. Теперь же Вера видела перед собой юную девушку. Да-да, веселую хитрюшку с чертиками в глазах, но приобретшую несомненные женственные черты. Аннет повзрослела. И стала удивительно похожа на того Маэдо, которого помнила Вера. То есть, разумеется, ничего удивительного тут нет.
– Мне думается, господин Терм, нам не стоит мешать девушкам, – произнес Маэдо, доставая из сумки бутылку и коробку с набором сыров. – Пойдемте в ваш кабинет, вкусим новую продукцию Сарагетской долины… У вас ведь есть кабинет?
Сестры остались одни в гостиной. Вера приобняла Аннет одной рукой, держа сына другой.
– Здорово, что у тебя все в порядке. В порядке же?
– Все отлично, – заверила та, пощекотав малыша и присев на диван, Вера расположилась рядом. – Я хожу в школу, специализируюсь на программировании. И даже под мальчика косить не приходится: чиновники от образования соревнуются, кто лучше угодит генералу из Главного управления службы охраны безопасности. Папа обещал, что я потом смогу у него работать. Выбираю между дюжиной женихов, готовых к этому. Развлекаю папину жену регулярными когнитивными диссонансами. Ты, я так понимаю, тоже классно устроилась. Красивые наряды, – она окинула многозначительным взглядом Верино платье, – новый ребенок… К науке еще не остыла?
– Смеешься? – вскинулась Вера. – Как можно? Во Вселенной столько загадок! Мы с Оге недавно статью написали… Ну да, тебе это неинтересно. В общем, у меня все так, как я и хотела. Только мамы нет, – с горечью произнесла она. – Ты была с ней почти до самого конца, расскажешь?
Аннет порылась в вазочке, выбрала конфету, с удовольствием слопала. Кое в чем она осталась прежней.
– Для этого я и приехала, Верка. – Тон был непривычно серьезным. – Подумала, что ты, небось, все свои серые глаза проплакала, и сказала папе, что надо с тобой встретиться. Прости, что не сразу. Так вот, половина слез была лишней. Наш с тобой папа действительно умер, но мама – нет.
– Аннет, ну что ты говоришь? Безопасники прислали…
– Безопасники увидели то, что мама им подсунула. Но ты же знаешь ее лучше безопасников! Вот и скажи: могла она свалиться с ровной асфальтированной дороги на исправном джипе? Какая бы там ни была зохенова погода!
– Ну… Это правда показалось мне странным.
– Мама сказала мне, что собирается делать. Надурить всех, вот что. Так, чтобы думали, будто она погибла.
– Но зачем? – воскликнула Вера. – Чтобы люди расстроились? Я, небось, не одна плакала.
– Как это зачем? Ты не понимаешь? Тоже мне, ученая-крученая… Чтобы не зависеть ни от кого и делать, что хочет!
А что, это вполне в духе мамы. О том, как принято устраивать судьбу вдов, она всегда отзывалась с возмущением и презрением.
Аннет слопала еще одну конфету и мечтательно проговорила:
– Я, наверное, тоже так сделаю… Когда-нибудь.
Дени разоткровенничался на охоте. Они плыли в лодке втроем – четвертый в лодку не поместился бы, и Тюль остался дома, справедливо рассудив, что брат скоро уедет, и настанет его время. Прямо как встарь, когда Дени был еще маленьким, а младенец Тюль валялся в кроватке. Пацан был тогда неимоверно счастлив и горд, что его взяли на взрослое развлечение. Отголоски того счастья эхом вернулись сейчас, гармонируя со знакомой картиной: папа на веслах, мама сидит на носу с ружьем, молча глядя куда-то в небо со спокойной полуулыбкой, птичий остров в тумане… Только ружье теперь одно на троих. Дени вытащил из сарая свой детский лук – так себе замена, но тоже оружие. Лук участвовал в настоящем бою, когда они с Тюлем добивали пиратов. Значит, и против птичек сгодится.
Они сбили каждый по птахе, лук не подвел. На обратном пути Дени взялся за весла. Мама с папой спорили, чей выстрел был лучше. Не ссорились, просто для куражу. Милые такие… И он поделился:
– Пап, мам, а я подал заявление в Брачную Компанию.
Они обернулись.
– Что, все бабло потратил? – проворчал Хэнк. – Подкинуть тебе?
– Не. – Дени смутился. – Я не про это.
– Он похвастаться хотел, – понимающе произнесла Тереза и попыталась взъерошить ему волосы – но ерошить там нечего, голова выбрита на армейский манер, как у отца, за полдекады волосинки хорошо если на миллиметр отросли. – Представляешь, Билле: когда-нибудь мальчик привезет на эту дачу жену.
– Если звезды сойдутся, – скептически поморщился Хэнк. – Этого можно всю жизнь прождать.
– Пап, ну тебе же повезло! Два раза, вообще немыслимо. Почему мне не может повезти хотя бы раз?
– Это зависит от того, что ты написал в заявлении, парень.
Ильтен многое рассказывал Терезе о своей работе, и она была в курсе подводных камней, на которые налетают наивные мужчины, желающие вступить в брак. У кого-то собственные психологические параметры противоречат пожеланиям. Кто-то подает весьма экзотические запросы, а поставщики в основном ориентируются на усредненного жениха. Кто-то пишет, что ему все равно, боясь не дождаться нужной женщины, если он будет слишком переборчив, и потом получает жену, которая мало его привлекает. Программе плевать, она ищет формальное соответствие. И в этом не ошибается, в отличие от глупых людей.
– Какую же невесту ты заказал, Дени? – Тереза ободряюще улыбнулась. – Колись!
– Ну… – Он отвел глаза. – Чтоб была милая и скромная. И не склочная.
Тереза фыркнула. Так он и знал.
– Я колебался, мам. Но приемщик сказал, таких больше. А потому выше шанс. Вот я и выбрал…
– Ну и сам дурак, – тихо проворчал Хэнк.
– А ты что написал в заявлении? – слегка обиженно спросил Дени. – Скажи, чтоб я понял, как надо!
– Тебе, Дени – не надо, – охладила его Тереза. Хэнк порадовался ее умению переводить стрелки. – Ты не такой, как папа. Тебе до него еще долго расти. А пока для тебя лучше подойдет жена, которая не оторвет твою башку в первую же брачную ночь.
– Значит, я правильно сделал? – Дени с надеждой посмотрел на Терезу.
– Правильно, сынок. Незачем замахиваться на то, что не по плечу. Ты не гляди, что нам с папой смешно. У нас свои предпочтения, а у тебя – свои. Женись на милой скромной девушке да смотри, не обижай ее.
Хэнк вздохнул.
По шоссе пронеслась машина. Без сильного превышения скорости, ничего особенного. И поводов отставить в сторону бутерброды, вновь завести остановившийся на обочине джип и броситься догонять вроде бы нет. Только младшему командиру Рикеру почудился за стеклом знакомый профиль.
Он суеверно скрестил пальцы, отгоняя наваждение, как учила мама. Вот и Пинт говорил… Надо бы скататься в Риаведи, узнать у обитателей, не беспокоит ли их призрак. Хотя сейчас в поселке делать нечего – время осеннее, все дачники разъезжаются, а скорее, уже разъехались. Нужно отложить в памяти и наведаться будущим летом.
Рикер откусил от бутерброда, поглядел в ту сторону, где скрылась машина. Вдоль дороги повеяло холодком.
– Закройте окно, – кинул он Пинту. – Промозгло как-то.
О призраке ничего не сказал. Незачем смущать умы подчиненных. Может, и не ездить с ними в Риаведи? От греха подальше. Написать рапорт, и пусть начальство само решает, что делать с призраком.
Поедешь со мной?
Никогда нельзя расслабляться. Порой дела долго идут хорошо, и об этом забываешь, привыкаешь не оглядываться по сторонам… Надо было сидеть тихо в своем районе, чинить электрику на радость соседям и разводить комнатные цветы в подъезде, ожидая Хэнка со службы. Но нет, приспичило увидеть внука. Он ведь не на другой планете, а рядом, в том же самом городе, пусть и на противоположном его конце. Тереза помаялась, посомневалась и решилась. На всякий случай изменила прическу – заплела волосы в косу, предварительно их осветлив. Доехала на машине только до бара, а дальше – пешком.
Уже возле бара в груди заныло. Неужели сердце? Нет, у Рино приступы выглядели совсем по-другому. Да и с организмом у нее все в порядке, можно воду возить. Просто душа болит. Ильтен любил ходить сюда. Особенно – вместе с Маэдо. Сколько раз она их ругала, что выпивают без нее! Хэнк по барам не ходит, пьет дома: поболтавшись три декады по системе на не слишком комфортном корабле, ценишь домашний уют. И меру соблюдает. Был у него период, когда пил как не в себя – после смерти Лики. Правда, быстро опомнился: служба, дети…
Тереза вздохнула. Если выпить, душевная боль притупится. Она это знала точно, пробовала, еще когда погиб Анджей. Но какой смысл? По факту ничего не изменится, ушедшего не вернуть. А в итоге станет только хуже.
Сколько лет она прожила в этом районе? Шестнадцать? Восемнадцать? Все здесь напоминало о Рино. И о дочерях, но с ними-то все в порядке – даже с Элеонорой, по большому счету. Вот он, дом, окна их квартиры на четвертом этаже, где теперь живет новый сотрудник Брачной Компании. Деревья с желтыми и розовыми цветами во дворе, где она гуляла с детьми… Тереза невольно замедлила шаг, но запретила себе останавливаться. Ни к чему: Рино нет, дочки на Т1; если она и встретит здесь кого-то, то – соседей, а такие встречи не нужны. Умерла так умерла.
Тереза миновала школу, в которой учились Вера и Аннет – небось, господин Арден сейчас на работе, учит уму-разуму очередную порцию лопоухих озорников. Она дошла до его дома, присела на скамейку чуть в стороне, в тени деревьев. Она бывала здесь нечасто – несколько раз всего, когда Арден приглашал в гости к Терао – и не должна была примелькаться.
Сидеть пришлось долго, но ждать Тереза умела. И дождалась: открылась дверь подъезда, и малыш в обнимку с пушистым рыжим иррасом перешагнул порог в сопровождении старенькой няни. Прежде няня казалась Терезе досадным излишеством: зачем нанимать чужого человека, когда есть родная бабушка? Ильтен убеждал ее, что женщине подобает заниматься мужем и детьми, а дети детей – забота их отцов, вот Арден и поступает сообразно. Ха, когда она соглашалась поступать так, как положено женщине? Ей хотелось самой возиться с Терао. Но когда умер Рино, она была бы вынуждена бросить малыша, как фактически бросила Аннет. Умница Аннет понимала, что она делает и почему, а Терао плакал бы, и в конечном счете Ардену все равно пришлось бы срочно искать няню, а в спешке вряд ли возможно сделать хороший выбор. Так что дурацкие традиции оказались к лучшему.
Привстав и осторожно выглядывая из-за кустов, Тереза смотрела, как внук, задорно гикая, катает ирраса по двору в красном пластмассовом грузовике. Сердце переполнялось щемящей нежностью. Ужасно хотелось выйти, обнять малыша, но именно это она не могла себе позволить. Наивный ребенок не сохранит ее тайну, да и няня знает Терезу, нельзя ей показываться.
– Госпожа Ильтен? – Изумление и нерешительность в голосе.
Нечеловеческим усилием воли Тереза подавила рефлекторное желание вздрогнуть. Только плечи напряглись – она понадеялась, что под плащом незаметно.
– Госпожа Ильтен, но как вы…
Она повернула голову. Ну конечно, охранник безопасности. Незнакомый, но это ничего не значит: она может не помнить молодых сотрудников районного отделения, а они все ее видели. Тереза надула губки и промолвила самым жеманным тоном, на какой была способна – максимально отличающимся от резкой манеры общения госпожи Ильтен:
– Вы ко мне обращаетесь, офицер? – Парень никакой не офицер, простой рядовой патрульный, но это госпожа Ильтен разбиралась в знаках различия. – Вы, должно быть, обознались. Я – Лика Хэнк.
Она внутренне передернулась, как и всегда, когда приходилось называться Ликой. Хэнк – ладно, фамилию приобретаешь вместе с мужем, с этим она свыклась. Но примерять на себя чужое личное имя было неловко. Будто крадешь чужую судьбу. Обычно для общения достаточно фамилии, и Тереза не ощущала дискомфорта. Однако этикет предписывал представляться безопасникам полным именем, зафиксированным в документах.
– П-простите, госпожа Хэнк. – У патрульного заалели щеки. – Вы очень на нее похожи. Словно родная сестра.
– Я могу идти, офицер? – Она снова капризно вытянула губки. – Муж не разрешает мне долго говорить с другими мужчинами.
– Конечно, госпожа Хэнк. – Он покраснел еще сильнее. – Извините.
Она отвернулась и зацокала каблуками, старательно виляя попой – как отродясь не делала госпожа Ильтен. Спина взмокла от холодного пота. Тереза не вполне отдавала себе отчет, куда направляется: главное – поскорее скрыться с глаз мента, пока ему не пришло в голову пробить Лику Хэнк по базе. А вдруг он это сделает, когда она уйдет? И увидит, что Лика Хэнк уже семь лет как мертва. Как же ужасно находиться на нелегальном положении! За многие годы она от этого отвыкла, а теперь вновь ожили старые страхи.
Завернув за угол, она стиснула зубы и приказала себе отставить панику. Ни в какие базы этот лопух сам не полезет: ранг не тот. Да и не совершила она, с его точки зрения, ничего противозаконного, чтобы всерьез за нее браться. Походить не кого-то – не преступление. А вот раззвонить коллегам, что видел женщину, похожую на покойную госпожу Ильтен как две капли воды, легавый может запросто. Опера, даст бог, похмыкают и забудут, но ушлые следаки наверняка начнут искать двойника госпожи Ильтен – чисто из желания подивиться на этакое чудо, а то и вовсе из любви к искусству. Проследят операции по карте на фамилию Хэнк, установят маршруты заказанных машин… Блин, вот как тут не паниковать?
Отсиживаться дома бесполезно. Придут, постучат – что тогда делать? Прикинуться, что никого нет? Вскроют дверь. Удрать по балконам? Было дело в молодости, больше не хочется. Надо линять из города. Как-нибудь так, чтобы не выследили. То есть – без машины.
По городу она еще поездила. Все равно засветилась, терять нечего. Купила рюкзак, палатку, походную одежду – не то чтобы этого не было, но все находилось на даче, а до нее еще предстоит добраться. Собрала припасы в дорогу. Заперла квартиру и вышла ночью, убрав волосы под капюшон, чтобы случайные прохожие не пялились на женщину в прикиде лесника, топающую походным маршем по улицам в запретное время.
Груз за спиной немалый, но шагалось легко. Асфальт ровный, ясное небо полно звезд. Ночью по дороге почти никто не ездит, а редкий свет фар виден издалека – есть время спрятаться. После того, как проедет машина, приходится заново привыкать к темноте, но это тоже не проблема. Один раз промчался джип с ментовской мигалкой. Тереза заблаговременно сошла с дороги, залегла в свежей траве – джип пронесся мимо, копы ничего не заметили.
Утром над дорогой сгустился туман, белый, как молоко. Стало зябко, и потянуло в сон. И как назло, вокруг – поля, а по ним ездят какие-то сельскохозяйственные механизмы, то ли сеялки, то ли культиваторы – с этой техникой Тереза не была близко знакома, земледелие ее интересовало исключительно в масштабах огорода. На поле палатку не поставишь. Тереза сделала лишь небольшую передышку: скинула рюкзак, потянулась, открыла термос с горячим чаем и пила, присев на дорожное ограждение, пока глаза не перестали закрываться. А затем снова двинулась в путь.
На серьезный привал она остановилась во второй половине дня, когда чай перестал помогать, и она почувствовала: еще немного – и просто упадет там, где стоит. С палаткой морочиться не стала: дождя не было, а зимняя прохлада на уровне погожего сентябрьского денька на родине – сну не помеха. Расстелила за кустами, чтобы не видно было с дороги, надувной матрас и проспала несколько часов. Никто ее не потревожил. Проснувшись, Тереза соорудила аккуратный костер, согрела и съела банку тушенки. Набрала воды в ручье, заодно умывшись, вскипятила, заварила свежий чай.
Ничего нового она не придумала. Где еще отсиживаться, как не в Риаведи? Вот и Альву с Йоррой там же прятались. Зимой в поселке не слишком уютно и весьма скучно, но лишь потому, что это впрямь тихое глухое место. И главное – совершенно не интересующее безопасников.
День спустя поля сменились рощами, далее перешедшими в леса. Когда едешь на машине, пейзаж меняется быстро, пара часов – и поле стало лесом. На своих ногах понимаешь, что изменения очень плавные, постепенные. В лесу стало попроще. Тереза предпочитала идти по дороге ночью, а когда солнце поднималось из-за верхушек деревьев и машины выключали фары, делаясь невидимыми издалека, она забиралась поглубже в лес, ставила палатку, ела и отсыпалась.
В принципе, в мягком климате Т5 вести жизнь бомжа было бы несложно и где-то даже приятно: ни морозов, ни сильной жары; фрукты, ягоды и грибы каждый сезон, тут и там снуют разнообразные зверьки и птицы, подходящие в пищу… Но хотелось комфорта. Мыться не в ручье, а в горячем душе, а то и поваляться в ванне с пеной. И без электричества грустно. Телефон разрядился – оно, может, и неплохо с той точки зрения, что ее маршрут теперь не отследишь, но в перспективе хорошо бы иметь связь.
Путь до Риаведи занял декаду. Последние два дня моросил нудный дождь, и Тереза порадовалась окончанию марш-броска. Толкнула калитку дачи номер 4, доставая ключи… и остановилась. Вот балда! Если менты будут искать госпожу Хэнк, это как раз второе место, которое они проверят – после квартиры. Сбежала от неприятностей, ага. Нет, оставаться здесь ни в коем случае нельзя. Как же она об этом не подумала?
И что теперь делать? Назад, в леса, к дикой природе? Тереза поразмыслила и малодушно отвергла этот вариант. Выжить в местных лесах не составляет проблемы, но цивилизация милее. Надо просто поселиться в другом доме. Желательно – подальше от дома 4. В поселке есть незанятые дома, да и те, что кому-то принадлежат, зимой пустуют. Например, ее двенадцатая дача. Почему бы нет? Супруги Ясаре точно до следующего лета не приедут, а Тереза привыкла там жить. Решено!
Она закрыла калитку четвертой дачи и зашагала по мокрой просеке к дому 12, раздвигая низко нависшие ветви деревьев.
Глаза Пушка больше не вспыхивали пронзительно-красным, встречая посетителей. Терезе удалось убедить нового хозяина дома не уничтожать скульптуру, но датчик движения он отключил, опасаясь за собственные нервы и психическое здоровье жены. Тереза, вздохнув, погладила металлическую пасть с выдающимися блестящими клыками.
Разумеется, господин Ясаре после покупки поменял замки. Но это не помеха, если знать, что ключ лежит под ковриком на крыльце.
Войдя, Тереза сразу же заперла дверь за собой. От греха подальше. И, несмотря на ночное время, свет включать не стала, чтобы не привлечь чье-нибудь нежелательное внимание. Вроде поселок пуст, но поди предусмотри все траектории случайных свидетелей, мало ли кто забредет. Она сгрузила рюкзак в коридоре – так, чтобы не было видно в окно, – и уснула там же на надувном матрасе, отложив на утро еду, мытье и прочее обустройство.
Тереза старалась соблюдать осторожность. В смерти госпожи Ильтен менты были уверены, но они могли предпринять поиски госпожи Хэнк. Она хоронилась, как могла, тщательно запирала двери и маскировала следы своего присутствия. Выходя на рыбалку – припасы кончились, а охотиться без ружья не получалось, – лодку не брала, ловила мелкую рыбку с берега. Посматривала за дачей номер 4 из зарослей, прислушивалась – не доносится ли с дороги сирена автомобиля копов. Но за декаду ни единая душа не потревожила покой Риаведи. Тереза расслабилась. Не настолько, чтобы пренебречь мерами безопасности, но ждать незваных гостей перестала.
Тут-то они и явились.
Внедорожник подъехал практически бесшумно и незаметно, не включая ни сирены, ни мигалки. И вовсе не к четвертой даче, а аккурат к двенадцатой. Тереза по счастливой случайности бросила взгляд в окно и обомлела: в калитку входил эксперт Гьюл. Недомытая тарелка чуть не выпала из рук, нарушая тишину непозволительным звоном. Тереза резко закрутила кран, осторожно поставила тарелку в раковину и попятилась от окна, не отрывая глаз от невысокой худощавой фигуры эксперта в темной куртке. Что же я делаю, одернула она себя. Нельзя смотреть на него, он может почувствовать взгляд! Надо спрятаться. В шкаф? Под кровать?
Гаатта Гьюл приехал в Риаведи один. Он не стал напоминать ни своему начальнику Ортнеру, ни ноккэмскому шефу Руани, что сегодня ровно год с похорон госпожи Ильтен. Ни к чему бередить им сердца, пусть живут спокойно. Но сам он помнил крепко. А сердце… Пусть ноет, от памяти он не откажется.
Гьюл выключил мотор, и стало очень тихо. Ни человека, ни зверя. Даже птицы не поют – не сезон. Мокрая трава, мокрые кусты, через нечастые прутья кованого забора видны лужи на дорожках, посыпанных кирпичом.
Спрашивать разрешения у нынешних хозяев дома он не собирался. Какой смысл? Они в городе, дом пуст. Согнув проволоку, эксперт ловким отточенным движением отпер замок на калитке, повесил его на одну петлю, не закрывая, и вошел во двор. Помахал рукой железному чудищу по имени Пушок, но оно не замигало в ответ красными светодиодами. Наверное, батарейка села или вовсе снят датчик, а кажется, как будто Пушок умер, не вынеся гибели хозяйки.
Гьюл подошел ближе, к холмику, насыпанному возле мертвого монстра. Здесь они с Ортнером и Руани год назад похоронили госпожу Ильтен. Земля почти осела, но место еще заметно. Он наклонился и положил на могилу охапку красных цветов – тех, что при жизни госпожа Ильтен так любила получать в подарок. Он давно подметил: за цветы она и простит глупые, с ее точки зрения, слова, и лишний раз улыбнется. То есть теперь уже не улыбнется… О свет небесный, ну неужели этот господин Ильтен был так незаменим, чтобы не захотеть жить без него? Неужели новый муж не сумел бы развеять ее тоску?
Он сказал это вслух. Среди коллег Гаатта Гьюл считался сухим и безэмоциональным лишь потому, что просто проявлял сдержанность. Кому какое дело, что за страсти раздирают его душу? Вот он и приехал в одиночку, без сослуживцев и приятелей, чтобы никто не мешал его чувствам.
– Ну зачем? – спросил он у пространства. Он много раз задавал этот вопрос мысленно, но оно, конечно, опять не ответило.
Глупо было бы ожидать, что именно его выбрала бы программа ее новым мужем. Но не так важно, кого. Печаль Гьюла была бескорыстна. Важно, что Тереза Ильтен должна была остаться жить.
– Что же ты наделала? – прошептал он и сморгнул слезу.
Он не понял, что заставило его повернуться и посмотреть на дом. Ощущение чужого присутствия? На какую-то секунду ему померещилось в окне ее лицо. И тут же исчезло. Было ли? Влага в глазах искажала картину, деформировала очертания.
Гьюл взошел на крыльцо и подергал дверь. Заперто, разумеется. Хозяева не оставят дом на зиму открытым. Он обошел строение по периметру, заглядывая в окна первого этажа. Интерьер был полускрыт дурацкими занавесками в оранжевый ромбик – госпожа Ильтен ни за что такие не повесила бы. Но из того, что удалось разглядеть, становилось ясно: в доме пусто. Ни разбросанных платьев, ни забытой на столе чашки, ни пледа или подушки, небрежно брошенных на диване. Порядок, скучный и нежилой. Он видел призрак, иначе и быть не могло. Вот и патрульные твердили о привидении.
Когда-то давно тут тоже водилось привидение. Девушка, замученная маньяком. Это госпожа Ильтен позаботилась о том, чтобы избавить бедняжку от посмертных страданий. Теперь пришла пора позаботиться о ней. Надо провести ритуал, так Гьюл помнил, только не знал, в чем он заключается. Но начальство наверняка знает. Нужно писать рапорт. Будь он проклят, если не сделает для упокоения души госпожи Ильтен все, что можно.
Никогда бы не подумала, что Гьюл такой романтик. Среди циничных криминалистов он слыл самым бесчувственным сухарем. За то и ценили эксперта, способного спокойно есть бутерброды рядом с растерзанным на кусочки трупом и, не меняясь в лице, ковыряться в куче отрубленных ушей, выискивая нужное. На людях Гьюл был замкнут, а в высказываниях ироничен с явным креном в сторону черного юмора. Сейчас, не подозревая, что за ним наблюдают, он казался совсем другим человеком. Тонко чувствующим, ранимым… и влюбленным. Терезе стало неловко. Захотелось утешить: не убивайтесь, я жива и здорова… Нельзя. Он мигом превратится обратно в непрошибаемого профессионала. Настрочит рапорт, и все будет плохо.
Но подавить смущенную улыбку она не смогла. Наверное, все они были немножко влюблены – те мужчины, которые попадали в ее окружение так или иначе, по службе или по соседству. В кого им еще влюбляться, если рассудить здраво? Некоторые даже осмеливались заговаривать о возможности реализации своих чувств, но большинство помалкивали, скованные этикетом. Теперь же, после ее смерти, наедине с собой, можно дать чувствам волю. И корить самого себя, что поздно.
Кажется, она высунулась из-за занавески больше, чем было безопасно. Гьюл замер, напряг спину. Потом повернулся, и на какой-то миг их глаза встретились. Тереза похолодела. Упала на пол, прижавшись к стене, словно спасаясь от излучения ядерного взрыва, и молясь, чтобы Гьюл счел происшедшее играми подсознания. Она слышала, как эксперт ходил вокруг дома и заглядывал во все окна, как пытался войти – хорошо, что она не изменила параноидальной привычке запираться изнутри и наводить строгий порядок, противоестественный для жилого помещения.
А ведь если бы он сумел войти, то непременно заметил бы мокрую тарелку в мокрой раковине. Как бы хорошо Тереза ни пряталась, эксперт обязательно сделал бы вывод, что вода не могла не высохнуть с лета, а значит, в доме кто-то есть или недавно был. Уж эти следаки, ничего не пропустят!
Хотя, если он так влюблен, может, не стал бы ее сдавать? Тихо порадовался бы, что она жива… Нет, не стоит думать в этом направлении. Слишком велик риск. Гьюл все-таки не Маэдо.
– Нужно писать рапорт, – произнес эксперт, и Тереза поняла: то, что она считала тревожными временами, было безмятежным досугом. По-настоящему сложное время начнется сейчас, когда рапорт прочитает начальство Гьюла, и сюда припрется целая комиссия, прихватив на всякий случай и следственную бригаду, и группу захвата, и ритуалистов для упокоения призрака. Блин! Ну почему Тереза так неосмотрительно маячила в окне? Надавать бы себе по бестолковой башке, но после драки кулаками не машут.
Гьюл уехал, а Терезу до вечера одолевали сомнения и мандраж. Надо и отсюда уходить. Ставить палатку в лесу? Столь примитивный образ жизни не соответствовал ее понятию о счастье. И тоже нет гарантий, что на тебя не наткнутся какие-нибудь охотники. В качестве временной меры она под покровом ночи перетащила свои немногочисленные пожитки в дом номер 10.
С некоторых пор Билле Хэнк возвращался из рейдов с предвкушением. Знал, что его ждут. Подходя к подъезду, принюхивался: какой вкусной едой пахнет из окон? Однако почему-то в этот раз аппетитного запаха он не почувствовал. Ладно, может, Тереза не в настроении готовить. Но для секса у нее всегда есть настроение. Он с трудом заставил себя дождаться лифта.
Щелкнул ключ в замке, дверь отворилась. И, словно отрезвляющая волна, накатило ощущение пустоты. Безмолвие, хоть кричи. Холод, которого не должно быть даже зимой в месте, где живут, – слишком давно не включали обогреватель. И пыль. На полу, на комоде, на раковине в ванной. Все, как раньше, до Терезы, когда он приезжал в пустую квартиру и не знал, куда себя деть. Хэнк поежился. Вдруг пришло в голову, что жизнь с Терезой просто приснилась ему, а теперь он проснулся.
Нет, не может быть! Вот ее платье на кровати, тоже изрядно запыленное. Почему она не закрыла окна? Было бы меньше пыли. Да к зохенам окна, куда она вообще пропала? Он включил телефон и набрал ее номер, номер старого Ликиного аппарата – абонент вне зоны доступа.
Почему она не отвечает? Не хочет общаться? Решила уйти от него? Вроде он ее не обижал, но это же Тереза. Она могла вообразить, что ей не по душе зависимость от мужчины. Или, страшно сказать, встретила другого, получше. Он скрипнул зубами. Нет, вряд ли, она ведь поклялась, что не заведет любовника, и клятва была серьезной, если он что-то понимает.
А может, за ней пришли легавые? Засекли, выследили и забрали. Проклятье! Этого она больше всего боялась. Но опять непохоже. Она легко не сдалась бы, в квартире валялись бы штабелями чужие трупы, а если бы это произошло на улице, весь интернет пестрел бы новостями о кровавой разборке. И его, Хэнка, встретили бы с наручниками у трапа корабля и арестовали, обвинив в краже женщины. Нет, до нее не добрались. Но где она тогда?
